Крылья

  По хмурому небу мерзкий ноябрьский ветер гнал разорванные облака. Моя душа чувствовала себя таким же облаком, стремительно уносящимся вдаль. Я стоял на балконе в спортивках, футболке и кофте, а казалось, будто в трусах и майке, или вообще голый. Затушив недокуренную сигарету, я поспешил вернуться в тёплую квартиру, - погасить, как окурок, неуютную тревогу. Я вышел на кухню и решительно рванул дверцу холодильника. Половинка хлебного батона, пачка масла и два яблока не вдохновляли. Перевёл взгляд на открытую полку навесного шкафчика, где красовались привезённые из Крыма сувениры, - маленькие разноцветные бутылочки с марочными винами, и рука сама захлопнула холодильник. Победа сувенирной полочки была очевидна.
   Портвейн или Мадера? Вот и задачка появилась жизнеутверждающая. Я спешно почистил три картофелины, порезал соломкой и бросил шкварчать на чугунной сковороде. В образовавшейся паузе победил Портвейн Южнобережный Красный и приятной вкусной теплотой побежал по венам. Только бутылочка оказалась детской, после второго бокала опустела. Картошечка подрумянилась, я переставил сковородку на можжевеловую подставку для горячего, достал из холодильника хлеб и одно яблоко, так, на всякий случай, ну и, конечно же, отвинтил крышку серебряного призёра соревнования, Мадеры, то есть.
   Накалывая ломтики горячей картошки и запивая креплёным вином, я вдруг отчётливо вспомнил, что у меня в жизни это уже когда-то было. Точно такая же комбинация: тоска зелёная, портвейн красный, картошка жареная. И было это в съёмной времянке возле строительного института, в который я только что поступил и ещё пребывал в шоке от резкой перемены жизни, бросившей меня из привычного родительского гнезда, в маленьком городишке, где все меня знали и любили, во чрево чужого и холодного мегаполиса, в котором я потерялся и стал совершенно одиноким и никому не нужным.
   Точно так же тридцать пять лет назад я грустил над чугунной сковородкой, ел картошку почти каждый день (другого ничего в семнадцать лет не умел готовить), и запивал тоску и безотчётный страх красным портвейном. Правда не марочным, а самым дешёвым, и хватало мне тогда пары глотков. Что-то ещё тогда было. Вспомнил - музыка! И не просто музыка, а «Wings»!
   Я бросился в комнату, достал из пыльной коробки пластинку «Band on the Run», поднял прозрачную крышку своего старенького «Корвета» и включил усилитель «Радиотехника». Из больших деревянных колонок АС-90 полились песочные звуки акустической гитары и душевный голос сэра Пола МакКартни. Потом к нему подключился вокал Линды, его жены. Боже, до чего же завораживающе они пели! А мелодии какие! Плавно переходят одна в другую, без надрыва, мягко, волшебно!
   Я подумал, что очень важно для творца, художника иметь рядом музу, любимую и любящую женщину. Только тогда сердце наполняется вдохновением и льются шедевры. Когда Линды не стало, мне кажется и музыка Пола угасла, стала коммерческой и невыразительной. И даже красивое и величественное название группы – «Крылья», тоже перестало существовать.
   Я вспомнил про свою Наденьку, ушедшую из жизни четыре года назад, и чтобы как-то протолкнуть комок, подкатившийся к горлу, залпом выпил остатки Мадеры, схватил со стены расстроенную гитару, добавил громкости на усилителе и забренчал невпопад своей любимой «Миссис Вандербилд»: Хоп! Гей, хоп!
   И тогда, в семнадцать, я так же неистово рвал струны в холодной времянке, пытаясь взлететь в небо вместе с «Крыльями». Так ничего и не вышло, тогда мои крылья были ещё не расправлены, а сегодня уже подрезаны…