Голубой платок

   Г.А.Харькова


       К концу лета Максим Данилович занемог. Пришлось лечь в участковую больницу. Из окна палаты, где он лежал, видны были поля, зеленеющая озимь, скирды соломы и вдали полоса леса, далеко видная сквозь осенний прозрачный воздух. И в ней, полосе, пестрели багряные и желтые деревья, перемешанные с темно зелеными  елями.
   Максим Данилович вспомнил, что в молодые годы его в таком же осеннем небе в эту пору летели на юг клинья журавлей, неровные колеблющиеся цепочки уток,  гусей и крик птиц волновал людей. Теперь небо было пустым, никто не останавливался посмотреть вслед отлетавшим птицам, не махал им рукой.
    Ушедшие годы. Здесь он часто вспоминал прожитое и пережитое, особенно покореженную войной свою молодость.
   В палате вместе с ним было два соседа: механизатор из далекого колхоза, молодой парень, да такой же, как он, пенсионер – старик Иван Трофимович, лечившийся от радикулита. Он был большой любитель поговорить. Перечитывал кучу разных газет, и просвещал соседей. « Во! Дожили! Раньше героями были стахановцы, а ныне- миллионеры»!.
   Страна переживала смутное время. В газетах писали все, Иван Трофимович часто спрашивал вслух: « Что будет- то дальше». И  отвечал сам же: « Направится все! Не так просто из нас советский дух вытравить».
  Максим Данилович слушал его, думал то же, но в разговоры не особо вступал, чувствуя большую слабость. Нет, не боль донимала его, а нарастающая слабость, и не страх и не тревога были внутри его, а тихая бесконечная грусть, что наполняла все его существо. Иногда, одев пальто, он выходил из помещения и садился на скамейку, стоявшую под большим раскидистым кленом, теряющим свои большие золотые листья, опять смотрел в небо тоскующими глазами, думал, вспоминал с чувством тихого расставанья.
    Возвращался в палату, механизатор- парень выписывался,  сжал  своими огромными ручищами единственную левую руку Максима Даниловича, улыбнулся широкой улыбкой: « Поправляйся, дед!  Не забывай нас!"». « Леня, - обратился к нему  Максим Данилович-, не выполнишь ли просьбу мою?». « Какую? Конечно, всей душой!". « Не знаешь ли в вашем селе  Лаврухину Александру Ильиничну?». «Как не знать? Односельчане мы.» « Леня, передай ей от меня поклон.». Механизатор кивнул головой. « До свиданья , дед! Обязательно выполню!".
   Он уехал, и от того, что опустела его кровать, в палате стало тише, а на душе Максима Даниловича еще горше.
   Иван Трофимович шелестел своими газетами, а Иван Данилович предался воспоминаниям. Иногда засыпал на короткий миг. Воспоминания становились сном, недолгим и прерывистым.
  В восемнадцать лет летним полднем в сорок первом году уходил он на фронт. Мать, провожавшая его, осталась в толпе плачущих баб,  и он, оглянувшись, увидел ее темные отчаянные глаза, да ладонь, что прижимала  она к сердцу, благословляя его. За поворотом дороги от берез отделилась фигурка девушки, обежала к ним, что шли нестройной колонной, уходя от дома на фронт. Это была Сашенька. Она шла некоторое время рядом с ним, и он почему- то смотрел на ее босые ноги, покрывающиеся желтой жирной дорожной пылью.
    Ничего не говорила Сашенька, а только тяжело дышала, запыхавшись от быстрой ходьбы   и от волнения. « Пора!»- крикнул ей кто-то, Максим Данилович остановился, заглянули они в глаза друг другу. « Жди, Сашенька !". Она заплакала. Он догнал колонну, и , еще раз обернувшись, помахал ей рукой.
    Этим же летом в Курской области  возле села Апсово попал он в первый бой. Много полегло там молодых солдат. Он, оглушенный и пробитый пулями , упал на землю лицом, увидел, что земля совсем не такая, как в его родной Удмуртии, а черня, как воронье крыло. Он сжал ее деревенеющей  рукой и потерял сознание.
   Армия отступила к востоку, а в курское село ворвались немцы, через несколько дней они заставили местных жителей подобрать и захоронить убитых. . на бранное поле вышли женщины, старики и подростки. Тут и нашла одна из крестьянок Максима. Ночью привела соседей, вытащили они его из оврага, где лежали тела  убитых, принесли в деревню, спрятали.
   Ночами приходил к раненому фельдшер Федор Алексеевич, партизанский доктор. Потом переправили Максима в лес, где в маленькой землянке выхаживала его милосердная пожилая крестьянка, помощница Федора Алексеевича. Доктор часто уходил из отряда по деревням, откликаясь на вызовы людей, звавшим его к больным. Чем измерить отвагу, бесстрашие и мужество этого человека, прошагавшего многие километры  в страшную пору оккупации.
  Однажды, очнувшись от беспамятства, Максим увидел. Как доктор сидел за столом в каком- то оцепенении. Неровный свет крошечной коптилки освещал его запавшие глаза и щеки, которые, казалось, были мокры от слез. « Что с ним?»- спросил Максим санитарку, когда Федор Алексеевич вышел. «  Плохо ему. Ходил в деревню. Там у женщины детей малых немцы и полицаи загубили. Раненному немецкому офицеру кровь их переливали, все выкачали. Федор пришел к ним, а мальчишечки , как мел. Спасти их он не смог».
   Вокруг немцы сожгли несколько деревень. Сожгли жителей в деревнях Большой Дуб, Погорелово, расстреливали и вешали в других. Максим Данилович остался в партизанском отряде, воевал до того времени, когда после великой битвы прошла по этим местам долгожданная Красная Армия, в ряды которой он вернулся.
   В это время на родине его, в родной деревне получила мать Максима похоронку. Сельский почтальон Кузьмич долго стоял у ворот, не решаясь постучаться. Кто измерит глубину переживаний и тяжести этих лет военного времени почтальонов?  Вручил безмолвно страшную бумагу, и не в силах смотреть в глаза женщине, зашагал дальше, только люди по плачу узнали, в чей дом опять пришла похоронка.
  Максим послал письмо домой, но надо же так случиться, что фронтовая машина, везущая треугольники писем. С фронта, была разбита. Унесло ветром много писем, не все их потом подобрали, не дошло и его письмо до дома….
   Еще год войны. Снова ранение, в госпитале. Ампутировали руку, Максим Данилович возвращался домой. Перед отъездом добрался в звенящем маломощном трамвае на городской рынок. Купил буханку хлеба, полкуска мыла матери. , прошел вдоль ряда торгующих людей, подыскивая подарок для Сашеньки. Маленькая изможденная женщина держала в руках  голубой платок. «Почем?». Женщина назвала цену. «Покупай, солдат, был дочкин. А теперь… нужда заставляет» Она заплакала. Максим отдал деньги, взял шелковый платок. Почувствовал его легкость и нежность. Красивый был платок- по голубому полю белые горошины, синей каймой. Максим бережно свернул его и положил в вещевой мешок.
   …Возле моста на речке полоскала половики женщина из их деревни. Был летний вечер, только что прогнали стадо и на дороге не совсем улеглась пыль. Заходило красное солнце. Разогнувшись, женщина увидела в лучах его фигуру, шагающего по дороге военного человека. Солнце слепило глаза и женщина  подставила ладонь, стала всматриваться , кто идет. Рассмотрев, вскрикнула, и побежала быстро в деревню. « Максимка  вернулся!" кричала она, пролетая улицей. Когда солдат вошел в деревню, по обоим сторонам  у ворот домов стояли люди. С колотящимся сердцем подошел он к дому, обнял одной рукой мать, которая прижималась к нему, заплакала, и он, чувствуя, как она слабеет, старался удержать ее, чтобы она не упала.
   Весь вечер шли к ним люди. После стука калитки он смотрел в окно во двор. Мать поняла, кого он ждет. « Не придет она. Замужем  твоя Сашенька.» Максим  знал, где можно встретить ее. Все женщины деревни ходили по воду на большой ключ. Чудное место это было. Широкая струя хрустальной воды стремительно текла по липовому желобу и падала с шумом и брызгами в озеро, со всех сторон окруженное старыми мудрыми елями. Узенький шаткий мостик был перекинут от берега к берегу, и тот, кто подходил к роднику, шел по нему и подставлял ведра под струю, мигом наполнявшую их до верха ледяной ключевой водой.
   Саша уже поднималась с коромыслом на плечах, когда он вышел ей навстречу. « Поставь, Сашенька, ведра, давай поговорим.».
Она посмотрела на него своими большими глазами, с трудом удерживая слезы. «Прости меня, Максим. Так уж получилось. На тебя похоронка пришла, чего уж ждать то было… Матвей калекой с войны вернулся. Подумала я, такой же он , как ты, фронтовик, пожалела его, вышла. И самой притулится как- то надо было.» И вздохнула: « Знать не судьба!". Максим достал из кармана  сверток, развернул газетку, протянул Сашеньке голубой платок. Лицо ее на миг озарилось короткой радостью: « Спасибо, Максим!". « А  ну-ка    , накинь!"-  попросил он ее. Она сняла свой старенький полинялый, повязалась подаренным голубым платком. Как он шел ей! Максим смотрел на нее, любуясь и грустя. «Носи, Сашенька!"- сказал он ей  и пошел от нее по дороге, а она провожала его взглядом сквозь слезы.
   Еще раз встретились они скоро. « Сашенька- сказал Максим- мать жениться велит. Три невесты есть. Посоветуй, кого в жены взять». «Женись, Максим , на Дусе Котловой, хозяйка добрая, счастья тебе!". Сказала так и ушла. Дома у нее все из рук валилось. Подошла к мужу: «Давай уедем отсюда»! Так и уехали они в другую  деревню. Ах, как давно это было!
  Александра Ильинична услышала стук в ворота, увидела знакомого парня. Совхозного механизатора. « Ильинична, привет тебе привез.». « От кого, Леня?». От Максима Даниловича из Черноключья.» Александра Ильинична дрогнула. « Где ты повстречался с ним?». «Вместе в больнице лежали. Болеет он.». «Что с ним?». «Непонятно. На поправку не идет…».Проводив парня, Александра Ильинична зашла в дом. Поднявшиеся вдруг тревога и беспокойство заставили ее собраться в дорогу.
  Она оделась, собралась, и , открыв сундук, достала небольшой сверток. В нем был тот голубой платок. Нежный крепдешин не потерял от времени своего голубого цвета. Ведь она не носила платок, берегла его. Повязавши платок, посмотрела в зеркало и вздохнула.
   Максим Данилович предчувствовал, что Сашенька навестит его. Он несколько раз видел ее во сне и понял, что опять затосковал по ней сердцем. Сашенька приехала. Он сразу узнал ее издалека через оконное стекло и вышел встречать. Они пошли к скамейке под клен. Здесь она, взяв его руку ладонями, прижала ее к груди. Он смотрел на нее. Как постарела его Сашенька! Седые прядки волос выбивались из- под голубого платка.
  « Сберегла платок, Сашенька?» « Всю жизнь помню тебя, Максим. Ничего не забывала. Платок дорогой памятью был…что же ты вздумал болеть, милый? Выздоравливай  поскорее.» «Вряд ли поправлюсь, Сашенька!"» « что ты , что ты!" Иона взмахнула рукой . « Да что уж поделаешь, Сашенька? Вот и деревья, глянь, старую листву  сбрасывают.»
Запавшие больные глаза его смотрели на Сашеньку задумчиво и грустно. « Как ты живешь, Сашенька?». Она рассказала. Поговорил он еще недолго.
  Александра Ильинична почувствовала, что Максим Данилович утомился и озяб, и попросила его пойти в помещение. Он покорно встал и пошел, а она шла рядом , держа его за руку. Потом подошла со стороны сада к окну, за которым он стоял, и смотрел на нее  неотрывно, провожая ее. Александра Ильинична пошла, все оглядываясь на него, и щемящее чувство жалости сжимало ее сердце. Она дождалась рейсового автобуса, быстро села на заднее сиденье, повернулась к окну, чтобы скрыть от посторонних взглядов слезы…