Чума

   Представьте себе дачный поселок начала 50-х...

Берег тихой протоки; июльское солнце  в зените; на илистом дне в заводях  дремлют щуки, прислушиваясь к шныряющим по  мелководью  горбатеньким окунькам. Течением  сносит желтые хвоинки, тронутые тленом  листья,   белые обрезки - кругляшки  - это  хозяйки, вернувшись из леса, чистят  и сортируют  грибы.   

Потом над рекой  возникает  песня, которую старательно выводит далекий женский голос. Еще минута - и полное  впечатление, что  мелодия льется  с небес. В такие  мгновения хочется думать, что и через  сто - двести лет  вот также будет  сверкать  под солнцем  река, петь женщина,  пахнуть черемуховыми зарослями, смолистым  дымком  из  деревенской  баньки с   травкой-муравкой на  земляной  крыше. Все также по утрам будут чинно спускаться к реке караваны гусей, а  долбленки рыбаков резать в тумане загадочную маслянистую гладь реки. А по вечерам нарядная   дачная публика будет ходить друг к другу в гости, любоваться  цветущими маками, кустами георгинов, за чаем  из самовара раскладывать пасьянсы  и мечтательно  вдыхать аромат  ночных фиалок.

В то лето наша семья под дачу сняла в сельской местности  участок с избушкой, стены которой были сплетены  из ивы  и обмазаны   глиной. Деревенька  со смешным названием  Хвостовка  состояла из трех  десятков домов, большая часть  их приходилась «родней» нашей избушке. Внешне  они напоминали украинские хатки с  дореволюционных открыток «Привет с  Украины»: приземистые, с белеными наружными  стенами,  но гораздо меньше и беднее.  Это могло показаться  странным  ввиду того, что  деревенька располагалась  рядом с  массивом  соснового леса. Лишь два местных жителя сумели   воспользоваться его дарами, поставив дома под тесовой крышей.

Жизнь  местных поселян  долгое  время оставалась для меня  загадкой  - казалось, никто из  них, никогда не работал на  государственных  предприятиях  или в колхозе  -   добывая средства  к существованию, с утра до ночи, в огороде, содержанием  домашней живости да ловлей рыбы. В редкие  часы отдыха излюбленным занятием «местных» было  -  посидеть на завалинке сельмага, дожидаясь  телеги с хлебом и негромко рассуждать  о житье. К «городским»  хуторяне  относились  равнодушно или с неприязнью, не принимая их  за  праздность, пижамы, белые панамы  и гамаки.  Кто-то из  дачников  однажды  заметил в адрес  поселян: «бедные, но гордые».

Совсем другая картина  складывалась  в  поселке- отделении совхоза, крыши  которого можно было  разглядеть в бинокль  с  окраины  Хвостовки. Однажды в поисках хлеба  я с родителями  побывал на  центральной  усадьбе отделения. Совхоз  поразил  воображение -  все находилось  в непрестанном движении: в тучах пыли  коровы  брели на выпас; трактор тащил на поля  прицеп с вцепившимися в его борта женщинами  в белых  платочках; к небу лезли  по столбам  суровые мужики, с железными крючьями на ногах  и мотками проволоки  за спиной...

А  над  головой  алел  лозунг: « Перегоним...». Было ясно, что самое лучшее здесь должно произойти  через год или два. А пока -  надо трудиться так, чтоб пуп трещал.  Странным  было  это соседство:  совхоза и Хвостовки, жители которой  существовали как бы   вне времени, между  прошлым и будущим.  Много позже мне  довелось  узнать, что  больше половины  наших «хуторян» обосновались в этих  местах   после кампании  по раскулачиванию. Осколки былого мира...

Отрешенность и изолированность хутора  от  остального мира  определили его популярность  среди дачников  из областного центра, жаждущих  вырваться летом  из  «городского ада»  на лоно девственной   природы, насладиться  тишиной и  воздухом. Первыми здесь «прописались» отставные командиры  советской  армии  и КГБ   - они, на  выделенных государством  обширных   участках,    поставили  похожие  друг на дружку, как  солдаты  в шеренге,  крепкие домики  из бруса.  Потом  появились несколько врачей, летчик, начальник производства оборонного  завода... Публика  собралась довольно пестрая, но,  тем не менее, быстро сдружившаяся и весело проводящая досуг.   
   
Но однажды дачная идиллия  была  нарушена. Весной 1955  года на хуторе  появился чернявый  мужчина  лет  пятидесяти, которого в округе  прозвали Чумой. Он был болезненно  худ, одноглаз,   крайне бедно  одет, но  при  этом... держался   вызывающе независимо, пугая  людей непостижимой дерзостью  в речах и поступках. Разные о Чуме ходили  сплетни: сидел  на Севере, там  убил охранника, бродяга, живет в  землянке, которую вырыл  на опушке  леса, неподалеку от кладбища.

Казалось, что Чума не чувствует боли.  Я  был свидетелем того, как  в палящий зной Чума  забрел в соседний  двор, чтобы  напиться  из огородной бочки. Из сарая на  цепи  выскочил  лохматый  пес, вцепился  в ногу  пришельцу, начал терзать,  грызть,  а Чума стоял и жадно   пил воду...

Одним словом, это был  человек  с другой планеты,  и его  боялись.

Как-то Чума закричал  женщинам, полоскавшим белье  на берегу:

 -  Конец советской власти приходит, бабы!  Конец! Вижу царя  в Москве... Князей вокруг него. Боже царя храни...

Женщины  в страхе разбежались.

Но с особым удовольствием Чума «общался»   с дачниками - людьми «образованными и учеными».

Вечереет, июльская жара спадает. Из  дома  выходит полковник в отставке Юлий Петрович  Баков. Он берет тяпку и принимается окучивать помидорные ряды.

По тропинке вдоль  межи  участка  бредет Чума,  вдруг  он замечает  полковника и  останавливается.

- Эй, сосед, слышал, что в мире творится? -

 Юлий Петрович бросает взгляд  на  Чуму  и  ниже склоняется   к грядкам, быстрее  машет  тяпкой, шея  пунцовеет...

-  Раскопали в  Африке могилу, а в ней  мумие. И держит она в  руках грамотку  на неведомом  языке. Стали в  Москве, в  кремле  расшифровывать  и оказалось, что  это...  программа нашей партии,  с построением  коммунизма. А  рассказывал я тебе, как в  45 - м году спас товарища Сталина и его сына  Василия  от покушения?  Против него  был  заговор  соратников...

- Уходи, сволочь! - не выдерживает  полковник. - Не доводи до греха!

- Э, да  что-то мне твои глаза, соседушка, знакомы, - гнет свое  Чума.   - Не ты ли  веселил  меня  в тридцать девятом в подвале  НКВД  на  улице Владимирской? Какая встреча!

Чума, скорчив  зверскую рожу, распахивает объятия  и направляется   полковнику  обниматься.

-Застрелю!  - кричит Юлий Петрович  и убегает   в  дом. Внутри слышен женский визг, бьется посуда; на двери  лязгает щеколда.

Проходит  минута, другая. Тишина. Чума  с любопытством обходит дом,  всматривается  в   окна, дергает  дверь. Заперто.

- Эй, не прячься. Выходи! Мне поговорить с тобой охота. Зачем ты  прячешься, я же тебя  все равно найду...

Проходит еще время, и Чума  с  разочарованным  видом  уходит. 
 
Было в его  фигуре что-то жалкое и жуткое одновременно. Мне казалось, что
Чума  был заброшен на землю  неведомым  разрушительным  ураганом, который  растворился  за горизонтом, а  Чуму все куда-то несло, переворачивало. Он, похоже, смирился  с такой участью и не желал иного.

Однажды сразиться  с Чумой пришлось моей матери. Шатаясь по деревне, он, в конце концов,  добрел   и до наших ворот.  Испугавшись грязного лохматого  с налитыми кровью глазами  получеловека, дети  спрятались в зарослях  малины. И тогда дорогу Чуме преградила мать, маленькая и хрупкая женщина. Она подняла  полено и  тихо, но  внятно  произнесла:

- Не пугай детей. Если еще сделаешь шаг, голову  проломлю.

Чума замер, потом издал гортанный звук, махнул рукой   и... пошел назад.

 Тот случай   оставил  неизгладимое впечатление  о моей матери, как человеке исключительно смелом.

Погиб Чума  на глазах всех жителей  Хвостовки. Ночью загорелся сельмаг, огонь  быстро поднялся   крыше, высоко  взметнулись искры. Со всех сторон к месту пожара бежали люди. 

- Огонь перекинется  -   все сгорим!
- паниковали  одни.

-  Ветра  нет  - бог даст, обойдется, -   успокаивали  другие.

- А много ли там   добра?  - спрашивали  у «погорельцев» - продавщицы  и сторожа, которые тоже в оцепенении наблюдали за  огненными вихрями  искр, летевших к звездам.

- Немало, - уклончиво они отвечали.

- Надо бы  с реки воды брать...

-  Да через пятнадцать минут  сгорит  все дотла.

И вдруг круг зевак  разорвал Чума.

- Чего  таращитесь! Спасать надо, так  вас...  - и бросился в оконный  проем.

- Куда ты, полоумный! -  закричали в толпе, но было уже поздно. Огонь с новой силой  взвился  к небу и загудел как  в паровозной топке.

Люди  были оглушены увиденным. Кто-то из женщин запричитал.

Через час прибыли пожарные и разбросали головешки.   Светало, а мы стояли  возле пепелища, не веря, что  Чума вот так просто мог исчезнуть из жизни.

В тот же  год по факту  пожара  было проведено расследование, по результатам которого за растрату и поджог продавец сельмага вместе  с несколькими коллегами из потребсоюза были приговорены  судом к различным срокам лишения  свободы. Через пять лет на месте  пепелища  строители  из города возвели бетонный павильон, в котором пошла бойкая торговля  венгерским разливным вином. Пьяненькие мужички из совхоза целыми днями колготились возле магазина; когда кто - ни будь из  захмелевших «братанов» лез без очереди, ему кричали:

- Куда тебя несет, Чума!..

Вот, пожалуй, и все, что осталось в памяти об этом человеке «с другой планеты». Но почему я вдруг вспомнил о нем?  Не жалко же мне его на самом  деле...



 


Рецензии