Когда появилась Кула

Что вы делали и где вы были, когда появилась Кула?

Я сидел на роскошной террасе. Ждал ее величество. Ранее дворецкий выскочил из дому в не самом лицеприятном виде и доложил, что она будет через пять минут. Я сидел уже полчаса. Что-то плохое и злое закипало внутри меня. По шкале Франклина — шесть из десяти. Дока рекомендовал в таких случаях поиграть в карманный бильярд.  В шутку, само собой. В кармане у меня находился специальный мяч. Он был сделан из особого материала и был выпущен компанией «Ноу паник». Предполагалось мять его ладонью и пальцами: нейтрализовать таким нехитрым образом негативные эмоции. Проблема заключалась в том, что после нескольких месяцев эксплуатации мяч потерял упругость, хотя производитель гарантировал качество до трех миллиардов сжатий.

Я откинулся на спинку фешенебельного кресла. Оно в ответ характерно хрустнуло кожей мертвого животного. Я смотрел, как в дальнем углу одинокий паук плетет свою одинокую паутину. Сизифов труд. Завтра утром придет уборщица и щеткой смахнет плод нечеловеческих усилий. Я уже слышал стук ее каблуков. Но это была не уборщица, а ее величество: Маргарет  Малкович. Она снизошла не с небес, и вообще не снизошла, а вошла на территорию поместья сквозь величественную арку, оплетенную виноградными лозами.

— Вы опоздали.

Так был начат очередной бессмысленный диалог, но ее величество даже ухом не повело и в ответ что-то промямлило на своем диалекте небожителей.

— А кто вы такой?

— У меня есть к вам пара вопросов… по поводу Кулы.

— Какой еще Хулы?

— Что значит «какой еще Кулы»? Неделю назад я связался с вашим представителем и договорился о встрече.

— Это-то я помню, я только не могу понять, причем тут я и Хула?

Я презрительно посмотрел ей прямо в глаза, а рукой полез в карман за свертком газеты. Выудил и передал ее величеству. Читай, дура.

— Маргарет  Малкович: Кула — первый звоночек для человечества. — читала она с трудом. — И что?

— Что значит «и что»? Вы дали обширное интервью таблоиду по поводу Кулы. Значит, было что сказать.

— Не значит. Я его не давала.

По шкале Франклина — восемь  из десяти. Глазами я начал искать колюще-режущие предметы. Мысленно я уже вонзал нож в ее плоть.

— Ладно. Вас зовут Маргарет Малкович?

— Да.

— Как вы соотноситесь с той Маргарет Малкович, модной киноактрисой, которая от нечего делать дала интервью «Сандей Таймс» по поводу Кулы?

 — Это и есть я. Но повторяю еще раз: я никому ничего не давала. Они просто связались с Джо и спросили, не против ли я поговорить о Хуле. Я была против. Они предложили большие деньги и Джо согласился. В конце добавили, что мое присутствие на интервью необязательно.

Я окончательно закипел. По шкале Франклина — десять из десяти. В приступе ярости я встал, но вовремя вспомнил совет доки: сделать пару глубоких вдохов. Это слегка помогло.

— Слушай сюда. Ты сама ходячая хула на господа нашего бога. Скажи спасибо, что его нет, иначе гореть тебе бы в аду.

— Не поняла! — ее глаза округлились. Я понимал, что махнул лишнего, но у меня было еще пара секунд, пока до нее дойдет.

— И не поймешь. Интервью-то свое хоть читала, дура набитая? Что ты делала и где ты была, когда появилась Кула?

— Я… я…

Я развернулся и ушел прочь по каменной брусчатке. Еще один бессмысленный диалог не попадет в книгу. Еще один, потому что так заканчивалась ровно половина встреч. Доку это страшно огорчало и он не раз советовал мне посетить курсы контролирования немотивированной агрессии. Я скромно отказывался, но дока продолжал настаивать на своем. Его космическое право.

Это началось не сегодня и не вчера, а как раз тогда, когда появилась Кула, точнее, когда ее впервые заметили, еще точнее, когда о ней впервые узнал я. И увидел. Правда «увидеть» в данном случае не самое удачное слово, так как нельзя увидеть то, что не излучает и не отражает свет. По крайней мере, Кулу нельзя увидеть с помощью человеческого глаза. Это факт, который может проверить любой зрячий, просто взглянув на ночное небо.

Так вот. Мир узнал о Куле, а я узнал, что стал крайне раздражительным, нервным и склочным. Так сказал дока, он же мне и рассказал о шкале Франклина. С помощью нее мне полагалось про себя измерять уровень стресса. Когда он равнялся единице, я был самым добрым и хорошим человеком на этой богом забытой планете. Такое было ровно один раз, когда я беспробудно пьянствовал две недели. Когда он равнялся десяти, у меня были серьезные проблемы, и я представлял реальную физическую угрозу для окружающих меня людей. Такое бывало каждый день. Учитывая, что я до сих пор пребывал вне стен тюрьмы, до рукоприкладства я так и не скатился. Это радовало.

Явление Кулы изменило не только мою жизнь. Речь идет о 65 беднягах, имена которых теперь помнят лишь надгробные камни. Конечно, глупо возлагать ответственность на Кулу, ведь с тем же успехом ее можно возложить на взмах крыла бабочки в Гондурасе, но отрицать ее влияние еще глупее. Я позволю себе написать пару слов о них, но для начала скажу, что число 65 кратно 13 и это вполне символично.

Тринадцать диких путешественников в северном полушарии Земли потеряли главный ориентир ночного неба и по различным причинам не дожили до утра или заблудились, а потом уже не дожили до утра. Все они были незнакомы между собой, и я предполагаю, что никто никогда не видел друг друга вживую.

Десять пассажиров, два пилота и один стюард разбились на частном самолете. Самолет принадлежал малоизвестному олигарху, также ему принадлежала сеть супермаркетов «Оллмарт». После вскрытия черного ящика выяснилось, что пилоты внезапно дезориентировались и перепутали небо с землей. Точнее с океаном.

Двенадцать послушников секты «Агнцы божьи» облились бензином на лесной опушке в ожидании небесного послания. Небо не обмануло их ожиданий, и преподнесло им Кулу. Плюгавый Питер Норд, по совместительству директор секты и тринадцатый член этой превеселой компании, долго не раздумывал и зажег спичку. Опушку озарило пламя: цвет человеческой расы сгорел дотла, также дотла сгорело пять гектаров леса. Вместе с ними ушли в небытие постулаты секты «Агнцы божьи». Мало кто знал, что Питер Норд десять лет своей жизни провел в психиатрической больнице.

Не повезло также мелкой обсерватории, находящейся в десяти километрах от Варшавы. Астроном Казимир Бродзинский смотрел на звездное небо сквозь совершенный монокль. Он разглядывал один интересный объект в туманности Ориона, в народе известной как М42. И тут появилась Кула. Астроном подумал, что что-то случилось с прибором. Но, выглянув в окно, он подумал, что что-то случилось с его мозгом. Казимир Бродзинский выпрыгнул в окно и проломил свой драгоценный череп, а обсерватория утратила навсегда бесценный кадр. Вам, наверное, интересно, откуда взялось еще двенадцать усопших? Так вот. У Казимира Бродзинского было ровно двенадцать родственников и близких друзей. Все они пришли попрощаться с телом покойника в его славную квартиру на окраине Варшавы. И все они погибли в результате взрыва бытового газа. Казимир Бродзинский погиб во второй раз.

Осталось еще тринадцать людей. Но они умерли своей собственной смертью примерно в момент появления Кулы. Умерли, как умирают люди в любое другое время. Закон природы.

Из всего этого можно заключить, что Кула привнесла в наш мир лишь пожары и похороны. Но пожары и похороны — главный двигатель прогресса, как говорил американский философ Меккен. А это что-то да значит.

Из всех вышеупомянутых покойников самую важную роль в истории с Кулой сыграл Казимир Бродзинский. Он ни много ни мало дал название странному и непонятному объекту. Называй и властвуй! Перед тем как выпрыгнуть в окно он записал на клочке бумаги большими кривыми буквами: «Wszech;wiat po;kni;ciu kul;». Если перевести с польского, то получится примерно следующее: «Вселенную поглотил шар». Последнее слово и дало название явлению: Кула суть шар. В лингвистическом плане. В физическом же плане никто ничего достоверно не знает.

Я подошел к своему заряженному хетчбеку. Открыл дверь, сел за руль, вставил ключ в замок зажигания, повернул до упора. Раздался приятный рокот. Интервью, конечно, было коротким, но я потратил кучу времени, праздно ожидая эту дуру. Пора было ехать к доке, за своими спасительными пилюлями. Я приезжал всегда заблаговременно и оставлял машину не на больничном паркинге, а в соседнем дворе. Если бы дока узнал, что я пользуюсь автомобилем, то у меня бы были серьезные проблемы. Ведь за рулем авто даже скромный и тихий водитель катафалка мог превратиться в комок нервов. Для этого лишь достаточно, чтобы очередной болван подрезал его на перекрестке.

Доехал я без особых приключений. Оставалось подняться на третий этаж и тактично постучаться в дверь. Но дока встретил меня на парадном входе, блеснул своим золотым зубом и похлопал меня по плечу. Я еще раз обрадовался своей осторожности, ведь паркинг отсюда просматривался как колония строгого режима со сторожевой башни.

— Как живете, караси?

— Ничего себе, мерси, — подхватил я.

— Интервью взял?

Я потупил взгляд в пол, как будто меня уличили в чем-то низменном.

— И не спрашивай. Одна кула-хула.

— Я надеюсь меня хоть не вызовут в суд в качестве свидетеля или сообщника?

 Мне было совестно огорчать доку. Ведь он был славным малым со всех сторон. Я лишь не мог разгадать тайну его золотого зуба. Он вставил его год назад и несказанно гордился этим. Поначалу я думал, что это некая дань цыганским традициям, но дока ничего общего с ромами не имел, хотя жил в палатке с тамбуром, которая располагалась во дворе его роскошного особняка. Так же живет большинство удачливых цыган, но дока жил в шатре не по своей воле: его выгнала жена после того как застукала в пикантной ситуации с молоденькой секретаршей.

Дока словно распознал ход моих мыслей и одарил меня в очередной раз блеском первоклассного золота. Затем полез в широкий карман и достал маленькую баночку с пилюлями. Их было ровно три, по одной на каждый день. Сегодня был понедельник, соответственно в следующий раз нужно было явиться в четверг. Я улыбнулся в ответ и сердечно попрощался. По шкале Франклина — два из десяти. Практически минимум.

Иногда мне было жаль доку. Я уверен, что самим своим существованием добавил несколько морщин к его лику загорелого южанина, а также лишил его угольную шевелюру доброй пряди волос. Проблема была вот в чем: он не мог понять, что на самом деле творится со мной. При этом он знал: я предельно искренен с ним и не вожу его за нос.

Иногда я думал, что если бы дока разбирался в космологии, то смог бы ближе подобраться к моему недугу. Ведь до появления Кулы я плотно работал в рамках проекта «Космический Дарвин». Над проектом также работала половина научных сотрудников известного Нью-Йоркского института. Мы занимались тем, что пытались создать компьютерную модель развития Вселенной, начиная Большим Взрывом и заканчивая учеными, которые на одной из твердых планет с кислородной атмосферой пытаются создать компьютерную модель развития Вселенной. Шутка «рекурсивный салат включает помидоры, огурцы и салат» — из той же серии. Но мы тогда мало шутили. Конкретно я работал над модулем эволюции спиральных и шаровидных галактик. Еще я занимался квазарами. Проект был грандиозным и в теории должен был дать ответы на целое множество физических вопросов. Пока не появилась Кула. Через месяц проект заморозили, так  как пропал надежный источник экспериментальных данных. Тогда же я и потерял работу. Ирония заключалась в том, что «Космический Дарвин» на безрыбьи сам стал источником экспериментальных данных. Мог бы им стать, если бы не зарезали финансирование.

Дока во всем этом не разбирался, не разбирался настолько, что видел мало разницы между квазаром и шкафом. Еще он не разбирался в научно-фантастической литературе. А это было другое мое тайное пристрастие. Последние несколько лет я засыпал, мечтая написать самую правдивую книгу о звездных путешествиях. Если бы книга называлась «через тернии к звездам», то «терниям» достались бы все ударения и акценты. Мне было противно читать романы, в которых нарушались все мыслимые физические законы. В такие моменты я представлял одну и ту же сцену: деревенская школа, престарелый учитель физики сидит за столом и читает очередной «бестселлер», потом он закрывает книгу и начинает плакать. Плачет до тех пор, пока слезы не затопляют помещение, и пока он сам же не захлебывается в собственных слезах. Про это, конечно, я не рассказывал доке, так как опасался быть упрятанным куда подальше.

Моим творческим исканиям пришел конец после появления Кулы. Я начал забывать, как выглядят звезды и начал забывать, зачем к ним стремиться, если их даже не видно. Еще я слегка вышел из ума, стал нервным и решил трансформировать свой великий роман в сборник воспоминаний живых людей о Куле. Книга состояла ровно из одного вопроса: что вы делали и где вы были, когда появилась Кула? Я задавал его разным людям и аккуратно записывал ответы, при условии, что разговор не заканчивался так, как закончился сегодня утром.

Первым человеком, которому я задал этот вопрос, был дока. Я помню как сейчас:

— А что ты делал и где ты был, когда появилась Кула?

Он посмотрел на меня изучающе. Я не мог определить в тот момент, что творится в его светлой голове: он или составлял ответ, или пытался втиснуть вопрос в мою историю болезни и выдумать мне новый диагноз. Затем он блеснул золотым зубом и сказал:

— Играл в бойскаута… устанавливал палатку.

Тогда же он мне и рассказал историю своего цыганства. Я вежливо попросил разрешения увековечить его рассказ, а он ответил, что это сделает его самым счастливым человеком. Потом выкрикнул в приемную:

— Лизочка, о нас напишут Р-оман!

Я его слегка расстроил, сказав, что книга будет больше похожа на М-емуары, чем на Р-оман!. Но это его ни сколько не смутило. Такие дела.

Пора было возвращаться в свою дыру. Арендовать квартиру в Нью-Йорке мне было не по карману. Другое дело — Нью-Джерси. Но все заработанные и одолженные деньги я потратил на заряженный хетчбек, так что в Нью-Джерси я теперь бывал лишь проездом. Пункт назначения располагался на двадцать километров дальше. Пункт назначения назывался так: Сумятица. Я не шучу.

В Сумятице я арендовал неплохой двухэтажный дом за деньги, за которые даже не купишь бутылку газировки на Бродвее. Сумятица была маленьким городком со всеми удобствами. Еще я быстро и незаслуженно стал живой легендой Сумятицы. Меня любили лишь за то, что: а) я был в каком-то смысле ученым, б) я был единственным ученым в Сумятице, в) мой IQ был сопоставим с IQ единственной школы Сумятицы. Меня несколько раз приглашали на школьные уроки, а сегодня я должен был дать интервью местной радиостанции. У меня не было космического права отказаться.

Я приехал в Сумятицу, когда Солнце заканчивало свой круг и на время скрылось за церковью. Я подъехал к своему дому, дабы переодеться перед интервью. Возле дома ошивался Ричард Бук, мой закадычный друг. Я не знал, чем он занимается по жизни, но знал, что под волосами у него скрыт фурункул размером с грецкий орех. Ричард Бук был знаменит тем, что прочитал ровно одну книгу, если инструкцию по эксплуатации аппарата для увеличения члена можно назвать книгой. Правда, он ее не дочитал, потому что раньше времени разобрался с аппаратом экспериментальным путем. И надо сказать, что действительно разобрался, так как его подруга Мардж теперь ходила с нескрываемой улыбкой.

С Ричардом Буком меня объединяла не только география, но и вечера у камина. Я их называл литературными вечерами. Ричард Бук, несмотря на свои скромные литературные познания, внимательно слушал мои изыскания и регулярно ошарашивал меня тонкими замечаниями. К примеру, один раз он сказал:

— Земляк, мать твою за ногу, все просто как дважды два. Хочешь добротно писать, забудь про союзы.

В такие моменты я понимал, что мама и папа наградили его такой фамилией неспроста. Видно существует класс людей, которым достаточно прочитать пару страниц, пусть и из инструкции к аппарату для увеличения члена, чтобы понять соль писательства. Я же читал по три книги в неделю и до сих пор слабо чувствовал привкус натрий-хлора. Видно, нужно было писать, а не читать.

Короче говоря, я поприветствовал Ричарда Бука, он в свою очередь спросил, сколько у меня сейчас франклинов, имея в виду не деньги, а мою собственную шкалу агрессии. Я ответил, что где-то между двумя и тремя. Болтать особо не было времени, и я поспешил внутрь. Быстро переоделся, сварганил себе бутерброд с салями и сыром, потому что давать интервью на голодный желудок — не дело.

Здание радиостанции не было похоже на здание. Также оно не походило на дом, усадьбу, поместье, помещение, ограниченное пространство, имение или вотчину. Больше всего оно походило на хлев, заляпанный кровавой краской. Я толкнул ставни и вошел. За фанерной полустеной кто-то уже задорно смеялся. Я заглянул и увидел дородного мужчину с микрофоном в руках. Он мне напомнил старика Хэма, если тому выбрить макушку, уменьшить рост и увеличить вес. Еще под глазом у него был синяк. Очевидно, это и был Джек Болтун, — так он мне, по крайней мере, представился по телефону. Рядом с ним располагался какой-то высушенный незнакомец. Он был похож на неприметного гостя на свадьбе, которого никто не знает, но каждый думает, что его пригласил кто-то другой. Я разумно заключил, что вечер будет напряженным, и быстро вкинул в себя две пилюли. Две пилюли означали, что моя шкала Франклина теперь заканчивается не на десяти, а на восьми. Дока был бы крайне огорчен, если бы узнал. Но он не узнает. Прости, дока.

Джек Болтун увидел меня, растекся в широкой улыбке и обнажил свои белесые зубы. Он рукой указал мне на место возле себя, а сам сказал в микрофон:

— А вот и наш дорогой гость, — его голос хоть и отдавал деревенщиной, но был хорошо поставлен, — может быть даже самый умный чертяка за всю историю эфира радиостанции «Вокс Попули».

До меня внезапно дошло, что было написано на хлеве красной краской. Он прочистил горло и продолжил:

— Вот скажи мне, чертяка, ты хоть представляешь, сколько людей сейчас нас слушают?

Я отрицательно мотнул головой. Но Джек Болтун посредством активной жестикуляции дал мне понять, что на радиостанции полагается все проговаривать вслух:

— Могу лишь делать приблизительные оценки, Джек.

— Перестань. Брось свои ученые штучки. А впрочем, что я говорю. Старый дурак. Ведь за этим мы тебя и пригласили. Слушай сюда, чертяка. В Сумятицах проживает ровно 924 человека, вместе с нами. И сейчас нас слушают ровно 920 человек. Улавливаешь? Ты же умный! Нас не слушает лишь старая Дароя Киллрой, ибо она глуха как пробка от рождения. Улавливаешь?

— Конечно, Джек.

— Но у Дарои Киллрой есть сердечная подруга. Она записывает от руки все, что говорит Джек Болтун и его гости, а затем дает ей читать. В каком-то смысле она более плодовита, чем Лео Толстый. Но есть одна проблема.

— Какая же, Джек? — я играл в его игру.

— Сердечная подруга Дарои Киллрой слепа как крот от рождения. Улавливаешь, чертяка? Но она обладает зеркальной памятью, и по утрам все надиктовывает своей прекрасной внучке.

Тут я окончательно пришел к выводу, что Сумятица не просто так называется Сумятицей.

— Заговорился я. Старый дурак. Короче так, надеюсь, ты наконец-то растолкуешь нам, жителям Сумятиц, что такое Кула, откуда она взялась и зачем она украла наши звезды.

— Проблема в том, Джек, что я не знаю ответа ни на один вопрос. Я могу лишь выдвигать гипотезы.

— Гипо-что? — он удивился так, как удивляются аборигены при виде звездолета.

— М-м-м, ну… допущения. Различные объяснения, которые нельзя проверить опытным путем.

— Продолжай, чертяка.

На этой фразе он полез под стол, достал огромную прозрачную канистру с каким-то пойлом. Сорвал пробку и смачно приложился. После этого закрыл микрофон руками и отрыгнул сивушными маслами. Кстати, пойло по цвету совпадало с цветом его синяка.

— Так вот. Наши познания о Куле очень ограничены и крайне поверхностны. Мы даже достоверно не знаем природный это объект или искусственный.

— Ну а ты то, чертяка, должен к чему-то склоняться?

— Да. Мне кажется, что она искусственна, так как современная наука не знает ни одного физического закона, который бы мог породить столь правильный и грандиозный объект.

— Объект, объект. Ты по-человечески то скажи. Ты же умный! — выпалил Джек Болтун.

— В общем так. Грубо говоря, Кула — это большой мяч, в который угодила наша солнечная система, т.е. Солнце, Земля и остальные восемь планет. Из-за Кулы мы не видим свет звезд и галактик.

— Господа радиослушатели, — высокопарно начал Джек Болтун, —  наконец-то нам втолковали, что такое Кула. Чертяка!

Все это время свадебный гость сидел, чернее тучи.

— Скажи нам вот еще что. Почему нельзя просто взять и слетать к этой Куле? Прилететь, осмотреться на месте, попробовать Кулу на вкус, так сказать.

— Не все так просто, Джек. Единственный спутник, который достиг границ солнечной системы, добирался туда тридцать лет. И сейчас мы потеряли любую связь с ним, так как Кула блокирует не только свет, но и радиоволны. Те же волны, которые генерирует твоя доморощенная радиовышка. Понимаешь, Джек?

— Дурак бы не понял, а Джек — не дурак. А что с людьми?

— С какими еще людьми?

— Ну которые на спутнике были.

— Джек, на нем не было людей. Он слишком мал для них.

Мне показалось, что последние слова крайне огорчили Джека Болтуна. Я продолжил:

— Как я уже говорил, скорей всего Кула появилась не сама собой, а была сооружена некой сверхцивилизацией.

— Но зачем??

— Этого я не могу знать. Вероятно, нас таким образом изолировали.

— Я что-то такое слышал от последователей посткульной церкви. Ты про них, чертяка?

— Нет, Джек. Эти недоумки считают, что нас оградил бог от созерцания окружающей вселенной, так как мы слишком много себе позволяли. В частности они утверждают, что ересь родилась с Гагариным, когда тот полетел в космос и заявил, что полет нормальный, а бога невидно. — я с опаской глянул на свадебного гостя. — Я же толкую про изоляцию не духовную, а физическую.

— Кстати, чертяка, тебе будет приятно узнать, что второй гость как раз и представляет одну из посткульных церквей. Знакомься, Гомер Норд.

Гомер Норд? Норд? Н-о-р-д? Сын Питера Норда? Норда? Н-о-р-д-а? Я моментально потерял контроль над собой. По шкале Франклина — шесть из десяти.

Гомер Норд сглотнул некую биомассу и начал так:

— Я внимательно слушал нашего дорогого гостя, Болтун. И в очередной раз пришел к неутешительному выводу: нет чуда, которое бы могло обратить безбожника в верующего. Они слепы от рождения, как слепа сердечная подруга Дарои Киллрой. Бог дал нам самый грандиозный знак за всю человеческую историю, а всякие псевдоученые что-то мямлят о зеленых человечках.

По шкале Франклина — семь из десяти. Я вжался руками в спинку стула, да так, что костяшки пальцев побелели. Отщепенец Норда продолжал:

— Понимаешь, Болтун, мы не трогаем тех, кто не трогает нас. Бог с ними. Но я не могу молчать, когда распространяют клевету. Даже неофит посткульной церкви перед дулом револьвера не мог бы сказать, что Бог оградил от нас Вселенную. Это все бредни псевдоученых. Бог не оградил от нас Вселенную. Бог ее устранил! Человек не выдержал испытания, человек решил, что может просто так взять и заглянуть за ширму мироздания, что Бог играет с ним в кошки-мышки, но человек забыл, что он человек. За вас, псевдоученых, должны теперь расплачиваться простые и честные люди!

По шкале Франклина — десять из десяти. Пилюли не помогли. В одном движении я выпрыгнул с места, в одном движении я размахнулся кулаком и в одном движении я произвел удар. Но не попал в цель. Джек Болтун за каким-то лядом в тот же момент перекинулся через стол, и я ему угодил кулаком прямо в глаз. Его лицо быстро побагровело и обрело красочную симметрию.

— ЧТД. — Гомер Норд решительно встал из-за стола и быстро ушел восвояси.

А я расплакался, повиснув на могучей шеи Джека Болтуна. А он по-отечески хлопал меня по спине. Джек Болтун знал о моем недуге, и знал, что я не со зла. Еще он приговаривал: «Чертяка, бедный чертяка».

Через полчаса я уже находился дома. На мне был шерстяной халат, носки и тапочки, хотя на улице стояла отличная весенняя погода. Меня знобило, и я ничего не мог с этим поделать. Настроение было препаршивым. По шкале Франклина — три из десяти. Другими словами, нервы тут были не при чем, просто во мне гнездились тяжелые мысли.

Я подумал, что о вечернем инциденте лучше не рассказывать доке, ну или отделаться парой скупых ремарок, что он, мол, первый начал. Конечно, дока не поверит и быстро выведет меня на чистую воду. Поэтому я решил оставить эти мысли до лучших времен. А сам задумался о другом.

Я давно слышал странную идею, что количество ума на планете Земля — величина постоянная, но количество людей — нет. Идея подкупала тем, что с первого взгляда объясняла, откуда столько недоумков вокруг. Но скорей всего она была ложной, так как недоумков хватало во все времена, а потом, мне слабо верилось, что сообщество питекантропов являло собой собрание величайших мыслителей.

Я предпочитал считать иначе: количество глупости растет неуклонно с количеством людей. Еще я прокручивал в голове слова отщепенца Норда и пытался понять, что именно меня так зацепило и взбесило.

«За вас, псевдоученых, должны теперь расплачиваться простые и честные люди».

Меня мало трогал префикс «псевдо», потому как я был не ученым, не псевдоученым, а лишь «ученым в каком-то смысле». Зато меня трогало, как меня сделали виновным и крайним. Этого я вынести уже не мог.

В прошлом веке человек покорил Луну. Он должен был вернуться на нее, чтобы создать плацдарм для следующих свершений. Покорить Марс, внешние и внутренние планеты. Развивать технологии до тех пор, пока не станут осуществимы полеты к звездам. Но этого не произошло. Оказалось, что толпа воспринимала полеты Аполлонов как шоу, не более. Некоторые даже были уверены, что миссия состояла в выводе на орбиту новых спутников, которые позволят смотреть больше развлекательных каналов в большем разрешении. По иронии судьбы, этим астронавтика и закончила.

Если бы и существовал единый космический разум, то он обязан был наказать человечество за тупость. Наказать тех, кто предпочитает мерцающий экран ночному небу, заставить их забыть про звезды, забыть про них навсегда, забыть и не вспоминать. Единый космический разум и наказал, всех и сразу, явив подлунному миру Кулу.

Я дал ход мыслям, старым, как мир, и не заметил, как оказался в рабочем кабинете перед моей священной стеной. Стена была завешена различными газетными вырезками, исписанными желтыми листочками, фотографиями и другими артефактами. Все это было плодом скрупулезной работы, которая тянулась уже не один месяц, и лишь одному космическому разуму было известно, когда эта работа будет окончена. Да, я собирал любую информацию, которая мне попадалась на глаза и которая хоть каким-то боком могла пролить свет на явление под названием Кула.

К примеру, о 65 беднягах знал только ваш покорный слуга. Сведения о них располагались в левом нижнем углу, так как именно с них я начал свое странное исследование. Примерно там же была пригвождена вырванная с мясом статья из «Саинтифик Американ». Я вцепился в нее взглядом:

…Практически невозможно точно определить момент появления небесного купола [тогда термин «Кула» еще не был принят научным сообществом]. Можно лишь достоверно утверждать, что он появился 23 марта 2017 года между 18:31 и 18:45 по Гринвичу. Но этот период времени не включает момент, когда небесный купол появился на самом деле, так как свет распространяется с конечной скоростью и для передачи информации от границы небесного купола до наблюдателя на Земле свету нужно затратить в среднем 831 минуту (или 13 часов 51 минуту). Получается, что небесный купол появился где-то между 04:40 и 04:56 утра по Гринвичу.

…

Положение небесного купола точно совпадает с положением границы, так называемой гелиопаузой, которая определяет сферу влияния Солнца. Среднее расстояние до небесного купола — 100 астрономических единиц. В 2014 году спутник Вояджер окончательно пересек границу и предоставил решающие экспериментальные данные, показавшие, что за гелиопаузой солнечный ветер останавливается межзвездной средой.

…

Точно установлено, что небесный купол блокирует электромагнитное излучение, но при этом он проницаем для обычной материи и для гравитационного взаимодействия. Подтверждением этому служат следующие факты:

1.       Долгопериодические кометы продолжают покидать солнечную систему. По достижению предполагаемого небесного купола они моментально исчезают как объект, отражающий или излучающий свет. Стоит отметить, что инструменты по обнаружению и наблюдению подобных комет крайне ограничены.
2.       Долгопериодические кометы продолжают прибывать в Солнечную систему из гипотетической области под названием облако Оорта. Данная область по оценкам находится на расстоянии от 50000 до 100000 астрономических единиц.
3.       Орбитальный спутник Генезис, оснащенный специальным оборудованием, продолжает улавливать гравитационные волны. Последнее зарегистрированное явление — ускоренное сближение пары нейтронных звезд в созвездии Лисички на расстоянии 2281 световых лет.
4.       Сигналы от вышеупомянутого спутника Вояджер перестали поступать примерно в момент появления небесного купола. С другой стороны, нельзя исключать выход Вояджера из строя.

…

Небесный купол непроницаем для электромагнитного излучения. Он скрывает от наблюдателя на Земле как видимое излучение, воспринимаемое человеческим глазом, так и невидимое, которое способны уловить лишь специальные оптические приборы типа инфракрасных телескопов. Человечество утратило возможность наблюдать и изучать внешний космос…

Эта и с десяток других наукообразных статей, пригвожденных рядом, содержали потрясающее количество бесполезных сведений, но зато ни в одной из них не было даже попытки ответить на самый важный вопрос: кто или что создало Кулу? Впрочем, наука никогда и не отвечала на подобные вопросы.

Самое интересное, что мне удалось откопать по теме, находилось по другую сторону священной стены. Речь шла о Наги Герг. Он предложил поистине сумасбродную гипотезу. Можно сказать, что его гипотеза была достаточно абсурдной и безумной, чтобы оказаться правдой.

Наги Герг предположил, что некая сверхцивилизация могла умышленно скрыть он нас внешний космос, чтобы таким образом предотвратить его схлопывание. На примере кота Шредингера. Как обычно, он пребывает в коробке и одновременно и жив и мертв. Когда хозяин заглядывает в коробку, то осуществляет акт наблюдения и устраняет квантовую неопределенность: кот или с опаской выглядывает из коробки, или лежит замертво на боку. Одно из двух. Квантово-механическая система превращается в классическую, то есть схлопывается.

Только как это могло задеть сверхцивилизацию? В первую очередь нужно было допустить, что сверхцивилизация  является таким себе космическим котом Шредингера, то есть пребывает не в одном состоянии, как человек, а сразу во всех, проживает не одну историю жизни, а сразу все возможные. В таком случае человек бы мог стать для нее серьезной угрозой, так как достаточно одного его взгляда в телескоп, чтобы схлопнуть бесконечное разнообразие жизни где-то во внешнем космосе. О, как это в духе человека!

Но мое больное сознание породило гипотезу еще немыслимее. Она имела общие черты с рассуждениями Наги Герга, но базировалась на другом эффекте, на эффекте Зенона. В квантовом мире любое измерение возмущает тем или иным образом наблюдаемую систему. Эффект Зенона заключается в том, что акт наблюдения частицы, готовой распасться, может этот распад предотвратить, то есть вернуть частицу в исходное состояние, или состояние очень близкое к нему.

И я пришел к парадоксальному выводу: человек мог приблизить конец вселенной. Чтобы разобраться в этом, нужно вернуться в историю.

В начале прошлого века Эдвин Хаббл, наблюдая красное смещение, доказал, что Вселенная расширяется. Правда он не знал и не мог знать, что Вселенная расширяется с ускорением, ведь для этого должна была существовать некая сила, условно говоря, «антитяготение». О такой силе, само собой, не знали… пока не была открыта темная энергия.

Темная энергия — вещь непростая. Предполагается, что часть ее во время Большого Взрыва по неизвестным причинам перешла в обычную материю. И теперь обычная материя плавает в космическом супе из ее остатков. Но темная энергия является еще и нестабильным субстратом, а самое ее нестабильное состояние — исходное, в которое ее и пытается вернуть эффект Зенона.

Таким образом, человек, наблюдая темную энергию, приближал момент нового распада, до тех пор, пока не появилась Кула.

Получается, что если одна из гипотез верна, то сверхцивилизация серьезно печется о своей безопасности и о своем благополучии. Ее космическое право.

Из небытия меня вернул уверенный стук в дверь, хотя мне поначалу показалось, что стучали не в дверь, а сразу во весь дом. Я поплелся ко входу и увидел моего закадычного друга: Ричарда Бука. Как и полагается, он почесывал свой фурункул. Еще он прищурено смотрел вглубь дома, примерно туда, где ютился мой минибар:

— Потолковать не  хочешь, земляк?

— Ну проходи… земляк.

Я взял два бокала, наполнил их первоклассным бурбоном, вкинул ровно по три кубика льда. Ричард Бук тем временем устроился в кресле в ожидании приятностей. Я не обманул его ожиданий, а он, в благодарность, не обманул моих:

— Копать не перекопать! Задал же ты сегодня жару на радио!

— Откуда знаешь? Ты же вовек не слушал радио, хотя Джек Болтун свято верит в обратное.

— Ты про седую бороду, мать его за ногу? Я его повстречал на улице.

— Понятно…

— Ни черта тебе не понятно. Чем занимаешься, земляк? — Ричард Бук усиленно прикладывался к напитку.

А я сделал вид, что не услышал вопроса.

— Опять варился в своей кула-хуле?

— Можно сказать и так.

— Ты хоть о чем-то другом вообще мозгуешь?

— Я уже и не знаю. Кула ест меня изнутри, хотя находится снаружи.

— Ну расскажи, а я послушаю, все равно делать то нечего, — и он потеребил фурункул.

— Это будет звучать странно, но в последнее время я часто думаю о свиньях…

— Хряки, хряки, хряки.

— Пусть будут хряки. Их шейные позвонки устроены таким образом, что они, хряки, не имеют возможности  взглянуть на небо. Вся их жизнь — пространство между землей и их глазами: свинарник, чан с комбикормом, грязь и сапог хозяина.

 — Ты забыл про хвост крючком.

— В смысле?

— Ну хряк не может углядеть свой хвост крючком, как и твое проклятое небо.

— Точно. Свинья крайне похожа на человека, по крайней мере, строением органов. Свинью чаще всего используют в качестве донора органов. Но она также и разительно отличается, так как никогда не имела возможности взглянуть на звездное небо.

Ричард Бук закатил глаза.

— Короче, к чему ты ведешь, земляк?

— Я веду к тому, что созерцание звездного неба могло сыграть такую же важную роль в эволюции интеллекта, как и та же палка, которой неандертальцы колотили мамонтов и друг друга.

— Ну…

— Ты видел воронов? Говорят, ворон самая умная птица. Среди всего прочего, вороны обожают красть у людей драгоценные светящиеся камушки, и приносить их в свое гнездо.

— А причем тут ты да я?

— Далекая звезда в каком-то смысле тоже светящаяся драгоценность.

Ричард Бук как-то по-дурацки улыбнулся. А я продолжил:

— Ты пойми. Думать человеку не очень-то и свойственно. Ведь для этого нужно тратить драгоценные углеводы, а это энергетически невыгодно. Человек поступает неразумно, по мнению его собственного мозга, когда думает о чем-то кроме добывания пищи. Для того чтобы думать, человек должен обманывать мозг. А звезды и были тем прекрасным обманом, обманом, который делал человека чем-то большим, чем засохшей ветвью эволюционного дерева. А теперь они исчезли, может даже навсегда, и пройдет одно-два поколения и никто никогда о них уже и не вспомнит.

Тут дурацкая улыбка Ричарда Бука сошла на нет, а что самое странное: он перестал теребить фурункул.

— Ничего не выйдет.

— Что??

— Ничего у тебя не выйдет, земляк. Я знаю, ты хочешь покинуть эту дыру, и я говорю не о Сумятице. Я знаю, ты  грезишь о звездолете, который позволит тебе оставить Солнечную систему. Как там: «но при этом он проницаем для обычной материи». Так вот, ни черта у тебя не выйдет.

— Ч-т-о? — моя шкала франклинов круто взлетела вверх.

— Земляк, ты конечно умный малый, но болван еще тот. Ты думаешь, ты подлетишь к Куле, поковыряешься в носу и окажешься снаружи? — Ричард Бук образовал руками прямой угол. — Может и случилось бы, будь ты куском метеорита. Но твой звездолет — не кусок метеорита. Как там: «небесный купол блокирует электромагнитное излучение». Так вот, пока твой звездолет будет пролетать границу, все цепи замкнет к чертям собачим,  я уже молчу про твой благородный мозг.

— Кто ты, мать твою за ногу?

— Кто я? Странный вопрос. Впрочем, это тебе решать, кто я такой. Хочешь, я превращусь в Маргарет Малкович? Тебе это будет стоить ровным счетом ничего. Только помни, сверхцивилизация не ждет лучших из нас, им на нас плевать… Питер, мать тебя за ногу, три кубика внутривенно.

Мою внутричерепную область заполнила белая пелена. Она была похожа на молоко, в которой плавали сгустки. Затем молоко устремилось к сгусткам, обнажая пространство и заставляя сгустки светиться, подобно сверхновым звездам.

Я закрыл глаза, чтобы открыть их снова. Вокруг меня стояли знакомые люди: дока, Джек Болтун, Питер Норд, Казимир Бродзинский, Ричард Бук и Маргарет Малкович, только она не стояла, а парила словно ангел. Это была странная компания. Все они были разодеты в одинаковую белую униформу. У доки не хватало зуба, у Джека Болтуна фингалы светились как новогодняя елка, у Казимира Боджинского из головы сочилась кровь, Питер Бук потирал гематому на макушке, а Маргарет Малкович...

Кто-то загнал под сердце Маргарет Малкович огромный нож. Я хотел выкрикнуть: «что вы стоите как вкопанные, спасайте ее, недоумки». Но не мог, точно так же, как и не мог пошевелиться. Я был прикован к кровати.

Мне стало невыносимо смотреть на эту жуть, и я поднял глаза вверх. В углу комнаты мерцал телевизор. Показывали какие-то новости:

— …сегодня прошло ровно сорок дней, как мир потерял великолепную киноактрису. Напомним, 20 января этого года она была зарезана в собственном поместье душевнобольным фанатом по имени Стивен Дедал. До инцидента Стивен Дедал работал в одном из Нью-Йоркских институтов и избежал наказания лишь чудом, так как был признан душевнобольным. В данный момент он проходит лечение в закрытой больнице «Сумятица».

Не повезло ему, Стивену Дедалу. Я мысленно развернул свою книгу:

— Стивен, что ты делал и где ты был, когда появилась Кула?

— Я… я смотрел телевизор, у себя дома. Показывали замечательный фильм под названием «Ночь без звезд». Главную роль сыграла Маргарет Малкович.

И тут Стивен Делал расплакался, расплакался как никогда в жизни. А к нему подошел Джек Болтун и проговорил:

— Чертяка, бедный чертяка.