Коварная Нельма из сб. На рыбалке у реки-2

                В. ФЕДИН

                КОВАРНАЯ НЕЛЬМА
                из сб. НА РЫБАПКЕ У РЕКИ

   Мелкие неудачи на рыбалке для меня – дело привычное. То место попадется безрыбное, то с погодой не повезет, то у рыбы вдруг изменился вкус, и она игнорирует мою приманку. Такое случается даже у любителей-рыболовов из подвида серьезных. Одна, две, три рыбешки, даже полный ноль – огорчение обидное, но не смертельное. Но случаются и неудачи крупные, от которых рыболов-любитель может впасть в прединфарктное состояние.
   Однажды мы с сыном – дошкольником совершали историческое путешествие на «Казанке» по Бие, от Бийска до Телецкого озера. Где-то на половине пути, немного выше Бехтемира мы увидели у высокого правого берега странную картину. По каменистому отлогому наносу метался полуголый человек. Он то воздевал руки к небесам, то бил себя кулаками по голове, то принимался судорожно скакать по камням. Он широко разевал рот, но мощный рев двадцатисильного «Вихря» заглушал его крики. Неподалеку от него на каменистом берегу стояла наполовину вытащенная из воды «Казанка».
   Я направил лодку к берегу. У бедняги случилось нечто ужасное, нельзя равнодушно проходить мимо. Может быть, он пробил на камнях днище алюминиевой лодки и не может продолжать путь. Может быть, у него вывалился за борт пассажир. Да мало ли еще что может произойти на быстрой и каменистой реке? Возможно, мы еще сумеем чем-то помочь бедолаге.
Рассказ несчастного оказался предельно лаконичным.
   - Вот такой таймень ушел! С берега. Прямо из рук!
Мы ничем не могли помочь этому несчастному мужику, охваченному глубокой  скорбью. Запасного тайменя для него у нас не имелось. Мы пытались утешить его общепринятыми выражениями сочувствия. Мол, всякое бывает, Бог дал, Бог и взял, потерял тайменя – ничего не потерял, еще будут в жизни другие таймени, в Бии их много плавает.
   Даже через десятилетия я вижу будто наяву этот скорбный символ великой рыбацкой драмы. Каменистая отмель под высоким обрывом Бии, лодка на камнях и поникшая фигура полуголого мужчины, сломленного коварным ударом переменчивой судьбы.
   Через пару месяцев после этого случая, уже осенью,  мы с сыном поехали на Катунь за облепихой. На многочисленных песчаных островах стремительной Катуни в невероятных количествах произрастает дикая облепиха. Суровый закон запрещал неорганизованный сбор этой ягоды, уникальной по своим целительным свойствам, однако в те времена с этим законом никто не считался. Попробуй поймать изворотливого и бдительного неорганизованного облепихолюба, который загнал лодку в густые кусты, сам залез в непроходимые заросли и спокойно соскребает  проволочными захватами оранжевые ягоды с колючих веток.
   Мы спустились по Бие до ее слияния с Катунью, обогнули острый песчаный мыс, рискованно покачались на крутых волнах и водоворотах, образованных столкновением двух мощных водных потоков. Светло-бирюзовая вода Катуни стремительным тараном вспарывала темные, зеленоватые воды более спокойной Бии, и это место справедливо считалось опасным для лодок. В месте встречи двух рек бесновались островерхие волны и крутились широкие воронки водоворотов. Нашу «Казанку» мотало во всех трех измерениях. Можно, конечно, обойти это опасное место подальше от мыса, там вода уже спокойнее, но разве настоящие мужчины упустят возможность побороться с разбушевавшейся стихией?
   К полному восторгу сына, я замедлил ход «Казанки», чтобы мы подольше насладились острым чувством опасности, и быстрое течение отнесло нас довольно далеко от мыса. Осенью вода в этих реках сильно спадает, и на них появляется множество мелких песчаных островков и скрытых мелей. Лодочникам приходится смотреть в оба, чтобы не налететь на такую отмель и не сорвать срезную шпонку на винте. Я еще уменьшил ход и медленно вел «Казанку» по извилистому фарватеру между островками и отмелями. Справа потянулась коварная на вид узкая и длинная полоска песка, нас несло прямо на нее. Я собирался прибавить газу, но тут сын на переднем сиденье вдруг завертелся и замахал руками в сторону этой отмели. Я притормозил и всмотрелся.
   На отмели в мелкой воде что-то происходило. Казалось, там кто-то отчаянно борется за свою жизнь, а может, борется с кем-то не на жизнь, а на смерть. Что-то темное и в то же время серебристое билось в мелкой воде и поднимало фонтаны брызг. Я встревожился: вдруг, это кто-то тонет? Такое на Бие и на Катуни случается, и надо спасать беднягу. На самом малом газу «Казанка» развернулась и воткнулась носом в песчаную отмель рядом с бьющимся телом. Мы втянули лодку на песок, чтобы ее не унесла волна, на всякий случай бросили не песок якорь-кошку и подошли к месту трагедии.
   На песке, чуть прикрытом водой, перед нами лежала огромная нельма! Не меньше двух метров длиной! Наверно, она давно попала на мель и уже выбилась из сил. Сейчас здоровенная рыбина, королева сибирских рек, лежала неподвижно и раздувала жабры величиной с хорошую тарелку.
   - Ого-го! – завопил сын. – Чудо-юдо, рыба кит!   
   Я подошел поближе к нельме. Она слабо шевельнула грудными плавниками и вяло ударила хвостом по мелкой воде. Нас обдало мокрым песком.
   Мне далеко до хрестоматийного деда Мазая. Мысль о том, чтобы стащить погибающую нельму с отмели  и отпустить ее в родную стихию к деткам, к супругу или супруге, - такая мысль тогда даже не пришла мне в голову. Я стоял над двухметровой рыбиной и представлял, какой переполох вызовет на лодочной станции наш уникальный трофей. По горящим глазам сына я видел, что он полностью разделяет мой рыбацкий азарт. Меня занимал один-единственный вопрос: как доставить нашу сказочную добычу на лодочную станцию?
   В «Казанку» такую тушу не втащить. Во-первых, ее трудно поднять, да она, к тому же начнет сопротивляться. Такая громадина в предсмертной борьбе может натворить немало бед. Во-вторых, для погрузки лодку надо отвести подальше от отмели, на глубокое место, а когда мы поволочем нельму по воде к «Казанке», она обязательно вырвется из рук и – поминай, как звали. Остается один выход: надо зацепить нельму чем-нибудь за жабры и буксировать ее за лодкой, как бревно.
    В лодке нашелся длинный моток бельевой веревки. Я приготовил его, выждал момент. Когда нельма пошире разинула рот и засунул конец веревки ей поглубже в пасть, под самые жабры. Однако рыба тут же захлопнула пасть, веревку крепко защемило, ни взад, ни вперед. Пришлось ждать. Минут через пять рот снова раскрылся. Я принялся пихать веревку в широкое отверстие величиной с ведро. Только на третье разевание рта из жаберной щели показался конец веревки. Сын вцепился в него и вытащил с метр веревки.
   Я покрепче взнуздал нельму и привязал свободный конец веревки к задней бортовой скобе. Рыба пока вела себя спокойно, видно основательно выбилась из сил. Мы столкнули «Казанку» на глубину, и я на самом малом газу, как только позволяло быстрое течение, отвел лодку от отмели. Веревка натянулась, и тяжелое, длинное туловище заскользило по чуть прикрытому водой песку. Вот нельма сползла с отмели и тут же скрылась под водой. Я увеличил скорость, и мы тихим ходом двинулись вверх по Бие.
   Сын перебрался ко мне на корму и вцепился руками в туго натянутую веревку. Мы медленно поднимались по быстрой реке. Веревка все время оставалась натянутой, нельма не проявляла признаков жизни, и не пыталась освободиться от буксира. Мы уже прошли лесоперевалку, как вдруг сын отчаянно закричал прямо мне в ухо. От неожиданности я чуть не вывалился за борт. Сын держал в руках свободно болтающуюся веревку. От волнения он побледнел, перестал кричать и лишь смотрел на меня круглыми испуганными глазами. Я заглушил двигатель и потянул веревку. Она шла из воды совершенно свободно, не чувствовалось ни малейшего сопротивления. Я вытянул из воды всю веревку. От нельмы не осталось и следа, а петля оказалась разорванной.
   Нас сносило течением, а мы рассматривали разрыв и гадали, что произошло. По методу Шерлока Холмса мы догадались, что нельма нечаянно или умышленно перетерла крепкими и острыми зубами тонкую веревку. Я уставился на сына. Не знаю, что он разглядел на моем лице. Очень надеюсь, что не слезы горького разочарования. 
   Я часто вспоминаю эту нашу рыбачью неудачу. И перед моими глазами в такие минуты встает другая картина: полуголый мужик на каменистой отмели мечется по берегу, колотит себя кулаками по голове и воздевает руки к безгласному, равнодушному небу. Мне не жаль того мужика. Разве можно сравнить его жалкого тайменя с нашей двухметровой нельмой?