Дерево и Древо

 Предисловие.

Эти записки не претендуют на звание литературного произведения. Это попытка донести до моих детей и внуков мысль о непрерывности жизни и о связи поколений.
Дорогие мои, сейчас вы молоды, у вас нелёгкая, но интересная жизнь. Живите, радуйтесь каждому дню.

Но, однажды, когда мои внуки подрастут и спросят вас: «Кем были наши деды-прадеды?», я хочу, что бы вы не жали плечами, а честно сказали им: «Ваши предки были простыми людьми, не князьями, и не дворянами. Они были  землепашцами, рабочими, рабочей интеллигенцией. Но, они были хорошими людьми и любили жизнь. Они оставили вам в наследство самое главное – доброе имя и любовь к жизни».
Может быть, кто-то из них захочет, и сможет пойти дальше меня, найти документальные подтверждения всему, что я запомнила в детстве и описала в этих записках. Бог ему в помощь!

Берёзы

Наверное, где-то и есть земли богаче и ярче России. Африка, тропики, например. А сердце, почему-то, приросло к этим простеньким пейзажам. 
Конечно, пальмы экзотичны, ярки, нереальны в своей красоте, но…
Если присмотреться к пальме – дерево как дерево. Попробуй-ка обнять пальму! Ну, что? Как ощущения? То-то же!

А берёзу – обними, да прильни щекой и почувствуешь – тёплая, живая, своя. И на доброту добротой отзывается. Устанешь ли, на душе тяжело – прислонись, погладь по стволу – отзовётся, сил даст, пожалеет. Она и издали, и вблизи – лебёдушка! Есть в ней что-то притягательное! Как называл берёзы Шукшин – «невестушки»! В роще берёзовой даже в пасмурный день светло.

Берёзы росли и в Ташкенте, но там они, как впрочем и мы, были гостями, экзотикой.
Я впервые поняла, что такое «голос крови», когда ехала в стройотряд в Тюмень. Ехали мы это, ехали - степи, Казахстан, жара. А утром проснулась, глянула в окно – и обомлела! Берёзы! Стоят берёзовые рощицы, будто девчонки вышли себя показать, да на проходящие поезда посмотреть. И так вдруг защемило!

Кусая губы, чтоб не разреветься, побежала в тамбур – благо, утро было раннее, студенты после вчерашних посиделок ещё спали. И вдруг поняла, почувствовала всей кожей, всей душой – я Дома! Я русская! Мой дом – Россия! Что это, если не голос крови? Вот тебе и просто дерево!

Хотя, Узбекистан тоже люблю! Запах райхона, свежих лепёшек, дым тандыра (печь такая узбекская) – всё это впиталось с молоком матери. Она ведь у меня родилась в Азии. И бабушку привезли в Самарканд ребёнком. Так что четыре поколения (включая моих детей) выросли в Азии. Но, видно, закваска у русских особая, не смогли мы ассимилироваться в Узбекистане.

Вспоминается рассказ Марины Влади, о том, как она привезла своих сыновей в Россию, послала во двор к детям, попрактиковаться в русском языке. Через полчаса весь двор матерился по-французски.
Примерно, то же самое получилось у русских в Азии. По идее – русские должны были выучить узбекский язык, а на практике получилось – узбеки старались выучить русский. И, надо сказать, не без успеха. Без принуждения, без нажима со стороны русских. Старались отдать чадо в русский садик, русскую школу, поступали в ВУЗы в России. Есть ли в этом вина русских? Теперь уже всё равно.

Но, лучшее, что осталось в нас, тех, кто прошел школу «интернационального воспитания» - это понимание, что главное  не то, что разделяет, а то, что объединяет. Ведь можно говорить на одном языке и не понимать друг друга. А если ты понимаешь человека, говорящего на смеси узбекско-русско-украинско-татарского языков, то это здорово!
 
Корни

У деревьев есть корни. У людей они тоже есть. Оторвавшись от корней невозможно остаться Человеком. Недаром во всех культурах мира существуют выражения, как правило, негативно окрашенные, для обозначения таких людей. Перекати-поле, Иван, не помнящий родства, манкурт – всё это о людях, не желающих помнить – откуда они и кто они.
Но, иногда людей насильно отрывают от их земли, ремесла, привычного уклада жизни. За какие провинности, за какие грехи?

Так было и с моими предками. Всё, что я знаю об этом – это только отрывочные воспоминания из моего детства. Случайно услышанные разговоры моей бабушки и её сестёр, которые осели в моей памяти и были осмыслены моим детским умом.

Бабушка пыталась рассказывать мне о предках, но тогда мне, несмышлёнышу, это казалось не интересно. Что называется – в одно ухо влетало, в другое вылетало. А когда я подросла и захотела узнать историю своей семьи - спрашивать было уже не у кого. Пыталась найти об этом хоть что-то в интернете, но сведения о переселении молокан противоречивы, а о тех, кого выслали в Туркестан, вообще ничего нет.

Так что всё, что я знаю о своих предках  восстановлено, собрано по крупицам из моих детских воспоминаний. И, возможно, искажено, или додумано ребенком, ещё слабо отличающим быль от сказки.

«- Бабушка, а кто такие Кустракиты?
- Кустракиты? Гмм…я что-то такого слова даже не слышала.
- Ну как же, песня такая есть: «То берёзка, то рябина, Кустракиты над рекой…», -  это, наверное, такие большие, черные птицы?»


Прапрадед.

Итак, предки мои по линии бабушки были молокане. То есть христиане, но не православные. Они не молились на иконы («не поклоняйся делу рук своих», «не сотвори себе кумира»), не ходили в церковь, чтили старые книги, ибо в них видели «млеко» духовное. Отсюда и «молокане».

А хлеб насущный зарабатывали в поте лица своего нелёгким крестьянским трудом. Имени прапрадеда своего не помню, увы, но было оно простым, «от сохи», может Прохор, может Пантелеймон, или, скажем Пётр (может в его честь внука назвали?) по фамилии Сапрыкин. Жили просто, трудились много, у всех, даже у детей, начиная с четырёхлетнего возраста, были обязанности. Сначала – курочек покормить, воды налить, яйца собрать. С возрастом обязанностей становилось больше. Обязательно учили грамоте,  всех – и мальчиков, и девочек.

И всё бы ничего, да случилась война (думаю, русско-японская)! Стали набирать рекрутов в деревне, а они отказываются царёв указ выполнять – вера не разрешает кровь проливать, оружие в руки брать! Просили царя, мол, налоги будем платить в казну за то, чтоб не брали воевать молокан. Да где там! Выслали в Туркестан. Всей общиной.  Посадил прапрадед мой всех своих чад и домочадцев на подводы, и….

Так мои предки попали в Азию. Поселились в селении с названием Чархин, недалеко от Самарканда. Прапрадед мой, не знаю, из каких побуждений, принял православие и стал жить отдельно от общины.

Но, старик был, видать не промах, успел-таки прихватить деньжат, когда их высылали (бабушка моя рассказывала, что скатал дед бумажные деньги в трубочки, да в какую-то ёмкость их и сложил, так что солдаты при досмотре не нашли). Отстроились на Туркестанской земле быстро – к зиме уже в свой дом въехали. При деньгах, да при умении работать и ладить с людьми прапрадед мой довольно быстро развернулся, встал на ноги. Даже работников стал нанимать. Работников нанимал из местных, узбеков. Оплатой не обижал, обходился с ними как с ровней, жили они у него в доме, ели за одним столом со всеми.

На счетовода своего, паренька-узбека,  нарадоваться не мог: «Ай, Ахметка, Ахметка-то мой, ну умница, ну голова!». Доверял ему во всём, как родному.
 Да и бедным помогал. Как праздник какой (мусульманский ли, православный – не важно), посылает детей, чтобы те тайком отнесли нуждающимся продукты, деньги. При этом наказывает, чтоб ни одна живая душа не видела, что это ты принёс (ибо сказано, подавай милостыню так, чтобы левая рука не знала, что делает правая). Вот думаю, для чего это делалось? Ведь могли сами взрослые отнести. Но нет, приучали детей к милосердию и умению помогать бескорыстно! 

Поэтому у местного населения семья поселенцев вызывала только уважение.
Местное  начальство и духовенство тоже не обижались на прапрадеда – где надо совет дельный мог дать, мог и материально поддержать добрые начинания. Не раз помогал русско-туземной гимназии, где учились его внуки (в том числе моя бабушка с сёстрами и братьями). Прижимист был старик, но не жаден, умел деньги, нажитые трудом тратить с толком. Бывало, перед началом учебного года, посылает старшего внука Петрушу за покупками: - За дешевизной не гонись, мальчикам английского полусукна бери, девочкам шерсти. Мы не так богаты, чтобы дрянь дешевую покупать!

Ну, уж и работали, все – от мала до велика, ни кто без дела не болтался! Ранней весной сажали рис. Шили клеёнчатые чулки, и – вперёд, на рисовое поле! По щиколотку в воде – рис воду любит. Потом огороды, скотина, птица, сады! Так что, детство у моей бабушки было отнюдь не «беззаботное»!  А осенью – лошадей  объезжать (небольшая конюшня была своя) – тут моя бабушка незаменимой была!

- Бывало, как клещ вцеплюсь в гриву, только меня и видели! Петруша, брат старший, только меня из девчат брал лошадей объезжать! Кто теперь поверит в это?- вздыхала тяжело бабушка.
Прожил мой прапрадед сто шесть лет. До последнего работал в поле, и умер в поле. Пошел с внуками на бахчу, присел отдохнуть, да и уснул навсегда.

Клим.

И было у моего прапрадеда два сына (может и больше, но я слышала о двух) – Клим и Георгий (или как его называл его отец -  Ягорка – мой прадед).

Клим был, по выражению прапрадеда, непутёвый – революционер. Всю жизнь по каторгам и ссылкам. Ещё до революции связался с большевиками, был активным боевиком (террористом, по-нынешнему). За что регулярно попадал в тюрьму. О Климе Сапрыкине ходили легенды. Мол, с нечистым знается, из тюрьмы ему уйти – раз плюнуть.

Арестуют, посадят в самую, казалось бы, неприступную тюрьму, приставят охраны вдвое, ан нет – отдохнёт Клим денёк, другой, да восвояси и уйдёт! Да ещё человека три политических с собой прихватит.

Охрана потом божится, что в окно на лодке уплыл! Нарисовал лодку на полу, сел в неё, да и уплыл! Только его и видели!
Думаю, гипнозом владел этот Клим.

После Революции был не последним человеком в Самаркандском депо. Занимал какой-то ответственный пост. Но, с началом НЭПа, разочаровался в большевиках, пришел в райком, бросил партбилет на стол и, сказав, что не за это он боролся с царизмом,  перестал быть коммунистом. За что был арестован и сослан  куда-то на север. После этого следы его теряются. Правда, в семье шепотом говорили, что ушел он на Аляску, и дальше в Канаду. Мол, присылал весточку с оказией. Но…так ли, нет ли, всё это только семейные предания.

Перед самым арестом, заходил он домой попрощаться, подарил моей бабушке (своей любимой племяннице) сувенир – фигурку баржи. Подарил и сказал:  «Береги, никому не отдавай, она тебя спасёт, когда совсем невмоготу будет».

Так и вышло. После Революции семью прадеда раскулачили, и в самые голодные годы выслали в Россию (какая ирония: при царе выслали в Туркестан, после революции в Куйбышев). Семья была на грани голодной смерти, сильно болела бабушкина мама, дети заболели рахитом (у бабушки уже родился сын, у её брата Петра – дочь). Тут бабушка и вспомнила про подарок. Отнесла в Торгсин («Торгсин» -  торговля с иностранцами – предприятие, принимавшее ценности у населения, в обмен на продукты, вещи и деньги).

Там  узнала, что вещица эта не простая – платиновая, и стоит бешеных денег! Получила всего сотую долю стоимости, но и это немногое позволило выжить всей семье. Денег хватило на год сносного существования. Правда, мать бабушки, Прасковью Васильевну,  спасти не удалось – слишком запущена была цинга, слабый организм не выдержал.
Вскоре после смерти прабабушки выяснилось, что раскулачили их неправильно, разрешили вернуться, обещали вернуть дом и имущество, но вернуться никто не захотел – слишком всё было больно, слишком обидно.

Георгий.

Георгий (Григорий?) Сапрыкин, мой прадед, второй сын в семье, гордость и любимец родителей, отошел от крестьянства. Он выучился на машиниста паровоза (это в те времена было, примерно, как в начале космической эры – космонавт)! Родители очень гордились сыном-машинистом.
Георгий был женат, и было у него пять дочерей и два сына.
Жена его - Прасковья Васильевна (Прянишникова в девичестве), была из крестьянской семьи, думаю, тоже из молокан. Браки с «не молоканами» не приветствовались.

Как уж Сапрыкины породнились с Прянишниковыми – не знаю, но прапрадед семью снохи не любил. Мать её, по слухам, была ведьма. Тем не менее, Прасковья родила пятерых детей, и её свёкор уважал, называя ласково Василиха.  Видимо, покладистая женщина была, терпеливая. А терпения ей нужно было много, потому, что прадед мой Георгий, имел одну слабость – он был игрок. Однажды проиграл всё – дом, имущество, даже жену и детей на кон поставил! Пришлось его отцу выкупать всё за какие-то сумасшедшие деньги. Оплатил все долги, пришел, взял вожжи, домашних всех отослал на двор, да так отходил любимого сынка, что тот месяц подняться не мог. 
А Прасковья простила мужа, выхаживала его, жалела.

Ведьма

Мать моей прабабки Прасковьи Васильевны, по слухам, была очень сильной ведьмой, за что прапрадед мой Сапрыкин и недолюбливал семью Прянишниковых. Как известно, ведьмы, когда приходит им время умирать, должны передать своё умение по наследству, желательно внучке. И передаётся это очень просто: ведьма может с любым предметом мгновенно передать всю свою силу, главное, чтобы берущий коснулся руки.

 Пришло время умирать и матери Прасковьи Васильевны. Стала она просить: «Пусть внучки придут проститься, умираю я». Не тут-то было! Свёкор Прасковьи велел всех внучек закрыть в своём доме, и ни под каким предлогом не пускать к ведьме! Долго мучилась она, просила, уговаривала, грозилась проклясть. 

Дело закончилось тем, что подняли конёк на крыше, прорубили в потолке дыру. Тогда и скончалась ведьма, отошла. Так ни кому и не передала свою силу.
Но, кое-что, всё-таки, своим правнучкам оставила. Есть какая-то чертовщинка в глазах, умение очаровывать, даже помимо своей воли.
И ещё одна странность в нашей  семье – все внучки моей прапрабабки-ведьмы (и моя бабушка, и все её сестры) коротали свой век ранними вдовами. Может, время такое было, а может и впрямь прокляла.

Пётр

Пётр Георгиевич (Григорьевич) Сапрыкин (или, как называл дед любимого внука - Петушок), старший брат моей бабушки, любимец всей семьи, умница и подающий надежды юрист.
 Окончив гимназию в Самарканде, поступил в Санкт-Петербургский Университет  и учился на юриста (на «облоката» - по выражению деда).  Остальные, мал-мала меньше, учились в русско-туземной гимназии в Самарканде.

Летом Пётр приезжал домой на каникулы,  помогал деду во всех делах, имея недюжинные способности и желание заниматься «делом» (сейчас бы сказали - бизнесом).
Но, у деда на любимого внука были свои планы: он спал и видел внука знаменитым адвокатом! «Вот кто прославит фамилию Сапрыкиных!».

Приехав в очередной раз на каникулы, Пётр привёз из Петербурга чудо техники – граммофон и несколько пластинок к нему. Ох, и наделал он переполоха! Первой Пётр поставил популярную в то время арию Мефистофеля в исполнении  Шаляпина. И как только из трубы раздался сочный бас Шаляпина: «На земле весь род людской…», дед замахал руками, закрестился: чур, меня, чур!

- Убери! Это Антихрист! Зови батюшку дом святить! Опоганили дом, опоганили!
И как ни объяснял Пётр, что это чудо техники, и голос записан на пластинке, дед твердил своё: человека нет, а голос есть, значит – чёрт, Антихрист!

Хорошо, что незадачливый поклонник технических новинок, догадался привезти записи гимна «Боже царя храни». Услышав её, дед смягчился - раз молитвы поёт, значит не Сатана. Разрешил оставить граммофон в доме. Но всё равно относился к нему без приязни.

Иногда  в гости приезжала  чья-то родственница, старая дева, которая доживала свой век в окружении дюжины кошек. Кошки, как и все кошки в мире, обожали отираться у стола. Это очень раздражало Петра и его друзей. Однажды, выйдя к столу пораньше и застав там одних кошек, студенты, недолго думая, сняли форменные ремни, и давай охаживать ими кошек, при этом читая «Отче наш». Так было и на следующий день, и ещё  несколько дней. Когда через неделю вся семья собралась у стола и глава семьи начал читать «Отче наш», кошки в ужасе бросились врассыпную, а Пётр серьёзно посмотрев на тётку, сказал: «Тётя Груша, не иначе в Ваших кошек нечистый вселился».
Тётка жутко обиделась, в этот же день собрала чемоданы и убралась восвояси со своими кошками.

Прошло время, Пётр окончил Университет с отличием, вернулся в Самарканд. Но, карьеры сделать не успел. Революция докатилась и до Туркестана. Семью выслали в Самарскую (Куйбышевскую) область. При Советской власти Пётр (не без влияния дяди  своего Клима Сапрыкина, а возможно, и по его рекомендации) вступил в партию, стал госслужащим, но грянул тридцать восьмой год, поставив точку и в его карьере, и в его жизни. Он пропал где-то по пути в лагеря.

Справка с сайта «Жертвы политического террора СССР»:

Сапрыкин Петр Григорьевич

 Родился в 1899 г., Самарская губ.; русский; член ВКП(б); Служащий. Проживал: Куйбышеве.
Арестован 27 сентября 1937 г.
Приговорен: тройка при УНКВД по Куйбышевской обл. 14 февраля 1938 г., обв.: по ст. ст. 58-10 и 58-11.
Приговор: к 10 годам заключения в концлагере Реабилитирован 5 июня 1956 г. Военным трибуналом ПриВО

Источник: Книга памяти Самарской обл.

Жена его Варвара, которой по секрету сообщили, по какому маршруту повезут заключённых, добралась до станции, где их должны были пересадить в другие вагоны. До конца жизни она с ужасом рассказывала, как из вагонов выгружали заледеневшие трупы, складывая их штабелями прямо по обочинам путей. Узнать в них кого-либо не представлялось возможным.
Был ли он в тех вагонах, или его расстреляли сразу (тройка при УНКВД обычно означала расстрел), не известно.

Так закончилась история Петра Сапрыкина, умницы, весельчака, любимца семьи. У него остались жена Варвара и дочь Гертруда, названная так, согласно революционной моде, что расшифровывалось как Героиня труда.
Варвара дожила свой век в Самарканде. Дочь Гертруда вышла замуж, родила сына Юрочку, который впоследствии окончил авиационный институт и работал авиадиспетчером.   

Александр и Александра.

Александр и Александра были  младшими в семье Сапрыкиных. Александра, а по-семейному Шурочка, родилась последней в семье, когда о детях уже и не думали. О таких говорят: поскрёбыш. И была она необыкновенной красоты! Я только однажды видела её на фото: огромные, притягивающие глаза, чёрные кудри, нежные черты лица. Что называется – ни в мать ни в отца, а в проезжа молодца. Она отличалась от сестёр какой-то утончённостью, эфирностью. Видно, больше других взяла от прабабки-ведьмы. Уже в четырнадцать лет кружила головы, не мальчикам – мужчинам. В семье просто не знали, что с ней делать. Характер – огонь и ветер. Учиться не хотела, работать по дому не желала, жила в своё удовольствие, а в семнадцать лет вовсе сбежала из дома.

Спустя год до семьи дошли слухи, что танцует где-то в театре, в кордебалете.
За ней немедленно отправили гонцов с наставлениями вернуть любой ценой.  Ну, вернули! А что толку? Только хуже сделали. Вовсе девка со всех катушек слетела – позор семьи! Пила, гуляла и, о, боже! – курила! Дома не ночевала, вытаскивали её из каких-то притонов. Но, и к такой – приходили свататься серьёзные люди, состоятельные, умные, с положением в обществе. А она только хохотала в ответ: «Ты же меня не удержишь! Я же ветер в поле!». И, однажды, промокнув пьяная под дождём, подхватила воспаление лёгких и в три дня «сгорела».

Александр был немногим  старше сестры, характером покладист, послушен, во всём полагался на старшего брата и сестёр.
Любил лошадей, пропадая на конюшне, забывал об учёбе. Так, доучившись до выпускного класса, он толком не научился писать. И только, когда не смог написать протокол на комсомольском собрании, понял, что надо учиться.
Поймав за косу сестру Антонину (мою бабушку), не попросил – потребовал: «Учи!». И научился-таки! Да как! На обороте старой довоенной фотографии каллиграфическим почерком было выведено: «Моей дорогой сестре Тосе от Александра».
Перед самой войной окончил военное училище, прошел всю войну, служил после войны в МВО, уволен в запас.

Конечно, всё это я знаю со слов моей бабушки, что-то могла перепутать она, что-то я…
Случайно нашла на сайте 44-й Киевской Краснознамённой горно-стрелковой дивизии им. Щорса статью:

«Сапрыкин Александр Георгиевич (путаница с отчеством была с самого переезда семьи в Туркестан – половина детей записана Григорьевичами, другая половина Георгиевичами. Моя бабушка в одних документах Георгиевна, в других Григорьевна)

         Командир стрелковой роты 146 гсп 44 гсд. (Пр. КОВО №01628 от 1940 г.) Старший лейтенант.
        Родился в 1907 г. Окончил среднюю школу.
        В Красной Армии с 1933 г. Окончил пехотное училище.
        Семья проживала Куйбышевская обл. Глушевский р-н, с.Тельино.
        Числился пропавшим без вести в сентябре 1941 г.
        В феврале 1942 г. командир 143-го мотострелково-пулеметного батальона 143-й танковой бригады (2-го формирования) 3-го мехкорпуса 30-й армии Калининского фронта.
        Батальон, которым он командовал, отличился 26 марта 1942 г. в бою в районе Якимово, Овсяниково, Дорогино. В наградном листе Сапрыкина записано:

       "Тов. САПРЫКИН за короткий период сформировал, сколотил и подготовил в боевом отношении батальон так, что отвечает требованиям кадровой части.
        В боях с германским фашизмом на Калининском фронте … личный состав батальона проявил отвагу, мужество и героизм".

       В этом бою А.Сапрыкин был ранен, но с поля боя не ушел, а продолжал руководить действиями батальона.
        Дорогого стоит и фраза командующего 30-й армии генерал-лейтенанта Лелюшенко на наградном листе Сапрыкина: "Лично знаю. Боевой командир".
        В мае 1942 г Приказом войскам Калиниского фронта награжден орденом "Красное Знамя" (Пр. №0267 от 28.7.1942 г.).
        Приказом МВС №01658 от 23.8.1948 г. уволен в запас. Состоял на учете в Нарофоминском РВК Московской обл.»

Не уверена, что это о нём, но, многое совпадает. Действительно, когда Сапрыкиных раскулачили, то выслали в Куйбышев (или Самару). Там у моей бабушки Антонины в 1929 году родился первенец – мой дядя, Геннадий Викторович Сапрыкин, что подтверждается свидетельством о рождении.
И ещё помню, что бабушкин брат Александр до последних своих дней жил в Нарофоминске.

Антонина (моя бабушка)

Родилась в 1900 году. Была  третьим ребенком у родителей.
В семье моя бабушка Антонина считалась почти что дурочкой. А всему виной были её необыкновенная наивность и простота. С раннего детства она попадала в курьёзные ситуации, скорее похожие на анекдоты.  Всё, что ей говорили, она понимала буквально, и исполняла в точности то, что ей сказали!

Однажды к празднику ей купи новую кофточку. А поскольку обновами детей баловали редко, то счастью шестилетней Тосеньки не было границ. Она надела её в церковь и ходила именинницей. После службы в церкви семья  вернулась домой, и все приступили к обычным своим обязанностям по дому. Мать подозвала её и сказала:
- Тоня, сними кофточку и помой бочонок, что стоит на заднем дворе.
Когда плачущую, но усердно моющую новой кофточкой бочонок Тоню, увидел брат Пётр, было уже поздно – кофточка превратилась  в ошмётки.

- Господи, Петруша, как же она на свете-то жить будет, ведь дурочка же! – причитала мать.
В другой раз её послали нарвать яблок на стол для гостей.
-Тоня, нарви самых сладких, да смотри, чтобы спелые были!
- А как я узнаю, что они спелые?
- Тонечка, ну попробуй же!- раздраженная несообразительностью дочери, ответила мать.
Когда яблоки уже стояли в вазах на столе, оказалось, что все они покусаны.

Росла Антонина, как сейчас бы сказали, пацанкой. Рукоделие терпеть не могла, все эти бантики, рюшечки, носочки, фартучки для неё были - нож острый! Но, зато, все мальчишечьи забавы – это была её стихия! И друзья – все соседские мальчишки!
Среди её друзей был и еврейский мальчишка Роберт Кацон. Со временем они стали просто не разлей вода.
Как-то Роберт спросил её:
- Тося, а правда, что утром в день Пасхи покойники на кладбище встают из могил и христосуются с теми, кто идёт мимо?
А поскольку Антонина понятия об этом не имела, то они твёрдо решили это проверить.

Ночью, когда все домашние уснули, Тося и Роберт ушли из дома. Переночевали  на кладбище, среди могил. Утром, когда паства потянулась из церкви со всенощной, наши герои, увидели пар, поднимавшийся от свежих могил, и не дождавшись, когда покойники начнут христосоваться, решили начать христосоваться с ними сами. Мол, мы начнём, а они ответят!
Громкими  воплями «Христос воскресе!» они, не видимые с дороги, до полусмерти напугали проезжавших мимо в коляске соседей. А когда выяснилось, что это они, то было им и на пряники, и на орехи! Только об одном жалели друзья – помешали проезжавшие похристосоваться с покойниками! Они были уверены – если бы им не помешали соседи, то им непременно бы ответили!

Но время шло, и к шестнадцати годам из поцарапанного чертёнка Антонина превратилась в большеглазую, стройную красавицу. Дружба с Робертом стала юношеской привязанностью. Они ещё не осознавали, что выросли, а судьба уже приготовила им расставание. Антонину сосватали.
С Петром приехал погостить его приятель, инженер-геолог, высокий, плотный украинец, семья которого недавно переехала из Киева и купила в Самарканде ресторан.

И надо же такому случиться – фамилия его тоже была Сапрыкин! Сапрыкин Виктор Степанович!
Увидев большеглазую, стройную Антонину он влюбился, как мальчишка. А было ему в то время уже целых двадцать пять лет!

Напрасно  ему говорили, что она, мол, у нас дурочка, и замуж ей рано, ей всего шестнадцать (она ещё в гимназии училась), и у нас другие дочери есть – не хуже! Уже через неделю были засланы сваты. Терять такого жениха было грешно. Родители, получив разрешение батюшки (не безвозмездно, разумеется), дали своё благословение молодым.
Невеста рыдала, умоляя не отдавать её замуж «за этого старика», говорила, что лучше смерть, посылала записки жениху, умоляя отказаться от неё, но…день свадьбы был назначен.

И тогда она решилась! Бежать! С Робертом Кацоном! На край света!
Когда свобода, казалось, была рядом, всё оборвалось – с другой стороны забора её ждал брат Пётр. Подобрав узелок с вещами, взял её за руку и повел домой.
Униженная и не смеющая поднять глаза, она, молча, шла рядом.
Дома их ждал отец:
- Под замок, до самого венчания! И глаз с неё не спускать!- добавил он, обращаясь к Петру, - Опозорила! Не дай бог сваты узнают!

Роберта, несостоявшегося жениха, родители отослали куда подальше от позора. Приходили извиняться к Сапрыкиным за его нелепую выходку. Но, Пётр понимал, что инициатором побега, конечно, была его непутёвая сестричка.

И пришел тот день, когда её, по сути подростка, вытолкнули во взрослую жизнь. Для того, чтобы доказать, что жених не является родственником невесты, были представлены двенадцать свидетелей – по шесть человек с каждой стороны.
Во время венчания, жених, обнимая невесту, поджег свечой фату. Свадьба была омрачена. Всем известно, что сгоревшая во время венчания фата, ничего хорошего не сулит.
Полюбила ли бабушка своего мужа? Не думаю. Слишком большая разница в возрасте, семья, культурный уровень которой, был гораздо выше, чем у вчерашних крестьян, каковыми являлись её родители.

Муж её был неплохим семьянином, всё делал для её благополучия. А Тося, по детской привычке слушать старших, слушалась во всём его и свекровь. Ей приходилось носить локоны, делать маникюр, за что ей, тогда ещё гимназистке, здорово влетало от классной дамы. На жалобы молоденькой жены-гимназистки муж смеясь, давал советы:
- Ты, когда идёшь в гимназию, отойди немного от дома, спрячь локоны, сотри помаду и иди, а будешь возвращаться домой – выпусти локоны, накрась губы! Делов-то!

По дому в семье мужа работать не полагалось, для этого была приходящая прислуга. А посуду присылали мыть «человека» из ресторана отца.
- Тонечка, - говорила свекровь, - не смей мыть посуду, с ногтей лак сойдёт!
- С лаптей лак сойдёт, - шепотом передразнивала Тоня свекровь, но, перечить не смела.
- Виктор, пойди, распорядись, пусть пришлют человека посуду вымыть.
Так и шла их жизнь по накатанной колее, походы в театр сменялись светскими раутами у губернатора. Гимназия осталась позади, а Тонечка просто бредила геологией (под влиянием мужа?). Но, «на геолога» её не приняли. Сдав на «отлично» все экзамены, она не прошла «по здоровью».

Когда и как моя бабушка и её сёстры снова попали в Азию, точно не знаю. Но, думаю, в Азию перевели мужа моей бабушки – геолога по профессии.
Стана бешеными темпами развивалась, нужны были полезные ископаемые, без которых задохнулась бы и промышленность, и сельское хозяйство, и обороноспособность страны.

Моего деда послали в Узбекистан на поиски вольфрама.
В результате, предположительно в 1939 году, моя бабушка с мужем, и уже потерявшие мужей (все они были репрессированы за год с небольшим, в 1937 - 1938 годах) её сёстры и жена старшего брата оказались в Узбекистане.

Насколько тяжело им пришлось, думаю, понятно – предвоенные годы были не самыми сытыми. Большой удачей, по воспоминаниям бабушкиной сестры Катерины, была покупка на базаре молодого ослика, которого зарезали на мясо (осёл, или по-узбекски ишак, считался грязным животным, «харам», и есть его мясо брезговали). Ели очистки овощей, выменивали продукты на вещи, которых и так было не густо. Летом на винограднике били майнашек – индийских скворцов. Бабушкиному сыну Гене было тогда уже 10 лет, и по скворцам он был главным специалистом.

Немного выручал спецпаёк бабушкиного мужа-геолога. Но, прокормить такую араву (четыре женщины и шестеро детей), ни каким спецпайком было не возможно! Женщины устроились работать в колхоз, но это мало помогло – зарплату не платили ни деньгами, ни продуктами.
В мае 1940 года родилась моя мама. Она была очень похожа на свою мать, такая же черноглазая, чернокудрая.

Мой дед нашел-таки вольфрам в Кайташских горах! Месторождение было не богатое, но, по определению деда, «лет на пятьдесят хватит».
Бабушка до конца своих дней при слове «Кайташ» тяжело вздыхала, отворачивалась, подолгу молчала. А слово это звучало часто – мы жили километрах в пятидесяти от рудника Кайташ.

После закладки шахты и получения первой руды, дед однажды пришел домой и сказал бабушке: «Если не уйду на фронт, меня арестуют». За что, можно было и не спрашивать – повод всегда находился. Имея родителей, содержавших до революции ресторан, репрессированных родственников, и жену – дочь раскулаченного «отщепенца», можно было и не гадать: «за что?». За всё сразу! И за то, что нашел вольфрам. Как говорится, было бы за что, расстреляли бы на месте.

Так, в 1943 году мой дед Сапрыкин Виктор Степанович, немолодой человек (ему было уже под пятьдесят), пошел на фронт добровольцем. Только одно письмо получила от него моя бабушка. В нём он писал, что утром в бой. Больше писем не было. Через несколько месяцев пришло извещение, что капитан (?) Сапрыкин Виктор Степанович пропал без вести.

Бабушка пыталась после войны разыскать хоть какие-то следы, но, человек как в воду канул. В 1953 году она очень ждала, что вот-вот, пусть из лагерей, пусть больной, пусть избитый жизнью, но вернётся…Были случаи, что возвращались! Но дед не вернулся, ни в сорок пятом, ни в пятьдесят третьем, никогда…

Памятником ему остался рудник Кайташ, на котором никто не помнит фамилии моего деда. Рудник, действительно, продержался до начала восьмидесятых, а потом захирел, стал нерентабельным и закрылся. Но задачу свою - дать фронту вольфрам он выполнил.

Бабушкины сёстры разъехались. Анастасия (старшая) жила с дочерью Октябриной Николаевной (по мужу Сорокаченко) и её детьми: девочками-близнецами Таней и Наташей, и сыном Сергеем в Душанбе. Все они, и Октябрина Николаевна, и её дети стали медиками. Октябрина Николаевна даже защитила докторскую диссертацию. После событий в Таджикистане в 90-х, по слухам, перебрались в Россию, но куда, не знаю.

Катерина жила и умерла в Самарканде. Галина жила в Минске.
Если задуматься: какая огромная семья! Дети, внуки, правнуки…А по сути…
Мясорубка войн и революций перемолола все связи, раскидала по всему миру, разрушила то, что не должно разрушаться. А главное – постаралась стереть память о тех, кто был до нас, кому мы обязаны жизнью.

Моя мама погибла в 1965 году.
Бабушка умерла в 1979 году.
Дядя (бабушкин сын) умер в 1993 году.
Спрашивать о предках больше не у кого.
Осталась только я. Поэтому я постаралась собрать всё, что возможно, в память о своих далёких и близких предках, и в назидание своим детям и внукам.

Из книги памяти Самарской области:

Сапрыкин Григорий Петрович (мой прадед)

 Родился в 1866 г., Самары; русский; б/п; торговец. Проживал: Самары.
Арестован 11 января 1931 г.
Приговорен: ПП ОГПУ по Средне-Волжскому краю , обв.: по ст. 58-10.
Приговор: уголовное дело прекращено за недоказанностью обвинения.

*Источник: Книга памяти Самарской обл.

Сапрыкин Петр Григорьевич (брат моей бабушки)

 Родился в 1899 г., Самарская губ.; русский; член ВКП(б); Служащий. Проживал: Куйбышеве.
Арестован 27 сентября 1937 г.
Приговорен: тройка при УНКВД по Куйбышевской обл. 14 февраля 1938 г., обв.: по ст. ст. 58-10 и 58-11.
Приговор: к 10 годам заключения в концлагере Реабилитирован 5 июня 1956 г. Военным трибуналом ПриВО

*Источник: Книга памяти Самарской обл.

Дюльдин Федор Сергеевич (муж бабушкиной сестры Катерины)

 Родился в 1900 г., с. Мокша; русский; член ВКП(б); военнослужащий.
Арестован 29 марта 1938 г.
Приговорен: Верховный суд СССР 9 октября 1938 г., обв.: по ст. ст. 58-7, 58-8, 58-9 и 58-11.
Приговор: расстрел Расстрелян 9 октября 1938 г. Место захоронения - Вологда. Реабилитирован в ноябре 1957 г. Верховным судом СССР

*Источник: Книга памяти Самарской обл.

Сапрыкин Александр Георгиевич  (младший брат моей бабушки. Путаница с отчеством была с самого переезда семьи в Туркестан – половина детей записаны Григорьевичами, другая половина Георгиевичами. Моя бабушка в одних документах Георгиевна, в других Григорьевна)

         Командир стрелковой роты 146 гсп 44 гсд. (Пр. КОВО №01628 от 1940 г.) Старший лейтенант.
        Родился в 1907 г. Окончил среднюю школу.
        В Красной Армии с 1933 г. Окончил пехотное училище.
        Семья проживала Куйбышевская обл. Глушевский р-н, с.Тельино.
        Числился пропавшим без вести в сентябре 1941 г.
        В феврале 1942 г. командир 143-го мотострелково-пулеметного батальона 143-й танковой бригады (2-го формирования) 3-го мехкорпуса 30-й армии Калининского фронта.
        Батальон, которым он командовал, отличился 26 марта 1942 г. в бою в районе Якимово, Овсяниково, Дорогино. В наградном листе Сапрыкина записано:

       "Тов. САПРЫКИН за короткий период сформировал, сколотил и подготовил в боевом отношении батальон так, что отвечает требованиям кадровой части.
        В боях с германским фашизмом на Калининском фронте … личный состав батальона проявил отвагу, мужество и героизм".

       В этом бою А.Сапрыкин был ранен, но с поля боя не ушел, а продолжал руководить действиями батальона.
        Дорогого стоит и фраза командующего 30-й армии генерал-лейтенанта Лелюшенко на наградном листе Сапрыкина: "Лично знаю. Боевой командир".
        В мае 1942 г Приказом войскам Калиниского фронта награжден орденом "Красное Знамя" (Пр. №0267 от 28.7.1942 г.).
        Приказом МВС №01658 от 23.8.1948 г. уволен в запас. Состоял на учете в Нарофоминском РВК Московской обл.»

*Источник:  сайт 44-й Киевской Краснознамённой горно-стрелковой дивизии им. Щорса