Повесть о Люськиной жизни. Часть 2

                2.Восточная сказка со страшным окончанием.

          Люська почти не помнила, как они прилетели в Таджикистан – слишком много впечатлений свалилось на ее бедную голову – она впервые ехала так далеко, впервые летела самолетом. От первых часов пребывания ее в Худжанде в памяти осталось ощущение теплого, почти горячего воздуха, сразу согревшего их, замерзших и промокших при посадке под ледяным московским дождем, и очень сильный аромат незнакомых цветов, в изобилии цветущих на клумбах перед Худжандским аэропортом.

          Потом они ехали в такси, и Сергей что-то ей рассказывал и показывал, о чем-то весело говорил с таксистом, но Люська только моргала сонными глазами. Потом таксист громко сказал: «Бофанда», и машина остановилась. Люська подумала, что это какое-то волшебное заклинание, вроде «Сезам, откройся», и только позже узнала, что Бофанда – это название жилого квартала, где жили Сергей с мамой.

          Как они поднялись в квартиру, как знакомилась с Сережиной мамой, Люська почти не помнила. Сережа приготовил ей ванну, Люська забралась в ароматную душистую пену (тоже впервые в жизни) и сладко заснула. Сквозь сон она чувствовала, как Сережа завернул ее в простыню и отнес на кровать, а сам отправился на кухню разговаривать с мамой. Засыпая под звуки их голосов, Люська подумала: «Так хорошо в настоящей жизни не бывает, наверное, это мне снится, или я попала в сказку».

          Таким и запомнился ей первый месяц в Худжанде – сказочное блаженство и ощущение абсолютного счастья, очень много солнца и цветов. Сергей знакомил ее с городом, знакомил с друзьями, она старательно запоминала незнакомые слова, звучащие как магические заклинания:
 
          Кайраккумское море – зона отдыха, где прямо на пляже жарили вкуснейшие   чебуреки;
          Чумчукарал – городская зона отдыха;
          Сырдарья – река, разделяющая город на две части;
          Панчшанбе – так назывался городской рынок, больше похожий на дворец, с расписными потолками, с магазинами на втором этаже, с прилавками, заполненными необыкновенно вкусными и ароматными фруктами, которых Люська в своей жизни не только не пробовала, но и не видела;
          городской парк имени Камоли Худжанди – здесь они гуляли, ели мороженое, отдыхали в чайхане на берегу Сырдарьи;
          шурпа – вроде просто суп, но такой вкусный;
          лагман – вроде просто лапша с мясом, но необыкновенно вкусная;
          самбуса – пирожки с мясом, пекутся в огромном котле;
          тандыр – печь, в которой пекут лепешки;
          манты – похожи на пельмени, но вку-у-усные.

          Она учила незнакомые слова, смешила Сергея тем, что не могла их запомнить и неправильно произносила. Сам Сергей неплохо говорил по-таджикски, и Люська очень хотела научиться – ведь она собиралась жить здесь долго и счастливо.

          Она очень удивлялась тому, что просто так, прямо на улицах, растут фруктовые деревья, а виноградные гроздья висят прямо над головой прохожих – ешь, если хочешь. А еще – горы, окружавшие город, таких гор она никогда не видела, да она и вообще ничего в своей жизни не видела.

          Все дни слились в один нескончаемый праздник, наполненный открытиями и любовью – наконец-то они, не прячась, любили друг друга. Разве могли испортить ей праздничное настроение такие мелочи, как косые взгляды будущей свекрови, даже подслушанный случайно телефонный разговор: «Явилась пигалица детдомовская, из приданого только тощая сумочка, ничего не умеет, Сережку моего как околдовала, на руках ее носит». Люська и впрямь была хозяйкой неважной, да и готовить толком не умела – где бы ей научиться, если она до 16 лет хлеб видела только в нарезанном виде. «А зачем вообще учиться готовить, когда здесь на каждом шагу можно поесть так вкусно и недорого», - беспечно считала она.

          Казалось, праздник будет длиться вечно, но так не бывает – все когда-то заканчивается. Они оба стали работать на Худжандском шелкокомбинате, после свадьбы свекровь смогла «выбить» для них отдельную квартиру, недалеко от себя, в том же квартале Бофанда, на самом последнем этаже нового дома, вскоре у них родилась  чудесная дочка, назвали ее Олеся.
 
          Вот и сбылись все мечты, все сложилось – жить бы да радоваться, но за эти годы так много изменилось в окружающем мире – они вдруг стали для России иностранцами, потому что Таджикистан стал независимым. Почему-то сразу после этого исчезло отопление в домах, потом горячая вода, потом стала плохо поступать и холодная вода, куда-то пропал газ, стало не хватать электричества. Счастье еще, что на севере республики не было вооруженных конфликтов. Но жизнь все равно как-то разладилась, начались проблемы с работой – цеха то закрывались, то снова открывались, то сдавались в аренду, работа то была, то исчезала, зарплату то платили, то задерживали.
 
          Люди сутками стояли в очереди к российскому консулу, чтобы получить гражданство и уехать, в каждом дворе грузились контейнеры. Люська с Сергеем, наконец, поняли, какую глупость совершили, но изменить уже было ничего нельзя, денег на возвращение в Россию у молодой семьи не было, да и ехать было некуда.

          Постоянные бытовые проблемы, заботы о малышке Олесе, нескончаемые упреки свекрови совершенно задергали Люську, и она слишком поздно заметила, что Сергей стал выпивать. Посоветоваться Люське было не с кем – в Худжанде был единственный человек, который любил ее и помогал – ее Крестная, но к тому времени Крестная с семьей уже уехала в Россию, и связь с ней прервалась, потому что звонить было некуда, а письма не доходили.
 
          Люська пробовала поговорить с мужем, пробовала ругаться, а потом почему-то решила, что сможет отвадить его от пьянства, если будет ходить на гулянки вместе с ним. Разумеется, это было глупо, стало еще хуже, потому что Люська тоже стала выпивать, Сергей стал иногда поднимать на нее руку, Люська стала с ним драться, по старой детдомовской привычке не давать себя в обиду, а Олеся все чаще стала оставаться у бабушки.

          Никто не знает, что произошло в тот злополучный день, когда Люська отсыпалась после смены, а Сергей пришел домой очень пьяный. Ее разбудили крики, стук в дверь, в квартиру ворвались какие-то люди, милиция, они требовали от нее каких-то объяснений, а она никак не могла понять, что же случилось. Вспомнилось перекошенное злобой лицо свекрови и страшные слова: «Это она, она виновата! Она столкнула его с балкона, она убила его». Но, несмотря на все усилия свекрови, причиной смерти назвали все-таки несчастный случай.

          Потом были похороны, на которых Люська боязливо пряталась от свекрови за спинами Сергеевых друзей, возвращение в опустевшую квартиру, одиночество и беспросветное отчаяние. Чтобы не сойти с ума, Люська опять сделала глупость – стала прикладываться к рюмке. Пила она понемногу, и только сладкое вино, но однажды, проплакав всю ночь, не вышла на работу.
 
          На следующий день она долго и путано объяснялась с начальством, просила: «Простите меня, больше такого не повторится». Может быть, и простили бы – ведь Люська была раньше передовиком производства, имела кучу благодарностей и грамот, фотография ее висела на Доске почета, даже в газете о ней писали. Но до этого прогула было опоздание, однажды было появление на работе с запахом спиртного, и все эти нарушения очень аккуратно отслеживала свекровь, не оставляя без внимания, а свекровь была в цехе далеко не последним человеком. В общем, Люську не просто уволили, а уволили по статье.
 
          Прошло совсем немного времени, и вдруг выяснилось, что Люськина квартира является собственностью свекрови, о чем Люська понятия не имела. Разумеется, свекровь ее выселила, жить Люське оказалось негде. Она еще пыталась чего-то добиться, куда-то обращаться, но, по причине абсолютной юридической безграмотности, проиграла.

          Пока ошарашенная Люська приходила в себя, свекровь готовила ей последний сокрушительный удар. Однажды, когда она в очередной раз пыталась пробиться к дочери, свекровь просто вручила ей копию решения суда о том, что Люська лишена родительских прав. С помощью приятельницы из органов опеки получить такое решение в отношении женщины, не имеющей жилья, не работающей, да еще и выпивающей, оказалось совсем несложно, обошлись даже без Люськиного присутствия. За дочь Люська бороться уже и не пыталась. Даже если бы она добилась нового судебного разбирательства, даже если бы случилось чудо, и ей вернули дочь, куда бы она пошла с ней, что она могла ей дать – уничтоженная, раздавленная, смешанная с грязью?


         далее  http://www.proza.ru/2012/11/23/42