Второе Я

                Второе Я
       
          … Мария Колечкина, тридцати лет от роду, шла  домой к своему отцу, военному пенсионеру Илье Матвеичу Колечкину. Женщина шла не одна – вела интересную гостью, как ей казалось. Даже слово «интересная»  было  не совсем правильным. Уникальная, как минимум. Как же обрадуется отец! Появление Лили произведет настоящий фурор.
              Мария торжественно поднесла руку к звонку, еще раз ободряюще глянула на свою попутчицу. Но та явно не разделяла торжественности момента, и более того,  чувствовала себя неуютно. Подло так, исподтишка,  добавился озноб. Лилин вид выражал  неуверенность  и острое сожаление, что она вообще согласилась ехать с Машей - ведь обратного пути не было. На лбу вылезли две параллельные морщинки, как бывало с ней в минуту особого сосредоточения. Зря она затеяла эту поездку в чужой город, зря она влезла в эту авантюру. И что?  Теперь  стоит она перед страшненькой, обитой дерматином дверью, абсолютно не представляя, что за этим последует. А Мария, не желая замечать Лилиных душевных метаний,  с радостным предвкушением уже  давит  на звонок. Два отрывистых, один длинный. Наивная, думает, будет все, как в мыльном бразильском сериале – приторно и неестественно.
                За дверью послышались шажки Колечкина. Так ходят подслеповатые люди, осторожненько шаркают. Лиля чуть не умерла от страха. Если бы ее ватные ноги умели сейчас бегать, она бы дала старт, да такой, которому позавидовал бы олимпийский бегун из Камеруна. Ей было интересно увидеть Колечкина, но страх оказался гораздо сильнее.
              – Иду, иду, Марусенька. – Илья Колечкин всегда называл свою дочь Машу Марусенькой. Или просто Марусей. Он воспитал ее в одиночку и прекрасно знал, что это она пришла к нему. – Ну здравствуй, родная. А кого это ты с собой привела? – Он был одет в щеголеватую  пижаму с отворотами. Микроскопический  карман на груди показывал вторую половину очков с большой  диоптрией. Без этих очков он практически не видел, поэтому «вторые глаза» всегда имел при себе. Пока женщины проходили, разувались, Илья Матвеич все же нацепил очки на нос и пристально глянул на Лилю огроменными голубыми глазами. С ним тут же произошла удивительная метаморфоза:  кровь отлила от лица так, как будто специалист по освещению в области кино провел вниз прожектором. Колечкин стал хватать воздух ртом, как карп, только что покинувший обычную среду обитания. Сходство с карпом еще придавал  большой рот и выражающие ужас круглые, широко расставленные глаза, увеличенные диоптриями. В довершение ко всему, пенсионер не справился с нахлынувшими эмоциями и внезапно брякнулся в обморок на цветастую полосатую дорожку прихожей. Маша и Лиля подхватили его и утащили на диван. Для суховатой фигуры, весил он неожиданно много. От такого поворота дела они, не сговариваясь, перешли на шепот.
– Ну вот, а я что тебе говорила. Разве можно такие сюрпризы делать? Ты должна была его подготовить, хоть намекнуть немножко! Слушай, Маш, может скорую вызовем? – предложила  Лиля. Маша отрицательно помотала головой.
            – Он ненавидит скорые, я уж не знаю почему. Считает, что от них толку нет.
  – Странный человек.
            – Слушай, прости, Лилька, я и правда не знала,  что он так воспримет. Я думала, он кинется тебя обнимать.
            – С чего это?  Кто я ему?
            – Ну, так мое воображение рисовало, – обошла Маша щекотливую тему. – Хотелось, чтоб так было. – Маша наконец отыскала нашатырь в аптечке отца.
            – Маш, ты пока родителя в порядок приводи, а я на стол соберу. – Лиля стала доставать из сумки хурму, виноград и бутылку сухого красного вина и кусок сыра, а Маша с флаконом нашатыря подошла к бледному отцу.
Из комнаты наконец-то появились признаки жизни. Резкий запах нашатыря сделал свое дело, Маша усадила отца на диване, подперев спину подушкой. До Лили стали доноситься  сдавленные всхлипывания. Илья Матвеич, очнувшись,  проявил вторичные признаки потрясения – стал плакать. Лиля собралась с духом и пошла на звук. Пенсионер  снова оглядел ее и сказал:
            – Как же…. Натуська…. Откуда?.. И Маруська молчала…
            – Я Лиля. Лилия Сергеевна Алехина.


Х                Х                Х


Все началось с Розки Агеевой, Машиной подруги. Розка была  нечто. Она постоянно влипала в различные истории. А бывало, и Машу втягивала. Если в городе кто-то попадался на происки телефонных мошенников, это была Розка. Если в автобусе у кого-то крали документы, то обязательно у Розки. Если она с кем-то знакомилась, то обязательно с альфонсом, или человеком необычайной судьбы, применительно к которому ни у кого не существовало универсального рецепта, как с ним жить, или как реагировать на его  поступки. Розке можно было книгу написать под названием:  «Как я жила с людьми необычных профессий». В этом списке был трубочист, разведчик, кругосветный мореплаватель. Вот скажите,  где в наше время можно найти трубочиста, причем настоящего? А Розка где-то находила. И не смотря на такое обилие в своей жизни мужчин, по-прежнему тянула лямку матери-одиночки и воспитывала семилетнего хулигана Кольку.
             Сколько раз она попадалась в различные лохотроны, точно даже Маша не знала. Но неудержимая вера в хороших людей и радужный оптимизм делали Розку доброй и глупой одновременно. Она, легкая на подъем и доверчивая,  тут же загоралась от кажущихся выгодными предложений. Розка не делала никаких выводов из происходящего, не становилась осторожнее, подозрительнее.   
              Маша в тот поворотный день вышла из душа, закуталась в махровый халат, утопла в кресле и стала есть бутерброд с колбасой. Позвонила Розка и сразу, без предисловий затянула плаксивым голосом:
               – Машунь, ты мне подруга, или шиш с маслом?
               – Розка, во-первых, привет. Я  чувствую лопатками, что тебе что-то от меня нужно.
              – Мне?! – натурально оскорбилась Розка. – Почему сразу - нужно? Что я просто так подруге позвонить не могу? Все. Я на тебя обиделась.
              – Розка, я знаю тебя с шести лет, – напомнила Маша и откусила большой кусок батона с ароматной чесночной колбасой. – Говори сразу, что нужно. Предположу: у тебя сломался фен, а вечером надо идти в филармонию и поэтому я должна сопроводить тебя в магазин, так как твои карточки со скидками сперли в автобусе. Не угадала? Тогда ещё один вариант: ты нашла себе мужчину с тремя ногами и двухметровой спиной, по профессии он разгонятель облаков. – Розка обиженно задышала.
             – Не доставай меня, Машка, у меня и так судьба тяжелая. Ты же помнишь, я тебе рассказывала про Игореню? Ну так вот.  Он зовет меня замуж, а я не знаю, соглашаться, или нет.
             – Твой Игореня какой-то мутный, не нравится он мне. – Но Розка пропустила эту фразу мимо ушей и продолжала, как ни в чем не бывало: – Завалил  меня подарками с ног до головы. Кольцо золотое принес…. А помнишь тот сотовый телефон, который я тебе показывала?
             – Тот серебристый? На который ты меня фотографировала?
             – Ну да, это Игореня мне принес его. Слушай, Маш, кажется, он как раз тот единственный.
            – Кто, телефон? – не поняла Маша.
            – Да Игореня, дурочка!
             – Розка, а ты его любишь? – не обиделась Маша, а лишь удобнее устроилась в кресле. – Ты чувствуешь между вами особую искру?
             – Господи, где ты понабралась этой пошлости?  Я сейчас вообще не об этом…
             – А как же ты жить с ним собираешься?
             – Так я не собираюсь. Мне гарантии нужны. Кольке скоро уже в армию, а я до сих пор в поиске…
            – Кольке только семь, – захохотала Маша.
            – Ну и что, – сладким голоском сказала Розка. – Знаешь, как время быстро летит?  Поэтому я нашла гадалку, чтобы узнать, что меня ждет и с кем, – торжественным голосом сообщила  Розка. 
             – Чего? – опешила Маша.
             – Гадалку! – повторила  Розка.
             – Ну, знаешь! – возмутилась Маша, которая уже догадалась, кому придется сопровождать Розку  к очередной шарлатанке, потому что не шарлатанку Розка найти не могла. И вообще, у Маши есть куча дел поинтереснее, чем смотреть, как Агееву надувают в очередной раз. – Роз, ну зачем тебе это? Ты сама себя превзошла! – Но Розка решительно перебила подругу:
             – Машка. Да ты понятия не имеешь,  та женщина  всем правду говорит, ни одного промаха! Что бы ты сейчас не говорила, я все равно пойду! С тобой, или без тебя! – Маша прекрасно знала эту воинственную интонацию. Это чуть позже  будут слезы, занимание денег на завтраки Кольке, разочарование, а сейчас Розку не переубедить ни за что.
            – Знаешь, что она Фаине нагадала? – с воодушевлением болтала подруга.
            – Розка, и знать не хочу! Деньги тебе некуда девать! Или, хочешь сказать, она бесплатные сеансы устраивает?
           – Нет, конечно. А мне и никаких денег не жаль, лишь бы судьбу узнать. Сколько я одна Кольку буду воспитывать? Мальчишке нужен строгий отец. Представляешь, что он мне заявил на днях? «Мама, если ты еще раз на меня руку поднимешь, я найму адвоката!»
А ему только семь! Не справляюсь я с ним! Благодаря тебе, Колька засадит меня в тюрьму, потому что подруге, видите ли, гадалки не по душе!
             Маша рассмеялась. В этом заявлении была вся Розка. Полное отсутствие логики и причинно-следственных связей!
          –  Маш, – продолжала нудить горе-подруга, – просто сходи со мной и все! Никто тебя не заставляет тоже гадать, денежки тратить. Ты меня просто подождешь, мне с тобой спокойнее будет. Чтобы не обманули и все такое…
            …. И вот через неделю Маша сидела  в тесной прихожей у гадалки, потомственной ведуньи Агаты, о чем гласили многочисленные дипломы, развешанные по стенам. Маше вообще показалось странным наличие дипломов. Как можно защитить диплом по белой магии? Своим изобретательным  умом она тут же представила, как Агата тянет экзаменационный билет, а там написан вопрос: снимите сглаз со второго экзаменатора слева. Маша не успела, как следует,  развить тему, потому что Розка с озадаченным видом вышла из комнаты. Агата проводила ее и вскользь обратила внимание на Машу. У Агаты были черные, как смоль, пушистые волосы, собранные на затылке в конский хвост. Зеленющие глаза смотрели со значением, у верхней губы чернела родинка в форме трилистника. Одета она была в боливийский балахон в желто-красно-коричневых тонах, а на пальце ее был такой перстень, который больше походил на бинт в стразах. Зеленые глаза впились в Машу:
              – А вы не уходите пока.
              – Я не гадать пришла, а с подругой.
              – Я знаю, знаю. Просто ваш случай очень интересный, редко такое бывает. Вы не бойтесь, денег не надо. Итак, вы  заметили, что на работе не ладится? В душе пустота живет, как будто не хватает чего-то? Заметили?
             – Ну, в общем…. Извините, ради бога, но это стандартный набор. Так любому можно сказать. Я не верю, только не обижайтесь.
             Агата рассмеялась приятным грудным голосом. – Если бы я на все внимание обращала, обижалась на любое недоверие, так мне и работать  было бы незачем. – Она вдруг посерьезнела, и у неё снова стал взгляд острый, как булавка. – Вы ведь Мария, правильно я почувствовала ваше имя? Я вам скажу так: ищите свое второе Я.
– Как это? – не поняла Маша и вдруг испугалась. До этого все напоминало дешевый спектакль, а теперь в воздухе запахло чем-то  серьезным, неподъёмно серьёзным.
– Вы все узнаете, я вижу  и это. Этот год будет полным необычайных открытий и перемен. Сначала будет ощущение топтания на месте. И даже разочарование и желание все бросить. Но смена места на железной птице прояснит все. Найдете второе Я, и все у вас переменится к лучшему, вот увидите. До свидания.
  Подруги вышли на улицу, обе под впечатлением от визита к Агате. Каждая по-своему проявляла эмоции.  Розка всю дорогу без умолку трещала, а Маша закрыла рот на замок, дабы осмыслить сказанное.
– Представляешь, не мой типаж Игореня, не мой! Я как знала! Сомнения были. Нет, я конечно на что-то рассчитывала, думала, Кольке отец будет. Но Агата сказала: вижу, если замуж за него пойдешь, проблем не оберешься, передачки в тюрьму носить будешь, ведь он редкой квалификации. Я тебе, Маш, не говорила… Гробокопатель он. Добывает коронки, кольца…. Я знала, чувствовала, что он нечист. То портсигар чеканный принесет, то часы командирские …
 Тут Машу озарила неприятная догадка, от которой она похолодела:
 – И сотовый оттуда?
  Розка заерзала, глаза забегали. И она громче обычного выкрикнула:
             – Да все оттуда…. Да что ты как маленькая, Машка?  С кладбища, конечно! Знаешь, как сейчас деточек богатеньких хоронят? Все с собой кладут, как фараонам…
 – Розка! Ты все знала и встречалась с ним? Ещё меня на тот телефон фотографировала! Да как ты его вообще в руки брала, к уху подносила?!  Я, конечно, понимаю, тебе замуж охота, но не за вандала же! Ещё и к гадалке пошла, совещаться, как будто сразу не понятно! Рассчитывала, что она скажет: «Он парень-то хороший, но есть небольшая вредная привычка – он немножко могилки вскрывает»? Да тут сразу понятно, что он не твоя судьба! Или тебе нужно, чтобы из телефона опарыш вылез и на ухе повис?
– Сама ты опарыш, – надулась Розка. – Я его спиртом протерла. Тому парню, у которого его откопали, он уже без надобности.
– Пойди и зарой его, где взяла. С кладбища вообще ничего брать нельзя, такое поверье есть у христиан, навлечешь на свой дом беду! Вообще ничего и никогда. Даже если ты поминаешь кого-то и лишние продукты остались, их не забирают с кладбища! –          Розка с подозрением глянула на телефон и тут же припомнила их с Колькой утреннюю ссору. Наверняка, виноват был сюрприз с того света.
 – Ладно, избавлюсь. Видно, такова моя карма,  – решила блеснуть интеллектом Розка.  – Ты права, Маша.   Не нужен нам с Колькой ни Игореня, ни подарки его червивые. Ещё Кольку к гробокопательству приучит. Ох, и дурочка я, не научилась до сих пор в мужиках разбираться. Обязательно обжигаюсь! Ну, обязательно! Мне сказала Агата, скоро я познакомлюсь с Костей. Вот с ним можно и в огонь, и в воду, и в разведку…
 – В медные трубы, – спокойно поправила Маша. А Розка внимательно-внимательно посмотрела на нее и вкрадчиво спросила:
– Слушай, Машка, а чего ты такая  странная?  Я тебе тут всю дорогу душу выворачиваю, а ты… Подруга называется. Ведь Агата тебя тормознула и что-то сказала, да?
– Да, Роз, сказала. Но прежде хочу у тебя спросить: ты ей моё имя говорила?
– Нет, не помню…,– задумалась Розка. – Точно – нет! Я теперь вспомнила. О тебе речь вообще не шла.
– Странно… Роз, Агата сказала  мне, чтобы я поискала второе Я.
– Чего?
– Второе Я. Я сама не могу понять, что это значит. Ничего хорошего в голову не приходит. Я что, человек с двойным дном? Либо я страдаю раздвоением личности, либо  профессионально не на той работе нахожусь…
– Ну конечно! – воскликнула Розка, ненавидящая решать задачи, тем более чужие. Ты явно работаешь не тем, кем должна. Смени профессию библиотекарши хотя бы на методиста или там архивариуса, а то твоя смешная зарплата видна даже гадалке. Небось, она и денег с тебя не взяла.  Видит, клиентка худющая, как палка, плащишко на ней висит, туфлишки стоптаны, беретишко в катышках – что с неё взять? Одна достопримечательность - глаза синие на пол лица…
          – Я гадать и не собиралась, – напомнила Маша. Но неисправимая Розка уже перескочила на другую тему и завела бесконечный  разговор о будущем мужчине своей мечты – Константине. Что поделать, такова Розка.


Х                Х                Х

            Маше было, над чем поразмыслить. Целую неделю она провела в муках над разгадкой проблемы второго Я. Отчего Агата не подсказала, что это значит? Могла бы конкретнее сказать, а то говорит загадками…. Под глазами Маши залегли  синеватые круги, волосы как-то потускнели. К болезненной худобе эти все изменения красоты не добавляли. Хватит изводить себя, решила Маша. Таяла очередная бессонная ночь.
           На линии горизонта вспыхнул  тонкой полоской пронзительный  рассвет. От лучей восходящего солнца небо стало преображаться, расправляться и дышать полной грудью. Свет внезапно нахлынул,  и залил собой кухонное окошко. Обещался отличный день.
           Маша была сегодня выходная и поехала  в гости к тетке Софии, развеяться. София была  старшей сестрой ее мамы и в последнее время, судя по телефонным жалобам,  не ладила со здоровьем. То давление подскочит, то ячмень на глазу выскочит. В целом-то София была крепкой старушкой с прекрасной памятью. Из крупных недостатков у тетки был один: несдержанный язык. Порой возникало впечатление, что язык Софии жил сам себе, был неуправляем, что хотел, то творил.  Она, абсолютно того не желая,  периодически ругалась с соседками, с управдомом  и даже просто в магазине обязательно умудрялась сболтнуть лишнего. В результате, даже при ее правоте, люди обижались и старались поменьше общаться с несносной теткой. По большому счету языкатую родственницу могла переносить только тихая и спокойная Маша. И старый верный кот Софии – Кардинал. Маша всегда знала: в  глубине души София добрый человек, просто жизнь после смерти мужа Степана постоянно требовала от неё каких-то жертв, к которым она была непривычна. Она жила за Степаном не просто, как за каменной стеной, а как за  Великой Китайской стеной! И осознала это лишь с его потерей. Вот, где она ощутила приземленность бытия.  Приходилось осваивать новую, доселе неведомую ей науку: в одиночку решать все проблемы. А ведь как раньше жила! Многие так хотели бы жить. Всё было у Софии: и курорты, и личная портниха, и первые огурцы с рынка. А теперь что? Существование на пенсию. Вот и испортился характер. Даже сейчас в квартире Софии остались  атрибуты прежнего блеска: хрусталь и ковры. По сегодняшнему мнению Маши, совсем не модные. Она предпочитала минимализм в обстановке. Маша выкрасила стены своей квартиры в абрикосовый цвет. Шторы Маше заменили новомодные жалюзи. Когда-то  тетка за жуткие тысячи купила эту мрачную полированную стенку. А в квартире Маши был  лишь комод, в который, вы не поверите, помещалось все! А теткина стенка, представляла собой,  не сказать иначе, пылесборник и хламохранилище и памятник безвкусице советских мебельных фабрик.
           …  София всегда любила, когда приходила Маша. Она всегда жалела племянницу, оставшуюся без мамы с первого  дня  своего появления на свет. София искренне считала, что Машина страсть к минимализму - плод квадратно-казарменного воспитания военного отца.
              София  любила мысленно переноситься  в то время, когда родилась Маша. Даже просто потому, что у нее тогда был любящий муж, богатая жизнь, и Машино рождение совпало с золотыми годами.  Рассказывала София о том времени  запоем, с воодушевлением, погружаясь в прошлое без остатка. А Маша слушала истории Софииной молодости и своего детства, подперев лицо ладонями и с выражением мечтательности, ведь от Ильи Матвеича невозможно было довиться ничего.
            В доме тетушки, сколько Маша себя помнила, пахло пирогами. Раньше она пекла их для Степана. А после его смерти для себя. – А что? – Говорила София. – Пирог-это универсальное блюдо. И картошка тебе, и хлеб, и мясо.
      
            …И вот Маша сидела в этот миг на кухне у Софии.  На руки к ней  тут же прыгнул кот Кардинал и стал требовать, чтобы его гладили. Маша любила животных, тем более Кардинала за его добрый нрав. Она гладила шелковистую белую шерсть и попутно рассказывала тетке о том, что случилось с ней за последнюю неделю. Маша не забыла и о гадалке. Она словно вновь очутилась у Агаты и  стала рассказывать в лицах. Повторяла все фразы, копировала выражение лица гадалки. Маша полностью погрузилась в рассказ, ведь помнила каждое слово и не очень следила за реакцией Софии. А между тем тетка испугалась. Но, быстро справившись с собой, она прищурилась:
           – Как она сказала? Второе Я? Гм-м… Интересно…
           – Более чем. Я бы могла не обращать на ее слова внимания и жить, как прежде.
Но что-то подсказывает мне, теть Сонь, что в этом заключается ключевая разгадка моих неудач. С самого рождения мне не везёт. Мама умерла в родах,  воспитывал меня отец-военный, таскал по гарнизонам, я поменяла четыре  школы. Хорошо ещё, что  у меня есть Розка, с которой мы с детства дружим. Когда отца переводили, мы с ней держали связь по телефону, а теперь живем в одном городе. А ведь я тебе не рассказывала, как отец заставлял меня отжиматься за пятиминутное опоздание домой! Как он пил горькую, а я слово боялась сказать и вообще из комнаты выйти! Помню, уходит из дому на службу, задает тридцать страниц книги прочесть. А спрашивает потом сорок. Смотрит на меня с укоризной, мол, ты кто такая, вообще.  Бывает, придет он в день аванса или зарплаты, принесет мне мороженое и говорит:
           – Ешь, все тебе, все одной. Повезло тебе, знала бы ты…,– и гладит меня по голове  так, что волосы вылезают под его пятерней…. А я никакой радости не испытываю от мороженого, он дает мне его не для того, чтобы меня порадовать, а с каким-то напряжением, с подтекстом, мол, вон как я дочь хорошо воспитываю. А сам чего-то ожидает от меня особенного. А у меня все время создается впечатление, что отец в любой момент ударит меня или скажет что-то, от чего я поперхнусь. Хотя странно: он никогда меня не бил, а больше давил морально. Это я сейчас понимаю, как ему трудно пришлось в жизни, потому что взрослая. А тогда я до смерти его боялась! Кстати, с тех пор ненавижу мороженое…
           – Но все же позади, детка….Кстати, не морщь лоб, постареешь раньше времени. Ты и так выглядишь, как ведьмака. И съешь пирога: твоими костями можно в городки играть.  Это батя твой  с ума сошел, когда твоя мамка умерла. Любил он её сильно. Так любил, что не женился на другой  по сей день. И тебя любил, просто человека хотел из тебя сделать. Благодаря его сорока страницам ты такая образованная стала!
          – Сейчас отец в храм ходит, молится. Не пьет. Мне помогает, чувствует вину  за перекосы в детстве. Хотя, так-то не придраться. Я и чистенькая была, и мороженое ела. Но теперь замечаю, что он как-то улучшился, что ли. Когда я прихожу к нему, так радуется, как ребенок. Смотрит на меня с  радостью, как будто боится, не обижаюсь ли я на что.
           – Илья нормальный дядька, Машунь, просто в такой ситуации оказался. Любой бы на его месте сломался, а он вытянул тебя.  Просто не повезло твоей мамке, роды тяжелые были. Ты-то, Маруся,  родилась нормально, а Натуся застряла, обвитие было у ней…, – сказала тетка и замолкла, закрыв рот рукой. Глаза Софии беспомощно заморгали, а рот так и остался открытым на полуслове.
           – Чего?!
           – Ой, мамочки мои, – схватилась за сердце София. – Вот дура старая! Кто за язык тянул, – запричитала она.
            – Какая Натуся? Кто такая Натуся? У меня что, сестра была?
           – Ошиблась я… Маруся, Натуся, все одно… попутала…
          – Теть София. Вот только не надо, а! Рассказывай все, как было.
          Тетка, опираясь на стеночку,  медленно ушла – копаться в аптечке, где-то был корвалол. Вернулась, совершенно убитая, в облаке специфического запаха, и тяжело глянула Маше в глаза.
           – Будь, что будет. Илья теперь точно убьет меня. Ну да ладно, язык мой отрезать и собакам скормить…. И так столько лет отмолчала…
  – Не тяни, теть София. Только не плети  первую версию, что придет тебе на ум. Говори, как было.

           ….В военном городке молодой семье Колечкиных дали двухкомнатную благоустроенную квартиру. Илья Колечкин был на хорошем счету у начальства за исполнительность, поэтому быстро двигался по службе. Его молодая жена Анна не успела устроиться на работу, она была швеей по специальности. Потому что забеременела сразу же после свадьбы. Да и дел дома было много. Следовало готовить комнату для малыша, покупать все необходимое. Детское приданное собирать нелегко, на это уйма времени уходит. Илья возил жену на прием к врачу для наблюдения за ходом беременности. В поселке не было УЗИ, поэтому на пятом месяце врач предположил двойню, объем талии был велик. Позже стало прослушиваться два сердцебиения. Радости молодых не было предела. Эти дети были желанными, пара любила друг друга.
           Как часто случается с многоплодной беременностью, схватки у Анны начались на месяц раньше срока. От гарнизонного поселка до роддома был час езды. Но дело осложнила внезапно начавшаяся пурга, ведь дело происходило в феврале. Скорая сильно опаздывала. Единственная дорога к гарнизону  была прочищена в одну колею, что делало затруднительным  перемещение по ней. У бедняжки дома отошли воды, Илья не знал, что предпринять. Хоть вертолет нанимай! Но в такую погоду и они не летают. Когда стало понятно, что ждать скорой помощи времени больше нет, он попросил у начальника УАЗик и срочно повез Анну сам. Бедная Анна изнемогала от боли. Ехали настолько  быстро, насколько  позволяла видимость и дорожные условия: двадцать километров в час. Наконец прибыли,  Анну  сразу же повезли на каталке в предродовую палату, да еще отсчитали Колечкина:
            – Что ж вы, папаша, заранее не побеспокоились! Ваша жена в тяжелом состоянии, не знаем, выкарабкается ли теперь! Дотянули!
             Через полтора часа  на свет родилась Маша. Но у второй девочки, Наташи, пуповина обвила шейку. Анна боролась изо всех сил, пытаясь родить самостоятельно, но тщетно. Ребенок застрял и испытывал гипоксию – острую нехватку воздуха.  Анна теряла силы. У нее открылось кровотечение, давление подскочило. А спустя некоторое время, под влиянием препаратов, давление удалось снизить. Когда вторую девочку извлекли на свет, Анну старались спасти целой бригадой врачей. Давление стремительно падало и к концу родов несчастная впала в кому.
              У вечеру Илье сообщили ужасную новость. Жена в коме. Исход комы никто не может предугадать. Анна может пойти на поправку. А может и не пойти, на все воля всевышнего. Остается ждать и молиться. И Илья ждал. Он видел своих дочерей- близнецов, они были настолько одинаковыми, что даже он не мог различить их. Возможно, Натуся была чуть круглее личиком. Илья хотел Анне рассказать об этом, какие дочери у них получились, но его не пускали к жене. Она находилась в реанимации. К концу третьего дня  Илье сообщили, что жена умерла. Он к тому времени никуда не уехал из роддома, да и куда было соваться. Пурга мела все три дня, дорогу совсем занесло.
              У него, как эхо, засели в голове слова врача:
              – Мы сделали все, что могли, Илья Матвеич. Первая девочка родилась без осложнений, а вот со второй… Она крупнее, обвитие пуповиной на два оборота…Ягодичное предлежание…. Мне очень жаль. Вашу жену спасти не удалось.
             Илья выслушал все спокойно, неожиданно для себя. Возможно, сыграла роль усталость и голод – он так ничего и не ел.  Он понимал, если сейчас  только повысит голос хоть на десятую часть тона, или сделает лишнее движение, то  запустится  в действие страшный механизм, который разнесет в щепки всю больницу. Пощады не будет никому! Он сложил руки в замочек, опустил голову. На линолеум приемного отделения закапали горькие слезы бессилия. Анечка, его несчастная Анечка. Как же он без нее? Зачем ехать домой, зачем жить?  Как можно в таких обстоятельствах в полной мере радоваться появлению детей? Одно дело смотреть на них сквозь больничное окошко, а другое,  без  кормящей женщины и соответствующего опыта забрать домой двух младенцев… Бедная Анечка…. Кто виноват? Пурга, скорая, врачи, Илья? Все понемногу? Как он выдержит похороны? Вопросов было слишком много, но кто на них ответит. Почему это случилось именно с ним? Илья будет ещё долго задаваться  вопросом. Но это все позже, горестные самокопания темными зимними вечерами в обществе бутылки горькой, холодное обдумывание способа, как бы уйти из жизни.  А сейчас Колечкин сидел, рассматривал линолеум под паркет и размышлял над происками злодейки-судьбы. «Что делать?» – не давало покоя.
           Все в том же приемном отделении роддома, глаза Колечкина вдруг высохли, взгляд стал жестким. Он принял решение отказаться от Наташи. Заберет только Машу.   Колечкин не справится с воспитанием сразу двух дочерей, с одной бы сладить. Что он, военный, понимает в девчонках? На первое время он наймет няньку, чтобы не прекращать работать, а там детсад, школа. Так и воспитает.
             И Илья Матвеич, на удивление персонала роддома,  написал на Наташу отказную. Его не отговаривали, он человек взрослый. По возвращении в часть, коротко сообщил начальству и всем что-то значившим знакомым, что жена и младшая дочь умерли. Хоронить он будет только жену, потому что младенцев родителям не выдают. С тех пор у него стало резко ухудшаться зрение.

  … Маша сидела, чисто механически  гладя спину коту. А София перепугалась, что племяннице сейчас станет плохо и засуетилась. Принесла ей чай с ромашкой, кусок пирога. Только Маша ничего не видела вокруг. В мозгу билось: «Как они могли молчать столько лет? А уж тетка  София с ее недержанием тайн удивила!».
           – Ты как рассказала про второе Я, я сразу испугалась,  Натусю вспомнила, – говорила София. – Илья вас с Натусей в роддоме  и  различить не умел, такие вы получились одинаковые…. Это он мне на похоронах сказал.
           – Теть Сонь, а откуда ты узнала про  Наташу? Если отец скрыл ото всех?
           – Понимаешь, это был такой груз для Ильи, что он не мог его нести в одиночку. Он открыл тайну единственному человеку, мне,  рассказал в утро похорон, как было на самом деле. И я его даже поддержала, что мне оставалось…. Я ведь тоже потеряла тогда единственную сестру…. – Маша невольно подумала, что крепко, видать,  прижало отца, коль он открылся Софии. Это было равносильно, что тайну объявить по радио. Но тетка тут превзошла себя – оказалось твердой, как кремень! Маше стало так печально, накатила такая адская тоска.
           – Это он, получается,  и меня отдать мог, – безжизненным голосом  прошептала она и заревела. Громко, по-детски, потирая кулачками глаза. – Перепутал бы, и все! Как он мог! Как выбирал, которую отдать, а которую себе оставить?
           – Так, нет, он сразу тебя оставил. Натуся сильно ему о трагедии напоминала…
           – Младенец виноват в смерти мамы, да? Между прочим, она тоже пострадала, чуть не задушилась пуповиной, об этом никто не подумал?– всхлипнула Маша. – А мне всю жизнь недоставало чего-то, как будто у меня полдуши забрали, а вторую половину оставили!
           – А ты поплачь, детка, легче станет, – гладила племянницу София. – Я уж жизнь отжила, да и то, умру от насильственной смерти. Убьет меня теперь папашка твой!
          – Я найду ее. Обязательно найду. Рассказывай, где мы раньше жили, в каком роддоме мама нас рожала и все детали.
            София стала медленно и обстоятельно рассказывать Маше все, что помнит. Наступил вечер. Узнав все, что ее интересовало, Маша вытерла глаза, которые сами по себе весь день наполнялись слезами,  решительно поднялась.  – А почему ты, тетушка,  Наташу не забрала? У тебя ведь нет детей?
          – Так…как бы я забрала?  Никто меня не спросил, Илья сделал, как ему лучше…. Но ты не думай, что я такая бесчувственная. Я знаю, что ее прямо из роддома забрали новые родители и удочерили. Я одно время даже связь держала с новыми родителями Наташи. На дни рождения  для неё посылки посылала. Тебе что-нибудь куплю из вещей, и такое же  Наташе. Помнишь, у тебя была желтая ажурная кофточка? И у неё такая же была. На первое сентября для тебя найду банты интересные, гофрированные, и для неё тоже. Илья-то совсем не понимал в бантах и кружевах. А у меня по Степановой части блат был, вот я вам и покупала всякие вещички. А потом семья твоей сестры куда-то переехала, когда школа началась, и связь оборвалась. Помнишь, как-то в детстве я тебе пообещала полететь со мной на самолете?
         – Да. Но ты потом сдала билет.
         – Я тогда собиралась лететь к Наташе и тебя взять хотела, но они неожиданно переехали. 
         – Понятно. Я, пожалуй,  пойду. – Маше вдруг до боли стало жаль Софию. Она поняла, что тетка сама хотела взять девочку, но не смогла этого сделать. Отец все решил сам. Он всем объявил о смерти девочки и отрезал  этим для Софии все пути удочерения.
      «А ведь не зря у Агаты дипломы висят.  Что ж, Агата, брависсимо».
       И  Маша, покидая теткин дом, твердо решила  отыскать Наталью Ильиничну Колечкину. Или Алехину. Такова фамилия Наташиных  приемных родителей, сказала София.


Х                Х                Х

           С того дня начался тщательный поиск сестры. Хвала интернету и его поисковым системам! Маша искала Наташу Колечкину-Алехину всеми доступными  способами, даже написала на телевидение в Москву в  программу «Жди меня». В поиске оказывал содействие новый Розкин жених, Константин, репортер, сотрудник местного телевидения. Но три месяца кропотливого труда ушли  впустую. След обрывался на адресе, который нашла для Маши София. Туда она слала посылки, пока с почты не пришло уведомление об отсутствии адресата. Единственное, что удалось раскопать, так это то, что Наташины приемные родители переехали  в Нижний Новгород, когда девочке было семь лет.
           Маша предполагала так же, что Наташа давно даже не Алехина, а еще какая-нибудь,  ведь она могла за это время выйти замуж. Розка была в курсе дела и сообщала Маше все действия Кости:
        – Машка, привет. Костик запрос послал на ТВ Нижнего Новгорода, там по бегущей строке пустят объявление о розыске. Может быть, отзовется твоя сестренка. Представь только, в Нижнем есть пятнадцать Колечкиных  и двадцать семь Алехиных. Но Наталья Алехина только одна, ей семьдесят один год. Есть и Наташа Колечкина, от роду пяти лет. Так что…. Пока глухо.  О!   Кстати, дай нам твою фотку, Костя просил. Только хорошую.
        – Зачем?
        – Костик сказал, что  пустит ее в  показ по телевизору. Твоя сестра ведь выглядит так же, как ты, по крайней мере, лицом? Если снабдить все это соответствующим текстом, толк точно будет.
        – Я даже не додумалась бы  до этого. Спасибо, Розка, что бы я  без тебя делала.
        – Жила бы сейчас спокойно и знать не знала, что у тебя близнец по свету разгуливает.
        – Да ладно, брось, это бы все равно случилось, тетка бы проболталась рано или поздно. – Тут Розка в свойственной ей манере резко сменила тему разговора.
        – Машка, слушай. У меня, кажется, простатит.
       – Чего? – Маша просто захлебнулась от смеха. – Розка! Этого не может быть!
        – Да?! – оскорблению Розки не было предела. – Я по два раза хожу ночью в туалет! У моего отца такое же было, а я вся на него похожа!
      – Розка, не вся! Будь уж уверена. Только некоторыми частями. А предстательная железа - это удел мужчин.
      – Ну да, – неуверенно ответила Агеева. Маша изо всех сил старалась не засмеяться.
      – У тебя не может быть мужской болезни, потому что ты женщина. Это совершенно очевидно.
      – Но тогда  то, что происходит со мной, невероятно!
      – А я тебе скажу: не надо пить  на ночь по три кружки чая, вот все и прекратится!
      – Фу, вот и хорошо. Отлегло, прямо. Хорошо подругу начитанную иметь, а то я уж помирать собралась. Сама знаешь, у меня по анатомии два. Тогда еще один вопрос: у моей кошки, кажется, начался токсикоз….
         Ох, Розка, Розка!
       

          


                Х                Х                Х


              …. Далекий 1982 год. Наконец-то бездетной, зрелой и состоявшейся паре – Сергею и Светлане Алехиным, позвонили. Они ждали этого звонка шесть долгих лет. Конечно, им уже и раньше звонили. Но все было не то. Предлагали усыновить детей с тяжелыми нарушениями здоровья или психики. Брать ребенка из детского дома они изначально побаивались, начитавшись о дурной наследственности и прочих сюрпризах с долгосрочным прогнозом. А тут такая удача. Прямо в роддоме отказались от замечательной, здоровой девочки Наташи – так нарек ее отец.
             Документы были собраны в рекордные сроки, Сергей Алехин в то время работал в комитете по опекунству.  И, будучи наслышанным  о моральных проблемах, которые возникают у семей опекунов-усыновителей  с кровными родственниками ребенка, зарегистрировал девочку под именем Лилия Сергеевна Алехина, дабы отрезать все нежелательные пути развития событий – мало ли что взбредет в голову ее родственникам.
             Воистину, говорит народная мудрость: «Хочешь иметь своего ребенка, усынови чужого». Через три года в семье Алехиных случилось долгожданное пополнение. Светлана, после долгих и мучительных лет лечения, забеременела  и родила мальчика, Марка.
            Но это будет чуть позже. А в тот день, когда Лиле исполнилось два годика, как гром среди ясного неба, пришло первое письмо от Софии. Она излагала, что с трудом нашла адрес, куда увезли племянницу Наташу. У Софии  в голове не укладывалось, что девочку могут перезвать по-другому. Фамилия и отчество, по мнению Софии, конечно, могло подвергнуться изменению. Но речь шла и близнецах,  имена Маша и Наташа  им очень подходили и были созвучны. Даже не сомневаясь, София смело называла девочку Наташей. И ее никто не разубеждал. Так вот, писала, она, что так не оставит это дело, в конце концов, девочка не какая-то там безродная, у нее имеется родная сестра, отец и она, тетка.  София вовсе  не советует прятать девочку от них. Она обещала посильно участвовать в воспитании и просила, чтобы девочку не держали в неведении: пусть знает настоящих родственников. Письмо сопровождалось посылкой с чудесными вещичками и конфетами. Впоследствии, Светлана часто удивлялась: ну откуда София на таком почтительном расстоянии, не зная Лилиного роста, безошибочно угадывает размер?  Надо отдать  должное, вещи всегда были очень красивыми. Однако, слушать Софию и рассказывать Лиле историю появления в их доме, она не собиралась. Лиле вообще решили не  говорить о том, что она приемная дочь. Зачем?  Лилечка росла красивой, счастливой девочкой. У нее были мать, отец, собственная комната, стабильность, достаток. Зачем ребенку нужны встряски, стресс? Пусть у нее не будет ощущения псевдо семьи, пусть растет, как все дети и не задумывается о превратностях судьбы.
           С братом Марком у Лили отношения в раннем детстве не были безоблачными, Лиле иногда  казалось, что родители любят его больше. Но так думают все дети, у которых разный пол и разный возраст. В семье Алехиных слишком долго не было детей, чтобы допускать какие-то преподавательские промахи,  поэтому девочка росла в идеально-правильных условиях и даже не подозревала о том, что не является родной дочерью.  К тому же, по стечению  каких-то удивительных обстоятельств, они с Марком были чем-то похожи.
            А о посылках Софии мама говорила так: это от тети Сони, давнишней подруги отца.
            Несколько лет общение так и происходило. Письма, посылки. Светлана перестала бояться писем Софии, такое дистанционное общение ее устраивало. 
            От Софии пришло очередное письмо. Светлана как раз отвела детей в детский сад и удобно устроилась на кухне, на новеньком германском стуле.
           «Дорогие Светлана, Сергей и Натусечка, здравствуйте. Скоро Наташе  исполнится семь. А я так ее и не видела, мою кровиночку, мою девочку. Нет, вы не подумайте: я прекрасно представляю ее, ведь у Наташи есть сестра Маша, а они очень похожи. В феврале у меня намечается  очередной отпуск, кое-какая наличность имеется. Я тут подумала и решила приехать к вам в гости с Машей - пора  познакомить наших близнецов….» София писала еще что-то, но Светлана больше не воспринимала текст – она насмерть перепугалась. Сестра-близнец! Светлана знала, что у Лили есть просто сестра. Но что точно такая же – даже не догадывалась! Вот как тут в процессе удочерения все предусмотришь? Так вот, откуда София так безупречно знала Лилин размер! Светлана, как молния,  рванула к телефону, звонить мужу. Разговор был, естественно, не телефонный, Сергей отложил его до вечера. А Светлана металась по квартире, потеряв в панике способность логично мыслить. Ей не давало покоя то, что  Лилина бывшая  семья точно решила извести Алехиных. Нет, нужно что-то срочно решать, чтобы не допустить этой встречи.  Они ведь так и не сказали Софии, что девочку давно зовут Лилей. Если дать Софии и Маше явиться, все пойдет по-другому. Конечно, что и говорить,  если Лиле придется  выбирать из сестры-близняшки и Марка, та даже задумываться не станет!
           Посему, приезд Софии приравнивался в прицельной бомбардировке в семью Алехиных – кроме травм и разрухи  ничего не сулил.
           Вечером Сергей Алехин, не в силах смотреть, как убивается жена,  все придумал. Под предлогом выбора престижной школы для дочери, они переедут в Нижний Новгород. Снимут  дом в частном секторе с последующим выкупом под дачу, параллельно купят квартиру, благо, кое-какая наличность имеется. В планах и так был переезд, но не такой скоропалительный.  На новом месте они все засекретятся. Пропишутся  в доме, а жить станут в квартире.  Вот и пусть горе-родственники ищут «Наташу».
          В  день, когда София купила два билета на самолет, с почты пришло уведомление об отбытии адресата в неизвестном направлении на постоянное место жительства. Последняя посылка  с клетчатым платьицем вернулась, и тонкая нитка связи оборвалась….
 

  Х                Х                Х

             …В последнее время в  жизни  Маши  наметились перемены. Ей предложили работу методиста в центральной библиотеке. Конечно же,  она согласилась! Работа сулила много интересных и выгодных для Маши перемен. Во-первых, ездить на работу теперь было не нужно:  библиотека находилась в десяти минутах ходьбы от дома. Во-вторых, заработок увеличился в полтора раза. Но что самое примечательное, работа стала более интересной, емкой, Маша стала мелькать на телевидении с обзорами прессы. И напоследок самое интересное:  работа теперь позволяла ездить в командировки.
        Как-то раз директор центральной библиотеки Иван Фомич вызвал ее в свой пеналообразный кабинетик и сказал строго так, как будто решил наказать:
           – Мария Ильинична! Мы  решили командировать вас в Санкт-Петербург в методический центр. Туда слетаются  перспективные кадры из всей страны. Наш славный город представите вы. Подготовьте, пожалуйста,  доклад на тему «Тенденции развития современной литературы».
            Сказать, что Маша обрадовалась, это ничего не сказать. Она чуть не расцеловала Фомича, как в коллективе ласково называли директора. Это случилось – Маша летит в Санкт-Петербург! В этот красивейший город, Северную столицу! Как же она устала от рутины, однообразия!
           Поиски сестры окончательно зашли в тупик. От тщетных попыток она настолько устала, что  уже подумывала бросить их. Не вышло из Маши Пуаро, как ни хотелось.
 А тут такая возможность сменить обстановку и получить профессиональное развитие!
          Тут Маша припомнила словосочетание  «железная птица», прозвучавшее  из уст Агаты. Это же самолет. В день памятного сеанса  Маша не придала значения этим словам, потому что тогда ее зарплата позволяла ездить только на автобусе.  Со временем из Машиной памяти слова Агаты стали стираться. А теперь всплыли с новой силой, Маша почувствовала душевный подъем и первым делом решила позвонить Розке. Но трубку, почему-то снял Колька.
           – Але?
           – Здравствуй, Коля. А мама дома?
          – Нет, мама улетела. А я остался с дядей Вовой, маминым братом. А мама в Индии.
          – Что она там делает? – Удивилась Маша. Она никак не могла привыкнуть к Розкиным выкрутасам, хоть знала подругу много лет.
          – Какие-то чакры чистит или мантры, я не запомнил,  в Гангу окунаться собралась.
          – Может,  в Ганг?
          – Я по телевизору видел, что индийцы называют реку Гангой, так у них правильно, – серьезно заявил  Колька. 
          – А зачем мама туда отправилась, не сказала?
          – Ну почему же, сказала. Вернее, не мне…. Они с дядей Костей говорили…
         – А ты что, подслушивал?
         – А как такое не услышать! Если крик на весь дом стоял! «Если ты не возьмешь меня в Индию, то я не знаю, что сделаю! К Игорьку вернусь, так и знай!» – вдруг заорал Колька Розкиным голосом. Маша чуть со смеху не покатилась. А Колька окончательно вошел в роль: – «Машке сестру надо искать! А ты кроме своего репортажа ничего вокруг не видишь!».
         – Коля, у тебя талант пародиста, – восхитилась Маша. Колька, обрадованный, что его похвалили, продолжал: – Короче, теть Маш, чтобы сестру вашу найти, у мамы по ее плану  должен третий глаз открыться, тогда сознание  добьется просветления. А у дяди Кости как раз командировка в Индию, он должен делать  репортаж с места паломничества, вот он маму и взял.
           Ну Розка дает! И ничего не сказала! Хотя,  Маша бы непременно стала ее отговаривать. Вот верная Розка и промолчала.

           …Заблаговременно  Маша продумала все до мелочей: где поселится, какие места посетит и чем займется в Санкт-Петербурге. Ей дали всего неделю.
           Первым делом, выйдя из самолета, Маша решила ехать в исторический  центр Санкт-Петербурга. А уж потом она поедет заселяться в общежитие, которое пробил для нее директор Фомич. Первый день семинара намечен на завтрашнее утро  и до этого момента еще уйма времени.
            Сумка у нее была не тяжелая, настроение «впитывающее»,   энергии хоть отбавляй.  К слову сказать, Маша в последнее время поправилась, купила модные джинсы и пуловер и выглядела счастливой, и поэтому красивой. У счастливых людей как-то особенно сияет лицо, хочется сказать им что-то хорошее. И у них все-все получается.
            Сначала она с группой туристов посетила Заячий остров. Посидела на коленях у самого Петра первого, правда, бронзового, где ее и запечатлел какой-то англоязычный прохожий. Посетила музей космонавтики. Устала, перекусила русскими блинами с джемом. Сидя за столиком, она разложила карту и  поняла, что до общежития ехать на перекладных часа два, а методический центр находится совсем недалеко. И направилась туда. Что ждать завтра? Она заранее зарегистрируется и без спешки и лихорадочной гонки поедет завтра утром на семинар.
            Требуемое здание  нашлось  быстро, прохожие  подсказали Маше краткий путь. Сегодня Маша ничему не удивлялась, у нее все ладилось. Бывают такие продуктивные дни, в течение которых  делаешь недельную программу.
             На входе в методический центр  сидела смешная вахтерша со спутанными волосами одуванчикового цвета. На клеенке перед ней лежали  списки  командировочных.
            Маша достала из сумочки паспорт и, широко улыбаясь, представилась:
           – Мария Ильинична Колечкина.
Реакция вахтерши ее позабавила: та покосилась на Машу, и, бурча под нос, проворчала: «Свят, свят! Еще одна!»
«Странная женщина, это же хорошо, что люди не откладывают регистрацию на завтра» – пожала плечами Маша и направилась в комнату мечты последнего часа  скитаний по большому городу – женский туалет.
Там с ней приключилась вторая странность: выйдя из кабинки и пристроившись мыть руки, к Маше, подмигнув,  обратилась женщина рядом:
          – Лилия Сергеевна, что-то вы  в туалет зачастили. У вас не цистит, случайно? – Маша даже не сообразила, что вопрос адресован ей. И, продолжая намыливать руки жидким мылом,  улыбнулась, вспомнив про Розкин простатит. А женщина не унималась.
        – Лилия Сергеевна! Да я с вами разговариваю, а вы ноль внимания! Вы меня что, успели  забыть, а ведь мы всего полтора года с вами в разных библиотеках работаем! Кстати, прическа вам эта идет больше, волосы со стрижечкой  хорошо смотрятся. И одежду меняете, как на подиуме. – Тут Маша заметила, что женщина смотрит на нее в упор. На всякий случай, оглянувшись, Маша выяснила для себя, что кроме них в этом помещении никого больше нет.
          – Так это вы со мной разговариваете?
          – Боже мой! Не прошло и полгода, как вы это поняли! Лилия Сергеевна, ну не ожидала от вас такой памяти девичьей!
           – Я – Марья Ильинична, вы меня с кем-то путаете. – Маша собралась  выйти. Женщина не отставала, шла следом.
          – Я не могу вас путать, потому что у меня память на лица хорошая. Я всех своих читателей в лицо знаю, и из другого района тоже, несмотря на то, что мы по книговыдаче перевыполняем план.  Мы с вами  работали в библиотеке номер семь в Нижнем, пока вас не перевели в центральный филиал, вы что забыли? Я Таня из Нижнего!
         – И все же вы ошибаетесь, я никогда не была в Нижнем, – сказала Маша и разом вспотела. Стоп: в Нижнем? Ее озарило: а что, если новые родители  дали Наташке другое имя, отчество? Сердце Маши отчаянно заколотилось. Она ощутила прилив внезапного интереса к новой собеседнице и, чуть ли не схватив ее за грудки,  стала расспрашивать:
         – Значит, Лилия Сергеевна? Вот это удача, а то я не знала уже, за какую версию хвататься! Ну что ж, хорошо. Стрижечка, говорите?  Работали, говорите, вместе? – Глаза Маши лихорадочно заблестели, и  вообще, она за долю секунды превратилась из улыбающейся девушки в фанатично настроенную особу, в эдакого следователя, который намерен добиться признательных показаний любой ценой. У Тани в глазах появилась сначала настороженность. Но Маша от близости разгадки не обращала на это внимания и продолжала наступать:  – А знаете, что, Таня? Лилия Сергеевна ведь тоже находится  здесь, на этом семинаре? – Теперь Таня перепугалась окончательно.
        – Н-ну  д-да. Вы здесь.
        – Не я! А она! – Вскрикнула Маша так, что Таня подскочила на месте, вытянувшись в струнку, как новобранец. В полной уверенности в том, что Лилия Сергеевна умудрилась за полтора года не только сойти с ума, но и сделаться агрессивной, чего ранее за ней не наблюдалось, Таня решила вести себя спокойно. Она принялась говорить убаюкивающим голосом:
          – Конечно-конечно, вы не Лилия Сергеевна….
          – Я – Мария Ильинична, может вам паспорт показать? – Голос Маши стал уже не таким нервным. А Таня  ответила:
        – Нет-нет, что вы. Я и так верю, Ли… Мария Ильинична.
        – А в каком качестве она здесь присутствует, ну, Лилия Сергеевна?
        – В каком-каком. В таком же, как все мы. Это же съезд работников библиотек.
         – Таня, а вы можете отвести меня к ней? Вот там мы все и выясним, – предложила Маша очень простой выход из положения. Теперь Таня и сама заинтересовалась. Намечающийся скучноватый семинар начал принимать интересный оборот. Если речь действительно идет о двойнике, Таня вернется в Нижний  и  станет рассказывать девчонкам из  библиотеки, как невольно оказалась в гуще событий.  Это же Голливудский сюжет!
        – Ну пойдемте, поищем. – Походка Тани стала энергичной, она без умолку болтала: –Так вы ее двойник?! И зовут вас Мария Ильинична? Вот это да! – Маша стала  постепенно утомляться от простоватой Тани. Ей хотелось одного, найти Лилю, а от Тани как-нибудь вежливо избавиться.
         Тут, в минуту особого напряжения,  запиликал мобильный телефон. Маша  вздрогнула, так и с инфарктом свалиться недолго! Ну кому она могла понадобиться в такой момент!? Звонила, естественно, Розка из Индии.
          – Машка! Все!!
          – Что – все? Ты вышла замуж за йога? – упавшим голосом произнесла она.
          – Замолчи, несчастная, Костик рядом стоит! У меня роуминг, это ужасно дорого, так что не болтай ерунды!  Короче, слушай сюда. У меня сперли сумку с документами, фотоаппаратом и пластиковой картой, мы с Костей сидим в Индийском посольстве. Кинь мне денег на телефон! Тысячу!  Хорошо, хоть телефон  не успели стянуть!
           – Хорошо, Роз. Я поняла. Чем тебе еще помочь?
           – Ничем! Я не из-за этого вообще звонила. Костя с кражей уже почти разобрался.  Тут вот какое дело: один индийский гуру провел обряд для нахождения пропавших родственников. Я сначала не хотела к нему обращаться, тем более вид у него более чем  экзотический. – Розка понизила голос и загадочно сказала: – Потом тебе расскажу. Там такое…. Ой, Костик, я сама знаю о роуминге! Короче,  поначалу я сама пыталась научиться ясновидению, но где уж мне. Сколько не впадала в транс,  все одно, третий глаз не открылся. Кстати, приеду, ты меня не узнаешь. Я побрилась налысо. Индия-священная страна,  где-где, а тут я никак не ожидала подвоха! Нас тут чем-то окуривали, и в тот миг, когда я чуть было не достигла просветления,  мою сумку и сперли! Пришлось все-таки к  помощи гуру обращаться. – Розка снова загадочно задышала и понизила голос: – там такой гуру! Короче….
           – Розка, это я уже слышала! – Маша увидела, как Тане надоело ждать и она потихоньку уходит.
            – Машка! Он, тот гуру, знаешь откуда? Он из племени нагов. Сказал, что ты  найдешь сестру! Ты хоть знаешь, кто такие наги? Они живут в лесу, это секта такая, они ходят бородатые, голые, что характерно, из одежды только горстка размазанного по телу пепла, – непристойно хохотнула Розка. – Но все сплошь ясновидящие. У меня он сразу увидел потерю, сумку, а для подруги твоей говорит, мол, встреча близка!
          – Спасибо за твои слова!
         – Машка, у меня, кажется, анемия начинается!
         – А какие симптомы? Головокружение, быстро утомляешься? Сдай кровь на гемоглобин, как приедешь домой, – посоветовала Маша, обеспокоившись состоянием подруги.
          – Да не такие симптомы! Как посижу на подогнутых ногах во время молитвы, ноги немеют. Анемия, я тебе русским языком говорю!
          – Розка! Причем тут ноги немеют и анемия? – рассмеялась Маша. Ну это не Розка, а находка для программы «Аншлаг». – Ту-ту-ту. – Розка пропала и вместо ее голоса раздались безликие гудки.   
            Раньше Маша не верила в существование людей со сверхспособностями,  типа Агаты и того гуру. А теперь готова была пересмотреть свои убеждения…. В этих мыслях Маша  набрела на автомат моментальной оплаты и выполнила просьбу Розки: пополнила  счет телефона. Возле автомата Маша снова обнаружила Таню. Та, как оказалось,   никуда не ушла, а просто отошла, чтобы дать Маше возможность поговорить.
           Они  вышли в холл, он был уставлен кожаными диванчиками и пуфиками. К диванчикам прилагались столики темной полировки. Таня была уверена, что Лилия найдется именно здесь. Девушки удобно  уселись на коричневый  диван возле кадушки с юккой, с него открывался великолепный обзор всего зала. В холле ловил вайфай, поэтому многие сидели тут со своими ноутбуками. Посетителей было немного, человек двадцать.
          И Маша неожиданно увидела её, сидящую на диване, вероятно, с завтрашним докладом. Это точно была она. Её сестра Наташа-Лилия, близняшка. Она совсем как Маша морщила лоб, сводила его до образования двух морщинок над переносицей. Только одета была более стильно, в кремовые брюки и черную блузку с пояском. Волосы были чуть-чуть длиннее, чем у Маши, с легким мелированием. На переносице поблескивали стильные очки без оправ.
       – Вон она, – тихо сказала Таня, тоже заметившая Лилию.
       – Да, тоже увидела. Таня, вы только не обижайтесь,  теперь я пойду сама, без вас.
       – Но… а как же я? – беспомощно  протянула Таня. Но Маша уже ничего не слышала вокруг. Она  приближалась к сестре, такой чужой и такой  на неё похожей.



                Х                Х                Х


              Лиля оторвала от доклада  глаза – устала его править. И неожиданно увидела прямо перед собой какую-то девушку в джинсах. Глаза стали подниматься вверх и…. столкнулась с Машиными глазами, точно  такими же синими, как у нее. И нос такой же, и рот…. Да кто это? Лиле на мгновение показалось, что какой-то шутник поставил перед ней зеркало, как в передаче «Розыгрыш». Только одежда девушки была другой. Лиля  инстинктивно  отшатнулась, поднявшись  с дивана, только жгучий интерес не давал ей уйти. Она  почти неприлично стала разглядывать Машу. Как такое может быть? Кто это? Лилю, несомненно,  воспитывали в лучших традициях семьи Алехиных, но она никак не могла перестать ТАК разглядывать незнакомку. А с этой самой незнакомкой стало твориться что-то невообразимое. Она стала нервно сглатывать, закусывать губу, поправлять волосы без надобности и в результате закрыла лицо руками и  заплакала. Командировочные с соседних диванов стали с интересом поглядывать на них.
        – Да что с вами такое? – Лиля взяла девушку за ладонь. – Почему вы плачете?
        – Ну вот, – тихо приговаривала Маша, вытирая глаза свободной рукой, – разве так я все представляла? Стою и реву здесь.– Простите.  Я  – Мария Колечкина. Я ваша… сестра. Ищу вас уже целый год, но все безрезультатно. И вдруг, совершенно случайно нахожу  здесь, на профессиональном слете! Каково? – сказала она.  От переполнявших чувств и такой неожиданной развязки  голос Маши стал с хрипотцой. Лилия тем временем стояла перед  Машей и не знала, что делать. Одного ей хотелось сейчас: уйти из этого  холла, где на них с большим интересом поглядывали уже почти все  командировочные. Один из них все это время переводил взгляд от одной к другой, от одной к другой, а потом негромко сказал приятелю: «Близняшки, что ли?».
Это замечание  не укрылось от Лилиных ушей.  Да еще Лилия заметила, что к ним с важным видом направляется ее бывшая сотрудница, болтушка Таня. А от нее будет сложно отделаться, и еще сложнее дать  какие-то ни было объяснения, самой бы разобраться, что происходит. Поэтому Лилия взяла власть в свои руки:  – У меня есть небольшое предложение: на углу здания  я заметила небольшое кафе. Пойдем туда?
        – Ну… да, конечно, – сразу  согласилась Маша, шмыгнув носом. Она  еще не оправилась от шока и готова была идти куда угодно, лишь бы Лиля ее не оттолкнула.
       Лиля с Машей покинули холл перед самым носом Тани. Усевшись под синим навесом уличной кафешки, они снова стали разглядывать друг друга. Маша тем временем пришла в себя. К столику подошел официант, широко улыбнулся и  произнес:
        – Что закажут такие одинаковые барышни?
        –  Мы подумаем, – ответно улыбнулась Лиля. Маша вдруг подумала, что на них так должны были заглядываться с самого детства, ведь на близнецов, находящихся рядом, всегда обращается повышенное внимание. А они были этого лишены по воле отца… 
        – Я искала  тебя, Ната…. То есть, Лиля. Раньше ты была Наташей.  Мне столько нужно тебе рассказать…. Возьмем кофе, или может быть, мороженого? – Маша испытывающее посмотрела на Лилю.
        – Лучше кофе. Я к мороженому равнодушна, что оно есть, что нет,  это мой братишка за него душу продаст,  – ответила Лиля.
          Почему-то после этой фразы у Маши отлегло на душе, она почувствовала необычайную легкость. Как будто она много месяцев несла на хрупких плечах неподъемную ношу, а теперь освободилась от нее!
           А Лиля для человека  неосведомленного и не подготовленного к встрече, оказалась очень  разумной. И интуитивно понятной.  Бывает же такое родственное, притягательное  чувство, как будто знаешь человека тысячу лет и не испытываешь никакого дискомфорта в его присутствии!
        – А знаешь, я тоже ненавижу мороженое! – вдруг сказала Маша и хохотнула. В глазах Лили тоже мелькнуло что-то бесовское, как будто начинается  неожиданное, чудесное и веселое приключение. Ей захотелось щипнуть Машу, и она точно знала – это воспримется так, как надо. Тут сестры заметили за углом ищейку-Таню. Она внимательно высматривала в толпе  Лилию и Машу, глаза ее сощурились от напряжения, а нос вытянулся и заострился, как у таксы.
       – Бежим! – воскликнула Лилия, – и они сорвались с места, как воришки из колхозного сада.
            Вот так и состоялось знакомство сестер. Это был первый день их неразлучной недели. С того дня они каждый день восстанавливали хронологию своих жизней. А семинар? Да какой уж тут семинар! Доклады, они, конечно, прочли. Дабы не шокировать слушателей, Маша выступала в огромных черных очках. А Лиля накрутила волосы и заколола их.  Но если спросить у сестер, на какую тему были доклады других участников, они ни за что бы не ответили.
Они не могли надышаться друг другом, оторваться.  Неделя истекала.
           Сестры твердо решили больше не разлучаться – никогда.

Х                Х                Х 

                С того памятного появления в квартире у отца прошло полгода. Илья Матвеич до самой смерти ходил в храм, замаливал вину перед Лилей. Он уже чувствовал скорое приближение смерти и совсем не боялся ее, даже ждал. Ждал встречи с любимой  Анной.
             Он многое передумал, переоценил. Сейчас он общался с обеими своими дочерьми. По настоянию Лили он даже побывал в Нижнем Новгороде и познакомился с ее приемными родителями и сводным братом Марком. Когда Колечкин смотрел детские фотографии Лили,  диву давался: такая же кофточка была у Маши, такие же банты на первое сентября были у Маши. Даже на далеком расстоянии сестры были удивительно похожи, и если бы не люди, которые стояли на фотографиях рядом с девочками, было бы невозможно понять, где кто. У сестер характер был почти одинаковый, не смотря на воспитание в разных семьях. У них была схожая профессия, схожие вкусы в еде. Это был практически один человек, разделенный надвое. Маша была левшой, Лиля правшой. Обе до сих пор были не замужем.
            Со временем Лиля перетянула Машу жить в Нижний, помогла с работой. Всех  знакомых удивляла и поражала история их жизни какой-то киношностью, ненастоящестью.
            Вскоре Илья Матвеич тихо скончался, о чем сестрам сообщила София. Они приехали на похороны, остановились у тетки. Когда были соблюдены все формальности,  по настоянию Софии, сестры собрались ехать в нотариальную контору – оказывается, отец оставил завещание. Не сговариваясь, оделись одинаково. Даже София перепутала их, когда провожала в контору.
           В полном официозе, под тиканье настенных ходиков, нотариус извлекла из сейфа завещание и стала читать вслух. Сначала жутковато было сестрам, нечего и говорить. Пока чтение не дошло до одного интересного момента: «Все имущество, движимое и недвижимое,  я завещаю своим дочерям-близнецам Марии Ильиничне Колечкиной и Лилии Сергеевне Алехиной».
           Со стороны  особенно весело было наблюдать, как нотариус начинает натужно кашлять, наливать, расплескивая, воду в стакан, в три глотка  пить ее.
           Сестры намеренно не стали ей ничего объяснять: пусть поломает голову на досуге.