Дрор или жидярик?

Когда я узнал, что на иврите воробей – это дрор, то очень обрадовался.
Дрор вообще-то переводится, как – храбрый, удалой.
Значит, воробей именно таков в представлении израильтян?
Мне стало весело.

Я всегда относился к этим упорным, непривередливым птицам с большой симпатией.
Мне нравилось, что они дружат с людьми, везде сопровождают их.
Нравилось и то, что даже в холодное время года, в непогодь они рядом.
Мне было приятно выходить на балкон и следить глазами за стайками чирикающих, волнующихся,
дерущихся, клюющих зёрна и червяков вездесущих птичек.
С ними я всегда чувствовал себя спокойнее.

В той стране, откуда я приехал, воробьёв не очень уважали.
Особенно казалось мне обидным сравнение воробьёв с людьми моей нации.
Причём, отзывались о них так же нелюбезно, как и о евреях, с ноткой пренебрежительного презрения.
Евреи были жидами, воробьи – жидяриками.

Мальчики, стреляющие в птиц из рогаток, и сами по себе достойны осуждения.
Но были такие, что били целенаправленно воробьёв и хвастались потом, сколько жидяриков уложили.

Один знакомый мне мальчик, кстати, наполовину еврей, чему он вовсе не был рад,
демонстрировал мне однажды свою добычу.
Он воображал себя индейцем и на ремне у него болталось несколько воробьиных тушек.
- Это что? – спросил я у мальчика.
- Скальпы, – гордо ответил юный охотник.
- Нет, – возразил я ему, – это бывшие птицы, которых ты по недомыслию или злому умыслу лишил жизни.

Мальчик очень удивился.
- Так это же жидярики! – воскликнул он. – Кому нужна такая мелочь?
- Стоп! – остановил я разошедшегося собирателя скальпов. – Почему жидярики?
Мальчик был подкован.
- Они настырные, как евреи, – победоносно взглянув на меня, ответил он, – всюду лезут, всюду суют свой нос.
Смотреть противно.
- Ты не любишь евреев? – решил я прояснить тему до конца.
Мальчик покраснел. Его фамилия была Шварц, а папу звали Арон.
- Ну! – не отставал я.
Мальчик отстегнул от ремня воробьиные трупики и забросил их в траву.
- Идите вы! – крикнул он мне со злостью. – Достали!

Подошла мама мальчика.
Узнав, о чём идёт речь, она набросилась на меня с упрёками:
- Почему вы лишаете ребёнка детства? – спросила она. –
Ему рано ещё задумываться над глобальными вопросами
- Хорошо, – согласился я, – но  с какой стати ваш сын называет воробьёв жидяриками?

Мама бросилась в наступление:
- Все так говорят, а он что, рыжий.
- Послушайте, – попытался я образумить женщину, – жидярик – это нехорошее слово, недостойное.
Да и не вам его поощрять, ведь у вас у самой муж еврей.
- Не трогайте моего мужа! – взвизгнула женщина. – Он еврей, но он хороший еврей. Он наш еврей.
Он честно живёт и не ищет никаких обходных путей. Я рада, что Павлик весь в него.
По крайней мере, не стыдно глядеть в глаза людям.

Я вздохнул и отошёл от этой семейки.

С тех пор утекло немало времени.
Павел Бен Арон живёт в Израиле и нисколько этим не тяготится.
Его дети не знают русского языка. Воробей для них не имеет никакого национального подтекста.
Он просто дрор – храбрая, достойная и всеми уважаемая птичка.

А я бесконечно рад, что жидярики остались там, среди берёз и рябин.
Мне больно было слушать их чириканье, похожее на еврейскую скороговорку.

                Р.Маргулис.