Повесть о Люськиной жизни. Пролог. Часть 1

                Пролог.

          Ее вытащили из-под скамьи и поволокли в кусты, крепко ухватив за щиколотки. Сообразив, что это не сон, она попыталась вырваться и услышала: «Проснулась, сучка, крепче держи, а то опять вывернется». В темноте разглядела две фигуры.
 
          «Хватит уже, давай здесь», - жадные руки переворачивали ее на спину, сдирали с нее одежду, насильники уже не сдерживались, все больше возбуждаясь при виде обнажившегося тела. Тот, что держал ее за руки, увидев голую грудь, похотливо взвыл и стал торопливо расстегивать свои штаны. Второй, зажав ее ноги, пытался стянуть с нее джинсы, застежка не поддавалась, он рванул изо всех сил, что-то треснуло. Люська извивалась молча, боясь привлечь криком еще таких же бродяжек, ужом крутилась, но вырваться не удавалось.

          Лицо обдало зловонным дыханием, сладострастно взвизгивая, одной рукой разжимая ей зубы, второй тиская грудь, он почти сел ей на лицо. Забыв о брезгливости, Люська впилась зубами в ненавистную плоть, нападавший взвыл и наотмашь ударил ее, потом еще и еще. Второй отвлекся и ослабил хватку, Люська изо всех сил пнула его в самый низ живота согнутыми ногами и, освободившись, помчалась вглубь парка.

          Грязная брань и тяжелые шаги преследователей давно стихли, но она все бежала и бежала, рискуя свернуть себе шею в кромешной темноте. Потом свернула к берегу Сырдарьи, нашла знакомые заросли легустры и вползла внутрь через заранее подкопанный у самых корней проход.
 
          Странно, как эти бродяги обнаружили ее – парк давно уже не освещался по ночам. Хотя чему удивляться – люди, живущие долгое время на улице, не только становятся похожи на животных внешне, у них вырабатывается звериное чутье, вот и у Люськи оно появилось – звериное чутье. Обычно она чувствовала опасность заранее, сегодня вот что-то оплошала, но зато быстро нашла свое тайное убежище в полной темноте, как зверь лежбище.
 
          Это нападение было не первым и не единственным в ее подзаборной жизни, заканчивались они по-разному, почему же сегодня так муторно на душе, почему не удается успокоиться. Очень захотелось поплакать, но плакать ее давно отучили – еще в детском доме. Люська смотрела в черноту ночи, пытаясь унять непрекращающуюся противную дрожь, и вспоминала всю свою такую нескладную жизнь.

                1.Детство, юность и любовь.
 
          Люська никогда не думала  о женщине, родившей ее и оставившей в родильном доме небольшого городка в Московской области, никогда не пыталась представить, какой она была, потому что думать плохо о ней не хотелось, а думать хорошо не получалось. И только сейчас Люське вдруг пришло в голову, что женщина эта, возможно, вынашивала ее с желанием и даже любовью, потому что Люська родилась здоровым симпатичным ребенком, спокойным, и характер у нее был совсем не такой злой, как у многих детдомовских детей. Возможно, она решилась оставить дочку в роддоме, попав в совершенно отчаянные обстоятельства, Люська на собственном опыте знала, как страшно и неожиданно может повернуться жизнь.
 
          Люська выросла в детском доме в том же Подмосковном городке, детдом был обычный, не самый плохой, претензий к нему у Люськи не было, но своей судьбы она бы никому не пожелала. Она помнит, как бежала однажды с ревом к нянечке, но вместо жалости наткнулась на равнодушное: «Нечего реветь – здесь папы-мамы нет, чтобы тебя пожалели, так что вытри слезы и сопли и запомни, что Москва слезам не верит».

           Так они и росли в детском доме – без ласки, без жалости, надеясь только на себя. Старшие учили младших всему, что умели сами, учили порой слишком сурово, как и их учили когда-то, детский дом жил по своим, жестким законам, но другой жизни у Люськи не было. Небольшого роста, худенькая, но не щуплая, а подтянутая, крепкая, она любила спортивные занятия, хорошо бегала, прыгала, это помогало ей и в детском доме, и не раз спасало  во время ее скитаний, как сегодня ночью. Ее поначалу обижали, как самую маленькую, но она научилась драться, и от нее отстали. Они жили, получая питание, имея ночлег, были обуты и одеты – считалось, что этого вполне достаточно, о жизни за стенами детдома они имели представление достаточно смутное, их выпускали в жизнь, как некоторых учат плавать – просто бросают в воду, и выплывай, как получится. Хотя, справедливости ради, надо добавить, что какое-то подобие плана на будущее воспитанников имелось – после выпуска из детдома  они поступали в текстильно-ткацкое профтехучилище в этом же городке, чтобы затем работать здесь же, в Подмосковье, на прядильно-ткацком комбинате, получив в качестве наследства от государства комнату для проживания.
 
          Люське было 16 лет, когда она, как и все, стала учиться в ПТУ, жили они с подружками в общежитии, получали стипендию и кое-что им платили на практике. Первое, что они сделали – стали копить деньги на покупку своей одежды, так мечтали они избавиться от ненавистных казенных одежек, от которых за версту разило «инкубатором», одинаково плохо пошитых и колом сидящих на всех. Сменив, наконец, свой  гардероб, девочки стали выбираться в кино, на танцы, в городской парк, благо времени свободного у них было достаточно.

          Сергей сразу понравился Люське – был он очень симпатичный, очень высокий, очень мускулистый, очень веселый, слишком «очень», чтобы обратить внимание на Люську, как ей казалось. И хотя в своем новом нарядном костюме Люська выглядела неплохо, не напоминала уже мальчишку-подростка, она все же привычно робко жалась в сторонке, даже не мечтая о взаимности. А вот ошиблась на свой счет – Сергей сразу приметил стройную невысокую девушку, а когда она взглянула на него своими голубыми глазами из-под светлой пышной челки, он как взял ее за руку, так и не отпускал от себя больше ни на шаг.

          Это была любовь – их первая и последняя любовь. Любую возможность использовали они, чтобы встретиться, ничего вокруг не замечая, обо всем забыв. Если погода позволяла, они уединялись в глубине парковых аллей, если был дождь, брали билеты в кино, на последний ряд. Когда ошалевшая от поцелуев Люська возвращалась в общежитие, она не могла вспомнить даже названия фильма – помнила только губы и руки Сергея.
 
          Ветер перемен раскачивал могучую державу, предвещая скорые катастрофы, страна бурлила, а они жили только своей любовью. Сергей проходил срочную службу в войсковой части их городка, срок службы заканчивался, неумолимо приближался дембель. Сергей уговаривал Люську поехать с ним, в город, где он родился и вырос, где ждала его мама. Люська несмело предлагала ему остаться здесь хотя бы еще на год, дождаться, когда она закончит ПТУ и получит собственное жилье, но Сергей и слышать ничего не хотел: «Зачем нам твоя комната, если у нас с мамой трехкомнатная квартира. Работать будем на нашем шелкокомбинате – мама все устроит. Зато в каком городе мы с тобой будем жить – это лучший город на свете».

          Лучший город на свете назывался Худжанд, находился он на севере Таджикистана, и рассказывать о нем Сергей мог часами.
 
          Девчонки завистливо ахали: «Повезло тебе, Люська, такого парня встретила. Наверное, это счастье твое, твоя судьба». Люська и сама считала так же, поэтому решилась ехать с любимым в его сказочный край, боясь упустить свою птицу счастья.

          Не читала Люська газет, не разбиралась в политике, да и Сергею основательно забили в армии голову политическими информациями, не подозревали они о том, что предусмотрительные люди покидают уже союзные республики, в судорожных корчах рождающие независимость, и стараются перебраться в Россию. Даже не подозревая о грядущих катаклизмах, наши влюбленные поехали, вернее, полетели, из России в Среднюю Азию.


       далее   http://www.proza.ru/2012/11/23/86