Дом Жизни и Смерти

Определения должны быть просты, образы – ясные, как образцы стекла. Где их  искать? Вы думаете – есть мастерская абсолютного художника. Или, вот, возможность плеваться словами – блогерство, хотя суть неплохая здесь – ведь человек, который показывает обратную сторону своей кожи – он вас учит.
Он не хочет, но учит.
Подумайте – как жил, например, Магомед? Если завтра вдруг, ни с того, ни с чего, произойдет посещение?
И вот – даже самый мелкий, даже самый прокисший на старость лет в блогоюношестве старый мальчик – и тот учитель. Почему? Вы можете учиться глупости. Можете не учиться, но, например, мотать на ус – типа что такое хорошо, что такое плохо.
Потом, все ваши знания будут утекать вместе со всеми. Река. Потом – емкость для производства закваски. Потом, потом…. Потом я не знаю, что. Но события где-то сохраняются.
Теперь, отстрелявшись в словах, я дам определение Дома.
Мы были в Доме – но это был просто Дом. Мы были в Доме Смерти, наконец – есть еще дома, и всё это – совокупность и величин, и тех картин, что там висят. Потому что картины там висят в действительности, и я об этом уже говорил. Настоящий путешественник должен сочетать в себе разных людей – немного от ваятеля в искусстве, немного от самоубийцы, и еще больше – существа, которое кругом пронюхивает, кругом суёт свой нос. Иначе вы не обнаружите Дома.
Но, конечно, есть и Дом, в котором вы живёте, но и вы сами – Дом, и еще больший, если посчитать всё то, что внутри вмещается.
Останется многое. И можно будет потеряться в самом себе. Открывать двери, одну за другой, пока не выяснится, что, что вернуться назад проблематично. Это и вся философия мест. Отыскивая их, места эти, вы постепенно разбираетесь, из чего стоит вселенная – хотя бы проекции.
Итого, я приехал в рыбацкий посёлок – именно на его краю и стоял Дом Жизни и Смерти, но двери были еще закрыты. Я не знаю ничего о графике. Это было в первый раз. Второго могло и не быть – тут нет сложных решений.
Рыбацкий посёлок стоял на краю города, а там, на меже, возле протоки – пара заброшенных кафе, мосток, лодки, колышущиеся от лая собак, которые в таких местах лают особенно – в нормальных местах нет ни собак таких, ни эха, которое в чем-то похоже на мировое эхо, тайну которого пока еще никто не разгадал.
В 20-е годы Карл Шермер  предположил, что оно, мировое эхо, может быть связано и инопланетным зондом. И тут, если разобраться, всё сходится. Даже теперь, в наши дни, никому не удалось это опровергнуть. Может быть, зонд малозаметный? Были версии и об отражающих способностях стратосферы, и об отражении сигнала от луны, в точку Лагранжа направляли электронное око телескопа, но всё тщетно – а мировое эхо так и живёт.
Но всё это я говорю только для того, чтобы подчеркнуть методы распространения собачьего лая по посёлку. Тут, может быть, больше и нечего сказать. Но, в одном их этих окраинных домов, располагался тайный притон. Я зашел туда, чтобы переждать. И тут было всё, что только бывает – такова сейчас жизнь, да и как иначе?

Люди делятся на тех, кто знает, и кто не знает.
Те, кто знает, тоже может не знать. Они должны сказать сами себе – пора развязать шнурки, не в облом, пусть глаза видят.
Я курил и пил вино. Сутенершу звали Сашей, это была средняя девушка, средняя во всех отношениях. Вообще, тут было много всяких вещей и невещей, но меня всё это не интерисовало.
-А ты? – спросил я.
-Я смотрю на вход в Дом, там чаще всего закрыто, я делаю свою работу – как видишь, я вообще ничего не делаю. Нет, на самом деле я – хозяйка, моя задача – дисциплина. Бабки считает бухгалтер. Охраной занимается Пёс. Всё, больше нечего делать.
-А чем занята твоя голова? – спросил я.
-Да чем хочешь. Вот смотри, видишь, Дом закрыт, на порожках – полутьма. А открыться он может в любую секунду, и может быть, его двери будут открыты долго, несколько часов, и ты будешь сидеть тут, пить вино, ты можешь сходить к девочкам, вернуться, и двери будут приглашать тебя. Но может – двери и сейчас открыты. Надо присматриваться. Так что я не знаю.
-А ты что знаешь.
-Ничего. Давай слушать что-нибудь.
И мы слушали песенку, чтобы увеличить количество пузырьков в крови:

I write to claim a lost identity of me
Ooh - I leave a message for you all
Written here the fear that are my
Destiny you see
Come behold madness you never saw

No love for killer babies
My blood is written on your walls
Oh it's time I leave ya now
My locomotive rages
Oh no you never heard me call
Oh I know you'll hear me now

Не было ни солнца, ни его отражения – это когда туман неба способен что-то пропускать, прикидываясь комарозащитной сеткой. С моря шли легкие волны. Была пара часов перед вечером. Никто не приезжал. Девочки выходили и представлялись, предлагая себя. Я ничего не говорил, и Саша ничего не говорила. Складывалось ощущение иного театра, но, возможно, всё так и было. Я искал в своих ощущениях скрытое слово – словно всё это было. Может быть, в будущем. Я хотел сказать, а сказать не мог. Люди зажаты, и чем умнее человек, тем на деле он еще больше зажат, так как главное умение в этой жизни – быть правильным в системе людей, правильно-настроенным, прошитым, прописанным. А уж кто ты? Не важно.
-Но ты смотришь, да, - сказал я.
-Да.
-А сама ты не ходила?
-Я конечно ходила. Меня не пустили. Двери были открыты, подъезжали господа, я заглянула внутрь, там было классно.
-Но ты хоть представляешь, что это такое? – спросил я.
-А ты?
-Я первый спросил.
-Я знаю, - сказала одна из девочек, - не обязательно стоять на стрёме и ждать, если тебя позовут, то ты пойдешь, а не позовут – не пойдешь, а ждать бесполезно.  От тебя там ничего не зависит. И здесь ничего не зависит.
-Как тебя зовут? – спросил я.
-Надя.

Песня заканчивалась:



Cause I've gone to meet my maker
           I’m locomotive man
One killer baby’s come to call
Cause I’ve gone to meet my maker
I am your Loco Man
I’m coming down to take you all

Oh God I’m coming
Read my words I’m coming
I got a gun I’m coming
You won’t hear me coming

- Значит, - я решил закончить мысль, - не важно, смотрю я сейчас на двери или не смотрю, жду я или не жду, если мне суждено туда зайти, то я зайду, если нет – то нет. Идея не нова, она даже где-то присутствовала, но откуда это знаешь именно ты?
-Потому что не ты, - ответила она.
Двери были закрыты. Приближался вечер, время, когда в этом заведении весело и шумно, и я этого опасался, предполагая, что суета может сбить некую настройку. К этому у меня были свои собственные доводы. Я не люблю утро, но это – осязательно, толково, в мире чувств и желаний. На самом деле, время это важное, многие вещи еще не встали в свои углы, люди спят, время переткано – нечего объяснять, не о чем говорить.
-Что читаешь? – спросил я.
-Фантастика, - ответила Саша, - Клиффорд Саймак. Один чувак считал, что ему хорошо, что он достиг рая, а на самом деле он плавал в иллюзиях, вокруг него все было плохо, сам он был потухший старик, но правда была ему не нужна. Помимо этого, там много разных вещей, которые полезны. Я читаю уже в третий раз. Как ты думаешь, мог Дом возникнуть  от того, что я читаю?
-Именно ты?
-Именно я! Ты оцениваешь одних людей высоко, а меня – очень средне. Правда, я средняя. И возрастом, и ростом, практически всем, и даже умом. Может быть, так и должно быть? А это – средний дом?
Я пожал плечами.
-Пойдемте подождём со мной, - сказала Надя, - она знает и не знает.
И мы пошли в нумера.



Точно так же снимается некоторое кино – человек пытается заглянуть сам в себя, а потом, двигаясь технично, методично, он всё это отображает. Основной концепт бытия при этом остаётся самим собой – творец маленький хочет повторить Творца большого. Они тут как два мальчика, мальчик маленький, мальчик более длинный во времени, более реализовавшийся.
Если нет техники в делании, есть техника в наблюдении, в собирании образов. Но учиться ни у кого не нужна. Учителей нет.
Учитель есть, конечно. Маленький мальчик всегда подсознательно чувствует все виды мастерства своего Друга, соседа по песочнице, и он везде, этот сосед, потому что его не надо искать, не надо читать книги конкретно – достаточно – любые книги. Просто чтобы мозг работал. Чтобы в нём был ток. Электричество. Спонтанные стихи. Случайные грехи. Изучение мелких технических пузырей. Организация общества в сети. Борьба за попадание в топ. Например, менагер Щуков, которого я знал, и который день ото дня мучился, пытаясь попасть в топ рейтинга блогеров.
Мне представлялся мир сверху вниз, и там были куклы, хорошие, не очень, самые разные, и единая жизненная волна колебала их, они шли по этой волне, внутри волны, без рождения, без смерти – одна субстанция, и внутри ней все вещи тайны, все двери закрыты, кругом – лишь части других тел, кругом борьба, и тебе кажется, что смысл этих передвижений велик. И там, среди прочих кукол, был и менагер Щуков, а всё поколение леммингов и выглядело – непонятная доска, то ли шахматы, то ли шашки, расстановка фигур, верхняя сфера – в которой лишь что-то летает. В которой ничего нет, просто она конденсирует все вместе мысли, нечто общее, и это вроде бы – и бог, и дьявол, хотя это – просто поле. И – пространство под этой доской, и там, в тени – скелеты других менагеров. Менагеровская Валгалла, но –без рассудительного Одина, а просто – через сеточку просыпается песок.
Это – высхошие менагеры.
И вот, я песчинка менагера Щукова.
И я рассказал об этом Наде.
-Хочешь любви? – спросила она.
-Надо выбирать, - ответил я, - или ты, или туда.
-А всё вместе?
-Может быть. Ты же просто продаешься. Значит, это не любовь. Это спорт.
-Мне его очень жалко? – спросил я.
-Щукова.
-Да, а может быть, он счастлив. Понимаешь, слепым иногда очень тепло.
-И у них нет вон того, - она показала рукой.
Закат был близок, но он не выпускал лучи. В Доме открылись двери. Подъехал лимузин, из него высаживались господа.
-Я побежал, - сказал я.
-Дай телефон Щукова.
-Зачем?
-Я хочу его впитать.
-Из-за тебя я едва не упустил момент, - сказал я, - если двери закроются прежде, чем я успею ….
-Успеешь, - Надя закурила, - я тебе точно говорю.

И правда, я успел. Поднявшись по ступенькам, я столкнулся со старомодным лакеем, и он вежливо улыбнулся, показывая – мол, ждём. Потому, я вошел, понимая, что моя цель выполнена, будущее значения не имеет. Ну и потом, мы привыкли использовать категорию времени естественно, непринужденно. Если научить животное разговаривать сознательно и начать его интервьюировать, вы поймете, что оно, животное, находится в плену своих категорий, вам мало тут, что светит. А у человека есть анализ.
Я поднялся по ступенькам. Тут был бал, но я уже знал, что это – не мой маршрут, потому я сразу же побежал на этажи, словно управляемый механизм.
Я сразу же скажу – этот Дом отображает все ваши воплощения, покуда вы существуете. С технической точки зрения это очень удобно – во всей Системе всё должно быть выполнено именно так. Со стороны это – великие метафизические алгоритмы. Взглядом изнутри -  тут другие дела, и они вполне доступны для понимания. Тем более, что я уже здесь.
Я добрался до этажа, от которого мог начаться мой путь, и справа маячил выход в зал. Я отравился туда, и там была столовая, стойки для пищи, в стороне – диваны и телевизор, отдыхающие старушки, все сплошь с птичьими головами. Я решил не отступать, но моё появление не было воспринято в штыки.
-Покушай, покушай, - указали мне субъекты, - не спеши.
Я прошел к ним, к ним, к тем, что указали. Это были женщины-птицы, их дети, большие и маленькие, а также старик, почти человек,  я бы сказал, это была смесь, из чего складывалось совершенно странное ощущение.
-Почему? – сказал я.
-Это зал демонов, - сказали мне, и я не мог понять, кто говорит, так как если кто и произносил что, клюв не открывался, - и тут еще – столовая. Ты ходишь по дому, ты можешь целую вечность тут шляться, питаться ты можешь там, где покормят. Но там надо стараться удержаться в рамке. Не в рамках, а в рамке, одна картина – одна рамка.  Как войдешь – так и выйдешь. Рамка! Вот.
Тут я понял, что звук доносится от женщины-птицы преклонного возраста в пестром, практически полосатом, костюме. Она поднялась и показала мне рамку, в которой был мой портрет на фоне этой же столовой.
- Это рамка, - сказала она, - будешь молочный суп?
-Буду, - ответил я.
- Немного рябинового вина. Пирог. Ешь. Потом, потом ты сам определишь, куда идти. Если хочешь, поброди тут, посмотри на портреты в рамках, но тут тебя нет. Мы можем кое-что сказать, но всё остальное ты должен узнать сам. Ешь.
Я ел, время от времени спрашивая.
-Вы всё знаете?
-Нет, не всё.
-Но у вас есть ответы?
-Конечно, есть.
-Значит, все ответы я могу получить здесь?
-Представь, рождается человек и говорит – а зачем мне жить, всё заранее предопределено, дайте мне книгу, в которой вся моя жизнь описана, я открою ее на последней странице, и можно возвращаться обратно во тьму. 
-Философский подход, - сказал я.
-Нет. Глупый. Может быть, если позволить так сделать одному, это будет высокохудожественно. Но это – если случай единичный. Иначе – все такие дела приводят к нарушениям. Тебе нравится суп.
-Нравится.
-Если хочешь, не иди никуда. Но правду тебе не откроют. Вон, телевизор. Садись, смотри. Можешь поиграть в карты, в лото. Есть семечки.  Щёлкай.

Конечно, я пообедал, но тут мне ничего больше и не сказали. И мысли уж не текли, я сам был волной, а этот мир – океан, но я был главнее рыбы. Я шел и нес скрытую электронную энергию, инерцию, генерацию мощного ветра – и всё это было наравне со мной, наравне с Домом, и я не ощущал ничего, что было снаружи. Всё было внутри.
Коридор – развилка – Джузеппе.
-Привет, Джузеппе.
-Привет.
-Почему я тебя знаю? – спросил я. – В чем дело. Я иду, встречаю тебя и я тебя знаю. Ты словно приготовился ехать на праздник.
-Не важно, - ответил Джузеппе уклончиво, - впрочем, скажи мне, какой сейчас год?
-Год?
Я понял, что не знаю ничего, и нет вокруг ни предметов, вооруженных словом, ни чего бы то ни было. Да, но ведь был он. Внизу что-то праздновали, и, конечно, можно было отправиться туда и поспрашивать.
-Ничего не понимаю, - сказал я, - Джузеппе, кто ты?
-Жизнь и длинная, и короткая, - ответил он, - я у вас служил. Твоя задача за что-то зацепиться. Мне не нужно, я и так всё знаю, но я не могу ничего тебе сказать, потому что ты не знаешь, как правильно спросить. Но, если уж говорить на чистоту, демоны знают, они просто лукавят. Впрочем, они, может и жалеют тебя. Вдруг у тебя мозг не выдержит? Насколько сильна твоя личность, чтобы за просто так согласиться с тем, что всё не так, как ты думаешь. Все твои личность никуда не делить. Они висят. Как пальто. У тебя есть пальто?
-Есть, - ответил я.
-А модное это пальто?
-Одно модное, - сказал я, - два простых, под моду 80-х, еще есть боливийское полупальто – если ты хочешь доказать кому-то, что ты индеец – то пожалуйста.
-Вот именно, - ответил он, - ты меня знаешь, но  - больше ничего.
-Я как будто знаю, и как будто не знаю, - ответил я, - хорошо, я пойду.
Здесь меня ждала комната, где меня и встретили все эти пальто. Конечно, не было никакой вешалки, они встали в ряд, предлагая мне сделать выбор. Я словно бы имел некое предпочтение – кто-то был лучше, кто-то был хуже, а может быть, это был тест – среди дюжины фигур, покрытых налётом тьмы, я должен был выбрать одного человека. Я остановился, будто я шел. Да, наверное, энергия движения присутствовала, а теперь я прибыл на берег, может быть – на странный берег. Здесь явно не могла зародиться жизни, но она и не заканчивалась – она уже закончилась.
-Вот это я, - сказал я.
И мы обменялись.
Я подошел к зеркалу и стал смотреть себе в лицо. Конечно, это было субъективное энергетическое образование под названием ДЖС, и ничего другого тут и не могло быть. Но с этого момента я был его равноправным жителем. Что может желать живой человек в таком месте?
Я вернулся и посмотрел на Джузеппе.
-Это ты, - сказал тот, с явным облегчением.
-Хорошо. Это тайна, - ответил я, - я уже знаю своё имя. Что мне с этим делать? Носить с собой? Спрашивать. А вдруг – это чужая роль? Там был целый строй таинственных затемненных вечной смертью человеков, и вот – результат.
-Это и всё, всё, дружище, - сказал он, - пройдись. Осмотрись. Всё, что узнаешь, всё твое. Собирай. Храни. Запоминай. Там, куда ты вернёшься, там – что день, что ночь – все равно свет. И при этом свете ты рассудишь – достаточно ли ты насобирал всяких штучек в ходе своей экскурсии.
Многое вещи человек знает. Таен гораздо меньше. Внутри индивида скрыто очень много. Конечно, взять простого, элементарного вроде, как молекула человека. Спросите его – он наверняка будет обладать многими эгоцентрическими свойствами, но это лишь на начальном этапе. Пока он не поймет, что жизнь сильнее его. Это как деталь. Сначала она – с завода. Новая. Еще говорят – смотри, блестит, нулячяя.  Какая-нибудь деталь в автомобиле, например, тормозная колодка.  Выезжает счастливый водитель, и словно бы блеск во всем мире. А вот  спросите у него через год, через два – каково? А еще – если это какой-нибудь наш автомобиль.
Так и человек. Блеск, уменьшение блеска, потом – копоть, заусеницы, сточенные края, хотя жить еще можно. Можно еще долго, долго жить, есть еще куда стачиваться, и, вроде бы, нет уже никаких новых дверей.
Но – в том и дело всё, что и мир не прост, и структура личности не проста. Вы, конечно, не верите, так как не открывали. Но представьте, что вы в 19-м веке рассказываете кому-нибудь про самолёт, про какой-нибудь аэробус.
Надо включать воображение.
Я побывал в комнате, которая находилась в квартире, и это была моя квартира, и год на дворе был 30 какой-то – я проникся этой идеей, выбрался в окно – и ведь это было окно ДЖС, но – мир соответствовал моим ожидания.
-И хорошо, - сказал я, - антракт. Чтобы выжить и не потерять мозг, пора что-то слушать.
Я прошелся по улице, чувствуя настоящий рассвет души.  Вечер стоял при фонарях. В душе стихи рождались сами собой, словно бы была весна. Я даже подумал, что нет ничего более интересного, светлого, что вообще – в реальной жизни любая вещь проигрывает моему нынешнему выходу в город.
Я посмотрел на дом со стороны, вспоминая день покупки этой квартиры. Плеер же оказался со мной, будто бы он частью организма.  Играла песенка.

High in the sky where eagles fly
Morgray the dark enters the throne

Open wide the gate, friend
the king will come
blow the horn and praise
the highest Lord
who'll bring the dawn
he's the new god
in the palace of steel
persuade the fate of everyone
the chaos can begin
let it in

Мне нужно было с кем-то поговорить, хотя я не сомневался,  что нахожусь внутри своей головы. Что тут делать?
Вести записи.
Продолжать свой путь концептуалиста. Пытаться понять себя. Бытие ограничено. Это – внутренность ореха. Выбраться наверх невозможно. Что бы ты ни делал, что бы ни изучал, ты – та самая деталь, которая потом отработает, а ее тень будет иметь некие точки соприкосновения здесь, в ДЖС.
Я вошел в какое-то заведение, выпил там кофе и записал текст песни в блокнот:
Высоко в небе, где летают орлы,
Садится на трон Моргрэй Темный
Распахни ворота, друг,
Придет король,
Подуй в рог и прославляй
Господа, который принесет с собой рассвет,
Он — новый бог
Во дворце из стали
Измени судьбу каждого,
Может наступить хаос,
Да будет так


-Вы меня знаете? – спросил я у официанта.
-Вы хотите, чтобы я слукавил.
-Почему?
-Вы об этом думаете.
-Жаль, - сказал я, - значит, я не могу нормально с вами поговорить, потому что снова разговариваю с собой.
-Что ж поделаешь.
-Тогда я пойду. Нет, я выпью кофе. Вы слышите, что играете в плеере? Конечно, вы ничего не можете слышать.

Столько столетий,
Так много богов,
Мы были пленниками
Нашей собственной фантазии,
Но теперь мы маршируем
Против этих богов,
Я — маг, я все изменю

Валгалла — Спасение
Почему ты забыла про меня?

-Не увлекайтесь, если не уверены, - сказал официант, - вы сами себе говорите – дисциплины, только холодный ум, никакого воображение. А сейчас вы расслабились, так как вышли вот сюда – между тем, жили вы тут недолго, а потом, образ этой квартиры в нормальной жизни наводит вас на мысль о точно такой же квартиры. О чем ты думаешь, о том и я думаю.
Я понял, что имею дело с отражением себя, а он продолжал:
-Детали стёрлись. Их выбросили. Зачем тебе это? Внешний фактор! Книги! Хорошо, ты написал несколько книг, а сейчас ты копируешь сам себя, нужно определить – где начало? Это – вопрос самоидентификации. Зачем живу, всё такое. Поэтому, некоторые блики мозга воспринимают за пассивную информацию, которая сохраняется в ячейках и всегда доступна ДЖС. И вот, ты один в один – на этой улице. Торжествуй. Ты хочешь большего?
-Не все хотят, - ответил я, - кому-то дано стереться, в стружку. Нет, что я тебе объясняю. Иди, работай.
Конечно, следовало изучить окрестности, но я предусмотрительно вернулся в квартиру через обычный вход, а, выйдя назад, снова встретил Джузеппе.
-Я вот, что понял, - сказал я, - ты – персонаж. Ты уже был в Доме, только было несколько иначе- дом из кругов, словно бы круги некоего ада, и – постепенный спуск сверху вниз. А теперь ты решил провести меня через реальный ДЖС, или хотя бы – направить.  Хорошо, но почему я сразу не понял, что ты – персонаж.
Он развёл руками. Мы молча покурили, наблюдая движение в разных частях Дома. После чего я прошел по коридору, очутился в магазине, где не выяснил ничего, хотя это была и прекрасная еда для глаз.

----
 Собственно, было понятно, что нужно либо выбирать вектор, либо выбираться и идти – зачем бродить здесь бесцельно? Джузеппе останется, это его нижний уровень, первый этаж. Так и будет стоять, как тень. И я спрошу у него – почему же ты грустишь? Разве может воображение, упавшее в бездну небытия, освободить тебя?
Один человек сочиняет, и потому рождаются другие.
Нет, это предположение. Я вышел в зал, где что-то праздновали. Всё было хорошо, и мне было хорошо, и, хотя я знал, что всё это больше, чем картинка.  Но в этом месте не работала сила поэтики. Я бы мог с кем-нибудь поспорить – да, это если бы этот кто-то попал бы сюда, в ДЖС.
Пройдя зал, я встретил сестру, и мы поговорили.
-Я в первый раз узнаю, что ты есть, - сказал я.
-Ты же знаешь, - ответила она, - как ты можешь не знать.
-Уже знаю, - ответил я, - и я мог не знать. Ничего не могу с этим сделать, но человек живёт с чистого листа, у нет ничего, кроме его текущего состояния. Какая разница, почему так устроено. Человек ничтожен. Это механизм. Но – знатоки сервисной математики мироздания приходят сюда, чтобы опровергнуть аксиому о бренности бытия. Это почти, что отрицания смерти. Какая разница, что она есть, смерть, что нет ее?  Я здесь. Например, я нашел тебя. Разве я спрашивал у смерти разрешения? Физически смерть обойти невозможно, но это и правильно, и я с этим согласен – иначе куда размещать людей на этой планете. Но, если ты знаешь, где хранится твоя личность, и ты способен посетить ее хотя бы здесь, в ДЖС, разве это – не отрицание основных постулатов бытия.
-Все это мне мало понятно, - ответила она.
-Хорошо.
-Ты знаешь, какой год.
-25-й, - сказал я, - когда я проходил через зал, там что-то праздновали.
-Ты помнишь, в каком году умер отец?
-Помню, - ответил я.
И тени заколебались, и я словно сел на другой поезд, шедший вдоль нынешней жизни параллельно, и не важно, как он назывался, и как вся эта метафизика функционировала. Всё это было удивительно. Было понятно, что мне некому об этом сказать. Все люди погружены в бег за победой, и это – война за потребление. Я тоже не против. Но ведь и не прибежишь так никуда.
И, глядя на себя в зеркало, здесь, среди иного света, можно задать вопрос: в который раз идёт это соревнование за приз, который не нужен?
Мы поговорили. Я понял, что мою сестру зовут Нина, и, раз она здесь, значит, она также является тенью. Потому нет необходимости мне знать её новое воплощение.  Надо отталкиваться от факта.
-Ты же знаешь? – спросила она.
-Знаю. А что именно?
-Я не знаю ничего, чего не знаешь ты.
-Это многое меняет.
-Ты понимаешь.
-Я вижу вишь копию в своём отображении. Так и есть.
Мы вышли в зал, и правда, был 1925-й год, и я немного побродил, вглядываясь в лица людей, пытаясь понять их имена, вживаясь в эту роль, наверное, в первый раз. Прошлый представление в этом театре значения не имело. Но нужно правильно это выразить. Театр был, но его уже нет. Никто не помнит. Архивы закрыты. Их никто не ищет. На нет и суда нет.
-Я пойду, - сказал я Нине, - всё это никуда не девается. Ты мне многое рассказала. Но остаются вопросы. Я не до конца верю в происходящее. Тебе же остается мне верить, так как нет другого выхода. И я не всех узнаю. Пойду, спрошу.
Я сбежал по лестнице, поклонился лакею, но тут же была и другая лестница, на этаж, где я уже был. Так я вернулся к демонам, людям с птичьими головами.
-Хочешь покушать? – спросили они.
-Да.
-Винца?
-Давайте винца. И слушайте, я хочу, чтобы вы мне ответили на вопросы.
-Не все, друг. От чужого рта нужен ключ. Но и если ты спросил у человека, имей совесть. Вдруг он ничего не знает?
-Разве вы люди?
-Две руки, две ноги, голова. Пять пальцев. Кто же еще?
-Но какая голова?
-Это как раз и не имеет значения!

Я обедал, будучи взволнованным. Правда была совсем рядом, но она всякий раз оказывалась слишком скользкой. И правильно делают, что сравнивают такие предметы, или может быть – информационные статусы – с рыбой. Ты её держишь, но на самом деле ты постоянно держишь пустоту. Она блеснула чешуей и соскочила, и ты – снова ни с чем. Между тем, в этом зале точно знали, что к чему. Я думаю, с этого помещения их мир стартовал дальше, и именно здесь и нужно было искать правду.
Они всё знали, эти существа, и, самое главное, они не были тенью моих иных жизней. Их пристроили сюда, для чего, не знаю. Но это – структура Дома Жизни и Смерти, а потому, тут не с чем спорить.
-Правда, - сказал я, обращаясь ко всем вместе взятым,  -скажите мне, где-то здесь скрывается что-то главное.
-И так, - согласилась со мной пожилая женщина-птица, - а простоту ты не хочешь узреть?
-Хочу, - ответил я.
-Но знаешь, сынок, - сказала она, - а вдруг ты должен быть лучшим, словно существо-эталон? А каким образом на тебе, как на инструменте, натягивать струны? Ты – только сам. А если тебе дать всё готовое, то ты будешь носить эти вещи, как ёж. Видел, как ёж накалывает овощи и фрукты и носит. Грибы разные.
-Разве это правда? – ответил я.
-Хотя бы в мультифильмах.
-Тогда согласен, - сказал я, - представьте, я буду мучиться,  никто не поможет, а на деле окажется, что при этом есть большой, великий смысл!
-Ну что ты! Ты и так всё узнал. Почаще верь себе.
Тут мне, конечно, стало ясно, что делать тут больше нечего. Я спустился вниз, там был какой-то еще праздник, и я решил ничего не спрашивать. Я влился в толпу, и там я был сам собой. Я обменивался словами, через мой мозг проходили лица, и, наверное, в том и заключалось счастье. И правда, многое усложнено. Человеку нужно гораздо меньше, а постоянный подъем в гору должен иметь продолжение – это если бы вам сказали, что там, на вершине, вас ждёт бессмертие. Но тут начнутся новые проблемы. Для чего вам бессмертие, если вы будете словно джинн в бутылке, только с возможностью эту бутылку носить.
Нет, лучше что-то узнать. Насладить глаза. Насладить душу. И – бежать дальше, и надо всё же иметь немного глупости. Надо культивировать ею ментальный огород. Иначе там будет гладко, прохладно, идеально – но человеческая форма не подходит для таких вещей.
Я выпил шампанского и вышел. Отойдя метров на сто, я осмотрел дом. Нет, это был не ДЖС, это был мой дом, я в нём жил, а потом умер, и там что-то праздновали.  Я прошел по дорожке, и справа обнаружилась улица, и я подумал, что всё об этом знаю. Да, но зачем человеку собственная тень?
Я обернулся еще раз, после чего включил плеер и стоял, и молчал.

They'll take your diamonds
And give you steel
you'll be caught in middle of the madness
Lost like them
And a part of all the pain that they feel

And all the fools sailed away
All the fools sailed away
All the fools sailed away
Leaving nothing to say
All the fools sailed away


Если честно, ни грамма интересного в этой песне не было. Она лишь разогревала мозг. Конечно, люди с птичьими головам были правы – посещение было успешным. Я нашел свой дом, прибыл на какой-то праздник, имевший место в реальности какое-то число лет назад, чем и подтвердил, что вся информация складывается в архив очень ровно, без искажений, и если мы не можем ей пользоваться, то это наши проблемы.
Всё вместе это было внутренней полостью Дома Жизни и Смерти, и я до сих пор был здесь и смотрел на этот дом со стороны. И ведь он и сейчас где-то стоит, только постаревший. Этот дом. Да, впрочем, это не было тайной.
Я прошел по дорожке, двинулся к выходу и вскоре оказался на улице. День был большим и светлым, и там я встретил Надю, понимая, что это не Надя, а проекция, суб-личность, призванная показать мне выход.
-Тут же городок, да, - сказала Надя.
-Городок, - ответил я.
-Пойдем глядеть, что это, где это мы?
-Пойдем.
Мы пришли на железнодорожную станцию, и тут оказалось, что на дворе – какой-то отдаленный век, и все поезда не ездят по рельсам, но летают по воздуху. И здесь, конечно, можно было гадать – может быть, я прожил уже все свои жизни, и всё происходящее – это прогулка по архивам с полным воплощением.
-Крутые поезда, - сказала Надя.
Мы увидели склад, увидели там человека и опросили его.
-Да, так и есть, - сказал он, - а знаете, что у нас сейчас коммунизм? Так и есть. Мы движемся ленинским курсом, но так как уже все построено, что можно, мы лишь думаем, как сохранить наследие.
Оказалось, что склад этот был табачный, а сигареты было разрешено продавать только с 8 до 8.15. Мы купили сигарет из-под полы и курили прямо здесь, среди лабиринтов депо, так как тут никто не видел. Для поездки предлагались электронные сигареты, и мы приобрели и их.
- В ДЖС всегда есть депо, - нашелся я, - это – самое важное место. Дом – там интересно, но там темно. А в депо весело и светло, депо – это перекресток. Все жизни сходятся в одну в депо, но не только одного человека, а вообще – всех людей, и здесь ты можешь встречаться и с живыми, и с мертвыми, и даже с теми, кто живёт в будущем. Депо!
-Отлично, - сказала Надя.
Вскоре прилетел поезд, мы сели на него и двинулись вперед. Куда мы ехали? Я не знаю. Это не имело значения. Наверное, по прибытию мир должен был проснуться.