Луи Ламбер Бальзака история болезни

                «Луи Ламбер» Бальзака: история болезни

Может ли гений изобразить гения? Стоит ли ему ставить перед собой такую художественную задачу, достижима ли она в принципе? Бальзак, который пытался вывести все человеческие характеры и их разновидности, достигал высот Художественного Реализма в обрисовке типичного. Но гений – это не типичное… хотя типичное в нем присутствует. В каждом человеке есть типичное и индивидуальное, порой они представляют собой причудливую смесь. У Достоевского, к примеру, не «типичен» в обычном понимании даже лакей, и в нем он разглядит нечто необыкновенное. Бальзак, стремящийся к обобщениям и типизации, чуть ли не научной, что соответствовало складу его ума и амбициям, обрисовывая великолепный, с его точки зрения, человеческий экземпляр, восхищается им настолько, что такие герои у него становятся близки сказочным и теряют реальные очертания.
Моруа, автор биографической книги о Бальзаке, считает, что изобразить гения в «Луи Ламбере» ему не удалось. Хотя он подметил важнейшие для психиатрии и психологии вещи. И это произведение стало вызывать интерес у ученых определенного профиля.
Склонность автора делать своих любимых героев лишенными недостатков как внешних, так и внутренних не обязательно даст тот эффект, который ему нужен. Такие персонажи, благородные и чистосердечные в каждую секунду своей жизни, неотразимо прекрасные, кажутся или не реалистичными или даже выведенными с иронией – потому что неумеренное восхищение каждым вздохом персонажа может создавать впечатление издевки со стороны автора. Если Бальзак пишет с откровенной иронией, герои у него получаются великолепно. Но как только он начинает (видимо, абсолютно искренне) восхищаться…
Впрочем, Жорж Санд (Фелисите де Туш) – портрет, видимо, задуманный Бальзаком как лестный для его прототипа, как раз-таки образчик авторского юмора, который, возможно, не все уловили, и даже Моруа. Лесть представляется утрированной до гротеска, восхищение - издевательским. Это показывает, что не обязательно утрировать недостатки человека (как это делает он в обрисовке возлюбленной Листа), чтобы он стал карикатурным. Можно преувеличить восторг по поводу внешних и внутренних совершенств. Это прием куда более тонкий…
Но «Луи Ламбер» - произведение, которое Бальзак ценил и ставил очень высоко. И оно этого заслуживает, хотя и портрет героя явно идеализирован, но с самыми искренними намерениями. Он всю душу вложил в своего любимого персонажа – это выдуманный образ близкого друга, в котором Бальзак нуждался в детские годы и в отрочестве, когда он не находил идеальной духовной близости со сверстниками, учителями и членами своей семьи. Или это «улучшенный» (хотя может быть – зря) автопортрет?
Возможно, в натуре его самого была некая раздвоенность, в нем жили два существа: одно – херувимоподобное («Луи Ламбер»), лишенное тщеславия, возвышенное, прекрасное внешне и внутренне, мистическое, созерцательное, чуждое великосветской суетности. Идеальное во всех проявлениях. Другое  – тщеславное, суетное, ненасытное в жажде славы, богатства, роскоши… внешне не напоминающее херувима. Обладающее явными недостатками, свойственными людям вообще. Бальзак мог попытаться «отринуть» свою так называемую «тщеславную» или «суетную» часть и сохранить возвышенную, воплотив эти качества своей души в образе романтика Луи.
Вопрос: а было ли это правильным? Стоит ли «очищать» от собственных недостатков (как внешних, так и внутренних) героя? Это способ понравиться читателям? Не спорю, есть читатели, которым это импонирует, у них несколько сказочное, детское восприятие жизни. Ангел – так ангел, демон – так демон… Смешанных человеческих типов они не признают, воспринимают их хуже. А в реальной жизни чистые типы практически не встречаются. Люсьен де Рюбампре – великолепный образчик смешанного типа. Одна из самых больших художественных удач Бальзака. Тогда как положительные герои из романов «Утраченные иллюзии» и «Блеск или нищета куртизанок», «чистые типы» исключительно ангелов кажутся или скучными или неправдоподобными или описанными со скрытой иронией автора (хотя, возможно, у него не было такого намерения). Джейн Остен в большинстве случаев это понимала прекрасно, единственный раз, когда ей изменило чувство меры, и она «пересластила» с авторским восхищением героиней – «Мэнсфилд-парк». И как результат – на мой взгляд, одна из самых неудачных ее героинь, Фанни Прайс.
Луи Ламбер с раннего детства жил исключительно напряженной внутренней жизнью. Его мозг как бы вообще не отдыхал. Этот человек не умел расслабляться. Он читал запоем, переваривал прочитанное, анализировал, делал выводы. Его жажда познаний, «духовная жажда» была такой же ненасытной, ни с чем не соизмеримой, как у иных людей – жажда телесных наслаждений. А любая неумеренность, даже в чем-то настолько возвышенном как стремление к познанию, научным открытиям, чревата последствиями для здоровья человека… В его общем развитии всегда был некоторый перекос – в сторону внутреннего мира, мир внешний его никогда не волновал, не вызывал у него интереса (в отличие от самого Бальзака, на редкость любопытного и наблюдательного).
Это усилилось обстановкой в школе, когда учащиеся вынуждены были проводить все время в тесном помещении, лишенные свежего воздуха и физических нагрузок. Сверхнапряжение умственное при дефиците движения и слабом физическом развитии неизбежно должно было привести Луи к нервному срыву или началу серьезного психического заболевания.
Сам Бальзак не заболел бы так, как Луи, поэтому с точки зрения медицины авторское решение «избавить» героя от собственных «изъянов» представляется абсолютно верным. Он никогда не был настолько восторженным, экзальтированным, отрешенным от всего земного. Натура куда более приземленная – это натура здоровая. И даже «пороки» таких людей – это проявление здорового инстинкта. Мы не духи и не звери, но в ком-то больше звериного…  Как знать? Возможно, чем больше в человеке от животного, тем он нормальнее и здоровее и лучше поддается среднестатистической типизации. Хотя это и грустно…
Луи честолюбив, как и Бальзак, но одержим скорее желанием совершить великое научное открытие, чем вкусить плоды земной славы и богатства. Бальзак «облагораживает» героя, «очищает» от собственной «суетности».  Луи чужд свету, он мечтает только о свершениях в умственной деятельности. Но хрупкое здоровье юноши подтачивают материальные проблемы – он понимает, что даже для самого скромного и незаметного образа жизни в Париже нужны деньги, которых у него нет. Единственный его родственник – дядя, живущий в другом городе.
В Париже Луи сближается с такими же, как он, идеалистами и мечтателями. Но эти юноши определились в том, чего они все-таки хотят: кто-то решил стать писателем, кто-то – политиком… Вполне возможно, что Бальзак прав, в начале произведения отметив, что Луи мог бы обрести счастье, став священнослужителем. Спокойная размеренная жизнь ему подходила. Но был ли он, человек религиозный по сути и духу, настолько верующим, чтобы отказаться от сомнений? Научные интересы, желание разбираться во всех областях знаний, объединить все, что люди знают о себе и природе, взяли верх. Получилось так, что жажда знаний привела к Сомнениям, Сомнения к Честолюбию научного свойства, а это уже такие умственные и нервные перегрузки… такое перенапряжение своих внутренних сил, изнашивание организма…
Но в этот момент юноша не заболевает нервным истощением или депрессией, хотя он очень близок к тому. Он уезжает в провинцию и знакомится с девушкой, которая тоже выведена Бальзаком чистым ангелом – воплощением всего самого прекрасного, что может быть в мире и в людях. Идеальная красота. Благородное сердце. Луи влюбляется. Полина оказалась богатой наследницей. Такие, в достаточной мере приземленные персонажи, как Люсьен де Рюбампре, ликовали бы и считали, что им сказочно повезло. Сам Бальзак был бы на «седьмом небе». Но Луи, добившись ответного чувства, оказывается неготовым к тому, что теперь его жизнь изменится самым восхитительным образом.
Чувства, которые он испытал впервые в жизни, настолько ошеломили его, вызвали сначала эйфорию, экстаз, невероятный восторг, а затем – страх, ужас, боязнь все испортить… Люди, которые бегут от большой любви, отказываются от сильных чувств, ведомы инстинктом самосохранения. Они интуитивно чувствуют, что в Великой Любви заложено разрушительное зерно. Луи прав, говоря о том, что легкие радости согласуются с легкими неприятностями, а огромное счастье может привести к нестерпимому страданию. Так и произошло в его случае. Сила собственных чувств привела к душевному заболеванию. Он как бы «не вынес» силы своей любви.
Эта любовь была взаимной. Счастливой. И только человек его нервного склада мог от всего этого «заболеть».
Он никогда не знал таких эмоций. Жил только умом. И, как это случается с людьми умствующими, оказался вообще не готов к тому, что такая, с житейской точки зрения, банальная вещь, как влюбленность в красивую девушку, может полностью перевернуть и изменить до неузнаваемости его внутреннюю жизнь. Его мысли о мире становятся другими, он сам себя перестает узнавать, пугается того «животного» в себе, которое вдруг ощутил с такой полнотой и остротой.
Накануне свадьбы Луи сходит с ума. Он перестает кого-либо узнавать. Врачи считают его неизлечимым.
Полина не думает, что это – болезнь. Со свойственным влюбленным желанием романтизировать душевные болезни, она считает, что он погрузился в изучение некого «высшего мира», мысленно Луи уже как бы на небесах. То, что его не понимают врачи, сам Бальзак считает бессилием современной науки и верит в то, что когда-нибудь такие состояния начнут понимать куда лучше. Лучший друг Луи, напоминающий самого автора, тоже видит романтику в его немом созерцательном состоянии, хотя его не притягивает эта атмосфера темной комнаты, в которой теперь пожизненно вынужден находится Ламбер. Он чувствует, что в таком состоянии есть некая «заразительность», боится, что друг увлечет его за собой, как он всегда это делал…
Бальзак всегда интересовался наукой, описывая Луи, как человека, потерянного для большой науки, он тем самым расстается и с собственными научными амбициями. Выбирая путь литератора. Но и в литературе Бальзак остается прирожденным ученым. Что очень часто является началом, провоцирующим фактором для возникновения душевного заболевания? Влюбленность. Именно это и происходит с Луи. С точки зрения медицины случай его отчасти типичен. И не всегда любовь, потрясающая внутренние основы человека, должна быть несчастливой, как принято о ней рассуждать. Просто это является испытанием для нездоровой психики – неведомая до той поры СИЛА своих эмоций.
Луи не умеет относиться к жизни легко, в нем нет здоровой толики легкомыслия.  Исключительная серьезность его характера делает трагическим абсолютно все в жизни. Любой чих. Любой вздох. Любой жест. Любое слово. Все воспринимается им с трагизмом невероятного накала. Он может сам, «умом» понимать все верно, но чувствовать по-другому. Это пример того, как Чувство может разрушить великий разум.
Он мог бы так же трагически воспринять Счастье, как и Несчастье. Вполне возможно, что приди к нему научное признание, он оказался бы не готов к нему и начал страшно нервничать. Психика рушится под давлением сверхэмоций и невероятного возбуждения. Для здоровья ему был нужен абсолютный покой. И эмоциональный минимализм. Но любовь и слава – это состояния, несовместимые с покоем (а значит, в его случае – со здоровьем). В юности, когда нет реальной оценки своих жизненных сил, люди мечтают не о покое, а о любви или славе. Не понимая, чем это для них обернется.
Сам Бальзак, любимый Лорой де Берни, и счастливый в течение долгого времени, уберегся от этого нервного разрушения. Может быть, благодаря тем самым своим «недостаткам», от которых он пытался избавить образ Луи. И – слава богу.
Натуры идеальные – увы, не жизнеспособны. Может быть, не случайно в литературе им так часто сопутствует ранняя смерть, как в случае Луи?  И нет в этом ничего романтического, медицина вполне способна объяснить эти факты.
Выиграл ли Бальзак как художник, пытаясь изобразить человека, лишенного недостатков (он даже физическую слабость Луи пытался отрицать, подчеркивая, что иногда тот поднимал невероятные тяжести)? Не знаю. Но как ученый он приблизился к верной трактовке истории заболевания.