Собиратели-3 Шишкари

                В. ФЕДИН

                ШИШКАРИ
                из сб. "ПРИРОДОЛЮБЫ-СОБИРАТЕЛИ"    

    В разветвленный и обширный вид природолюбов–любителей входит скромный, не очень многочисленный подвид шишкарей. Они обычно встречаются в Сибири, и широкая общественность европейской части нашей страны почти ничего не знает о шишкарях.
«Есть по Чуйскому тракту дорога,
Много ездит по ней шоферов…»
   Эта бессмертная и давно ставшая народной песня о несчастном влюбленном шофере Коле Снегиреве невольно приходит в голову, когда едешь по бесконечному Чуйскому тракту. Он начинается в Бийске на левом берегу Бии, сразу за мостом и тянется 611 километров до монгольской границы. В годы расцвета застоя Чуйский тракт исчез с географических карт. В чью-то неумную, но высокопоставленную бюрократическую голову пришла очередная дурацкая мысль об еще одной реформе, и вместо Чуйского тракта появилась автодорога Новосибирск - Ташанта.
   Однако сибиряки хранят память о легендарном тракте. Они по-прежнему считают дорогу от Бийска до Ташанты Чуйским трактом, и ведут отсчет километров от моста через Бию. 2-й километр – это традиционное место организованных народных гуляний. Сороковой километр – шукшинские Сростки и гора Пикет, место проведения шукшинских чтений в день рождения знаменитого писателя, актера и кинорежиссера. На 101-м километре – паромная переправа через Катунь на ее левый берег и дорога к чудесному горному озеру Ая. 127-й километр знаменит целебным Серебряным ключом, горно-алтайцы называют его Аржан-су. И хотя сейчас вместо памятных всем километров мелькают верстовые столбы с безликими четырехсотыми и пятисотыми числами, но простой народ это нововведение так и не признает.
   Проектировал и прокладывал Чуйский колесный тракт в конце XIX века русский инженер Вячеслав Шишков, который в нашей стране больше известен, как автор эпопеи «Емельян Пугачев» и романа «Угрюм-река». Сейчас на 120-м километре тракта стоит его бронзовый бюст на высоком гранитном пьедестале. Современный тракт первые 60 километров идет немного не так, как замыслил его строитель. Первоначально тракт пролегал по равнинному левому берегу Катуни, а потом его перенесли на правый. Но на всем остальном протяжении проект Шишкова сохранился.
   Уже больше века Чуйский тракт живет напряженной трудовой жизнью. До революции и в советский период по нему из Монголии гнали своим ходом и везли неисчислимые гурты скота, от баранов до яков-сарлыков. Весь этот скот забивался и перерабатывался на крупнейшем в Сибири бийском мясокомбинате. По Чуйскому тракту везли ценный лес и руду. Взамен СССР поставлял в Монголию промышленные товары и ширпотреб. Перевозкой занимались лихие шоферы из Совавтотранса, которых в народу прозвали «дикой дивизией».
   Поначалу тракт идет по скучноватой для Сибири равнине. Через 40 километров, у знаменитых шукшинских Сросток, начинаются пологие увалы.  А с 65-го километра, от села Иня, на берегах одноименной речки, вы видите первые скалы предгорья. С сотого километра, от села Ая, вы наслаждаетесь прекраснейшим на нашей планете горным пейзажем.
   Слева тракт обступают высокие обрывы причудливых скал и утесов. Они прижимают тракт к самому правому берегу стремительной Катуни, бирюзовые воды которую украшают белоснежные пенные буруны на порогах и перекатах. Тракт старательно повторяет все изгибы Катуни, и одно замечательное место сменяется другим, еще более красивым. Ехать здесь – сплошное удовольствие, и когда началась эпоха всеобщей автомобилизации нашей страны, природолюбы хлынули толпами в эти сказочно прекрасные места.
   Великолепный пейзаж быстро оказался захламленным ржавыми консервными банками, пустыми бутылками, пестрыми обертками, мрачными проплешинами кострищ. Власти спохватились, поставили на берегах Катуни запретительные знаки, но на них никто не обращал внимания. А в годы демократизации и расцвета дикого капитализма положение настолько ухудшилось, что кажется теперь безнадежным. Новые хозяева нашей жизни настроили в этих заповедных местах коттеджи и дачи, огородили их высокими заборами. Теперь простой природолюб может наслаждаться неповторимым пейзажем лишь сквозь щели в этих заборах. Природа пока молчит и еще находит в себе силы сохранять свою редкостную красоту. Вопрос, надолго ли?
   В горной части Алтая в изобилии растет всемирно известный сибирский кедр. Для местных жителей сбор кедровых шишек издавна стал серьезным промыслом.  Шишкованием увлекаются и многие горожане. На городском рынке осенью можно полюбоваться крепкими, смолистыми шишками и грудами очищенных орехов. Кстати, самый распространенный здесь горячительный напиток, - технический спирт, - будучи настоен на кедровых орехах, приобретает качество изысканнейшего застольного питья, очень полезного для здоровья. А простая кедровая шишка, поставленная в соответствующем месте, становится прекрасным украшением квартиры.
   Кстати, мой любимый в детстве писатель Жюль Верн сильно насмешил меня, когда в "Таинственном острове" всерьез уверял, что его герои "позавтракали кедровыми орехами". Видимо, он полагал, что кедровый орех по величине похож на кокосовый, ведь даже грецкими орехами позавтракать очень трудно, а уж о мелких кедровых и говорить нечего! Завтракать кедровыми орехами - это то же самое, что "завтракать" жареными подсолнечными семечками, - надо потратить полдня и разгрызть пол-мешка кедровых орехов, чтобы немного наполнить желудок.
   Не избег увлечения шишкованием и я. Мое первое знакомство с кедром и его шишками состоялось еще в молодые годы на Телецком озере. Тогда это прекрасное горное озеро считалось труднодоступным и сохраняло свою первозданную красоту. На его берегах росли огромные стройные кедры, и редкие в те годы туристы могли взобраться на высоченное дерево и сбросить товарищам десяток-другой экзотических шишек.
   Кстати, когда я лет через двадцать снова побывал на Телецком озере, то перемена потрясла меня. Еще недавно девственно чистые берега озера, его хрустальные воды оказались до отвращения захламленными всевозможным  рукотворным мусором. Повсюду валялись все те же ржавые консервные банки, бутылки, обертки, какое-то тряпье, даже рваная обувь. А ведь тогда эпоха всеобщей автомобилизации только начиналась и еще не достигла нынешних высот. Что станет с Телецким озером через несколько десятков лет, - не хочу представлять. Наша земля от веку «богата и обильна есть», но мы так и не научились  ценить то, что окружает нас, и сохранять красоту природы в неповрежденном виде для наших потомков.
   Я несколько раз пытался освоить шишкование, но особых успехов не достиг. Сбор, или как говорят аборигены, бой кедровых шишек – дело сложное, трудоемкое и требует не только навыка, но и некоторых приспособлений. Поэтому у меня состоялся лишь один стоящий упоминания выезд на шишкование и то в довольно зрелом возрасте. Тогда мы отправились за шишками втроем: мой опытный в шишковании коллега Виктор Николаевич, мой сын-одиннадцатиклассник и я, автовладелец и автоводитель. Мы тронулись в путь солнечным сентябрьским вечером сразу после работы в пятницу.
   Конечным пунктом автопробега по Чуйскому тракту Виктор Николаевич назначил Семинский перевал в двух сотнях километров от Бийска. По обеим сторонам перевала простираются необозримые просторы кедровой тайги, знаменитого алтайского кедрача. К сентябрю орехи уже поспевают, и нужно торопиться собрать ценный дар природы, потому что через пару недель кедры сбросят тяжелые шишки. Орехи быстро осыпятся из переспелых шишек на грешную землю, где их могут отыскать только опытные в этом деле белки, бурундуки и прочие таежные грызуны. 
   К осеннему кедровому сезону власти тоже принимали энергичные меры борьбы с неорганизованным сбором кедровых орехов свободными природолюбами вроде нас. Почти в каждом селе на Чуйском тракте посты ГАИ и лесной охраны останавливали подозрительные машины и устраивали тщательный обыск на предмет браконьерского груза орехов и шишек. Как испокон веку принято на Руси, власти перегибали палку до хруста, до  излома. Невинные природолюбы, не имеющие никакого отношения к шишкарству, плевались и матерились. Их безжалостно штрафовали за одну-единственную шишку, обнаруженную в машине. Как ни оправдывались такие бедолаги, что эту шишку они сорвали исключительно из чувства прекрасного, с чисто декоративными и эстетическими целями, их наказывали на месте, а браконьерскую шишку конфисковывали.
    Если природолюб проявлял упорство и возражал против самоуправства, стражи природы отправляли сообщение на работу с просьбой принять суровые воспитательные меры к этому злостному браконьеру.  Когда такая бумага на вас приходила в отдел кадров, - начиналось долгое и противное разбирательство. Как говорили в народе, тогда доказывай, что ты не верблюд. А вокруг постов ГАИ и контрольных пунктов асфальт и землю обильно покрывала кедровая шелуха. То стражи порядка экологически чистым путем уничтожали конфискованную браконьерскую добычу.
   В это же время местные шишкобои собирали кедровые орехи тоннами и кубометрами. Открытая торговля кедровыми орехами на рынках не поощрялась, но на любом базарчике всегда можно купить небольшое количество орехов. Их продавали с некоторой оглядкой, без рекламы.    А в дальних селах у аборигенов орехи можно приобретать мешками. Но это удавалось не каждому. Сибирь никогда не знала крепостного права, и свободолюбивые коренные сибиряки скептически относились к любой власти, будь то царская, демократическая, колчаковская, советская или опять демократическая. Для приобретения орехов требовалось войти в доверие к владельцу, а это при недоверчивости тертых жизнью сибиряков не так-то просто.
   Тем не менее мы с оптимизмом в душе, всецело надеясь на русский "авось" мчались к Семинскому перевалу, навстречу почти неизбежным штрафам и сообщениям по месту работы. Нас направляла вперед вера в свое везение и крепкая надежда на всепобеждающее русское авось. На 127-м километре, как апофеоз неземной красоты пейзажа, стоял замок из дикого камня. Его сложили несколько лет назад парни из всесоюзно знаменитого «Армянстроя» по заказу какой-то организации общепита. В этом сказочном миниатюрном замке заказчики организовали столовую-кафе для транзитных шоферов дальних рейсов в Монголию и обратно.
   Мы остановились у экзотического замка, чтобы малость отдохнуть и полюбоваться пейзажем. Подножие скалы, на которой стоял замок, омывал маленький ручеек, который вытекал тут же из Аржан-су, Серебряного ключа. Бывалые люди уверяли, что вода в Серебряном ключе целебная, потому что содержит много серебра. У ключа росли мелкие лиственницы и пихты в человеческий рост, увешанные разноцветными ленточками и тряпочками. По обычаю горноалтайцев проезжающие привязывали эти ленточки и тряпочки в дар местным богам, на счастье. Атеизм – атеизмом, но мы с удовольствием привязали к ближайшей корявой и полуголой лиственнице свои тряпочки в дополнение ко множеству других. Мы напились целебной воды, набрали полную канистру ее, полюбовались замком, Катунью, всей окружающей нас чудесной природой и поехали дальше.
   Вскоре Чуйский тракт свернул через мост на левый берег Катуни. Чуть выше моста в Катунь впадает более спокойная Сема, и тракт повел нас вдоль Семы между пологими увалами, которые с каждым километром становились все выше и круче. Мы мчались по извилистому тракту с головокружительной скоростью около 70 километров в час. Дорога незаметно поднималась все выше и выше. Солнце уже склонялось к западу, когда мы добрались до большого села Шебалино на 190-м километре. За Шебалиным начинается долгий, в 11 километров, подъем на Семинский перевал.
   В самом начале подъема на Семинский перевал цивилизация окончилась. Асфальтовое покрытие сменил гравий. Колеса машин поднимали густую пыль, и видимость резко сократилась. Опытные водители мудро держали большой интервал между машинами. По правилам, на подъемах преимущество имеет тот, кто спускается вниз. Это очень мудрое требование. Если у тех, кто поднимается, откажут тормоза, машина остановится сама собой из-за подъема. А вот если тормоза откажут у того, кто спускается, - тут недолго до беды. Машина начнет набирать скорость, и водителю придется немало помучаться, чтобы смирить ее.    Поэтому встречные должны уступать путь тем, кто спускается с перевала.
   Подъем на перевал длиной в 11 километров, - дело непростое. О прямой передаче пришлось тут же забыть. На третьей скорости двигатель некоторое время тянул, но постепенно начинал выдыхаться. Приходилось переключаться на вторую, а порой и на первую скорость. От медленной езды вверх, вверх и вверх на второй и первой скорости двигатель постепенно перегревался, и, наконец, нам пришлось остановиться на обочине, чтобы охладить кипящую воду в радиаторе. По сторонам дороги стояли машины с открытыми капотами, и водители терпеливо дожидались, пока горный ветерок охладит жидкость.
   Бывалые автолюбители хвастались, что поднимались на Семинский перевал всего с одной остановкой, а особо талантливые фантазеры уверяли, что совершили подъем вообще сходу, без единой остановки. Лавры незабвенного барона Мюнхгаузена до сих пор не дают покоя отдельным лицам. У меня по неопытности остановок получилось гораздо больше. Я то и дело пытался перейти на третью передачу, двигатель быстро терял тягу, я переходил на вторую, потом на первую. От такой неумелой, нервной езды двигатель быстро перегревался. К тому же на этой высоте сказывается разреженность воздуха. Я сделал, насколько помню, четыре или пять остановок. Опытные водители из «Совавтотранса» поднимались на перевал спокойно и неторопливо на первой передаче. Мощный двигатель тяжелых машин при этом нагревался медленно, и такие профессионалы делали на подъеме всего одну, от силы две остановки.
   По карте высота Семинского перевала 2300 метров над уровнем моря, но от подножия до вершины перепад вряд ли больше километра по вертикали. Бийск стоит на 450 метров выше уровня моря, а за 200 километров пути тракт незаметно поднимается еще минимум на 600-800 метров. Но даже подъем всего на один километр по вертикали за 11 километров пути – дело нелегкое.
   На вершине перевала мы остановились. Там стояла небольшая харчевня, - иначе назвать это сооружение я не могу. Вокруг сгрудилось стадо грузовиков. Неподалеку от харчевни высилась полузасохшая лиственница, на ее корявых ветках развевались пестрые ленточки и тряпочки, многие из них уже выгорели на горном солнце добела. Кроме этой лиственницы и клочков рано пожелтевшей травы на горном перевале не росло ничего. Мы огляделись с покоренной высоты. Северо-восточную часть горизонта закрывали более высокие горы, за ними лежало высокогорное Телецкое озеро. С остальных трех сторон за горизонт уходили, постепенно понижаясь, цепи пологих гор, поросшие синеватым из-за расстояния лесом. С перевала на юг начинался девятикилометровый спуск на горное плато.
   Мы посоветовались друг с другом. Виктор Николаевич со слов опытных шишкарей уверял, что богатый шишками кедрач растет чуть ниже и левее перевала. Туда, якобы, ведут проселочные дороги, вполне проезжие. Нам надо немного спуститься и свернуть влево, там начнется кедрово-ореховый рай. Виктор сам не бывал в этих краях, но чуть не год расспрашивал всех шишкарей, до которых мог дотянуться, записывал приметы, рисовал кроки. Мы доверились ему, единогласно избрали его Сусаниным и начали медленный спуск.
   Примерно через километр от тракта влево пошла грунтовая дорога с глубокой колеей.       Виктор уверенно скомандовал сворачивать на нее. Дорога оказалась вполне приличной, колея скоро сошла на нет, а чуть подальше дальше под тонким слоем сухой супеси лежало скальное основание. Наш лимузин подскакивал на камнях, кренился в разные стороны, вроде судна в бурном море. Мы проехали километра полтора почти горизонтально, перевалили через пологую, невысокую горку и оказались на уютной поляне, надежно укрытой от любопытных глаз. Поляну со всех сторон обступали высокие кедры, ветви которых усеивали крупные коричневые шишки. Они образовывали красивые сростки из трех, четырех, а то и сразу пяти шишек. Кедры очень похожи на одиночно растущие сосны, только хвоя у них гораздо длиннее и растет плотными пушистыми пучками. Здешние кедры показались мне заметно ниже гигантских деревьев на Телецком озере.
   Мы дружно решили остановиться на этой поляне. На сбор шишек у нас оставалось чуть больше суток. Бдительность природоохранительных контролеров на тракте достигнет максимума лишь в воскресенье, а субботним вечером она будет стоять на приемлемом для нас невысоком уровне. Гаишники и прочие контролеры – тоже в определенной степени люди, и в субботу они, конечно, предпочитают общенациональное расслабление за бутылочкой. Мы должны двинуться отсюда поздним вечером в субботу и ночью пройти обратный путь в 200 километров. Я точно знал, что гаишники на Чуйском тракте по ночам обычно спокойно спят, и надеялся, что контролеры - природоохранители последуют их примеру. Поэтому, как говорил незабвенный Никита Сергеевич, за работу, товарищи!
   Любители-шишкари из подвида несерьезных давно отработали технологию сбора шишек. Самый легковесный из них лезет на вершину кедра и трясет его ветки всеми доступными способами. Он трясет их руками, ногами и туловищем, колотит по веткам длинной палкой, если сумеет подняться с ней. Тяжелые, созревшие шишки падают вниз, и там их собирает в мешок более упитанный напарник, которому при его большой массе лазить по кедрам не рекомендуется.
   Сухощавый Виктор и мой одиннадцатиклассник полезли на деревья, а я вооружился мешком и приготовился подбирать сбитые ими шишки. Дело пошло к моей радости очень споро. Шишки падали с отчетливым стуком, и я без труда находил даже те, которые падали за моей спиной.    Первые два кедра дали нам почти полмешка крупных, глянцевых, приятно пахнущих смолой шишек. На этих кедрах оставалось еще много шишек, которые не захотели падать. Верхолазы не стали жадничать, спустились на землю, немного передохнули, полюбовались собранными шишками и с новым энтузиазмом вскарабкались на следующие два кедра.
   Опыт приходит в труде, и на этот раз шишкобои выбрали два кедра, стоящие рядом. Вскоре на землю градом посыпались новые шишки. Трава в высокогорном кедраче росла невысокая и редкая, и я мог подбирать шишки все до одной. К большому моему сожалению, при падении с такой высоты красивые декоративные сростки из нескольких шишек почти неизбежно разбивались.  Нам повезло, мы случайно выбрали удачное время для сбора. Орехи уже полностью созрели, но еще крепко держались в шишках, не высыпались из них даже при сильном ударе о камень. С кедрами нам тоже здесь повезло. Если бы мы поехали на Телецкое озеро, то там шишкобоям пришлось бы туго. Кедры на Телецком озере мощными, гладкими  колоннами уходят в самое небо, и забраться на таких великанов – серьезная проблема. А здесь, на перевале, росли скромные, раскидистые кедры высотой не больше 10 метров. Ветви у них начинались почти от самой земли, и забираться на вершину не составляло особого труда.
    К нашему огорчению, вскоре наступили сумерки, и увлекательное занятие пришлось прекратить. Часа за полтора светлого времени мы набрали два полных мешка шишек. Мы поставили палатку, вскипятили чай, скромно поужинали. На шишкование брать с собой алкоголь не рекомендуется. Мой сын разыскал сухие листья бадана, и мы заварили чагирский чай.
   За чаем мы с Виктором помянули нашего коллегу, Виктора Максакова. Талантливый научный работник, начальник лаборатории, лауреат Госпремии, Максаков к тому же прекрасно играл на гитаре и обладал красивым, сильным голосом. Общительный, веселый, остроумный, он всегда оказывался душой компании на наших частых в те годы вечеринках и выездах на природу. За свои песни он стал в прямом смысле слова любимцем нашего большого коллектива. Два года назад Максаков погиб, не дожив до сорока лет.
   Они тогда поехали небольшой компанией сюда же, на Семинский перевал за шишками. Невысокий, худощавый Максаков вызвался лазить по кедрам и сбивать шишки. Дело шло хорошо. И вдруг Максаков упал на землю с вершины очередного кедра. Потрясенные очевидцы говорили, что упал он метров с десяти, не больше. Падал он молча, без стона и крика. При падении на землю он ударился затылком о крепкий корень кедра. Все считали, что он погиб от этого удара, и недоумевали, почему Виктор сорвался с дерева. Возможно, у него закружилась на высоте голова. Но почему он падал молча, без малейшего звука?
   В Бийске патологоанатом установил, что у Виктора сердце остановилось еще до удара о землю. Видимо, это случилось на высоте, когда он сбивал шишки, и он рухнул вниз. В те годы неимоверной гонки вооружений многим из нас приходилось работать на пределе сил, и неудивительно, что сердце Виктора Максакова износилось задолго до обычного срока. Звание Лауреата нашему брату давали не за красивые глазки, не за высокие должности и не за родственные связи. Не считая Виктора Максакова, из моих коллег – ровесников еще трое умерли от инфаркта в возрасте сорока - сорока двух лет.   
   Нас разбудил предутренний горный холодок на раннем рассвете. Мы не стали жаловаться на судьбу, бодро вылезли из палатки, позавтракали, чем Бог послал, и принялись за работу. Хвою кедров покрывала обильная роса, и мои верхолазы мгновенно промокли до костей. От беготни по траве за шишками у меня ноги тоже оказались мокрыми до колен, а руки – до плеч. Все остальное тоже недолго оставалсь сухим, потому что кусты и молодые кедры при малейшем прикосновении щедро обдавали меня холодным душем.
   Но мы не унывали. Шишки изобильно сыпались с кедров, солнышко поднималось все выше по безоблачному небу, мы подсохли, обогрелись, и жизнь снова стала прекрасной. Но тут на нас надвинулась новая беда. Я захватил с собой всего шесть мешков, и все они задолго до полудня оказались заполненными шишками. Тары нет, как писали тогда на дверях пунктов приема пустых бутылок. Мы прекратили работу и собрались на военный совет. Обсуждались разные варианты. Можно высыпать шишки из мешков в багажник и продолжать сбор. Можно вылущить орехи из шишек, это сразу намного уменьшит объем добычи. Можно использовать в качестве тары палатку, ее емкость практически неограниченна.
   Виктор убедил нас заняться вторым вариантом. Мы расстелили палатку, высыпали на нее шишки из одного мешка, уселись вокруг и принялись вылущивать орехи из шишек. Увы, труд оказался крайне непродуктивным. Мы лущили шишки руками, терли их друг о друга, колотили палками. Крепкие смолистые шишки не желали расставаться с орехами. Мы натерли руки до кровавых мозолей, а результат, - о результате стыдно говорить. Виктор задумчиво проговорил:
    - Мужики говорили, тут должна быть мельница. Ну, такая самодельная лущилка. Кирюшкин где-то тут на ней лущил шишки.
   - Где ее найдешь в тайге? – вздохнул я.- Может, все-таки высыпать шишки в багажник?
   - Везти шишки – непродуктивно, - возразил Виктор. – Из этих шести мешков наберется не больше мешка орехов. По полтора ведра на брата. Из-за этого не стоило сюда тащиться.
   После коротких дебатов мы разошлись в разные стороны. Во что бы то ни стало надо найти эту мельницу. Повезло быстроногому и востроглазому одиннадцатикласснику. Совсем недалеко от нашей стоянки он нашел заветный агрегат. Неведомые народные умельцы выпилили из кедров два толстых, коротких чурбака, топором вытесали на них подобие зубьев и закрепили на деревянных полуосях между двух деревьев. Получилась настоящая валковая дробилка с рукояткой, как у колодезного барабана.
   Мы расстелили под валками палатку, я взялся крутить рукоятку, а Виктор и мой сын загружали шишки между валками. Грубые зубья валков с хрустом дробили шишки, и на палатку обильно сыпались орехи, перемешанные с чешуей и разлохмаченными остатками шишек. Я поглядел на часы.
   - Скоро час. Время дороже денег. Есть предложение. Один останется тут крутить агрегат, а двое идут за шишками.
   Виктор остался лущить шишки, мы с сыном освободили два мешка и пошли шишковать. При одном верхолазе дело заметно замедлилось, но за два часа оба мешка оказались полными. А тут подошел Виктор и принес еще два пустых мешка. Он успел вылущить все шишки, отсортировал крупные отходы, а орехи вместе с чешуей высыпал в мешки.
   - Набралось всего два мешка, - с огорчением доложил он. – Я же говорил, орехов мы набрали всего мешок.
   - Надо удвоить, утроить усилия, - сурово продекламировал я излюбленное выражение Брежнева.
   Верхолазы дружно поддержали коммунистический лозунг, и шишки градом посыпались вокруг меня. Иногда шишка попадала мне по голове, я мужественно переносил острую боль, но волосы мои постепенно слиплись от смолы. К трем часам мы собрали и высыпали у лущилки еще шесть мешков шишек.
   - Надо быстро пообедать, - предложил Виктор. – У нас осталось светлого времени часа четыре. Если постараться, то можно еще два раза по шесть мешков набрать.
Времени на костер и чаепитие мы решили не тратить, ограничились хлебом с колбасой и водой из канистры. Когда мы торопливо жевали, невдалеке послышался треск тракторного двигателя, потом раздался сильный, глухой удар. Мы насторожились, и Виктор догадался:
   - Местные шишкари орудуют. Серьезные ребята. Хотите посмотреть прогрессивный метод?
Мы захватили с собой еду и пошли на звук трактора. Метров через двести я увидел незабываемую картину. Чумазый трактор «Беларусь» разогнался и на полной скорости ударил подвесным бульдозерным ножом по стволу кедра. Раздался гулкий удар с треском, кедр сильно качнулся, и на землю с дробным стуком посыпались шишки. Двое мужиков сноровисто собирали шишки в мешки. Тракторист оставался на своем  сиденье и ждал, когда помощники подберут шишки. На это ушло минут пять. Трактор снова разогнался и ударил по второму кедру. Гулкий удар, треск, дробный град шишек.
   - Гады, - вырвалось у меня. – Что делают? После такого кедр или погибнет, или лет десять не сможет давать шишек!
   - А им-то что? – угрюмо заметил Виктор. – Все вокруг колхозное, все вокруг мое. И трава не расти. Пошли отсюда. Увидят, - примут нас за обходчиков или приезжих конкурентов. Отделают за милую душу, до Бийска не доберемся.
   Мы продолжали собирать шишки, но настроение у всех оставалось скверным. Часа два мы слышали глухие удары бульдозера о кедры. Потом двигатель взревел уже надолго, звук его стал понемногу удаляться и вскоре  совсем затих. Виктор слез с очередного кедра и подошел ко мне перевести дух.
   - И это – советские люди, - горько сказал он. – Вот и строй коммунизм с такими.
К сумеркам мы собрали еще двенадцать мешков шишек. Мы прекратили сбор и направились к дробилке. Настроение у всех не налаживалось. Виктор время от времени бурчал:
   - Советские люди. Герои Шукшина. Он с такой любовью расписывал их. Что за народ?
   Возле лущилки громоздилась порядочная куча шишек. Надо скорее их вылущить. В горах темнота наступает быстро, без долгих сумерек. Я снова принялся крутить рукоятку агрегата, Виктор с моим сыном торопливо загружали шишки. До темноты мы не успели закончить работу и продолжали ее при  неверном свете костра. Мы перемололи все шишки, отсортировали крупные отходы. Всего у нас набралось четыре с половиной мешка орехов, перемешанных с чешуей. Как раз по полтора мешка на брата.
   Один мешок шишек мы не стали лущить, решили привезти в Бийск шишки в натуральном виде на сувениры друзьям и знакомым. Особенно красиво выглядели сростки шишек на веточках с длинной кедровой хвоей, чудом уцелевшие при падении на землю.
   Обратный путь мы проделали в полной темноте. На одиннадцатикилометровом спуске с Семинского перевала даже на второй передаче машина постепенно разгонялась, и я то и дело переходил на первую.
   Через придорожные села мы проехали беспрепятственно, хотя каждый раз с тревогой ожидали властного взмаха полосатого жезла. Однако все обошлось, гаишники и лесники мирно почивали после субботних возлияний, и в предрассветных сумерках мы пересекли мост через Бию.