Ну вы и спите!

              Пал Палыч очнулся в больничной палате. Первое, что он увидел –  это квадратную дырку на белых ситцевых шторках. Какой-то умелец приладил по бокам окна гвозди, натянул на них леску со шторками, и, таким образом, спасся от необходимости вешать струны. Сквозь дырку пробивалось солнце и причиняло Пал Палычу массу неудобств. Он отвёл взгляд на потолок. Там белели круглые  лампы с черневшими изнутри сухими мухами. В углу оказалась  подтекающая раковина. Всю безрадостную картину  довершали выцветшие голубоватые стены,  совпадающие по цвету с глазами Пал Палыча. «Казёнщина» –  подумал он без особого выражения. В палате даже душа не было, а это ни в какие рамки не входило. Как он сюда попал? Пал Палыч ощутил приступ беспокойства от того, что забыл причину, по которой угодил в больницу. Вчера что-то произошло, только что? Почему он лежит здесь,  ощущает резь и боль в груди? Вчера он куда-то ездил, кажется. С ним кто-то был. Он наморщил лоб и мучительно припоминал детали прошедшего дня.  Всё, вспомнил.  С  дочерью Ларисой он ездил в магазин бытовой техники за телевизором.  Пал Палычу стало плохо прямо в торговом зале,  и больше он ничего не помнит.
         В палату  вошла лечащий врач-кардиолог, Ирина Ивановна, и, обнаружив пациента бодрствующим, улыбнулась:
         –  Здравствуйте, Пал Палыч.
         Он попытался приподняться на локте, да не смог – грудь пронзила резкая боль. Пал Палыч непроизвольно схватился за сердце и медленно сполз вниз по подушке.
         –  Ох….здравствуйте, –  негромко ответил он. – Что со мной?
         –  Сердечный приступ. Знаете, Пал Палыч, вам лучше не делать таких резких движений! Вам показан покой! –  Пал Палыч побледнел.
        – А сильный приступ? Я что, чуть не умер?
       – Вы не волнуйтесь, всё уже позади. Давайте, послушаю вас. – Пал Палыч с готовностью откинул одеяло, всё тем же резким движением, и затаил дыхание. Снова кольнуло. – Кардиолог стала сосредоточенно  прослушивать сердечный ритм. – Сейчас болит?
        – Да. Только что сердце кололо.
Ирина Ивановна закончила слушать, посерьёзнела:
         –  Придётся вам полежать у нас недельки две.
         –  Надо, так надо.
         –  Кем работаете?
        – Я уже несколько лет пенсионер. В последнее время работал  инструктором по плаванию. А до этого был мастером спорта, имел разряд. Побеждал в городских соревнованиях. Если честно, думал, что никогда с сердцем проблем не будет…
         –  Вы думаете, сердце болит у всех,  кроме спортсменов?
         – Нет, конечно. Просто, плавание – это вся моя жизнь….
         –  Но и большая нагрузка, – добавила Ирина Ивановна. – Но, если вы не мыслите жизни без плавания,  что ж на пенсию ушли? Продолжали бы инструктировать детей. – Пал Палыч обречённо махнул рукой:
         –  А, артрит доконал меня. Долго не обращал на него внимания, думал, кто кого? Получилось, что он меня.
         –  Артрит?  А сколько вам лет?
         – Шестьдесят семь, –  вздохнул Пал Палыч.
         –  И незачем так вздыхать! Совсем ещё молодой, –  Ирина Ивановна  закрыла историю болезни. – Я уверена, что вы поправитесь. –  Уже стоя в дверях, Ирина Ивановна обернулась и напутствовала:
          –  Помните! Вам необходим постельный режим. Без надобности не вставайте, не ходите никуда. Полный покой. Если что-нибудь понадобится, зовите сестру. Завтра утром вам назначена электрокардиограмма, не забудьте.
                За ней закрылась дверь.
         
Покой, так покой. Пал Палыч умудрился утомиться от такого короткого разговора. Он как-то резко сдал за последний  день. Его, такого энергичного и неспокойного человека сломила болезнь, сидящая внутри! Бессовестная, безобразная  особа, эта болезнь, явилась, не попросившись, и поселилась в нём! И завладела всем его существом. Теперь даже рукой шевельнуть без оглядки нельзя! Морщины на лице Пал Палыча  стали казаться глубже – он ничего не ел целые сутки. Его лысина покрылась капельками пота, а седые волосы, обрамлявшие её, разметались в разные стороны. Суставы нещадно ломило, артрит обострился. Под глазами залегли синеватые тени…. Сердечный приступ вывел из строя весь организм.
             Однако, внутренний протест не давал покоя: Пал Палыч не тот человек, который даст одолеть себя! Иж ты, нельзя делать резких движений! Он собрался с силами, напрягся и с остервенением  выбросил из-под одеяла фигу, которая предназначалась болезни. Та тоже не осталась в долгу: сердце аж  закипело под пижамой, в глазах Пал Палыча потемнело.  Он  обречённо закрыл глаза и замер, обдумывая сложившуюся ситуацию. Постепенно мысли стали размытыми, недодуманными, по телу разлилась дрёма. Пал Палыч стал погружаться в какой-то тревожный и вместе с тем, глубокий сон. Затем случилось странное. Его руки-ноги отнялись, на грудь словно кто-то налёг, да такой громадный, что не вдохнуть, не выдохнуть.  В голове отчётливо пронеслось: «Болезнь вымахала больше меня…. мне конец…»
 Он долго куда-то нёсся, летел, взмывал, парил. Ощутил необычайную лёгкость подъёма. Он невесом! Неведомая сила поднимала его в необъятную высь, окутывая приятной тёплой волной. Полёт так же внезапно оборвался, как начался,  пространство стало приобретать очертания. Пал Палыч оказался  в большой, просторной  комнате, где всё было  фиолетовое. Кресла, диваны, столы, шкафы, стены, потолок, шторы на окне – всё фиолетовое. Какой же дизайнер придумал такое? Это же безумно утомительно находиться в таком одноцветье…
В голове Пал Палыча, как из динамика,  послышался чей-то голос, мягкий, но властный:
–  Пал Палыч! Теперь это ваше пристанище на некоторое время. Выходить за пределы фиолетового сектора нельзя. Самостоятельных решений принимать нельзя. Слушать распоряжения. – Пал Палыч  не решился отвечать вслух, ведь он был один в фиолетовой комнате. Происходящее напоминало ему сумасшествие. Он бы действительно непременно сошёл с ума, но твёрдо знал, что мёртвые с ума не сходят. «Я помер, как пить дать помер!» - подумалось ему.
– Да, вы умерли, – спокойно подтвердил голос. –  И попали на первый уровень адаптации после смерти, он называется осмыслением. Осмысление проходит в фиолетовом секторе. Вопросы есть?
–  Если я умер, я –  дух. Так? – всё же заговорил Пал Палыч.
– Так!
–  Зачем мне диван, кресло и всё такое?
–  Мы создаём новеньким привычную земную обстановку, чтобы не пугались, оставляем их в прежнем облике, сохраняем имя.
– Мне что, в веках оставаться Пал Палычем?
– Нет, что вы, –  возразил голос. – Настанет время, когда вы сами забудете это имя.
– Что же со мной такого должно произойти, чтобы я имя забыл? Небось, с ума сойду?

– Такое спрашивать запрещено, – стал сердиться голос. – Ваше дело  осваиваться здесь и  сживаться с мыслью о смерти!
– Позвольте…. Но…
– Что? – недовольно спросил голос.
– А вдруг мне понадобится выйти, что-то купить? Да и вообще?
– Нет! Запрещено. Всё необходимое у вас под рукой.
– Не всё! Бассейна здесь нет! А я плавать сильно люблю!
–  Куда вам плавать? Ещё полчаса назад вы не могли шевельнуть рукой без боли!
– Ну и что, –  возразил Пал Палыч.  – А теперь не болит.
–  Временно обойдётесь без бассейна.
– А где входная дверь? – не отставал неугомонный Пал Палыч.
– А зачем она вам? Чтобы вы тут же высунули свой любопытный нос наружу? Нет тут никакой  двери! И даже если она была бы, вам всё равно выходить не разрешается. Предупреждаю сразу:  за непослушание вы будете изгнаны в красный сектор, не забывайте об этом никогда.

Первые дни Пал Палыч томился в новой комнате, как варенец в печи. Тоска! Некуда себя деть. Время в фиолетовом секторе шло не по обычным земным меркам. Он заметил, что ритм дня и ночи подчиняется ему. Хотелось Пал Палычу вечера, он наступал, не надо было ждать. Вспоминал утренние лучи, они тут же появлялись из фиолетового, непрозрачного окошка. У него появилось своеобразное развлечение. Он говорил: «хочу вечер» –  темнело. «Нет! День! Нет, ночь!» –  освещение начинало метаться и сбиваться  на бурную радость Пал Палыча.  Но, всё равно, как-то приторно жилось здесь Пал Палычу: желания сразу, без боя,  исполнялись. Всё, что необходимо для жизни в замкнутом пространстве, здесь было. А если чего-то и не было, то оно появлялось при первом  требовании. Только, какой в этом интерес? Вот, захотел он шахматную доску и она тут как тут, лежит на столе, блестит фиолетовым лаком. Пал Палыч с тоской посмотрел на глянцевую доску и подумал, что  на Земле заиметь шахматы – это целый процесс. Сначала  надо обдумать, нужны ли они ему? Убедиться, что действительно нужны. Дождаться, когда пенсию дадут, собраться, сесть на автобус и поехать по магазинам. В одном магазине окажется дорого, во втором вроде найдутся подходящие, но брать нельзя: ещё в других местах не смотрел, а эти надо взять на заметку. В третьем магазине качество плохое. Выходит, надо возвращаться во второй магазин, а он в другом конце города. Отчего сразу не взял? А оттого, что не изучил ещё всё предложение. Приходится возвращаться, ведь там  и  качество устраивает, и цена сходная. Придётся потерять на разъездах полдня, но, приехав домой, почувствуешь приятную усталость,  расставишь фигурки  и станешь  беречь их, как зеницу ока. Удивительно, сколько раз, живя на Земле, Пал Палыч мечтал о том, чтобы хоть что-то далось ему легко! Но нет. Другим людям везло больше, чем ему. Всё доставалось ему тяжким трудом, даже в лотерею ни разу не выиграл. Даже рубля ржавого ни разу не нашёл.  А тут рай для ленивых, но не для него, непривычного к поблажкам.  Вот  почему его  тяготило это заточение. Всю сознательную жизнь он сопротивлялся обстоятельствам, не поддавался, преодолевал препятствия,  это как в спорте, а тут его заперли, замуровали! В прошлом году он на «слабо» совершил прыжок с парашютом, и всё из-за того, что  приятель Николай  насмешливо сказал, что ему с артритом и с такой мизерной пенсией  прыжка не потянуть!
Как же Пал Палычу хотелось ослушаться голоса и хоть одним глазком увидеть: а что там, за пределами этой комнаты? Пал Палыч большие надежды возлагал на окно, но,  выяснилось, что оно  бутафорское, как картина на стене. Фокуса с утренним лучом  он так и не понял, хотя пытался докопаться до устройства окна.
–  Как же с вами тяжело, въедливый  вы наш! Всё вам нужно узнать, понять! –  раздался голос, когда тот ковырял нижнюю раму отвёрткой. От неожиданности она спикировала на ногу Пал Палычу.
–  Там… дует из-под окна.
–  Ох и хитрец, «дует», –  усмехнулся голос. – Я буду вынужден лишить вас инструментов. А если станете искать иные способы, то отправитесь в красный сектор. – Отвёртка тут же растворилась в воздухе.
Из почтения  перед голосом, как перед чем-то невиданным  и всесильным, Пал Палыч бросил попытки разгадать тайну своего местонахождения. Старался вести себя смирно.  И тут же получил за это вознаграждение: Пал Палычу стало казаться, что он молодеет. Его пальцы, которые много лет назад скрутил артрит, почти перестали болеть, узлы вроде как разгладились. Кожа порозовела и не стала такой сухой на ощупь. Тёмные пигментные пятна исчезли с рук.  Пал Палыч, для того, чтобы подтвердить свою догадку, очень скоро  нашёл  полезное изобретение человечества – зеркало. То, что в нём отразилось, потрясло Пал Палыча: половина седины окрасилась в забытый каштановый цвет, лицо заметно разгладилось и приобрело свежий оттенок. Две глубокие морщины у рта почти пропали! Глаза смотрели выразительно, уже  не из кустистых впадин,  как раньше. Как это возможно? Куда же он попал?
–  На уровень адаптации, милейший, –  ласково поведал голос.
– Я молодею! – захлебнулся он от счастья.
– Да!
– И ничего для этого делать не нужно?
– Нет!
– Я счастлив, счастлив! – Пал Палыч совсем по-молодецки присвистнул, подскочил на месте и пожелал заиметь тренажёр-велосипед и штангу. И спортивный костюм. Всё это появилось в комнате сразу же. А в качестве приза, голос материализовал для Пал Палыча отличную душевую кабинку, оснащённую по последнему слову техники. Конечно, не бассейн, но, всё же. И дал Пал Палычу  мягкие фиолетовые кожаные кроссовки. Пал Палыч сильно обрадовался новым предметам  и сей же час начал  тренировки.
С того момента жизнь Пал Палыча наполнилась новым смыслом, он всей душой полюбил фиолетовый сектор. Тренировки  приятно выматывали его. Он перестал вести расследовательскую деятельность, и полностью отдался новому состоянию.  Он позабыл, что такое боль, бессонница и отсутствие аппетита. Пал Палыч частенько просил у голоса что-нибудь вкусненького. На фиолетовом столе тут же возникало желаемое. То черешня, то наваристый русский борщ, то сушёная камбала. Изменения внешности не остановились на прежнем уровне. Волосы стали сплошь каштановыми, под спортивным костюмом появились результаты физической подготовки –  крепкий торс, бицепсы и трицепсы. Пал Палыч полюбил принимать контрастный душ, он тонизировал  тело. В эту минуту он лихо растирал себя махровым полотенцем:
– Пал Палыч, с лёгким паром. – Это был голос.
–  А, это вы? Ну, спасибо, спасибо! Приятно хоть с кем-то поговорить!
– Скучаете без общества?
–  Не то чтобы скучаю, но…
– Тогда одевайтесь, и готовьтесь к переходу.
–  К какому?
–  В синий сектор, сектор зрелости. Вы уже готовы.
–  Боже, сколько этих секторов?
– Не задавайте лишних вопросов, а то накажу.
«Ещё вернёт мне старость!»
–  Не верну. Закройте глаза и считайте до десяти.
–  А что там, в красном… –  сгорал от любопытства Пал Палыч.
–  Закройте глаза! – рявкнул голос. 
Пал  Палыч тут же  послушался и стал считать: –  Один, два, три, четыре, пять,……десять!


          Увиденное поразило его.
          Синий сектор был намного больше фиолетового и в нём жили и  другие люди тоже. Он напоминал собой сооружение, сплошь синее, под стать пчелиному улью. Как если бы в пятиэтажном доме забыли сделать перекрытия между этажами. Четыре стены замыкались в сплошной прямоугольник. Множество лестниц вело к комнатам, а центр был пуст. Он же холл, он же двор. Ух ты! В холле есть бассейн с синеватой водой! Пал Палыч аж подпрыгнул от радости. Бассейн был любимым занятием его жизни.  В последнее время из-за неладов со здоровьем пришлось забросить плаванье. А сейчас он помолодел, окреп, самое время возобновить занятия!
          Выхода из синего сектора, как и из фиолетового, не было. В каждой комнате висело окно-обманка. Оснащение жилищ было самое разнообразное, у  кого на что хватало фантазии. В одной комнате стоял бильярдный стол, обтянутый  синим сукном, во второй было всё мягкое, меховое, в третьей всё  причудливо-металлическое.  Естественно, основной цвет у всех был синий с небольшим  различием в оттенках. Здесь жили женщины и мужчины в возрасте нынешнего Пал Палыча, лет около пятидесяти пяти.
            – Вот ваша комната, будете жить на третьем уровне, –  сообщил голос.
            – А обстановку можно оставить, как в фиолетовом секторе была? И тренажёр тоже, –  попросил Пал Палыч.
            – Это можно устроить. – Комната наполнилась привычными, но теперь синими предметами. Последней на стол брякнулась синяя шахматная доска.
– А общаться с людьми  тут можно?
– Да, конечно. Кому нельзя общаться, тот сидит в фиолетовом секторе.
– А….Понятненько. А вот, ну, как бы….
–  Вы хотите спросить, можно ли общаться  с женщинами?
– Ну, да, –  засмущался Пал Палыч.
– Это разрешено. Но заводить разговоры о красном секторе нельзя.
            Через  несколько часов Пал Палыч уже общался с соседкой Зиной, колоритной женщиной с персиковой кожей. Она  тоже недавно была переведена в синий сектор и жаждала общения.
           –  Я как увидела, что молодею, –  делилась Зина с Пал Палычем, –  подумала: а что нам, собственно говоря,  делать на Земле? Тут гораздо лучше! Желания исполняются, всё, что душе угодно, сбывается! Я захотела туалетный столик, позолоченный, с кучей косметики, и он появился! Заимела полный шкаф одежды! Что там говорить, даже грудь себе увеличила, –  понизила голос Зина и тяжко вздохнула. –  Я ведь вечно экономила на себе, когда жила на Земле. Я вот подумаю хорошенько, какое у меня было несбыточное желание, и обязательно исполню его! Овладею каким-нибудь умением! Некоторые тут преуспели: научились левитации, чтобы не пользоваться лестницами, освоили языки, научились играть на инструментах, освоили скульптуру, индийские танцы, один даже пытался телепортироваться. – Зина затравленно огляделась и прошептала: –  Но ничего у него не вышло: голос сослал в… ну, вы поняли, куда.
          –  Откуда вы всё это знаете, Зиночка?
          –  Да  вот общаюсь с людьми и  узнаю, –  зарделась она.
          –  А расскажите что-нибудь ещё, Зиночка, –  попросил Пал Палыч. – Так давно не общался с красивой женщиной…
          –  Ну что вы, –  потупила глазки Зина. – Тут, например, одна женщина, Катя, гимнастикой занялась. Она жила на Земле без ног, инвалид от рождения…
         – А это что за мужчина йогой занимается? – поинтересовался Пал Палыч, глядя, как стройный мужчина  на втором уровне лихо закинул ногу за голову.
          – Это Диего, пуэрториканец, он при жизни двести восемьдесят три кило весил.  Так что, видите, как много я тут узнала? Времени даром не теряла, как говорится.
          – Да-да, вы совершенно правы, –  вторил ей Пал Палыч. – А давайте действительно не будем терять времени? Знаете что? Выходите за меня замуж!
           –  Самовольных решений не принимать! В красный сектор захотели? –  тут же вклинился голос.
          – Нет-нет, что вы! – испугалась Зина.
Пал Палыч учтиво спросил: –  Простите! А жениться тут у вас можно?
           –  Можно. Но детей иметь нельзя.
           –  Что вы, какие дети, –   возразила Зина. – У меня на Земле было четверо детей, они меня, в принципе, сюда и отправили.
           – А ведь стоит сказать им за это «спасибо»! – пошутил Пал Палыч и они с Зиной дружно рассмеялись.
           – Ну, тогда – женитесь, –  смилостивился голос.
           Пал Палыч зажил с Зиной в полной гармонии. Они молодели теперь вместе с другими семейными парами синего сектора. Изменения внешности продолжались каждый день. Пал Палыч снова обзавёлся крепкими, белыми зубами. Бюст у Зины ещё больше налился молочной полнотой, бёдра приковывали взгляды изяществом форм. Она выглядела на тридцать с небольшим. Сам Пал Палыч походил на сорокалетнего. Его лысина стала покрываться новыми волосами, морщины вокруг глаз стали неглубокими. Ногти на руках и ногах стали белыми и здоровыми. Организм работал, как часы. Они с Зиной проводили много времени вместе, играли в шахматы, вечерами плавали в бассейне и, приходя домой, не могли насладиться друг другом. Они становились день ото дня всё прекраснее и моложе.

         –  Готовься к переходу в голубой сектор,  Пал Палыч, –  как-то поутру возвестил голос.
         – А как он называется?
        – Сектором безмятежности.
        –  А с Зиной собираться, или одному?
        –  Можно и с Зиной. Только ваш брак закончился на синем уровне.
        – Это ещё почему? Я люблю её! – возразил Пал Палыч.
        –  Ну, тогда поступай, как знаешь, –  не стал спорить голос.
Пал Палыч и Зина  закрыли глаза и стали считать: Один, два, три……десять.

        Голубой сектор!!! Это же настоящая свобода! На Пал Палыча и Зину глядело ярко-голубое небо, неподалёку раскинулась живописная роща с необычайными плодами, с высокой горы торил себе дорогу чистый  ручей.  Голубые аккуратные домики, словно грибы, выглядывали среди голубых полей, а подворья окружал голубой штакетник. Слева от ручья  находилось поле для гольфа и конюшня. Пал Палыч и Зина  находились совсем близко от неё. Голубые лошади томились в  стойлах в ожидании наездников.  На васильковом поле, метрах в ста от конюшни, загорали девушки. А какие девушки, закачаешься! Сплошь модели! Загорелые тела с правильными изгибами, длинные ножки, крепкие груди…. Пал Палыч вдруг  вспомнил о Зине и почувствовал себя неловко. Хотел было разрядить обстановку, а Зина, оказывается, тоже времени даром не теряла:  пожирала глазами  молодого, загорелого, накачанного  парня, идущего по направлению к стойлу. Лошадь нетерпеливо заржала, завидев своего наездника, а Зина сглотнула и сказала Пал Палычу:
        – Прости-прощай, дорогой. Как мы быстро поженились, так быстро и разойдёмся.
        – Почему? – на всякий случай спросил Пал Палыч, замечая красивую брюнеточку среди васильков. Одна бретелька соскочила с идеального плечика и …
        – Врать друг другу нельзя, а здесь полно соблазнов. Мне было хорошо с тобой, амиго, но теперь прощай. Да и вообще, наш брак был шуточным.– Зина  чмокнула теперь уже бывшего мужа в щёчку и ушла. Голос оказался  прав.
       А ну её, эту Зинку! Пал Палыч  сунул руки в карманы и пошёл навстречу васильковым приключениям. Он был свободен! Ему хотелось хулиганить, щупать девушек  и пить вино, чем он и занялся в полной мере. Некоторое время спустя  он встречал Зину верхом  на лошади, в сопровождении того мачо, и сам себе удивлялся: как быстро могла пройти любовь? Ничего в душе не ёкало.
         Вечерами Пал Палыч разжигал костёр, пел песни под гитару, причём каждый раз с новой компанией, и жарил шашлык. Пал Палыч закурил, отрастил волосы до плеч.  Он жадно пил жизнь, как заключённый, дорвавшийся до вожделенной свободы. В голубом секторе  можно делать всё! Он не мог надышаться  свежим воздухом и даже ночами не хотел уходить с улицы.  Жить в голубом домике, как это делали другие секторяне,  ему не хотелось, в этом виделась какая-то упорядоченность. Пал Палычу надоела упорядоченность ещё в фиолетово-синюю пору. Решил он  проблему жилплощади так: разбил  палатку у реки. В ней  спал. Поутру  удил рыбу, варил  в котелке  уху. Бассейн заменила ему река. Каждое утро он нырял с воплем «йо-хо-хо!» и резвился в реке, словно дельфин. Ему стало на вид лет двадцать пять.
  В эту минуту он лежал на голубоватой траве и, посасывая травинку, и покачивая ногой, вспоминал девушку Машеньку. Кажется, он снова влюбился! Она просто чудо, эта Машенька. Павел стал строить планы, как бы остаться в голубом секторе навсегда. Может быть, надо  растягивать день до бесконечности? А что, недурно было бы…
        –  Павел! Снова хитрить вздумал? –  прорезался голос.
        – А, это вы? Здрасьте, –  сказал он, почувствовав лёгкое разочарование. Всегда этот голос нарушает планы!
       –  Ну как тебе походная жизнь?
       –  Круто, блин! Хочу остаться в голубом секторе навсегда.
       –  Не выйдет, мой юный друг. Завтра ты отправляешься в зелёный сектор знаний. –
Прекрасное расположение духа тут же покинуло Павла.
       –  Не хочу! Не пойду!!
       –  Пойдёшь.
      –   Ещё хоть недельку дайте пожить по-людски! –  бунтовал он.
      –   Павел, прекрати спорить, всему своё время. Ты и так подзадержался здесь. 
      –   Вот и ещё столько же задержусь! – Павел сел на траву и  упрямо скрестил  руки на груди, всем видом показывая протест.
      –   Ты случайно не забыл, к чему приводит  своеволие? – вкрадчиво спросил  голос.
      –   Да мне плевать! – его юношеский голос сорвался от негодования, но предательские  мурашки всё же побежали по спине, а «замок» из рук разомкнулся.
      –   Значит так, –  угрожающе  сказал голос. –   Ты сам напросился. Мне придётся отправить тебя…
      –  Знаю, знаю, в красный сектор…. –  сдался Павел. – Ладно. Я понял. Я согласен идти в этот ваш зелёный сектор, только с Машенькой…
     –  Поступай, как знаешь. Но сразу предупреждаю: всё будет, как с Зиной. Новый сектор, новые обстоятельства.
      Назавтра Павел  с большой неохотой сел  в гордом одиночестве на пол палатки, и, отчаянно желая, чтобы с голосом случился ларингит или несмыкание связок,  закрыл глаза и стал считать: один, два, три…..десять.

        Зелёный сектор. Где он очутился на этот раз? Павел подозрительно огляделся. Здесь не было  ничего общего с голубым сектором. Свободой тут и не пахло. Какое-то помещение, похожее на класс, вокруг парты, скамьи, доска…. Всё зелёное. Павел сидит за партой с девчонкой. На стене, справа от него висит расписание уроков. Это что, школа?  Полный класс учеников! Преподаватель с указкой стоит у доски. Снова домашние задания, задачки, уравнения – скука смертная! А голос у преподавателя до чего нудный.  А время  тянется как долго! Он аж зачесался от нетерпения, так долог был урок. Сейчас бы побегать, повисеть на турнике, или поплавать в бассейне. Чтобы сократить время, он придумал себе развлечение:  скрутил трубочку из тетрадного листка, сделал  пульку из жёваной бумажки и нацелил своё орудие в оттопыренное ухо какого-то пацана. Надул полную грудь воздуха и…
        – Паша! Ты выучил урок? – прогремел голос преподавателя.
Из Пашиных рук  сразу всё вывалилось. Он проблеял:
        –  Я …А…
        – Эх, Паша, Паша, –  укоризненно покачал головой преподаватель. – Тебе уже 12 лет, а ответственности ты так и не научился! Ещё и хулиганишь!
       Его уши налились бордовым и горячим, в глазах появилось болевое ощущение. Что это? Неужели слёзы? Сколько же лет он не плакал, что позабыл, каково это? Но ведь обидно! Как он может выучить урок, если ещё вчера  ночевал у реки? Соседка по парте с презрением уставилась на Пашу, дышащего через раз. «Ну нет, не дождёшься моих слёз» –подумал он и хлопнул противную девчонку по толстой спине. Она запричитала на редкость визгливым голосом, а преподаватель снова сделал Паше замечание, мол, девочек обижать нельзя.  Дети  стали тыкать в Пашу пальцем и смеяться. Особенно преуспели две девчонки слева. Он изловчился, и дёрнул одну из них  за косичку. Это оказалась Зинка. Ой, а вон с ней и Машка сидит, с худой пегой косичкой и треугольными коленками! Подружки-приставушки!
        – Дурак, –   они сделали одинаковые гримаски и показали язык.
        – Дети, дети, успокойтесь! Пишите домашнее задание, я жду вас завтра.

         Назавтра Павлик заблудился в школе. Он кое-как открыл огромные двери и тут же потерялся. Где его класс? Влево или вправо? А может быть, прямо? Павлик подался вправо, но там оказался спортивный зал. Он побежал  влево, но оказался в школьной библиотеке. До звонка оставались считанные минуты. Он встал посередине рекреации и горько заплакал, потирая кулачками пухлые щёчки. К нему подошёл преподаватель и сказал:
         – Не плачь, Павлик, с первоклассниками  часто такое случается. – Но ты молодец, храбрый. Другой бы на твоём месте уже расклеился, а ты ничего, держишься. По крайней мере, ты пытался найти свой класс. Скажи, а ты умеешь плавать?
        –  Нет, - покачал головой Павлик.
        –  Знаешь, я запишу тебя на плавание. В нашей школе есть замечательный бассейн. Там нужны такие  ребята, как ты. – Он говорил всё это, а сам вёл Павлика в класс.
Павлик  почувствовал такую гордость, что и не передать словами. Урок прошёл хорошо. Мальчик очень старался, тянул руку и отвечал на вопросы с одной целью: доказать преподавателю, что он достоин плавать.
        Вечером преподаватель сдержал обещание, отвёл мальчика в бассейн. Инструктор научил  его плавать так быстро, как никого ещё не учил. Мальчик всё хватал на лету, как будто всю жизнь умел плавать, только позабыл об этом. Инструктор всё приговаривал:
        – Талантище! С первого раза поплыл! Как будто рождён в воде! Мастер спорта – самое малое, что из него получится!
       Павлик стал часто посещать бассейн. Как  ему это нравилось! После очередного занятия, когда он оделся и обсох, в его головке прозвучало:
         –  Павлик, закрой глазки и посчитай, до скольки сможешь…
        – Лаз, два, тли…

          Где это он? Вокруг всё какого-то одинакового цвета… Он же знает этот цвет… Вспомнил! Жёлтый! Он находится в комнате, переполненной  жёлтыми игрушками. Жёлтая мышка, жёлтый крокодил, жёлтый полярный медведь. Павлик  сидит на стульчике, хорошенький, как ангелок, кудрявенький, синеглазый, держит в пухлых ручках резиновую жёлтую уточку. Из-под шортиков торчат  две круглые коленки в ямку. Вокруг Павлика много  таких же трёхлеток, как и он. Воспитательница посадила их полукругом на стульчиках, чтобы  учить песенки и стишки…. Воспитательница гладит Павлика по головке,  он ей сильно нравится. Она часто говорит, что из него получится великий человек, настолько он смышлён. Павлик улыбается так широко, что видны молочные зубки. «Ты  у нас любознательный» –  говорит ему воспитательница.  Интересно, это не плохое слово? Когда одну девочку, Зину, ругали, назвали её любопытной…. Ещё Павлика ставят  в пример другим детям, особенно тем, кто не любит мыть ручки. Сам Павлик часто моет ручки, часами может играть с водичкой, наполнять  раковину водой и запускать в неё резиновую уточку…. Он абсолютно счастлив.

         Потом всё вокруг изменилось, перекрасилось в цвет апельсина. Он попал, сам того не понимая, в подготовительный сектор. Всё там было  оранжевым: детская кроватка, в которой он лежал, пустышки, подгузники, игрушки-погремушки. В других кроватках тоже лежали дети, младенцы, такие как он. Некоторые спали, а он разглядывал обстановку. Оранжевые стены, такой же потолок. Нянечка вся апельсиновая… Он почти ничего не понимал. Забыл, кто он и как его зовут. Спал и ел. Его носили на массаж, разминали мышцы. Его через день купали, он бил кулачком по воде и визжал. Купаться ему нравилось, в отличие от массажа! После купания нянечка надевала на его лысую головку оранжевый чепчик и пеленала. Тогда становилось тепло и спокойно, и он безмятежно засыпал. Он почти всегда вёл себя спокойно, только иногда плакал – боялся красного цвета. Откуда-то знал, что это будет конец.

       И это случилось, как неумолимо случается то, чего боишься больше всего на свете. Он всё-таки оказался в красном секторе. Там  было необычайно тесно. Настолько тесно, что находиться в нём  возможно было только в  скрюченном, неудобном положении. Отсюда надо было срочно выбираться. Вот, только,  всё тело у малыша затекло, он попытался устроиться удобнее.  В этот миг его подхватило и понесло в какой-то узкий  туннель. Туннель сжимал его и  куда-то толкал,  малыш не мог сопротивляться этой стихии. В его глазках полопались сосуды от напряжения. Его опутывали какие-то  красные, хлёсткие  ветки, он слышал звук огромных раздувающихся  мехов. Он  вымазался в чём-то красном. В его ушах стучало сердце, неумолимо отсчитывая минуты. Туннель всё сужался, малыш испытывал страдание. Ему стало жарко от всего происходящего. А что, если он  навек застрянет здесь, в красном секторе? Малышу стало не хватать воздуха, он засуетился, испугался, сделал ещё одно отчаянное усилие и…  покинул ненавистный красный сектор навсегда.
      …В  роддоме раздался крик младенца, возвестив всех о начале новой жизни. Крик заполнил собой всё пространство. Это был одновременно крик спасения и ужаса. Спасения от гибельного красного туннеля, а ужаса оттого, что он снова на Земле….
«У вас мальчик!» Счастливая мама лежала  и улыбалась, а младенец отчаянно мёрз от резкого перепада температур и продолжал кричать. Как только чьи-то руки поместили его под струю тёплой воды, он сразу затих.
      

     – Пал Палыч! Пал Палыч! – он чувствовал, что кто-то пытается разбудить его и трясёт за плечо. От тряски клетчатый плед частично сполз на пол, приоткрыв Пал Палыча. – Пал Палыч! Проснитесь же!
      Как не хотелось просыпаться! Где он очнётся? В фиолетовом секторе? В зелёном? Или он грудничок? Лучше уж глаз не открывать!
      – Пал Палыч! Да что с вами делать-то? Поднимайтесь сейчас же!
 Он с величайшей неохотой  приоткрыл один  глаз и обвёл комнату. Белые ситцевые шторки, квадратная дыра, круглые потолочные лампы в чёрную точку…. Грудь сжимает, как в красном туннеле. У плеча Пал  Палыча  стоит кардиолог Ирина Ивановна в полном смятении. Это она так отчаянно будила его.
      – Ну вы и спите! Уже почти сутки! Чуть  электрокардиограмму не проспали!