Нехорошая трава из сб. Браконьеры озерные

В. ФЕДИН

                НЕХОРОШАЯ ТРАВА
                из сб. БРАКОНБЕРЫ ОЗЕРНЫЕ

    Как известно, есть рыбаки-профессионалы и есть рыбаки-любители. Профессионалы делятся на морских, речных и озерных. Морские рыбаки ходят в море на траулерах и сейнерах, процеживают моря и океаны огромными тралами, черпают морскую рыбу тысячами тонн за рабочую смену. С такими я, к сожалению, не сталкивался, только читал о них.
    В советское время эти труженики моря сдавали свой улов на государственные сухопутные и плавучие рыбзаводы. Готовую продукцию рыбзаводов советское государство отправляло в развивающиеся дружественные страны, вставшие на путь не капиталистического развития, а мы, простые советские люди, довольствовались килькой, сайрой и мойвой.
   В демократической России государство передало свои функции доморощенным капиталистам, недальновидным и прижимистым не по уму. Эти заботятся только о своей выгоде и не думают о рыбаках. Поэтому сейчас морские рыбаки-профессионалы вынуждены украдкой продавать свой улов капиталистам китайским, японским, норвежским и так далее. Те ценят труд наших рыбаков намного выше, поэтому морские рыбаки в нашей державе еще не вымерли. Осуждать их у меня не поворачивается язык. Если Родина забыла о своих скромных тружениках моря, то труженики выживают, как умеют.   
   О профессиональных рыбаках речных я знаю побольше. Раньше они объединялись в рыбколхозы и рыбартели, а сейчас – в акционерные общества. Они промышляют на больших и малых реках, выходят на лов в тяжелых баркасах и карбасах, закидывают невода, ставят гигантские сети и стараются получить хоть какую-то прибыль. С ними я имел дело через моего школьного друга Васю Поляха, с которым мы сидели за одной партой последние три школьных года. Его отец командовал рыбколхозом в рыбачьем поселке Комарова Грива на левом берегу Волги, чуть повыше Саратова. Я пару раз ездил в гости к Васе в Комарову Гриву и видел живых профессиональных речных рыбаков.
   С озерными профессионалами я лично не знаком. Браконьеров озерных я не уважаю, но в своей жизни волею судьбы несколько раз пытался по-любительски мелочно браконьерствовать на озерах. Видимо кто-то или что-то во Вселенной зорко следит за сохранением равновесия Добра и Зла в мире. Никакой прибыли от своих неправедных действий я не получил, зато каждый раз Провидение делало мне серьезные внушения, и я укрепился в мысли, что любое воровство, в том числе браконьерство, – это нехорошо.
   Первое мое приобщение к обществу рыболовов-браконьеров случилось еще когда я учился в старших классах. Мой одноклассник Василий из переростков, - после войны переростки в школе считались нормальным явлением, - позвал меня порыбачить с бреднем в окрестностях его родного села Ленинское. Конечно, я тут же согласился, ибо ведро-другое рыбы в нашей большой и полуголодной семье никак не оказалось бы лишним. Бредень уже тогда природоохранники относили к браконьерской снасти, но в те годы на это закрывали глаза, и мужики «бродили» практически в открытую. 
В субботу после уроков мы с Василием отправились в его село за шесть километров, переночевали у него и рано утром в компании двух взрослых мужиков пошли на озера. Мужики нагрузили на нас два тяжелых бредня, а сами несли пустые ведра  и пустые же мешки для добычи. Почти сразу за селом мы вышли на берег небольшого озера. Его берега густо заросли чаканом, камышом и остролистом, но само озеро показалось мне чистым. Мужики сняли штаны, но остались в подштанниках и в сапогах. Василий пошел на рыбалку в черных сатиновых шароварах, - последний крик сельской моды, - и в тяжелых американских армейских ботинках, он не стал ни раздеваться, ни разуваться.
   На мой вопрос, почему все собираются лезть в озеро в штанах и обуви, один из мужиков обстоятельно пояснил:
   - Там трава-мудорез. Вон, видишь? Без штанов никак.
Я посмотрел. Кое-где из воды выглядывали длинные стебли самой обычной буровато-зеленой водоросли. Такая в изобилии росла в нашей тихой речке, и я не поверил, что это безобидное растение может причинить серьезный вред. Я надел в поход свои единственные будничные штаны и парусиновые тапочки, - далекий прообраз будущих кроссовок. Портить штаны и тапочки мне никак не хотелось, я решил рискнуть и смело разделся до трусов. Тапочки я тоже снял.
Мы разбились на две пары: по одному мужику и по одному школьнику. Меня, как довольно долговязого, мой напарник определил в «заходящие». Мне предстояло со своим концом бредня зайти как можно дальше от берега и широким полукругом вернуться назад. Мой напарник оставался неподалеку от берега, примерно по пояс, и руководил моими действиями. Вторая пара поступила так же. Мужик остался у берега, а Василия загнал в озеро.
   Я взял свою жердь, привязанную к бредню, и храбро пошел в озеро.  Водоросли с жутким названием я не боялся, больше меня волновала возможность напороться босыми ногами на что-то режущее. Однако Бог миловал, дно озера оказалось илистым, но чистым от отходов цивилизации. Зато с первых же шагов я почувствовал, как безобидная водоросль длинными лианами оплетает мне ноги. Особых неудобств она мне не причиняла, лишь немного щекотала и вроде бы даже легонько царапала голое тело. Бредень оказался длинным, не меньше десяти метров, и вскоре мне пришлось пуститься вплавь.
Когда бредень растянулся во всю длину, мой ведущий скомандовал мне заворачивать к берегу. Сам он медленно побрел вдоль берега, чтобы бредень захватил побольше рыбы. Я доплыл с глубины до места, где ноги доставали дно, и по команде мужика пошел к берегу через заросли шершавой водоросли. Чем ближе подходил я к берегу, тем больше торопил меня ведущий.
   - Давай, давай! А ну, быстрей! Чего ты там канителишься? А ну, бегом, а то рыба вся уйдет! Рожай быстрей!
Я помчался к берегу со всей скоростью, какую позволяло сопротивление воды. Когда я вышел на уровень моего ведущего, он тоже засуетился, и мы бегом выволокли тяжелый бредень на берег. Тащить его пришлось через заросли чакана и камыша. Низ бредня сильно задрался на толстых стеблях, и мы тут, наверное, потеряли основную часть добычи. В бредне оказалось не меньше двух тонн той самой опасной водоросли, и лишь кое-где в траве билась и посверкивала рыба.
   Первый заход дал нам чуть больше полведра всякой озерной мелочи, в основном, карасей. Я ликовал: еще три захода, и мне по справедливости должно достаться целое ведро свежей рыбы! Мы с моим ведущим «забрели» еще четыре раза. В предвкушении обильной добычи я без колебаний разрезал голыми коленками, голым животом и голой грудью заросли шершавой водоросли. На берегу уже после второго захода я обнаружил множество мелких красноватых царапин по всему телу, от ступней до плеч. Каждый заход увеличивал число царапин, и они становились с каждым разом все краснее.
   После пятого захода мужики решили, что можно кончать рыбалку. Двумя бреднями мы нацедили из озера четыре ведра рыбы. Мужики разделили улов с нами по-братски. Себе они забрали три ведра, а нам с Василием выделили одно ведро на двоих. Я обиделся и надулся, но Василий меня успокоил:
   - У них бредни. Без бредней мы бы вообще ничего не имели. Все нормально.
Я примирился с печальным социальным неравенством. Все-таки, полведра рыбы, - это гораздо лучше, чем ничего. Я пересыпал свою долю рыбы в рюкзачок, распрощался с Василием и пошел за шесть километров домой. Еще на полпути я стал ощущать заметный зуд во всем теле. Успокаивал его я самым распространенным способом: чесался все сильнее. На подходе к дому я чесался уже непрерывно и весьма интенсивно. Последние сотни метров я бежал.
   Дома я бросил рюкзак с рыбой бабушке, а сам помчался во двор к кадушке с водой. Там я снял штаны, рубаху и ахнул. Все мое тело покрылось сплошными  багровыми царапинами называется так пикантно. Страшно подумать, во что бы превратилось мое тело, если бы я не оставил на себе трусы.
   Показывать домашним или врачам свои трудовые травмы, полученные за полведра рыбешки, казалось мне постыдным. Я молча терпел страшный зуд и лечился самостоятельно, протирал тело тройным одеколоном. Кроме одеколона, я использовал солнцетерапию. Я знал о целительных свойствах солнечных лучей, и целую неделю провел в добровольном карантине, в полном одиночестве на крыше сарая под знойным солнцем саратовского Заволжья. Царапины постепенно зажили, и зуд прекратился. А я еще много-много лет передергивался при одной мысли о рыбалке на озерах.