Наталья Алфёрова. Возвращение

Конкурс Копирайта -К2
Участник 1.
Имя участника – Зимородок
Название - Возвращение
13 тыс. зн.
Картина - 1. Б. Угаров. Возвращение. http://pobeda1945-art.ru/gal4/1_1_16-9.htm



Война нам швырнула на плечи
Шинель из разлук и потерь,
Но всё же, в счастливую встречу
Ты верь, обязательно верь.


   - Маришечка, солнышко моё! Ну сил больше нет по этой твоей выставке таскаться, пошли домой, - молодой мужчина заискивающе вопросительно смотрел на спутницу. Желание быстрее выбраться из наводящего тоску музея искусств боролось с опасением обидеть беременную жену.
   Капризно выпяченная губка сигнализировала, что опасение было не напрасным.
 - Саша, как ты не понимаешь! За всю историю нашего города это всего лишь третья экспозиция из Государственного Русского музея. Если бы не сорокалетие Победы и в этом году выставка бы к нам не приехала. Пока все картины не посмотрим, никаких «домой», - Марина была исполнена решимости приобщить к прекрасному будущего малыша и мужа за компанию – начиталась литературы о том, как полезно беременным слушать классическую музыку и любоваться полотнами мастеров.
   Приобщаемые сопротивлялись дружно, но как-то вяло: муж изредка просился домой, а малыш периодически толкался. Но будущая мамочка всё равно была довольна: поход на выставку по сравнению с походом в консерваторию удался. Марина передёрнула плечиками от воспоминаний о громком храпе мужа на концерте Спивакова.
 - Мариш, - вновь завёл страдалец. - Ну не разбираюсь я  в этих абстракционистах, импрессионистах. Ни фига не понимаю!
   Старенькая служительница музея уже поднялась со стула, чтобы сделать замечание некультурно выражающемуся молодому человеку, как тот изваянием застыл перед висящей напротив картиной. На полотне на фоне разрушенных зданий солдат обнимал прильнувшую к нему девушку, простоволосую с трогательными детскими косами. Ноги девушки подогнулись, и она бы упала, не будь мужских надёжных рук. Снег под ногами, летающие в небе птицы, руины – ничего вокруг не существовало для встретившихся после долгой разлуки людей.
 - А это ты понимаешь? – спросила Марина.
 - Это понимаю, - Саша ответил неожиданно серьёзно. - Меня вы вот так с Афгана встречали.
   Марина громко всхлипнула.
 - Что с тобой, девочка моя? – забеспокоился муж и устроил Марину на лавочку напротив картины около уже сидевшего там пожилого мужчины. Она ещё разок всхлипнула и сказала:
 - Вспомнила, как когда ты пришёл, мама твоя закричала: «сыночек!», на колени упала и тебе навстречу по двору так на коленях и поползла.
   Саша погладил жену по голове как маленькую девочку и протянул чистый носовой платок. Сам же машинально потёр шрам у виска.
   - Интересно, а кто художник, - Марина не могла рассмотреть надпись на табличке под картиной.
 - Угаров Борис Сергеевич, - пояснил пожилой мужчина, - а картина так и называется «Возвращение». Вы уж, молодые люди, извините, что вмешался.
 - Да что Вы, - ответила Марина, - спасибо, что подсказали. Я у этого художника «Ленинградку» помню, а вот «Возвращение» не видела.
   Саша тем временем переводил взгляд то на полотно, то на собеседника, и, наконец, спросил:
 - Тот солдат на картине случайно не Вы?
   Пожилой мужчина улыбнулся:
 - Случайно я. По памяти Борис нас с Раечкой писал, а смотри-ка, как похожи. Пока выставка здесь, я ежедневно прихожу и каждый раз удивляюсь. Кстати, меня Сергей Иванович зовут.
 - А я – Марина, муж – Саша, а маленький пока просто малыш, с именем ещё не определились, - женщина тоже улыбнулась. - А Вы знаете художника?
 - Знаю, - кивнул Сергей Иванович, - дружили мы все трое: я, Борис и Раечка. Давно, ещё до войны.
 - Ой, как интересно! – воскликнула Марина. - Первый раз вижу человека, знакомого с настоящим художником. Если не трудно, расскажите о нём, о себе и о Раечке Вашей.
   Марина подвинулась, чтобы и Саша уместился на лавочке. Старенькая служительница незаметно пересела на стул поближе. Сергей Иванович, окружённый благодарными слушателями, сомневался не долго. Почему бы и не рассказать.


   Шестилетний Серёжка послюнявил пальцы и провёл ими под глазами – за слёзы сойдёт. Затем пару раз шмыгнул носом и затянул привычное:
 - Тётеньки, дяденьки, подайте сироте на пропитаньице. Маменька померла, тятю убили. Подайте Христа ради, кушать хоцца.
   День не задался, подавали мало. Серёжка даже возвращаться боялся, опять Ухарь лупить будет. После вчерашнего шухера главарь беспризорников Ухарь отправил на рынок только младших – попрошаек. Щипачи и форточники пока затаились. Серёжку два года назад сам Ухарь на вокзале подобрал. Оставила, бросила его мамаша. Может, надоел, а может от голодухи да безнадёжности.
   Мальчишка попрошайничать не любил, вот щипачём быть – это да! А что, если попробовать, всё равно не подают. Вон и торговка отвернулась. Серёжка схватил с прилавка денежку и кинулся бежать, но был схвачен каким-то дядькой за шиворот, а тут и торговка подоспела.
 - Ах ты, ирод окаянный! Босота беспризорная! – завопила тётка и отвесила ребёнку подзатыльник – аж голова мотнулась. Вокруг собралась толпа.


   Раечка крепко держалась за тётину руку. Сама выпросилась с тётей Тасей на рынок, а теперь боялась потеряться, народищу-то сколько! Ну, сейчас ещё ничего, привыкла, а поначалу девочке дико было после тихой белорусской деревушки попасть в большой город.
   Тётя Тася, когда в гости к ним в Хвойню приехала, всё плакала, да маму уговаривала: забирай, мол, деток, поехали со мной в Ленинград, а то помрёте ведь с голодухи. Батька кулаком по столу стукнул, да на маменьку прикрикнул: «Цыть! Развели сырость. Никуды не поедем!» Тётя ещё больше в слёзы: «Дайте, хоть старшенькую вашу с собой заберу, а то вон – кожа да кости. А станет жизнь лучше, верну».
   Выревела таки тётка Раечку, хоть и на время, а дитё. Своих-то Бог в младенчестве прибрал, а муж в гражданскую погиб. Девочка по-первости наесться не могла. Вот и сейчас сытая, а у тёти выпросила калач купить. Так и шла – одной рукой за тётю держалась, а в другой калач.
   На пути толпа, и увидела Раечка, что мальчишку-беспризорника поймали: чумазый, худенький, в чём только душа держится. Совсем, видать, от голода доходит. Девочка ещё помнила, хоть уже и смутно, как они тоже с маменькой христарадничали.
 - Тётенька, не бейте, он же кушать хочет! – зазвенел над толпой детский голосок.


   Серёжка исподлобья смотрел на нежданную заступницу: тощенькая, косички смешные, платьице чистое, носочки, видно сразу – домашняя. А ишь ты, пожалела. Давно его, Серёжку, никто не жалел. Девчонка смело шагнула к мальчику и протянула калач:
 - На, я только разочек откусила.
   От хлебного аромата рот Серёжки наполнился слюной, он схватил калач и, давясь, начал есть. Над толпой пролетел вздох. Но тётка-торговка не смягчилась:
 - Ишь, волчонок какой, того гляди – укусит!
   Она тряхнула мальчишку.
 - Что творишь-то? – неожиданно вмешался мужчина. Рядом с ним стоял мальчик, по виду ровесник Серёжки, - Не трожь пацана.
 - Да ежели б у тебя этот пацан кошель стырил, я б на тебя посмотрела! – окрысилась торговка.
 - Ты, тётка, не лайся. Я лучше мальца в детприёмник отведу, - мужчина отобрал Серёжку у торговки и крепко взял за руку. Затем повернулся к сыну:
 - Пойдём, Бориска, доставим юного гражданина по назначению.


   - Вот так мы познакомились, - Сергей Иванович вздохнул. Саша с Мариной тоже вздохнули, оказывается, они слушали затаив дыхание. Старенькая служительница утёрла глаза платком, наверное, и своё вспомнилось.
 - А дальше, что было дальше? – не выдержала Марина образовавшейся паузы.
 - Из детприёмника меня перевели в детдом. Но я недолго там пробыл. Бориска с отцом меня навещали. Иногда они брали с собой и Раечку. Оказалось дядя Серёжа, Борькин папа, и тётя Тася в одной бригаде на заводе работали. Тётя Тася обо мне соседям рассказала, у них за год до того единственный сын в Неве утонул. Вот они меня и забрали. Хорошие были люди, мои новые родители. Давно их в живых нет – блокаду не пережили.
   Мы больше с Раечкой сдружились – соседи. Бориска к нам редко приезжал. Когда я первый раз Раечку увидел, думалось: примерная девочка. Мы с этой «примерной» все деревья облазили, все заборы наши были. А заноз умудрялись нахватать! Мама моя для интереса как-то посчитала: тридцать штук, не считая трёх на носу – и это только за один раз.
   Город тогда быстрыми темпами рос. Стройки мы тоже своим вниманием не обделили. Помнится, на стройке одного из стадионов сторож крепко нам уши надрал, даже Раечке, не посмотрел, что девочка.
   Тётя Тася слово сестре данное сдержала, как стала жизнь полегче, племянницу в Белоруссию отвезла, но каждое лето на все каникулы забирала. Мы переписывались, дружбы своей не забывали. Когда конверты подписывал, всегда меня название деревеньки смешило – Хвойня. Потом Раечка после седьмого класса к тёте приехала, учиться в техникуме на ветеринара.
   В мае 1941 года судьба нас разбросала. Боря остался в Ленинграде, меня призвали в армию, а Раечка после окончания учёбы отправилась в родную Беларусь. Она первая отбывала. Накануне её отъезда мы всю ночь гуляли по улицам и говорили, говорили. Сначала Борька с нами увязался, а потом понял, что лишний – домой отправился. Сильно я подозреваю, что друг тоже был в Раечку влюблён, да только где ж ему тягаться с «босотой беспризорной», - добрая улыбка осветила лицо рассказчика, - Меня на Урал служить отправили. От Раечки я до войны всего одно письмо и успел получить. Длинное, обстоятельное. Писала, как работает, как, по её словам, бурёнкам хвосты крутит, как от быка на заборе спасалась. Читал я, и смех знакомый, как наяву слышал. А дальше она жизнь нашу совместную на много лет вперёд распланировала, да ещё себя похвалила, мол, какая молодец, что тебя в любви заставила признаться. Да я ей и так на ночной прогулке собирался признаться, но Раечка девушка шустрая – опередила.


   Сергей смотрел на свою спутницу не отрываясь, стремился запомнить улыбку, жесты, каждую чёрточку подвижного лица.
 - Можно подумать, не Бориска, а ты мечтаешь стать живописцем! – засмеялась, не выдержав пристального внимания, девушка.
 - Да, с моим умением рисовать только в художники! – отозвался Сергей, после чего рассмеялись оба.
   История с уроком рисования давно стала притчей во языцех. Ещё в пятом классе Серёжка умудрился нарисовать кувшин так, что старенькая интеллигентная учительница схватилась за сердце и сказала: «Сергей, я буду ставить Вам в четверти тройки, только никогда больше не беритесь за карандаш или кисть».
   Резко похолодало. Сергей снял пиджак, накинул на плечи спутницы и высвободил попавшие под него косы.
 - Надоели эти косы, приеду домой, подстригусь, - тряхнула головой Раечка.
 - Нет, даже не думай, - вырвалось у парня, - такие красивые волосы. С косами ты просто красавица.
 - Так, значит без кос я некрасивая? – грозно спросила девушка, хотя в глазах прыгали озорные чёртики.
 - Ты всегда красивая, но косы не режь, - ответил Сергей.
 - Никаких сил не хватит с тебя признания вытрясать, - вздохнула Раечка. - Вот сказал бы хоть раз: «Я люблю тебя», даже не всерьёз, в шутку, а всё равно приятно бы было.
 - Почему в шутку, я тебя по-настоящему люблю! – возмутился парень. А Раечка неожиданно закружилась на месте:
 - Ты слышал, мост? Вы слышали, каменные львы? Я заставила его это сказать!
   Потом подбежала к Сергею и обвила его шею руками. Пиджак упал на тротуар, но целующейся парочке было не до него. И кто кого первым поцеловал – так ли это важно?
   Перед самой отправкой поезда Сергей сказал:
 - Когда я вернусь из армии, приеду за тобой. Ты только дождись!
 - Я буду ждать твоего возвращения, любимый. Что бы ни случилось, обязательно дождусь.


   - А когда Вы вернулись за ней? Ведь Вы же вернулись? – голос Марины почему-то стал тревожным.
 - Я вернулся, - подтвердил Сергей Иванович, - в сорок пятом, после демобилизации. Впервые увидел деревушку со смешным названием Хвойня, вернее то, что от неё осталось.
 - А Раечка? – спросила служительница.
 - В марте 1942 года каратели сожгли деревню Хвойня с её жителями. Раечка погибла вместе со всеми.
 - Но как же встреча, как же картина? – почти закричал Саша.
 - Наверное, художник не знал? – спросила сквозь слезы служительница.
   Сергей Иванович тяжело поднялся с лавочки, опираясь на трость.
 - Борис знал, - сказал он. - После Белоруссии я вернулся в Ленинград. На месте нашего дома была воронка, а родители мои и тётя Тася ещё до того как дом разбомбили, обрели вечный покой в братской могиле на Пискарёвском кладбище. Тогда мы с Борисом не встретились – он воевал на Дальнем Востоке. И рванул я на Урал к своему старшине, он сразу с собой звал. Через двадцать лет про меня, как про лучшего сталевара напечатали статью в «Правде», тогда-то Борис меня нашёл. Переписывались, он в Ленинград звал, но я даже в гости туда не могу поехать, там каждый дом, мост, фонарь напоминают о тех, кого потерял.
   А Борису я очень благодарен за то, что он подарил нам с Раечкой эту встречу, хотя бы на картине.

   Ты вернулся. Нежно обовью твои ноги позёмкой, холодным ветерком коснусь губ в лёгком поцелуе, упаду на щёки снежинками и растаю, слившись со слезами. Не плачь, любимый. Ты вернулся и должен жить за нас двоих. 
   

© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2012
Свидетельство о публикации №212102400383

Рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2012/10/24/383