Мученик своего таланта

 

Пролог.

     История, которую я хочу вам рассказать, немного странная и даже непонятная, но все же, я поведаю вам ее. Я не могу сказать, что она действительно имела место во времени, но вдруг? Думаю многих из вас (если не всех) иногда посещает вопрос, а что там, за жизненной чертой? Что ждет нашу душу и разум после смерти, и можно ли ее предотвратить, или хотя бы отсрочить.
      Над этим вопросом человечество бьется, чуть ли не с самого знакомства с этой (тогда еще молодой) «дамой с косой». Многие ученые утверждают что вот-вот, еще чуть-чуть и сказка станет былью, люди смогут если не жить вечно, то время жизни увеличится как минимум на двадцать-тридцать лет.
     До нас дошли легенды и предания, о колдунах, волшебниках, которые жили столетьями. Но были слухи и о тех, кто повелевал смертью, во всех ее стезях. Вот и моя история, мало чем отличается.
     Представьте себе маленький городок, в глуши леса, к которому ведет всего одна дорога, и из которого выбраться можно тоже лишь по ней. Итак, лесная дорога, по которой едет телега, вдруг…


Глава первая: Странный монах.

     Телегу слегка подбросило на ухабе, и это помогло Жему немного прийти в себя, он даже на лошадь прикрикнул. Ну, вот причем тут лошадь? Мне всегда было интересно, почему люди любят в бедах и не удобствах винить других: крестьянин ругает лошадь за то, что дорога плохая; дети ругают собак за то, что они их укусили (хотя сами лезут к бедным животным), после чего собаки получают от родителей – ну и все тому подобное. Так и Жем любил покричать на свою кобылу, а та терпела, что ей еще оставалось? Ну, покричит, ну приударит слегка, ну обвинит в чем-нибудь – все это мелочь. Зато кормит.
     Жем обернулся и посмотрел на человека, который лежал в его телеге. Незнакомец спал, а его багаж лежал рядом. На лбу крестьянина выступила испарина. Когда Жем увидел этого человека на дороге он особо и не удивился. Монах (именно так Жем определил незнакомца) стоит на дороге и ждет, чтобы кто-нибудь проехал и подвез его. Так и случилось. Но когда незнакомец попросил помочь загрузить в телегу багаж, по спине Жема побежали мурашки. Гроб. Именно такой багаж из кустов вынес незнакомец. Жем был культурным человеком и, согласившись подвести человека, уже не мог отказать. Неся гроб, Жем дрожал от страха, но старался не показывать этого. Лишь когда его пальцы отпустили «деревянный ящик», он немного успокоился.
     «Монах» представился, как Мэтью Кронах. Он не снимал капюшона, и Жем не видел его лица. Думаю, если я скажу что по голосу, каждый из нас может в голове создать портрет говорившего человека, со мной многие согласятся. Верно? А вот Жему этого не удалось. Странно как-то звучал голос этого Мэтью. Безликий голос, если такое определение применимо к голосу человека.
     Жем отвернулся и вновь начал смотреть на дорогу. Мужчина перекрестился и аккуратно сплюнул через плечо. Этот монах очень пугал крестьянина. Он кожей ощущал холод и тьму исходящие от Мэтью. Солнце заволокли тучи, явно собиралась гроза. Жем немного прикрикнул на свою кобылу, чтобы там прибавила в скорости. Крестьянину не особо хотелось промокнуть, да еще и вместе с зерном. Да и Мэтью не внушал доверия. И крестьянину не хотелось оставаться с ним наедине.
     Телегу опять подбросило, и она почти не перевернулась. Ее спас гроб, который восстановил равновесие. Жем обернулся. Лишь сейчас она понял, не лежи Мэтью со своим гробом ссади, телега бы давно лежала кверху колесами и придавленным крестьянином. Мужчина присмотрелся к дороге, что была позади. Ухабы и ямы образовали что-то наподобие морских волн, а монах с его багажом держали этот маленький кораблик на плаву.
     - Не волнуйся, почтенный, мы не перевернемся, - с легким смешком заметил Мэтью.
     «Опять! – подумал Жем. – Опять голос льется отовсюду! Да кто он такой вообще?»
     Пассажир уже проснулся и теперь с интересом осматривал окрестности. Опершись на крышку гроба Мэтью, приподнялся и сев потянулся. Жем буквально слышал, как хрустят его суставы. «Неужели за час можно до такого дойти?» - думал крестьянин.  Вдруг мужчина услышал, как его пассажир что-то тихонько напевает. Жему было тяжело разобрать слова, но, то, что он услышал, вновь одарило его спину мурашками, а лоб испариной:


«…А шут танцует и поет:
Я мертв – но жив!
Вот так народ…»
     Теперь Мэтью еще больше пугал крестьянина. Он уже был готов проклясть себя и эту чертову дорого, на которой встретил этого монаха. Чтобы хоть немного успокоится и прийти в себя, Жем достал бутылку самогона и отпил довольно приличный глоток. Это, конечно, не особо помогло, но все же, лучше чем ничего.
     Кобыла, как будто понимая и разделяя чувства хозяина, начала бежать. Телега затряслась еще сильнее, но за счет гроба и Мэтью, не так сильно, как должна бы была. «Умница, Розалия!!! – воскликнул про себя Жем. – Красавица ты моя гнедая!» Его радости не было предела. Лошадь была того же мнения что и он: Мэтью – это зло, от которого стоит поскорее избавиться. На самом же деле, Розалии было глубоко наплевать на Мэтью и на то, что он зло. Ей просто было жалко видеть Жема в таком состоянии, да и надвигающаяся гроза, не особо ее радовала. Согласитесь, лучше провести ночь в теплом сухом стойле трактира, где тебя и накормят и напоят, чем вот так вот идти под дождем на открытом пространстве.
     Но стоит сказать пару слов и о том кто назвал себя Мэтью. Этому мужчине на вид можно было дать лет двадцать восемь или тридцать, довольно приемлемый возраст для монаха, тем более странствующего. Но кто он такой на самом деле спросите вы? Этот вопрос будет удовлетворен немного позже, а пока Мэтью Кронах – обычный странствующий монах. Жем не видел его лица, да и вообще мало кто его видел. Людей устраивало то, что Мэтью не показывает своего лица, да и самого монаха это вполне устраивало. У него были зеленый, словно изумруд глаза и короткие черные волосы. Когда его просили показать лицо, он делал это спокойно и без смущения. Он вполне мог бы ходить и без капюшона, но ему это слишком нравилось, чтобы вот так вот запросто от этого отказаться. Его голос был обычным человеческим голосом, и не лился отовсюду, как показалось крестьянину. Просто страх, который Жем сам на себя и нагнал и вид Мэтью, в сумме дали этот необычный пугающий голос в пространстве. У монаха были очень правильные, почти дворянские черты лица: ровный без горбинки нос; тонкие губы; уши, слегка прижатые к голове; немного приподнятые брови – все это было у Мэтью Кронаха.
     Мэтью похлопал по крышке гроба и улыбнулся. Это была настоящая, искренняя улыбка, которая появлялась на лице молодого монаха, каждый раз, когда он подъезжал к какому-нибудь городу. Он вновь начал напевать любимую песню. Мэтью обожал эту песню, но прекрасно понимал, что ее настоящий исполнитель поет ее куда как лучше молодого странника. Но он все равно не мог остановиться, ему нравились мотив и слова, а главное сюжет песни.
     Вновь прозвучал гром и Мэтью начал волноваться. Конечно, он мог бы спрятаться от дождя, достав из гроба одеяло, но ему не хотелось вскрывать свой багаж при посторонних. По крайне мере пока что. Он хотел было попросить крестьянина еще немного подогнать лошадь, но та, как будто прочитав его мысли, опять ускорилась. Теперь Розалия не бежала, а скорее летела. Телегу трясло все сильнее, и даже Мэтью и его гром находившиеся в ней, не помогали. Странник буквально лег на гроб, и что есть силы, прижал его.  Ему не хотелось, чтобы гроб выкинуло из телеги, и уж тем более не хотелось, чтобы он открылся.
     Так продолжалось минут пять, после чего дорога стала более менее ровной, и Мэтью отпустил свой багаж. Он достал из кармана рясы небольшой листок бумаги, где аккуратным почерком было написано приглашение. Он получил его две недели назад, когда находился в Инере. Письмо принес мальчика, который видимо, потратил немало сил, чтобы добраться до Инера пешком (вряд ли кто-нибудь подвез мальчику, у которого не было и гроша). Он тогда дал ребенку два золотых, и заплатил какому-то крестьянину, чтобы тот отвез его домой. Когда мальчик ушел, Мэтью вскрыл конверт и прочел письмо. Писал какой-то богатый купец. Содержание письма было примерно следующим:
     «Уважаемый мастер Мэтью. Долгих вам лет жизни, и столько же лет счастья. Но приступим к делу. Я от знакомых услышал о вас и вашем занятии, и меня это заинтересовало. Я видел много удивительных вещей, и думал, что меня уже ни чего не удивит. Но думаю, ваше…скажем так «представление», сможет меня удивить. Я прошу вас приехать в наш маленький городок под названием Борненг, что находится от вас в сорока милях к югу и продемонстрировать нам ваше театральное искусство. Уверен ни кто из нас не будет в убытке. Но чтобы вы были спокойны, я гарантирую вам гонорар в размере пятисот золотых монет. Искренне ваш, Сэм Доугер»
     Нельзя сказать, что это письмо вызвало у Мэтью особого удивление. Он добивался того чтоб его узнавали, его удивило другое. Та скорость, с которой он добился этого. Письмо от Сэма Доугера он получил примерно через полгода с начала странствий, и то, что о нем уже знали, заставляло насторожиться. Как уже было сказано, Мэтью хотел быть знаменитым, но он был далеко не глуп, чтобы не заподозрить тут подвох. Именно по этой причине он не сразу отправился в Борненг. Он ждал. Если бы это была какая-то западня (а он не исключал такую возможность), то первое письмо стало бы и последним, а тут. Он получил еще три письма, содержание которых мало чем отличалось от первого, в каждом письме этот Сэм просил Мэтью приехать в его родной город и выступить. Лишь получив последнее (четвертое по счету письмо) Мэтью окончательно решил для себя, что эта просьба не кроет в себе подвоха, по крайней мере, на поверхности он его не нашел.
     И вот сейчас он сидит в телеге, под собирающейся грозой, на пути к Борненгу. Мэтью повернулся и посмотрел вперед. До города оставалось от силы полчаса пути. Он уже видел шпили зданий, чуял запах города, слышал звуки колес и крики людей. Цивилизация.
     В дорогое Кронах провел неделю. Конечно, дорога могла занять гораздо меньше времени, но он, ни куда не спешил и шел пешком, вместе со своим багажом. А в одиночку тащить тяжеленный гроб, знаете ли, тяжко.
     Телега начала замедлять ход, и спустя некоторое время вовсе остановилась. Мэтью посмотрел вперед, до города оставалось еще полмили, а то и больше. Тут к нему повернулся Жем и смущенно (его смущение больше походило на дрожь ужаса) сказал:
     - Извините, но дальше я вас не повезу.
    - Я понимаю. Помоги мне только снять гроб с телеги, - сказал Мэтью, и спустился на землю.
     Жем нехотя кивнул, ему не хотелось вновь прикасаться к этому ящику, но это, ничего, главное этот монах отстанет от него. Они положили гроб на землю и, отмахнув монаху, Жем направился в город. Мэтью смотрел ему вслед, пока телега не исчезла за небольшим холмом. Вздохнув, он поправил перчатку на правой руке, которую, кстати, не заметил крестьянин и, взявшись за ручку гроба, потащился в город.


Глава вторая: Город и как в нем принимают.

     - Мэтью Кронах, - в который раз произнес человек в рясе. – Прибыл в ваш город по приглашению Сэма Доугера. Может, уже впустишь?
     Стражник поднял глаза на Мэтью и, усмехнувшись, вновь уставился в его письмо. Странник предполагал, что стража города потребует от него подтверждения его слов, о том, что его пригласили приехать, а что он не сам приперся сюда без дела, затем чтобы нарушить спокойствие в городе. Именно так и сказал этот тупой жирный стражник, когда Мэтью выложил кто он. Ну, если говорить начистоту, то про спокойствие в Броненге не слышали давно.
     Этот город был маленькой самостоятельно страной, которая приютилась в глуши лесов. Воровство или грабежи в Броненге уже перестали быть незаконным занятием, теперь это была довольно почитаемая, больше того уважаемая профессия. Чтобы стать вором или там грабителем, необходимо было пройти несколько испытаний в гильдии воров, и по результатам этих испытаний претендент либо становился членом гильдии и получал какой не какой заработок, либо отправлялся кормить крыс. Именно так поступали с провалившимися кандидатами. Купцы теперь не торговали, а скорее сбывали награбленное их слугами добро. Город поделился на два лагеря, в каждом из которых были свои законы и порядки.
     Первый лагерь образовали уголовники и торгаши, которые захватив в городе власть, стали творить абсолютный беспредел: они подняли налоги в пять раз, утвердили закон, по которому каждый житель города обязывался платить эти налоги и не высказывать ни каких протестов и тому подобное – и это лишь мала часть их занятий. Каждый вечер в городе происходило что-то на подобии собраний, на которых каждый мог высказать свое мнение, вот только после этого им не гарантировалось, что они останутся живы и дойдут до дома. Эти жестокие и далеко не справедливые правила, все же давали, свои плоды. В городе воцарилась стабильность. Воры воруют, грабители грабят, а жители все это терпят и молчат.
     Второй же лагерь, отличался от первого лишь своими руководителями. Его возглавила местная церковь. Первосвященник был просто фанатиком. Он мог схватить кого угодно и обвинить того что он еретик, ну а после сжечь. Ему, конечно, говорили что это все … не правильно, но он их не слушал. Он взял на себя роль инквизитора, и теперь, как ему казалось, чистил от скверны город.
     Но так не могло продолжаться всегда, и власть в городе появилась. Она стала представлять собой совет из двух человек, в состав которого вошли первосвященник и глава воровской гильдии города. Оба были довольно серьезными, но страшными людьми. В основном городом управлял священник, а глава воров, мнил себя выше этих, как он говорил, грязных политических идей, и вместо этого заправлял ночной жизнью города.
     В городе естественно была и стража, с представителем которой Мэтью сейчас имел удовольствие беседовать. Но стража это лишь название. От настоящей стражи, которая была в Броненге с основания города, давно ничего не осталось. Теперь в ее состав входили в основном люди из гильдии воров, подчиняющиеся непосредственно ее главе.
     Мэтью стоял у ворот уже больше пяти минут, и ему это начинало надоедать. Стражник пятый раз подряд перечитывал письмо, вернее делал вид что читает. То, что он не грамотный Мэтью понял, когда стражник первый раз вылупился на письмо. Он был терпеливым человеком, но любому терпению есть предел
     - Может уже хватит почтенный? Мне это порядком надоело, и думаю вам тоже, - сдерживая гнев, произнес Мэтью.
     - Ни чего не знаю, порядок быть должон. А ты чего ваще тут выступаешь, я тя за это ваще могу посадить!!! – заявил стражник.
     Мэтью вздохнул. Он посмотрел на стражника. Странник был готов задушить этого мужика, извалять его в грязи, затоптать его лишь бы он исчез с его пути. И это случилось через минут пять. Стражник хмыкнул и, вернув письмо Мэтью, отошел в сторону, как бы приглашая его войти в город.
     - Добро пожаловать, мастер Мэтью! – ухмыляясь, произнес он при этом. – Думаю, вам у нас понравится.
     - Спасибо. А я думаю, нет! – странник практически выкрикнул это, и опять подтянув перчатку, направился в город.
     Мэтью не знал, где живет пригласивший его купец,  и поэтому для начала решил остановиться в трактире и после небольшого отдыха отправится на поиски.
     Городской трактир представлял собой что-то среднее между нормальной гостиницей и кабаком. На вошедшего Мэтью, ни кто не обратил внимания, все продолжали заниматься «будничными» делами. Завсегдатае как обычно были в стельку пьяны, и вот-вот должна были громыхнуть гроза, которая бы затем плавно переросла во всеобщий мордобой; музыканты играли одну из местных мелодий, но старались адаптировать ее под знаменитую песню «А  в лес ходил мужик ночами»; официанты, вернее те люди, которые исполняли их роль, слонялись от стойки к столам с довольно печальными лицами, должно быть они работали уже несколько дней без перерыва, что вполне возможно в это время года. Крестьяне закончили сбор урожая и, продав то, что привезли, решили покутить от души. Это добавляло трактиру прибыли, а официантам работы. Жизнь била фонтаном, так что на вошедшего молодого монаха ни кто и не обратил внимания. Зачем?
     Мэтью это не особо огорчило, и он спокойно прошел к стойке, за которой с довольной рожой стоял видимо хозяин трактира. Гроб, который он тащил за собой, все-таки привлекал внимание, но ненадолго. Странник подошел к стойке и, положив гроб на пол, уселся на стул. Даже трактирщик не обратил на него внимания, и Мэтью решил пока с этим повременить, он стал наблюдать.
     За время своих странствий Мэтью понял, что в трактире собираются основные представители горожан: воры; пьяницы; купцы (что являлось большой редкостью); проститутки; беспризорная ребятня, которая выполняла роль посыльных хозяина; ну и конечно уставшие путники, к которым в данный момент Мэтью мог спокойно отнести и себя. А ведь он действительно устал. Он тащил на себе гроб примерно трое суток, остальные четыре дня Мэтью сумел проехать на телегах, обозах и им подобным вещах. Правда к концу дня его обычно ссаживали и оставляли посреди леса. Мэтью не обижался на этих людей, он их прекрасно понимал: мужчина с гробом, просит вас, его подвести, ведет себя не совсем обычно – все это, конечно же, не заставит вас провести с этим человеком ночь, да еще один на один в поле.
     - Че тебе?! – вдруг услышал Мэтью, и удивленно повернув голову, уставился на трактирщика. – Да-да я к тебе обращаюсь, какого тебе здесь надо, монахов здесь не жалуют, тем более приезжих!
     - Да я можно сказать и не монах, просто мне в рясе удобно, - Мэтью провел руками по рясе. – Ну, если на то пошло, то мне бы комнату снять.
     - Десять золотых за сутки, устраивает? – довольно грубо произнес хозяин.
     - Устраивает, - ответил Мэтью, и достал из глубин рясы мешочек, в котором звякнули монеты. Он достал деньги и положил перед трактирщиком. – Сразу за неделю.
     Трактирщик чмокнул и сгреб деньги. Он достал ключ, к которому была привязана бумажка с номером. Мэтью взял ключ и посмотрел на бумажку: 13. Он улыбнулся и, положив ключ в карман, спросил хозяина, не выделит ли он двух мальчишек, что бы те помогли ему поднять гроб наверх. К своей просьбе он, конечно же, приложил три весомых блестящих кругляша. Хозяин, ставший на удивление любезным и обходительным, сказал, что сам хотел это предложить. Он подозвал двух мальчишек, что стояли без дела, и слегка гаркнув на них, велел поднять этот гроб в 13 комнату, и быть вежливыми с господином в рясе, а не то он им всыплет. Мальчишки, глянув на монаха и его груз, довольно спокойно подняли гроб и понесли наверх. Мэтью шел следом, и когда гроб положили на пол, он слегка придержал детей и спросил у них:
     - Во-первых, вот вам за работу, - он положил в руку каждого по монете. – А во-вторых, вы хорошо знаете город? – оба мальчика синхронно кивнули. – Тогда у меня к вам будет поручение, сообщите Сэму Доугеру, что в город прибыл Мэтью Кронах, и прибегайте обратно. Кто первый выполнит мое поручение, получит сверх первой еще три монеты.
     Упоминание о трех монетах, вызвало ожидаемую реакцию: детей как ветром сдуло. Мэтью улыбнулся и, перетащив гроб в угол комнаты, лег на кровать. Он почувствовал, как из тела уходит усталость, она словно пар выходила из тела. Мэтью пролежал так около трех часов, и даже немного вздремнул. После чего вернулся один из мальчишек, и сказал что купец рад его приезду, и завтра просит мастера Мэтью к себе.
      - К себе это куда? – с улыбкой спросил мужчина.
      - Ну как ее там…ну там еще фонтан большой на улице и лошади ходют, как то бишь там…а! На улицу Шалунов, дом девять.
      - Улица Шалунов? Интересное название, - сказал Мэтью, доставая из мешочка монеты. – На, получай.
     Мальчишка поклонился и убежал.
     Итак, улица Шалунов девять…там он сумеет выяснить от кого и когда этот купец узнал о нем, а главное зачем ему потребовался приезд в город бродячего артиста. Та цель, которую купец указал в письме, сразу показалась Мэтью липовой, вряд ли один из богатейших людей города, захотел порадовать своих соседей, тут что-то другое. Мэтью опять лег на кровать, но теперь он провалился в забытье, и открыл глаза лишь утром.


Гава третья: Начало.

     Свеча почти догорела. Луна уже давно исчезла с небосклона и через час, а то и меньше ее место займет солнце, лучи которого уже виднелись из-за горизонта. Церковь была пуста. Хотя нет, так не скажешь. Ведь церковь или храм, это пристанище божье. В ней всегда есть светлые духи, и души умерших людей, которые еще не попали на небеса или в ад. Хм…тогда. Людей в церкви еще не было. Рано еще было для людей. Кто-то спал после тяжелой работы, а кто-то наоборот работал не покладая рук. Ну, вы, должно быть, поняли, кого я имею ввиду? Если же нет, то определим их двумя словами: ночные романтики. Для них пока еще рабочий день…или рабочая ночь? В общем, время для отдыха еще не настало.
     В это время в храм зашел мужчина: полный, не очень большого роста, с небольшим, но заметным горбом на спине. В руках он держал шляпу, которую, как и подобает мужчине, снял перед входом в церковь. Его длинные рыжие волосы, словно волны, ложились ему на плечи. Мужчина вытер ноги и пошел вглубь церкви. Он подошел к иконе одного из святых, и что-то прошептав, поставил свечку. После этого мужчина направился к алтарю. Он постоял пред ним пару минут, все время, оглядываясь, будто бы за ним следили, и потом зашел за алтарь. Там была дверь, она не сильно бросалась в глаза, так как была отделана под камень. Краска серая или еще чего, неизвестно, но она действительно была мало примечательна, даже когда ты стоял перед ней. Мужчина толкнул ее и вошел. За дверью был длинный, узкий и мало освещенный коридор. Мужчине пришлось повернуться боком и втянуть живот, чтобы пройти по этому коридору. Изредка он наклонял голову, чтобы не задеть факелы, которые освещали коридор. Дойдя до конца, он открыл еще одну дверь и оказался в огромном, высоком зале. Окон в зале не было, но в нем было в разы светлее, чем в церкви.
     Мужчина направился к столу, который располагался в глубине зала. На столе стояли два подсвечника с зажженными свечами, но свет от них был настолько бледен, что казалось, будто бы пламя умерло. Исчез тот огненный дух, что давал тепло и яркость пламени, ушел в небытие. Мужчина наступил в лужу света, которых по залу было как мошек на болоте. Не раз он уже приходил сюда, но всегда больше всего его интересовали эти лужи, как они появлялись на полу, когда и окон-то нету. В потолке были проемы, из которых и лился свет, просто мужчина ни когда не обращал на них внимание. Эти проемы были и на поверхности, ведь он сам того не подозревая идя по коридору уходил в подвальные помещения церкви, правда немного переделанный и расширенные. Так вот эти дыры были как внизу, так и вверху, а их внутренняя часть имела зеркала, которые и преломляли солнечные лучи.
     За столом сидел неописуемо старый человек. Его лицо, все в морщинах, в лучах холодного пламени, было похоже на лицо черта или беса, который выбрался на прогулку из адской обители. Одет он был в монашескую рясу, поверх которой зачем-то накинул некогда роскошный шелковый халат. Рядом со стариком стоял его посох, конец которого венчал крест, а на ручке были вырезаны слова молитвы. Волосы старика были настолько редкими, что можно было сказать, что он лыс, и лишь при близком рассмотрении, люди замечали, что у него есть волосы, мало, но есть. Они словно нитки свисали с его черепа. Нитки настолько же древние, как и их хозяин. Немногим ниточкам удалось добраться до этого этапа жизни, а те, кто добрались, мечтали поскорее вывалиться из сухой, противной и холодной башки своего хозяина.
     Рыжеволосый подошел к столу и поклонился старику. Тот не отрывая глаз от бумаг махнул рукой, как бы, приветствуя своего гостя. Лишь подойдя к старику, мужчина заметил, что его левая кисть перебинтована и стабильно закреплена в прямом положении. Перелом. Брови мужчины подскочили от удивления, но затем быстро вернулись на прежнее место.
     - Здравствуй, Сэм, как твои дела? – спросил старик все также, не поднимая головы. Голос у старика был скрипучий, но тихий, чем-то напоминающий звук наждачной бумаги, которую медленно, но уперто, возят по древесине. – Что ты молчишь-то, Сэм?
     На языке Сэма Доугера вертелся вопрос, но он боялся его задать. Он знал, насколько крут нрав первосвященника и не хотел лишний раз злить его. Но любопытство взяло верх.
     - Здравствуйте, мастер Флонели. Дела идут, как и должны идти, - сказал Сэм очень медленно. – А что у вас с рукой преподобный?
     - А это! – сказал священник, поднимая руку и смотря на сломанную кисть, было видно, что боль пронзила его тело. – Это я не удачно поговорил с Байроу. Вчера вечером я заглянул к нему на огонек, и мы немного повздорили, итогом чего стал вот этот перелом. Вот и все.
     Сэм сглотнул. Он знал, на что способен Байроу. Этот человек имел очень вздорный характер, но прятал его под личиной милого и тихого добряка, который в случае чего и помочь может, но в итоге за эту помощь люди расплачивались всю жизнь, которая могла оказаться очень короткой. Так что перелом, которым отделался Флонели, можно было назвать удачей, обычно за подобные вещи люди прощались с белым светом. Первосвященник посмотрел на бумаги и, немного присыпав их песком, положил на край стола.
     - Ну, так что, он прибыл? – спросил старик.
     - Да. Он приехал сегодня днем, и остановился в трактире. Мальчишки, которых он прислал, говорят, что молодой монах заплатил за неделю вперед, то есть деньги-то у него имеются, интереса в нашей «работе» у него не будет.
     - Он понял, зачем мы его пригласили? – священник встал и, кряхтя, пошел к столику, на котором было накрыто на две персоны. – Сэм, поешь со мной?
     - Хм…спасибо, но я сыт, - сказал мужчина. – Нет, он не понял причины по которой его пригласили. Что нам дальше делать? А?
     Старик налил себе вина и, отрезав большой кусок мяса, сел в мягкое кресло. Он, молча начал есть. Сэм ждал, пока старик что-то скажет. Он не мог сам что-либо предпринять, ибо не очень блистал умом, но имел деньги и влияние, что в данной ситуации тоже имело огромное значение. Флонели давал идеи и развивал их, а вот Сэм давал, что называется материальную основу для этих идей. Молчание продолжалось минуты пять. За это время Сэм дважды отжал платок от пота. Купец переступал с ноги на ногу, волнение захватило его. Тут старик опустил бокал, положил нож и вилку и, утирая рот от жира, и капель вина сказал:
     - Знаешь, что мы сделаем, - скрипучим голосом произнес старик, - дадим ему успокоиться. Сейчас он наверняка везде будет видеть подвох, так что действовать сейчас, значит послать все наши усилия собаке под хвост. Мы выждем несколько дней, после чего ты сходишь к Байроу и…
     - К Байроу!? – воскликнул Сэм. – К этому психу чертову… - последние слова он произнес, чуть ли не шепотом.
     - Он не псих, просто очень высоко ценит свое время и себя, - ответил священник. – Ну, так вот, ты сходишь к нему и скажешь следующее…

     Мэтью открыл глаза и, зевая, потянулся. Хруст суставов, который каждое утро слышат люди, заставил Мэтью улыбнуться. Он положил под голову ладони и уставился в потолок. Его мысли о купце Сэме улетучились, теперь его больше волновала реакция людей. Он посмотрел на гроб, который тихо- мирно стоял, упершись в стену. Мэтью вскочил и, зевнув, ухмыльнулся во все лицо, и пошел к гробу. Он навис над крышкой, словно горгулья над улицей, и простояв так пару минут, махнул рукой и принялся открывать крышку. Вдруг раздался скрип, и монах, отскочив от гроба, оказался на кровати. Вошел хозяин трактира.
     - Чего тебе? – грубо спросил Мэтью.
     - Так это…дети вчера сказали, что у вас сегодня ранняя встреча, ну вот я и решил вас разбудить, - ответил удивленный трактирщик.
     Мэтью заметил, как изменился этот человек за одну ночь. Он стал обходительным, не грубил (хотя в его глазах читалась ярость, от того тона с которым Мэтью задал вопрос). Деньги меняют людей, особенно когда те осознают, что золотишко может литься и дальше.
     - Спасибо, уже иду – ответил человек в рясе.
     Трактирщик поклонился и вышел. Мэтью просидел на кровати минут пять, чтобы точно удостовериться, что никто не придет, после чего встал и вновь подошел к гробу, опустился на колени и открыл крышку…


Глава четвертая: Визит.

      Солнце осветило город, и люди начали выходить из своих ночным пристанищ. Каждый шел по каким-то делам, мы все ходим по делам, даже когда и не хотим этого. Вышли на улицу погулять, думаете без дела? Ха, не тут-то было. Вы вышли, чтобы развеяться, сменить обстановку, отдохнуть от домашних проблем. Скажите это не дело? Дело. Еще какое дело. Но я отвлекся. В Броненге наступило утро, и люди двинулись по делам. Кто за покупками, кто просто пройтись, кто на встречи (или свидания, кому как).
     По центральной улице шли двое мужчин, один высокий и в рясе, другой чуть ниже в каком-то странном облачении. Жилет, колпак, сапоги с длинными мысками, и что-то очень похожее на палку каким-то наконечником – вот так был экипирован тот, что был пониже. Они шли не спеша, куда спешить? День только начался, и время у них было предостаточно.
     Люди, проходившие мимо них, порою оглядывались на малорослого мужчину. В их взгляде читался ни то чтобы испуг, скорее радостное удивление. Суровые мужчины озарялись слабой, но приятной улыбкой, женщины начинали тихонько хохотать, дети же, смеялись до слез – вот какие чувства вызывал низкорослый.
     Парочка свернула на улицу Шалунов и таким же размеренным шагом направилась к дому номер девять. Их там ожидали. Ну, вернее ожидали высокого, низкого никто не звал. Он вообще не хотел идти и всю дорогу ныл, насчет того что был слишком рано разбужен, что поспал бы еще два три дня, а уж потом. Но на все эти доводы Мэтью отвечал:
     - Кевин, ты шут, - говорил он улыбаясь.
     - Я умерший шут! – сказал тот, кого назвали Кевином. – И если ты помнишь по нашему уговору, я участвую только в делишках, которые приносят тебе, ну а, следовательно, и мне доход!
     - Не нахожу что возразить, - улыбнулся Мэтью. – Но насколько я помню ты еще неплохой карманник и незаметная сволочь.
     - Ну да.
     - Ну и чего мы тут спорим? Мы войдем к этому Сэму, после чего ты незаметно исчезнешь в его доме, и узнаешь все, о чем я тебя просил. Ну и стибришь чего-нибудь – добавил он после паузы.
     - Моя доля шестьдесят процентов, - сказал шут осклабившись. – Ведь я выполняю самую опасную работу, да и еще жизнью рискую!
    - Вот ей-то ты не рискуешь! Как всегда пополам делим.
    - Убедил, - сказал Кевин. И для того чтобы размять начал на ходу отплясывать какой-то танец.
     Они подошли к высокому дому, на котором красовалась цифра «9», поднялись по небольшим ступенькам, и постучали.

     Когда Сэм вернулся домой первая мысль, которая мелькнула в его голове: надо выпить. Разговор с первосвященником оказался слишком волнующим, да и новость о том, что ему придется идти к этому Байроу, которого он ненавидит, не прибавила радости. Доугер вошел в свой небольшой кабинет и, открыв один из ящиков стола, достал оттуда нетронутую бутылку рома, которую купил для подобного случая. Он откупорил крышку и, не задумываясь, присосался к горлышку. Пил жадными глотками, пока не осталась ровно половина содержимого. Ром сильно ударил в голову, но возможность соображать у него еще осталась.
     Он сел в свое кресло и вернув бутылку обратно, начал думать, что даже при таком количестве выпитого рома получалось у него довольно хорошо. Сэм вспомнил, что сегодня к нему придет этот Мэтью. Он должен будет напустить туману, и окончательно запутать этого чертового недомонаха. Сэм откинулся в кресле и уставился в потолок. «Как же меня все это задолбало. И зачем я связался с этими двумя, сидел бы сейчас спокойно торговал, получал золото, а что на самом деле? Да я сижу, да у себя, но вот золото-то как раз уходит от меня, а не приходит»
     Доугер встал и направился в гостиную, где его ждал завтрак. Он приказал приготовить его еще до ухода, но забыл об этом и поэтому ел остывшую яичницу с холодным кофе и пирожком. Когда он закончил трапезу, то встал и пошел наверх в ванную. Вода была слегка теплой, что его очень порадовало, не любил он горячую воду. Сэм улегся и закрыл глаза. Он сам того не заметив уснул, и увидел сон, который в дальнейшем стал пророческим, лишь конец немного удлинился.

     Стук в дверь заставил Маргариту встать со своей постели и пойти открывать дверь. Эта бедная женщина работала у Сэма Доугера уже больше восьми лет. Она была довольно пожилой женщиной, так что ее сон не отличался крепостью. Проспать до семи утра было для нее за счастье, а до половины восьмого так вообще подвигом.
     Она встала, накинула халат и пошла, открывать дверь. Ноги жутко болели, поэтому шла она медленно, возраст  и артрит давали о себе знать, скоро она вовсе не сможет ходить. Кто-нибудь другой давно бы уволил ее за медлительность и глухоту, но Сэм относился к ней хорошо, поэтому она была очень благодарна. Проходя мимо часов, которые стояли, недалеко от входной двери она заметила, что сейчас без девяти минут шесть. «И кого так рано несет, - подумала служанка. – Все нормальные люди спят еще». Прикоснувшись к дверной ручке, она замерла. Фраза, которую она услышала за дверью, вызвала у нее мурашки, которые прямо сейчас медленно ползли по ее спине (тоже видно постарели бедные).
     -  А-а-а-а! Мэтью, ты жуков мог вынуть!? – раздалось за дверью. – Знаешь же, что они меня просто доводят, особенно когда лезут из глазниц!!!
     «Святая мать заступница, кто же там» - подумала Маргарита. Она почувствовала, как у нее на лбу выступил холодный пот. Вытерев его, женщина вздохнула и, попросив помощи божьей, открыла дверь. Там вопреки ее ожиданиям не оказалось ни демонов, ни оживших мертвецов (ну в этом-то она ошиблась), ни чего бы, то ни было в этом роде. За дверью стояли двое мужчин, один довольно высокого роста второй же наоборот едва доставал первому до подмышки, карлик одним словом. Высокий был одет в довольно потрепанную монашескую рясу, второй… в жилет, колпак и длинноносые сапоги, в руках он держал какую-то палку. Его лицо было немного бледным, и не здоровым, но вот жуков она точно не увидела.
     - Позвольте лечь у ваших ног подобно псу борзому! – с улыбкой продекламировал карлик, и нахально взяв руку старушки, поцеловал ее.
     - Вы к кому? – спросила старушка.
     - Шел не к вам, но буду с вами красавица, покорившая мое сердце, - Кевина явно несло, три месяца проведенных в гробу, надо было наверстать, что он и начал делать.
     Мэтью спокойно прошел мимо служанки, и направился наверх. Он видел много подобных домов и их планировка мало чем отличалась. Он поднялся на второй этаж и свернул налево. Оттуда доносилось фальшивое, громкое и безвкусное пение хозяина дома. Этаж был отделан довольно богато: картины известных художников, огромный красный ковер, множество ваз (которые впрочем, никому особо и не нужны, Сэм поставил их потому, что другие купцы так делали). Все же кое-что привлекло внимание Мэтью. Он остановился перед картиной видимо изображавшей хозяина дома: рыжеволосый, полненький мужчина, не очень высокого роста, и с небольшим, но заметным горбом на спине. Лицо его отталкивало. Мэтью простоял перед картиной минуты полторы, и все это время снизу доносились отрывки фраз Кевина, и бормотание Маргариты.
     Человек в рясе отошел от картины и пошел к двери, из-за которой доносилось это чертово пение. Мэтью без стука распахнул дверь и произнес:
     - Мое почтение, мистер Доугер!


Глава пятая: Лорд Воров.

    Отвлечемся от Мэтью и его друга, обратим внимание на ночных романтиков. Да об этих людях говорить можно много, долго и с удовольствием. Но мы скажем лишь чуть-чуть, по крайней мере, пока…
     Итак, вернемся на три часа назад, и посмотрим на улицу Розы. По ней идет девушка: среднего роста; с длинными забранными волосами, они словно лисий хвост болтаются у ее бедер; даже в полумраке утреннего города видно как красиво и обворожительно ее лицо, тонкие милые губы с которых лишь в редких случаях сходит улыбка, ее карие с изумрудным отливом глаза придают ей какую-то магическую притягательную силу, а ее грациозная походка, так же как и улыбка, не покидала ее практически никогда.
    Она свернула направо и пошла по мрачному и мокрому переулку. У ее ног пробегали крысы, а над головой копошились вороны, которые нашли для себя прибежище под крышами домов. Девушка шла не спеша, ее ожидали лишь через час, но она управилась со своим поручением раньше, чем предполагал ее босс. В руке она несла довольно крупный мешочек, в котором при каждом ее шаге что-то звякало. Луна ласково улыбалась девушке, а она в свою очередь улыбалась ей.
    Она остановилась и, открыв мешочек, уже в который раз посмотрела на его содержимое. Да добыть все эти брюлики, было куда как легче, чем ей говорили. Закрыв мешок, она подняла голову и посмотрела на ночное небо. До рассвета оставалось меньше полутора часов, но звезды еще не скрылись из вида и все также украшали небосвод. Она любила смотреть на звезды, они успокаивали ее, заполняя ее одиночество. Девушка перевела взгляд и посмотрела на блин луны, который венчал всю эту картину.
     Она вздохнула и все тем же медленным шагом пошла к двери в конце переулка. Она шла минут пять, хотя от того места где она стояла до двери была всего пятьдесят метров. Подойдя к двери, девушка прислушалась и, не услышав за дверью ни звука, взялась за ручку и открыла ее. Она попала в мелкую, темную и пыльную прихожую. Девушка, не задержавшись здесь и полминуты, прошла в комнату. Там перед свечой сидел ссохшийся, мелкий старикашка, который и был ее боссом. Старикан сидел, повесив голову, и спал. Спал ли? Девушка подошла к нему и аккуратно подула ему в лицо. Ноль внимания. Она села перед ним и вперила в него взгляд. Так продолжалось минуты три, после чего девушка пожала плечами и, открыв мешочек начала рыться в его содержимом.
     - Нэнси, дорогая, сколько раз тебе повторять, что рыться в чужих вещах это не хорошо? – проскрипел старикан.
     От этого по спине Нэнси пробежали мурашки. И даже не столько от голоса, сколько от неожиданности. И давно он не спит? Или он вообще никогда не спит?
     Старик потянулся. Нэнси слышала, как хрустят его кости, и от этого звука ей не становилось лучше. Окончив свой ритуал, он уставился на девушку.
     - Принесла? – спросил он.
     - Да, - ответила Нэнси, вываливая содержимое мешка на стол. Ее голос был прекрасен, как и она.
    Старикан начал без интереса ковырять пальцем в кольцах, колье, браслетах и серьгах, которые сейчас грудой лежали перед ним. Нэнси не спускала с него глаз. Она застыла в ожидании оценки ее работы, ну и доли конечно.
    - И это что, все? – иронически спросил старик.
    Ничего не понимающая Нэнси кивнула, и тут же получила звонкую пощечину. Старик ударил не очень сильно, но даже этого хватило, чтобы девушка упала со стула и оказалась на полу.
     - ЗА ЧТО!? – воскликнула она.
     Ничего не говоря, старикан встал со стула и, подойдя к лежащей на полу Нэнси, стал пинать ее ногами в живот. Каждый удар был прицельным и сильным, но в тоже время не мог нанести серьезных повреждений здоровью девушки. Старик знал куда бить! Нэнси же лежала и плакала, она не понимала, за что ее бьют. Между ударами она повторяла эти несчастные два слова, но так и не получила ответа.
     Нэнси сносила эти удары, и плакала. Плакала не от боли, от обиды. Человек, который практически заменил ей отца, сейчас бил ее, НИ ЗА ЧТО! Каждый удар озлоблял девушку. Слезы лились из ее глаз и с каждой секундой меняли свою сущность, и в итоге из слез обиды и горя превратились в слезы ненависти. Теперь спустя пятнадцать лет Нэнси осознала, зачем этот старик взял ее к себе и с малых лет учил воровскому искусству, он растил себе дойную корову. Каждый день она слышала укоры или замечание к ее навыкам, но не считала их фатальными. Ласковые отцовские укоры, именно так она их воспринимала. Но ошиблась. Каждый тот укор был подготовкой к масштабному наступлению на нее, наступлению которое началось с этой пощечиной.
     - Тебе не жить, старый говнюк! – захлебываясь слезами, сказала Нэнси.
     - Да ну!!! – удивился старик, и со всей силы ударил девушку.
     После этого удара Нэнси почувствовала как мутнее ее сознание, перед глазами все поплыло. Она уже начала отходить в мир сновидений, как вдруг за спиной старика возник внушительных размеров силуэт. Хозяин этого силуэта положил руку на плечо старикашки и спокойно и дружелюбно произнес:
     - Джон, хватит.
    Девушка знала хозяина голоса, и не раз видела его на улице. Даже в таком состоянии она смогла узнать его. А вот старик видимо не узнал. Он, молча, выхватил нож, висевший у него на поясе, и с разворота ударил мужчину в грудь. Но удар оказался слишком медленным. Стоявший за спиной старикана мужчина плавным и быстрым движение отвел от себя нож, и молниеносно вонзил его в ногу старику. Кровь попала на лицо Нэнси, но она не обратила на нее никакого внимания.
    Старик схватился за ногу и, упав на пол начал вынимать нож из раны. В это время спаситель Нэнси подошел к ней, и легко подняв над землей, поставил на ноги. Она узнала его, но лишь сейчас, в отблесках пламени окончательно убедилась, что ее спас Карлос Байроу – Лорд Воров. Сказать, что он выглядел очень внушительно, значит не сказать ни чего. Высокий, коренастый мужчина, на вид ему было не больше тридцати, но на самом деле давно перевалило за пятьдесят. Его бездонные карие глаза придавали ему лишь большей солидности, а порой и так необходимой при его деятельности «убедительности». Этот человек уже давно считался хозяином города, и когда что-то решалось последнее слово всегда оставалось за Байроу.
     Он посмотрел на старика. Этот взгляд не нес в себе не ненависти, не злобы, не ярости – просто обычный безразличный взгляд. Байроу присел на корточки и выдернул нож из ноги старика. Он закричал, но Байроу было все равно. Откинув нож в угол, он спокойно, но довольно громогласно произнес:
     - Я же сказал тебе, хватит, так что ты сам виноват, что теперь будешь хромать.
     - Извините меня Лорд Байроу!!! – прохрипел старик.
     - Мне интересно, а за что ты бил столь прекрасное создание, а говноед? – теперь Байроу говорил, немного понизив голос.
     - Она…она, принесла не все за чем была послана!!! – закричал Джон.
     - Лорд Байроу, он лжет! Я собрала все, что там было, все до последней побрякушки, клянусь!!! – подала голос Нэнси.
    Байроу перевел взгляд на девушку и, улыбнувшись, приложил указательный палец к губам, как бы говоря: помолчи пока. Потом он усадил старика на стул и встал перед ним.
     - Джон, а я вот почему-то верю ей, - сказал Карлос Байроу. – Ты часом не знаешь, почему?
     Во взгляде старика возникло то самое удивление, которое было в глазах Нэнси в начале экзекуции. Он потерялся. Лорд воров, который практически владел городом, поверил не ему, его верному и старинному подручному, а какой-то соплячке, которую к тому же еще и спас. Что-то тут не так. Но что? Все эти мысли летали в голове старого Джона, но он не мог связать их воедино, чтобы понять, что же, тут все-таки не так. Тут Джон заметил, как Байроу не торопясь снял одну из своих кожаных перчаток и, осмотрев свою руку, воткнул два пальца в рану. Крик, вырвавшийся из горла Джона, был куда как громче предыдущего.
     - Ну, я жду, - спокойно произнес Байроу.
     - Я…я…я…я не знаю, - терпя боль, сказал Джон.
     - Жаль, - с грустью в голосе сказал Байроу. – Значит, девчушка была права.
     - Права в чем? – непонимающе спросил старик.
     - Тебе не жить, старый говнюк! – улыбаясь, повторил Байроу.
     Когда старик понял, что происходит жить ему оставалось не более пяти секунд. Байроу выкинул руку и, ухватив горло старика, поднял его над полом. Он начал сжимать шею Джона. Байроу слышал, как вместо слов изо рта Джона вырывался тоненький скрип. Когда старик успокоился, Карлос Байроу с полным безразличием в лице отбросил труп в сторону и, повернувшись к девушке, сказал:
     - Ну а теперь мы послушаем твою версию событий, и молись богу, чтобы она меня устроила.


Глава шестая: Смотрящие со стен.

     Доугер встал и, схватив полотенце, прикрыл все, что мог прикрыть. В проходе стоял высокий мужчина в расе, лицо его скрывали края капюшона, были видны лишь губы.
     - Кто вы?! – закричал Сэм.
     - Эм, вы правы, надо бы представиться, хотя я и удивлен, что вы меня не узнали, ведь я прибыл по вашему приглашению, – сказал Мэтью. – Мэтью Кронах, к вашим услугам!!! – сказал мужчина и поклонился.
     - Подождите меня за дверью, если вам не сложно, – сдерживая злость, сказал Доугер.
     Мэтью кивнул и вышел. Сэм выскочил из воды и принялся вытираться. Про себя он просто покрывал Мэтью всеми бранными словами, которые знал. «Да кем он себя возомнил, чертов актеришка, - думал Сэм одеваясь. – Завалился в мою ванную без стуку, и еще удивлен как его не узнали, да сейчас так разрисую твою рожу ты себя сам не узнаешь!!!».
     Когда Сэм вышел из ванной, он увидел, как Мэтью с интересом рассматривает его портрет. Этот чертов монах очень внимательно всматривался в его портрет, и это бесило Доугера. Когда он подошел к своему гостю, то заметил, как он немного отшатнулся от картины, как будто бы заметив что-то пугающее.
     - Что случилось, мастер Мэтью!? – спросил Сэм с фальшивыми нотками заботы в голосе.
    - Вы как-то связаны с церковью? – настороженно спросил Мэтью.
    - Конечно! – удивленно ответил Доугер (удивление было настоящим). – Все мы с ней, так или иначе, связаны, ведь все мы дети божие, вы так не считаете?
    - Да-да, вы правы, - рассеяно сказал мужчина. – Может, приступим к делу?
     - Прошу в мой кабинет, - сказав это, Сэм двинулся налево по коридору.
    Мэтью пошел следом. Он старался не выдавать себя, но это было тяжело. Скрыть страх задача не из простых. «Церковь, - думал он. – Как он может быть с ней связан. Ну, есть у него перстень с…а собственно с чем? Может это его ангел хранитель, ведь эти глупцы признают подобные вещи…». Коридоры стали как будто уже и темнее. Мэтью шел за хозяином дома, и с каждым шагом в нем все крепло ощущение, что он попал в какую-то заваруху.
     Они опять свернули и пошли к единственной двери. Проходя мимо одной из картин, Мэтью почувствовал тошноту. На картине был изображен человек, которого заживо сжигали на костре.

     Кевин сидел в кресле и болтал с Маргаритой. Этот шут…нет, этот мертвый шут, умел разговорить людей. Но стоит немного сказать о его внешности. Кевин был низкого роста, и с горбом. Он и сам толком не понимал, откуда у него взялся этот горб, но всех уверял, что до двадцати лет его не было, но не будем об этом. У него был длинный, но аккуратный нос и огромные глаза. Порой казалось, что на тебя смотрит ребенок, но стоило Кевину заговорить, пошлые шуточки ставили все на свои места. Лицо его, когда нормального человеческого цвета, теперь было белым как простыня, и чтобы хоть как-то отвлечь людей от цвета своего лица, и других мелочей которые отчетливо показывали что он оживший мертвец, он накладывал грим, и носил маску, которая закрывала его лицо ровно до губ. К слову именно ту часть, которая и не попадала под маску, Кевин гримировал. И вот сейчас этот загримированный шут сидел и разговаривал с пожилой леди, которая и не догадывалась, что перед ней сидит живой мертвец.
     - Так вы говорите ваш друг и вы – бродячие актеры? – спросила Маргарита, вновь наливая чай.
     - В какой-то мере да, - ответил Кевин и, взяв чашку, откинулся на спинку кресла. – Уютный дом.
     - Да тут вы правы, хозяин строил его два года. Но скажите, зачем вы прибыли?
     - Мадам, а для чего, по-вашему, актеры приезжают в огромный город? – с улыбкой спросил Кевин. – Выступать, конечно же!
     - Извините меня, я еще не до конца проснулась, - растерянно сказала Маргарита.
     В глазах шута мелькнул озорной огонек, и старой служанке он не сулил ничего хорошего. Он пригнулся к столу и, поставив чашку, тихо, практически шепотом произнес:
     - Ну, поспи еще, - начало фразы служанка не услышала, лишь одно слово долетело до ее ушей: «еще».
    Маргарита встала и пошла на кухню. Как только старушка вышла из комнаты, Кевин сунул руку во внутренний карман своей одежды и извлек оттуда маленький флакончик с какой-то непонятной жидкостью. Откупорив флакон, он капнул пару капель в чашку Маргариты. Чай на мгновение стал чуть светлее, но потом вновь приобрел нормальный темноватый цвет.
     Кевин опять откинулся на спинку кресла и, запрокинув голову, закрыл глаза. Тут вернулась Маргарита и принесла свежий чай. Она спросила Кевина: «Возможно, вам плохо?». Шут жестом показал, что все в порядке. Старушка налила ему чай и, поставив чайник, взяла свою чашку. Она отпила маленький глоток и вновь поставила чашку на стол. Когда шут услышал, как чашка коснулась стола, про себя он начал медленно считать: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…бай-бай.
    Кевин резко выпрямился и, последнее что увидела Маргарита перед тем как уснуть, было лицо шута, искривившееся в ужасной гримасе. Женщина уронила голову на грудь, и через несколько секунд тихонько захрапела. Кевин встал и подошел к ней, чтобы убедиться в том, что она спит. Он попрыгал перед ней, рассказал пару шуток, и в довершение картины сплясал. На все эти его выкрутасы Маргарита не отреагировала ни как. Шут удовлетворенно хмыкнул и направился к лестнице, которая вела на второй этаж.
     Кевин и не представлял что искать. Он получил указания найти «что-нибудь», но что это что-нибудь ему объяснено не было. Поднявшись на второй этаж, он закрыл глаза и прислушался. Слева он услышал отзвуки фраз: «Ага, значит мне направо», - подумал Кевин, и … ну и пошел направо.
     Шут двигался медленно, как будто его могли подстерегать ловушки. Он шел и постукивал по стене. Так Кевин шел минуты четыре, а потом вдруг стена отдалась глухим звуком, что вполне устроило шута. Он, ухмыльнувшись и зачем-то оглядевшись с размаху, двинул плечом в это место. Удар проломил стену и Кевин упал на пыльный пол. Он поднялся и посмотрел вокруг.
     Кевин оказался в какой-то комнате, которая видимо, заменяла хозяину…церковь. Домашний храм, по-другому назвать он его не мог. Кевиш стал обходить комнату, внимательно всматриваясь в картины, висевшие на стенах, и что-то в них ему не нравилось. Сюжеты были вполне знакомы, более того вполне понятны и просты, но их исполнение. В комнате стоял противный запах гниющей плоти и засохшей крови. Шут заткнул нос и продолжил обходить помещение. Страх вот что он почувствовал «войдя» сюда. Страх, но что его вызывало, он понят, не мог. Кевин подошел к одной из них и, всмотревшись, он понял, что вызывало тот страх и эту жуткую вонь…

     - Присаживайтесь, мастер Мэтью, - произнес Доугер, усаживаясь в кресло.
     - Спасибо, я предпочитаю стоять.
     Купец ухмыльнулся. Монах начал медленно обходить кабинет, с интересом рассматривая стены. Картины, картины, картины – все в картинах. Причем в портретах. Мэтью вглядывался в лица, как будто пытаясь узнать их. Каждое лицо было одето в ужасную гримасу боли и ужаса. Мэтью в задумчивости поскреб ногтем одно из лиц, и за его спиной прозвучал голос Доугера, казавшийся столь далеким и пугающим:
     - Это лишь копии, оригиналы я храню в этом доме, но где они знаю лишь я, - купец точно хвалился своими вещами. – Хотите взглянуть на них?
     Мэтью не мог говорить и лишь небрежно отмахнулся как бы, говоря: нет, спасибо. Он вновь всмотрелся в копию и попытался представить, что же представляет, из себя оригинал картины, итогом чего стал приступ тошноты, с которым впрочем, он сумел справиться.
     Мэтью повернулся к хозяину дома и вопросительно взглянул на него, ожидая пока тот начнет разговор. Но вопросительно в его взгляде сменилась на настороженность. Доугер смотрел на Мэтью как на какое-то ископаемое, которое отрыли где-то в пустыне, и которому цены нет. Во взгляде купца читались желание и отвращение одновременно. Он что-то хотел получить от Мэтью, но в тоже время он презирал само его существование и желал его смерти. Мэтью не мог с полной уверенностью утверждать, что его смерть не могла привести хозяина к желаемому. Ага, не мог.
     - Итак, приступим к делу.
     - Да, пожалуй, - выдохнул Мэтью, поднимая руки и складывая их перед грудью.
     - Чтобы между нами не было недопонимания, я сразу скажу вам, откуда узнал о вашем творчестве, - сказал сидевший в кресле толстяк. – Один из моих хороших знакомых побывал на вашем выступлении и…
    Мэтью не слушал его, он смотрел и нюхал. Смотрел как при каждом слове и жесте колышется его тело, как складки жира дергаются, словно морские волны. Хоть Сэм Доугер вышел из ванной, от него смердело как от деревенского борова. Запахи как мнимые, так и явные смешались в один, который и был запахом Доугера: пот, комки грязи, вранье, лизоблюдство – все было в этом запахе. Но самая страшная его составляющая: смерть.
     - …вот так собственно я и узнал о вашем существовании, мастер Мэтью, - закончил купец и уставился на человека в рясе, который судя по его глазам, был в глубокой задумчивости. – Что вас смутило?
     - Ничего, - выйдя из ступора, ответил Мэтью. – Так вы говорите, что узнали обо мне из письма своего друга? – Доугер кивнул. – Отлично, собственно больше меня ничего и не интересовало, так что приношу свои извинения мне пора! – сказав это, Мэтью повернулся и направился к двери. Подойдя к ней, он обернулся и сказал: - Да и раз уж вы собрались устроить радость жителям города, то знайте, я буду выступать черед два дня.
     Доугер кивнул и Мэтью вышел. Сэм откинулся в кресле, и оно заскрипело, но его это не волновало. Два дня. Через сорок восемь часов этот чертов монах перестанет вызывать зуд в его заднице, и Сэм получит то, что ему так понравилось…

Глава седьмая: Здравствуй, ЛЮБОВЬ!!!

     Мэтью вышел из дома и пошел по улице Шалунов. Он не собирался ждать Кевина, потому что шут, скорее всего уже ждал его в трактире. Мэтью шел, медленно любуясь городом: фонтаны, какие-то памятники, фонари (которые каждый вечер зажигались каким-нибудь старичком, для которого это была единственная возможность заработать себе на кусок хлеба), аккуратно стриженые газончики перед магазинами и жилыми домами, и конечно стража, много стражи, куда же без нее. Да стражу тоже нужно считать за достопримечательность, ведь они мало когда передвигаются без крайней на то надобности, и их вполне можно было бы отнести к категории памятников. Он побывал во многих городах страны и как бы жители не хотели, чтобы их город был самым лучшим, все города были одинаковы. Отличия, если они и были, то были так малы, что их и не замечали. Он шел, просто шел.
     Судьба порой бывает, жестока, и что самое страшное при всей своей жестокости она одновременно с этим бывает и прекрасна. Люди не осознают ее жестокости, а если и видят ее, то лишь в самый последний, роковой момент. Наверное, именно это и произошло с Мэтью.
     Свернув на улицу, ведущую к трактиру, в котором остановились он и Кевин, Мэтью свернул на встречу своей страшной, но прекрасной судьбе. Он шел так же не спеша, и тут увидел девушку. Она двигалась ему на встречу. Ее походка была так грациозна, а ее длинные рыжие волосы, забранные в хвост, болтаются у самых ее бедер. Мэтью остолбенел. Его взгляд не сходил с девушки, он не знал, что с ним происходит. Должно быть, со стороны он был похож на полоумного, но его это мало волнует. Он влюбился, и его душа это уже поняла. Но что же, тут ужасного? А ужасно тут то, что Нэнси посланная погубить этого монаха, тоже влюбилась.
     Да-да, она тоже влюбилась в Мэтью. Поначалу девушка не видела его лица, но когда он застыл и уставился на нее, капюшон слетел с его головы. У него были аккуратно уложенные волосы; правильные почти аристократические, черты лица, а его небесно голубые глаза затянули ее как водоворот. Вот и не верь после этого в любовь с первого взгляда. Любовь единственная вещь неподвластная человеческому разумению. Мужчина и женщина, замерли друг напротив друга. Нэнси и Мэтью. Рок сделал свой ход.

     Когда Кевин прикоснулся к «картине», мурашки строем пробежали по его спине. Лицо! Настоящее человеческое лицо. Его срезали с трупа и как-то прикрепили к холсту! Нет, он сам был живым мертвецом, но даже сейчас почувствовал тошноту, и еще более сильный приступ паники и страха. Кевин отступил от «картины» и, застыв буквально на мгновение, бросился прочь из этой галереи.
     Шут летел из дома этого купца, как из гиены огненной (из которой по его уверениям, его и вытащил Мэтью). Сбежав по лестнице, он буквально как снаряд вылетел из дома, и побежал, куда глаза глядят.

     - Как вас зовут, о милое создание? – сказал Мэтью, подходя к девушке.
     Нэнси улыбнулась и медленно начала проходить мимо него. Мэтью словно околдованный пошел за ней. Он шел, забыв обо всем на свете, даже Кевин, который по его убеждению ждал его сейчас в трактире, стал для Мэтью не более чем капелькой в море. Девушка, идущая впереди него, заслонила мир и стала его центром, который приковал к себе взгляд Мэтью. Все его мысли теперь были лишь о ней, смыслом его жизни стала она.
     Словно тень он двигался за Нэнси. Они прошли улицу, еще одну, и так, наверное, бы и шли, если бы девушка не остановилась и взглянула на Мэтью. Он подошел к Нэнси и повторил вопрос, который задал до этого:
      - Как вас зовут, о милое создание?
      - Нэнси Брон, - ответила девушка. – А вас?
      - Мэтью Кронах, бродячий артист и… - Мэтью осекся.
      - И что? – спросила Нэнси. – Мэтью, сказали «А», так говорите и «Б».
      Мэтью замолчал. Лицо его расплылось в улыбке а глаза излучали радость, от того что столь прекрасная девушка назвала его по имени. Но в его голове вертелись вопросы, и с такой же, скоростью ответы на них. Он подключил все свои аналитические и предсказательные способности, чтобы предугадать, а чего ему будет стоить искренность с этой девушкой.
     - Хм…у меня к вам будет предложение миссис Брон, - сказал монах.
     - Просто Нэнси, - кокетливо сказала девушка. – Что за предложение?
     - Я скажу вам «Б», но вечером, при нашей встрече, более того я продемонстрирую вам свои эм…скажем так умения, - сказал Мэтью.
     - А вы не маньяк? Я могу быть спокойна за свою безопасность?
     - Более чем, - уверил ее монах. – Так вы придете?
     - Сегодня в десять, я буду ждать вас в нижней части города, у лавки торгующей цветами, - быстро сказала девушка и, развернувшись, ушла.
     Мэтью, было, хотел броситься за ней, но остановился. Зачем? Он и так увидит ее сегодня. «Ангел или демон – кто же эта красавица? – думал он». Мэтью развернулся и пошел обратно к трактиру. Только теперь он шел по исправленному, или испорченному (кому как хочется) судьбою пути. И теперь каждый шаг был вдвойне опасней, а главное необратим.
     Мэтью открыл дверь трактира и вошел в тот дым и перегар что стояли в помещении. Он жил здесь всего лишь два дня, но все лица казались ему знакомыми и надоевшими. Действительно все посетители трактиров в большинстве своем вполне однотипные люди, что внешне что умственно. Мэтью шел, чувствовал себя как в своем родном городе, который сгорел несколько лет назад, унеся с собой жизнь его учителя и двух его друзей.
     Не успел он присесть за один из столиков, как к нему тут же подсел хозяин трактира с немного злобным лицом и выпученными глазами. Мэтью отшатнулся от него, но потом пододвинулся ближе.
      - Сэр, сэр!!! – чуть ли не кричал трактирщик.
     - Успокойся почтенный, что случилось?
     - Сэр…даже не знаю, как начать.
     - Да начни уж как-нибудь, черт тебя побери! – сказал Мэтью.
     Трактирщик вдохнул и выдохнул.
     - Сидел я значить, за стойкой, сидел и…ну, в общем, сидел и тут влетает какой-то полудохлый хлюпик, я его это ну, торможу мол, кто такой, он говорит, что ваш товарищ и, оттолкнув меня, двинул наверх, крикнув напоследок, чтобы ему принесли три бутылки рома! Так я к чему все это, вы только за себя уплатили, а за него нет!
     Мэтью вскочил, и в точности повторив жест Кевина, оттолкнул трактирщика, и побежал наверх. Он слышал, что ему в след что-то кричали, но он не обращал на это внимания. Мэтью подбежал к своей двери и, распахнув ее, влетел внутрь.
     Шут был там. Он лежал на полу, а вокруг него валялись три булки от рома, естественно пустые. Кевин явно был не в себе. Мэтью странствовал с ним больше семи лет, но, ни разу не видел его в таком состоянии. Он шагнул к шуту и скрип, который издал пол, привлек к нему внимание Кевина. Шут поднял голову и посмотрел на Мэтью. Его глаза были как два блюдца. Он встал, подошел к Мэтью и, взяв его за его балахон, посмотрел в глаза и буквально прошептал, и шепот этот был полон страха и ужаса:
     - Приятель, нам надо отсюда валить, и валить быстро…
   

Глава восьмая: Во тьме ночной.

     - Что ты несешь, Кевин? – удивился Мэтью.
     Шут отпустил друга и сел на свой гроб. Он приоткрыл крышку и, достав оттуда дохлую крысу начал вертеть ее, держа за хвост. Кевин молчал минуты две, и тельце бедного животного все быстрее вращалось перед глазами Мэтью. Тут вдруг хвост оторвался, и крыса полетела в открытое окно. На улице раздался женский крик, но это не волновало Кевина, он вздохнул и сказал:
     - Этот чертов Доугер – чокнутый!!! – воскликнул шут и начал жевать оставшийся в его руке хвост. Он делал это как будто машинально, сам того не понимая. А когда обнаружил, чем занимается, сплюнул и, выбросив хвост, продолжил. – Мэтью он точно шизик. Ты не думай что я псих, или, что та связь души, и тела которую ты наладил, слабеет. Нет! У него на стене лица!
     - Это называется портреты, - улыбнувшись, сказал Мэтью.
     - Я ЗНАЮ, КАК ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ, ДЬЯВОЛ ТЕБЯ ДЕРИ!!! – бешено прокричал шут. – Не держи меня за идиота. Я имею ввиду настоящие лица, срезанные с людей. С мертвых ли или с живых вот ту мне не ведомо. Да и не горю я желанием узнавать это, - добавил Кевин чуть тише.
     Мэтью сел. Он знал Кевина довольно давно, и знал, когда он шутит, а когда говорит в серьез. И сейчас шут говорил серьезно. Мужчина провел рукой по лицу, и вытер ее о полы рясы. Портреты. Да нет, это не  портреты это лица людей, которые срезали с них. Мэтью вздохнул. Церковные картины, книги, кольцо – все это он пытался связать с тем, что узнал от Кевина. Но это ему не удавалось.
     Он поднял голову и посмотрел на своего друга. Кевин был в том же состоянии что и он сам. Только страх, который медленно захватывал Мэтью, уже захватил шута и начал медленно расшатывать его психику. У Кевина уже тряслись руки и начала дергаться губа, он это заметил, не мог не заметить, да только совладать с этим не мог. Конечно, Мэтью мог сослать это на ослабевшие чары, но он понимал, что это простое, и вполне логичное объяснение, в данной ситуации будет более чем не верным.
     «Что же делать? Как поступить? – думал Мэтью. – Я не могу с уверенностью заявить, что это приглашение подстроено церковью ради того, чтобы как они говорят: отчистить мир от скверны дьявола – но не могу быть уверен и в обратном, - неизвестность всегда бесила Мэтью, но сегодня это бешенство было сильнее обычного. – Лица, ну и что? Возможно, он просто псих, который собирает лица мертвецов. Может он от этого кайф получает как наркоманы или алкоголики. А может, и нет, что тогда? Пригласил меня, чтобы лицо спереть? Ну, с этим я его, пожалуй, могу обломить, я же не зарекался себе не убивать маньяков? Нет, не давал, - Мэтью сидел словно умерший, он не замечал окружающий его мир. – Неужели Занолим был прав, может действительно мир… - тут его рассуждениям не было суждено продолжиться, их прервала простейшая, но в тоже время гениальная идея»
     Он вскочил и, подойдя к Кевину, схватил его и рывком поднял. Шута зашатало, он не ожидал такого, но все же, быстро справился и выровнялся. Он посмотрел на друга:
     - Мэтью, какого тебе нужно!? Совсем крыша поехала я тебе… - он не успел договорить, его прервал Мэтью.
     - Кевин, дружище, - начал он. – Постарайся вспомнить, не было ли в той комнате знакомых тебе лиц, я тебя очень прошу! Я не говорю, что ты мог их знать, но видеть ты мог много кого, прошу, вспомни!
     Поначалу шут не мог врубить чего от не хотят, но когда понял, то зажмурил глаза и начал быстро соображать. Мэтью отпустил его и вернулся на то место где сидел. Он ждал очень терпеливо. Кевин стоял не шелохнувшись, было видно, что от напряжения у него на лице выступил пот, но он не обращал на это никакого внимания. Вдруг он распахнул глаза, и лицо его расплылось в удовлетворенной ухмылке.
     - Взгляни, вот на это, - сказал шут и наклонил голову.
     Мэтью подошел к своему другу и, положив на его голову правую руку закрыл глаза. Мир исчез, исчезло время, ткань пространства становилась все тоньше, и в один момент вообще разорвалась, и Мэтью сумел увидеть то, что было ранее.
     …Мэтью увидел тот «домашний храм», как назвал его Кевин, где Доугер хранил лица. Он видел глазами шута, но это не мешало ему осматривать все окружающее его пространство. Тьма конечно мешала и Кевин не сумел различить все детали, но того что он увидел волне хватало чтобы понять, что шут был прав говоря что хозяин дома псих. Кругом валялись ножи, лезвия которых были покрытии засохшей кровью; были видны тазики и тарелки, в которые, по-видимому, лилась кровь жертв; тут виднелись и остатки тел, такие, как например уши, или там скальпы. Да сомнений не было, Доугер был психом, причем психом с очень опасными замашками.
     Кевин видимо специально долго вспоминал этот вид, чтобы Мэтью в полной мере сумел убедить в его правоте. Но потом он перевел свой взгляд на стену где Мэтью, и ждало самое важное открытие. На одном из холстов было закреплено лицо довольно пожилого мужчины. Кожа его была обгорелая, а борода длинная и седая (ее обрезали, но Мэтью знал, насколько она была длинной, ведь он сам дергал за нее ее хозяина). Занолим. Мэтью увидел лицо своего учителя спустя десять лет после его кончины, но даже обгорелая кожа не могла помешать ему, узнать своего давнего наставника и друга.
     Мэтью «отпустил» нить времени, и начал возвращаться обратно в жестокую, надоевшую, но все же, так близкую сердцу реальность.
     Он отпустил Кевина и тот сел на гроб, напротив Мэтью. Теперь мужчина знал, зачем его пригласили в этот город, и кто его пригласил. Письмо, которое отправил Доугер, он написал по указанию церкви. Взамен ему пообещали лицо Мэтью, но знает ли он кто Мэтью такой, или не знает? Но эти проблемы он собрался решать завтра.
     Мэтью встал и направился к двери, он помнил о той прекрасной девушке что ждала его сегодня, и он не собирался обманывать ее. Он уже взялся за ручку двери, как вдруг понял:
      - Кевин, а откуда ты знаешь моего учителя?
      - Так ты сам мне описывал его внешность, - сказал шут. – Ты можешь этого не помнить, так как делал это не совсем в трезвом состоянии.
     Мэтью улыбнулся и, сказав, что вернется утром, и они отправятся к чертям из этого города, открыл дверь и вышел. Он шел, и его переполняли гнев и счастье. Мэтью знал, что ему не суждено вернуться обратно, ведь когда пространство истончилось, он видел и будущее, но он решил поменять его лишь немного, потому что устал…

     Луна уже вылезла на небо, и ее бледный свет упал на крыши домов. Нэнси стояла у назначенного места и ждала. Она знала, что должна сделать, но теперь в ее сердце забрались сомнения. Девушка полюбила этого мужчину, возможно именно это называется любовью с первого взгляда, и теперь ее душа разрывалась надвое. Одна половина хотела спасти его убежать из города и скрыться, а вторая исполнить задуманное.
     Судьбу изменить невозможно, но все же, бывают моменты когда, кажется, что она сама дает шанс чтобы исправить трагизм жизни. Вот именно кажется.
     Нэнси почувствовала, как на ее плечо легла чья-то рука, и раздался хриплый смешок. Ее ударили по лицу и девушка упала. Ее начали бить, причем бить так сильно что она уже ничего не слышала и не чувствовала, лишь ощущала толчки, когда нога или рука прикасались к ее телу.
     - Нэнси-Нэнси, как же ты могла, сволочь ты эдакая! Из-за тебя убили моего деда!! ЗАРАЗА!
     - Из-за нее сейчас тебя убьют придурок! – голос звучал отовсюду и неоткуда одновременно.
     И без того темная ночь стала еще темнее. Луна исчезла с небосвода, и теперь лишь холод наполнял мир. Нападавший отошел от Нэнси, и начал оглядываться. Он уже достал огромный тесак, и начал медленно водить им перед собой. Мужчина отходил до тех пор, пока не уперся в стену. Тут на его плечо легла рука, точно так же как несколько минут назад на плечо Нэнси. Да только это была рука скелета. Кости были абсолютно чистые, а концы пальцев были заострены, так что хозяин руки смог с легкостью пронзить плоть нападавшего. Раздался душераздирающий крик.
     - Знаешь что самое страшное из того что тебя ждет ТАМ? – прошептал в ухо спокойный и приятный голос. – Так это то, что отныне твоя душа будет переживать эту боль ежесекундно, и ты не сможешь ее заглушить, и так будет продолжаться вечно! А знаешь, что будет, когда кончиться вечность? – легкий смешок. – Все начнется сначала, и так будет повторяться всегда. Ну а теперь прощай поганец.
     Рука засветилась зеленым светом, а затем. Затем из тела начала выходить душа. Она словно белый саван оставалась на костях, а когда последний ее краешек вышел из тела, оно как мешок рухнуло на мостовую.
     Нэнси уже встала и наблюдала эту ужасную картину, и когда все закончилось, из тьмы вышел хозяин голоса. Мэтью одевал на правую руку, перчатку. Он подошел к девушке и поцеловал ее руку:
     - Я опоздал, простите, - Нэнси смотрела на него как на дьявола. – Ну а теперь я все объясню, а что это ты так на меня смотришь?


Глава девятая: История
    
      Слышался плеск воды. Море сегодня бушевало. Мэтью сидел на ступеньках дома и жевал травинку. В лицо ему дул ветер, принося с собой свежий и соленый морской воздух. Мальчик жил в этих краях уже пять лет, и каждый год, проведенный тут, был для него счастливым адом. Да-да именно счастливым адом.
     Он выплюнул травинку и, почесав затылок, взял кленовый лист и начал теребить его в руках. Из окна выглянул его друг Сайрус и, посмотрев на Мэтью, скрылся в окне. А лист тем временем становился все зеленее и зеленее, пока не стал, словно подсвеченный изумруд. Мэтью закрыл глаза и, зажав в пальцах кончик листа начал что-то шептать. Лист начал бледнеть и становиться прозрачным словно стекло, а вены Мэтью стали светить зеленым светом.
     Тут на крыльцо вышел Занолим – учитель Мэтью и, пристроившись у дверного косяка, начал наблюдать за мальчиком. Ребенок был так увлечен своим занятием, что не замечал учителя.
     Когда вся жизнь «вышла» из листа Мэтью открыл глаза и начал смотреть на «пусто» листок. В его глазах читалась жалость и сочувствие. Мальчик жалел листок, который он же и лишил всех жизненных сил. Он вздохнул, и начал возвращать жизнь.
     - Что ты делаешь, мальчик мой? – спросил Занолим, подойдя к ребенку.
     Мэтью выронил лист и, вскочив, отошел от учителя. В глазах мальчика стоял страх и ужас. Он выглядел так, будто бы его застали за чем-то неподобающим, будто бы его наказали (или накажут).
     - А что?! ЧТО Я НЕ ТАК СДЕЛАЛ!? – воскликнул Мэтью.
     - Мэтью, послушай, - сказал Занолим, присаживаясь на ступеньки и подзывая к себе мальчика. – Ты мой лучший ученик…мой любимый ученик. Но ты ведешь себя как ребенок, я тебя учу забирать жизнь, а не…
     - Но это не правильно!!! – воскликнул Мэтью.
     - ПРАВИЛЬНО! Я живу больше тебя и знаю о людях тоже больше, - сказал Занолим.
     Он всегда говорил эти слова, так что Мэтью промолчал, сдерживая улыбку. Его учитель уже давно вызывал у него улыбку, а не страх. Нет, конечно, в начале своего обучения мальчик боялся Занолима как огня. Каждое слово сказанное учителем казалось Мэтью раскатом грома, а каждый взгляд молнией, которая била мальчика в сердце. Он терпел это, терпел и привыкал. И вот теперь любое замечание или наставление Занолима вызывало у Мэтью улыбку.
     Мужчина сделал приглашающий жест рукой, и Мэтью встав, покорно пошел за учителем. Они вошли в дом. Хоть утро и было прохладным, камин не разжигали, и внутри было прохладно, но все же, теплее чем на улице. Они прошли вглубь дома, и уселись в кресла. Занолим молча, наблюдал за своим подопечным, медленно вертя в руках деревянный кубик. На лице учителя Мэтью видел не то чтобы страх, но волнение. Занолим чего-то ждал, и ждал давно, и эта утренняя нотация была для него чем-то вроде средства отвлечься. Тут он резко отбросил кубик в дальний угол комнаты и вздохнул.
     - Идите сюда, вы оба! – громко проговорил Занолим.
     Из соседней комнаты вошли двое мальчиков. Один был ростом примерно с Мэтью, второй на две головы выше. Оба были одеты в одну и ту же одежду. Кожаные не высокие сапожки, аккуратные серые рубашки, и у обоих были перчатки, на правой руке. Мэтью посмотрел на своих друзей, те в ответ отвели глаза.
     - Мэтью, я думаю, пора тебе пройти обряд, - тихо сказал Занолим.
     Мальчик, не поверив своим ушам, уставился на учителя. Тот посмотрел в глаза ребенка и, увидев в них решимость и толику страха, улыбнулся. Да он не ошибся, мальчик готов. Страх. Страх станет его основной силой. Силой, которая будет направлять его на жизненном пути. Страх, который он будет вселять в души и умы людей. Людей, которые будут его марионетками, ниточки которых будут надежно пришиты к его пальцам.
     Старик встал и пошел в соседнюю комнату, из которой направился во внутренний двор. Мэтью, а также Сайрус и Джереми, шли следом за учителем. Дети молчали. Они знали, когда учитель настроен на столь серьезное дело, тревожить его лишними разговорами не стоит. Они вышли во двор, и увидели, как учитель начал сыпать золу на газон, вычерчивая пентаграмму. Он делал это медленно, чтобы рисунок получился четким и ярким. Мэтью подошел чуть ближе, но тут же, отскочил назад. Это был не пепел, а дробленые кости. Этот запах был с ним на протяжении всех лет, что он жил у Занолима. Но впервые он понял, как он ему противен. Мэтью посмотрел на Сайруса и Джереми. Его друзья стояли по обе стороны от двери, что вела в дом. Мэтью понял для чего это. Чтобы он не сбежал. Ему рассказывали, что бывали случаи, когда ученики бежали прямо с обряда, за несколько минут до его начала. Их ждала довольно не завидная участь. Поскольку за время своего обучения, они узнавали множество тайн, их убивали, дабы они не разболтали эти тайны. Мэтью не собирался бежать, нет. Но вот его решимость явно пошатнулась.
     Он обернулся и посмотрел на учителя. Тот уже закончил пентаграмму, и теперь в ожидании смотрел на Мэтью. Занолим, был довольно стар, но сейчас, Мэтью казалось, что он живой труп. Что-то изменилось, и настолько что кожа его местами позеленела, и появились на ней язвы. Волосы выпали и остались лишь две три волосинки, торчавшие из голого, но гладкого черепа. Глаза настолько впали, что казалось, будто их нету, а вместо них чернеют две огромные дыры. А его руки, стали просто костями, которые обтягивала зеленоватая кожа.
     - Ты видишь? Видишь, Мэтью? – спросил Занолим.
     Голос его доносился отовсюду и неоткуда одновременно. Не было у этого голоса материального источника. Было что-то на вроде ветра, который нес этот демонический, по-другому не скажешь, голос. Мэтью почувствовал, как открылся его рот и он (он ли?) сказал:
     - Да…
     - Отлично, - удовлетворенно сказал старик. – Подойди ко мне, дитя.
     Мэтью, повинуясь какой-то неведомой силе, направился к учителю. Подойдя на расстояние вытянутой руки, его ноги вдруг перестали шагать, и Мэтью встал как вкопанный. Занолим взял мальчика, как пушинку, и поставил в центр пентаграммы. Мэтью не чувствовал своего тела, не чувствовал он и окружающего его мира, как это было раньше. Все стало каким-то прозрачным и ненужным. Остались лишь разум и страх. Разум позволял осознать отсутствие той «свободы» что была до того момента как его поставили в пентаграмму, а страх – остался единственным чувством которое было у Мэтью.
     Занолим отошел от мальчика на несколько ярдов и, сделав какой-то жест, подозвал мальчиков стоящих у двери. Те, подойдя к учителю, покорно склонили головы. Занолим начал что-то шептать мальчикам, те же энергично кивали, а глаза их становились все шире. Было видно, как их лбы начинают блестеть от выступившего на них пота. Мальчиков явно немного напрягали слова учителя. Когда мужчина закончил говорить, оба мальчика кивнули и встали по бокам от Мэтью. Он уже не чувствовал своего тела. Ему казалось, что к его рукам, ногам и голове, тянуться какие-то незримые нити, которые держат его не давая пошевелиться.
     Мужчина встал на некотором расстоянии от Мэтью и, выставив перед собой руки, начал что-то шептать. Его речь была столь тихой и быстрой, что Мэтью мог уловить лишь отрывки фраз. Он обратил внимание что перчатка, которую учитель всегда носил на правой руке, начала трескаться. Ее разорвало, как разрывают тонкий лист бумаги, и Мэтью впервые увидел то, что она скрывала. Голая кость. На правой руке Занолима, по крайней мере, до кисти, отсутствовала кожа и соответственно мышечная ткань, она представляла собой руку скелета. Мэтью уже привык к подобным вещам, он не раз видел и внутренности людей, и просто отдельные части тела, которые были оторваны или отрезаны. Но все равно он хотел закричать. Закричать так, что, наверное, удайся ему это, то у Сайруса и Джереми, точно бы заложило уши. Но закричать он не смог. Его голос как будто бы исчез, испарился. Он утратил дар речи. Мэтью даже не помнил, как разговаривать.
     Мальчики, стоящие по бокам от Мэтью, присели на корточки и, положив ладони на линии пентаграммы, и начали что-то шептать. Занолим ушел в дом и вернулся с огромной книгой, которую тут же незамедлительно открыл. Он начал читать четко и громко произнося каждое слово и каждую букву, и как только он начал говорить Мэтью почувствовал, как меняется сила, которая удерживала его.
     Его начало поднимать над землей. Это происходило медленно, и плавно. А когда он оказался на высоте около метра, то остановился. Мэтью завис над землей. Нити, которые он чувствовал у затылка, рук и ног, начали медленно переползать к его правой руке. Он буквально чувствовал, как они медленно ползут по его плечу и медленно подбирались к его кисти. Они были не просто теплыми, они буквально пылали, но не обжигали, по крайней мере, через одежду. Мэтью уже догадался, в чем заключался ритуал, который Занолим проводил, и он уже понял, куда тянуться нити. Мальчик порывался бежать, он пытался сопротивляться той силе, что держала его, но все было бесполезно.
     Тут он заметил, что его учитель, уже закрыл книгу и теперь, положив ее на ступеньки, водил руками, направляя нити. То, что их направлял Занолим, Мэтью не сомневался. Нити двигались абсолютно идентично его рукам. Они опускались все ниже и ниже, пока не достигли кисти. Мэтью не смотрел на свою руку, он следил за мужчиной. Занолим как будто держал палочку и обматывал ее невидимой нитью. С каждым движением рук Занолима, Мэтью все четче ощущал как все туже и туже огненные нитки оплетают его кисть. Мальчик не удержался и посмотрел на свою руку. Его кисть венчал яркий оранжево-красный браслет, от которого в разные стороны шли две тоненькие линии. Занолим начал мысленно тянуть за эти линии, и кольцо начало сжиматься на руке мальчика. Огненная боль пронзила руку Мэтью, а следом и все его тело. Он кричал, орал обезумев от боли, но его не слышали. Из его горла не вырвалось ни звука.
     Он не смотрел на свою руку, не хотел видеть источник этой ужасной боли. Но его глаза перестали быть его собственностью. Мэтью порывался их закрыть до того как он увидит свою кисть, но не сумел. И… Его кисть, вернее то, что осталось от ЕГО кисти, просто пугала. Он видел, как сгорает его кожа, сгорает медленно, без запаха (а возможно Мэтью просто не чувствовал его, и сейчас он был счастлив что отказали некоторые органы чувств). Ну, а когда сгорела и кожа, то подошла очередь мышечной ткани, но ее ждала другая участь. Ее этот браслетик не стал сжигать, ее начали стягивать, как перчатку. Мэтью увидел, как кольцо сомкнулось на его кисти, добравшись до кожи, и начало медленно опускаться вниз, понемногу, расширяясь. И вот тут Мэтью ощутил жуткую боль, в разы страшнее, чем прежде. С его руки сдирали (другого определения он подобрать не смог) мышцы.
     Когда его кисть стала чистой, и гладкой, тогда глаза Мэтью стали подниматься. Теперь это произошло быстрее, чем чуть раньше.  Когда же он стал смотреть точно перед собой, то перед его взором висела его рука. Вернее мышцы, которые раньше были на ней. Они словно перчатка болтались перед глазами Мэтью. Он видел, как от них идет легкий дымок, и запах, который теперь он почувствовал. Запах жарено мяса. Он видел, как дымится то, что пару мгновений назад было его рукой. Тут Занолим подошел к висевшим в воздухе, и немного дымящимся мышцам, что прежде покрывали руку Мэтью и, улыбнувшись, сказал:
     - Вот и все, мой мальчик, - старик был не просто рад, казалось, что он обезумел от радости. – Осталось совсем немного, лишь сделать «чехол».
     Чехлом Занолим назвал перчатку, в которую начали преображаться мышцы Мэтью. Они потемнели и очерствели, показалось, что на них выступили швы, но приглядевшись, понял, что это всего лишь складки. Спустя еще пару мгновений перед глазами Мэтью висела довольно красивая кожаная (мышечная) перчатка. Она опустилась и начала наползать на руку Мэтью, а секундой позже в ней образовалась какая-то странная, но мягкая подкладка, которая помогла придать его костяной руке, вполне нормальный, естественный вид.
     Нити, удерживающие Мэтью, испарились, и мальчик упал на землю, как мешок какой-то мешок. Упал, и начал орать. Другого слова подобрать невозможно. Он кричал как сумасшедший, осознавая и вновь переживая ту боль, с которой от его руки отделяли кожу, а затем и мышцы. Мальчик, придерживая свою правую руку, начал медленно и неуверенно вставать. Его шатало, и подступала тошнота, но он вставал. Когда его глаза (теперь вновь его) встретились с глазами Занолима, мальчик тихо, практически шепотом спросил:
      - Что…что ТЫ со мной сделал? – впервые он обратился к учителю на ты.
     - Я сделал тебя тем, кем ты хотел стать уже больше семи лет. Я сделал тебя тем, кто владеет жизнью и смертью. Тем, кто владеет судьбами людей. Я сделал тебя…
     Он не успел договорить, раздался грохот вышибаемой двери. Занолим прервался на полу слове и бросился в дом. Это были люди посланные местным феодальным лордом. Когда старик вошел в дом, первое (и последнее) что он увидел, были двое мужчины стоявших в дверном проеме. Один из них ростом был равен стоящему на задних лапах медведю, второй же был чуть ниже своего соратника. Старик открыл рот, чтобы что-то сказать, но еще когда его губы расходились в его лоб с хрустом вошел арбалетный болт. В глазах Занолима застыл страх.
     Страх, именно его пытался пробудить в Мэтью его учитель. Пробудить и научить контролировать, но не успел. Сайрус и Джереми бросились, чтобы поймать учителя, но лучше бы они этого не делали. Как только мальчики вбежали в дом, их постигла та же участь, что и их наставника.
     Мэтью слышал шаги тяжелых сапог приближающийся к нему. Слышал и не мог пошевелиться…



Глава десятая: Правда, о монахе.

     Девушка слушала, молча, как губка, впитывая каждое слово, сказанное Мэтью. Его история захватила ее, подобно сказкам, которые она слышала в детстве. Да только эта сказка была куда как серьезней и страшнее. Когда Мэтью говорил, что происходило с его правой рукой, Нэнси чуть не вырвало, но она сумела удержаться. Ее удивил столь резкий конец истории. Когда Мэтью закончил, девушка не сказала ни слова, она просто ждала. Ждала продолжения. Но мужчина молчал.
     Ночь уже близилась к концу. Луна исчезла с небосвода, уступив место солнечным лучам. Они лениво, можно сказать сонно, начали освещать улицы города, и его окрестностей. Во время рассказа Мэтью снял свой капюшон, и Нэнси сумела получше рассмотреть его голову, и те руны, которые венчали его лысый череп. В истории рассказанной Мэтью, у него были волосы, была шикарная шевелюра, но перед ней сидел абсолютно лысый мужчина.
     - Нэнси, что с вами? – спросил Мэтью. Голос его, был спокойным и ласковым, он звучал, словно отец разговаривал с дочерью.
     - Да нет, все в порядке, - встрепенувшись, ответила девушка. – Мне все не дают покоя два вопроса.
     - Так задавайте, я с удовольствием отвечу на них, если конечно сумею, - улыбнувшись, сказал человек в рясе.
     - Первый: как вам удалось выбраться? И второй: кто же вы все-таки такой? – по тону, Мэтью понял, ответ на второй вопрос явно интересовал девушку больше.
     Мэтью задумавшись, нахмурил лоб. Нельзя было сказать, что вопросы поставили его в тупик, нет. Второй, к примеру, он сам задавал Занолиму больше года, но тот так и не ответил. А после того что случилось в рассказе Мэтью, он сам понял кем он стал. Человек в рясе, почесал затылок и, вздохнув, начал отвечать:
     - Ну что ж, начнем по порядку, - сказал Мэтью. – Говорю сразу, те двое, которых послал феодальный лорд, до сих пор живы, ну или уже умерли, но своей смертью. Впрочем, это меня мало волнует. А выбраться мне помогли те способности, которые я приобрел благодаря тому сатанинскому, по другому я сказать не могу, ритуалу. Навыкам некромантии, я обучался довольно долгое время, и когда я рассказывал о листе с дерева, который я умертвил, а потом вернул обратно, доказывает, что я довольно не плохо ими овладел. Ну а ритуал, помог мне достигнуть того уровня с которого ученик, ну то есть я, - Мэтью улыбнулся, -  может называть себя – некромантом! – произнося последнее слово он немного повысил голос. – Ха! Видимо отвечая на первый вопрос, я ответил и на второй!
     - Вы не ответили на первый, - тихо произнесла девушка.
     Мэтью посмотрел на нее. Он мало кому говорил, что он некромант. Да практически ни кому, а те, кто об этом узнавал, в первые минуты, после этого известия, обычно были в таком состоянии, что не то чтобы что-то сказать, они дышали-то с трудом. Но Нэнси была видимо не из слабонервных. Да она побледнела, это естественно, не каждый день встретишь воскресителя мертвых, но она могла говорить, и это нравилось Мэтью. Хотя нет, это пробудило в нем интерес к этой девушке. Не тот интерес, что был прежде, ему стало интересно, как много она сможет услышать и не упасть, или не убежать. Он смотрел ей в глаза, не моргая, и не отводя их, девушка делала тоже самое. Они молчали минуту или около того, но для них эта минута была самой длинной минутой в их жизни.
     - А вы уверенны, что хотите это услышать? – спросил он.
     Девушка кивнула.
     - Ладно… - вздохнув, сказал Мэтью. – Как вы уже поняли, после того сатанинского ритуала, я был не в состоянии ни то что бы убежать, я дышал с трудом. Мне казалось, будто не только моя рука пострадала, пострадала моя душа. От нее оторвали кусок и, зажарив, заставили меня, его сожрать. Я не понимал что происходит, и когда услышал грохот, от сломанной двери, то не придал этому особого значения, - мужчина на мгновение замолчал, собираясь с мыслями. – Эх…так вот. Я сидел и пялился на свою руку. Я не чувствовал страха, вернее я сумел с ним совладать, поставить себе на службу, так что была лишь боль. Безумная, пылающая, рвущая на части – боль. Когда я услышал как, что-то падая, громыхнуло, позднее я увидел, что это упали тела моего учителя и друзей, я попытался встать, но мне этого не удалось. Ну а когда мне это удалось, то те два урода уже стояли на дворике и, наставив на меня свои арбалеты, ухмылялись, глядя мне в лицо. Как и сказал мой учитель, светлая ему память, моим оружием стал страх. Он не исчез, я так же как и любой человек, его испытываю, более того страдаю от него как и все. Но есть и кое-какое отличие, - Мэтью замолчал и, потерев лоб, продолжил. – Я могу внушать людям страх. Могу доставать из их подсознания, самые их ужасные кошмары, о которых они могут подозревать лишь на уровне подсознания. Ну а, узнав их, и достав из сознания, я придаю страхам материальную, осязаемую форму, - мужчина улыбнулся. – Но впрочем, я отвлекся. Те двое наставили на меня арбалеты, и я буквально ощущал как острые кончики болтов, врезаются в мою плоть, и отправляют меня к моим родителям, учителю, и друзьям. Но это перспектива показалась мне, мягко говоря, мрачной. Я поднял глаза, и увидел их лица. Один был лет тридцати или около того, его лицо украшала огромная окладистая черная борода. Он был не высокого роста, и довольно крепкого телосложения. Его товарищ, был выше его на полторы головы, это минимум. Как и первый, этот носил бороду, но у него она была какая-то не ухоженная, и куда как уступала в размерах, бороде его дружка. Отличались они и телосложением. Этот был как палка с ручками, - тут Мэтью опять замолчал, и теперь это длилось минуты полторы. Он подбирал слова, так как дальнейшая часть его повествования была ключевой, и Мэтью хотел передать все произошедшее во всех подробностях. Но наконец, он заговорил. – Они пришли убивать, не решать проблему, хотя если подумать смерть была одним из вариантов ее решения, но они шли именно убивать. Плевать им было на указания своего хозяина, они пришли утолить свои животные чувства. Можно сказать, что именно это их желание и спасло мне жизнь. Я уверяю вас, Нэнси, за всю свою жизнь я ни кого не убил, ну если не учитывать комаров. Смотря в их глаза я начал рыться в их душах, в поисках того что могло бы их испугать. Я делал это, не сознательно…вернее думал, что не сознательно. Сейчас я спокойно могу сделать это, даже не смотря человеку в глаза, а лишь видя его. Но тогда я искал, искал, и нашел. Как я уже сказал, они были убийцы, и честно говоря, я сильно удивился, когда нашел их страх, они боялись смерти. Причем не просто смерти, а того что их убьют. Этим я и воспользовался. Боль из моей руки ушла, казалось, что ее даже и не было. И я начал действовать. Моя кисть оказалась на уровне моих глаз, и я начал шептать. Что я тогда говорил, извините, не помню. В тот момент я искренне благодарил Занолима, за то, что всех предыдущих своих учеников, которые не смогли пережить ритуал, он хоронил, прям на месте. Земля во дворе была ровной, словно ее специально выравнивали, но местами все же, виднелись небольшие холмики, или курганчики, называйте, как вам хочется. Я призвал их души, как учил меня Занолим, и воззвал к ним с мольбой о помощи, и они услышали. Из земли вырвались руки, и вцепились в ноги уродов, которые угрожали моей жизни. Раздались душераздирающие крики, и они, уронив свои арбалеты, начали вырываться. Но в том и прелесть власти над страхом, - улыбка Мэтью просто сияла то, что он рассказывал, явно приносило ему удовольствие.  – Я отпустил души своих предшественников сразу же после того как арбалеты коснулись земли, но то что увидели эти мужчины, это видение, а теперь это было всего лишь видение, осталось. Они сами хватали себя за ноги и старались оторвать от них несуществующие руки мертвецов. Я признаюсь вам, Нэнси, когда я это делал, то получал удовольствие. Неописуемое удовольствие. Но вместо рук, они сначала разорвали свои штаны, а потом хватали себя за кожу и до того как я рассеял эту иллюзию, успели оторвать довольно большие куски. Знаете, когда я учился некромантии, то думал что это всего лишь умение повелевать жизнью и смертью, но на деле все оказалось намного, - он замолчал, подбирая слово. – Намного интересней. Когда видение исчезло, я уже пришел в себя, и когда они немного очнулись, и сообразили что происходит, было поздно. Боль в руке более менее притихла, и я, напрягшись, поднял два арбалета и нацелил их на головы мужчин. И опять за меня сыграл страх. Я не говорил ни слова, а всего лишь кивнул в сторону двери. Есть у человека такое желание, самое сильное желание из всех, мы хотим – жить. И желательно жить долго. Вот и они, хотели жить. Кривясь от боли, они взяли клочки штанин, и немного вытерев с ног кровь, пошли вон. Они шли спиной к дому, боясь что я выстрелю. Страх. Но чтобы я не говорил, да я частично подчинил свои страхи и научился управлять чужими. Но частично и есть частично. Я бы не выстрелил в них. Я не мог отнять жизнь…тогда не мог. Теперь я без зазрений совести могу отнять у человека жизнь. Когда они ушли, и я услышал стук копыт, то бросив арбалеты, я сам кинулся в дом. Перчатку я одел машинально. Войдя в дом, я не закричал, смерть отныне стала частью меня. Я не обращая внимания на тела Занолима и Сайруса с Джереми, начал собираться. Я покинул место, которое долгое время было для меня домом, через час после ухода тех мужчин. А уже через сутки я был в соседней деревне, которая находилась в восьми милях от дома Занолима. Я бежал, не столько от смерти, которая ждала бы меня останься я в доме, я бежал от себя. От того кем…или чем я стал: повелитель смерти, некромант, кудесник, колдун, как не назови – я стал…рабом Аполлиона . Рабом, который, если говорить честно, и не очень-то верит в своего господина. Собственно это все.
          Когда Мэтью закончил свой рассказ, второй за сегодня, ему стало легче. Он высказал то, что его тяготило. Он бы не признался себе в этом, но это его тяготило.
     Мэтью посмотрел на девушку. В глазах Нэнси читался интерес, ее интересовали все подробности того случая, да и вообще ему подобных. Она слушала и ловила каждое слово, которое произносил Мэтью. Девушке понравилась его история, и она даже хотела задать несколько вопрос, относительно нее, но те вопросы волновали ее меньше, чем один, который возник в самом начале:
     - Но вы же, сказали, что за всю свою жизнь никого не убили?
     - А в чем-то проблемы??? – с улыбкой спросил Мэтью?
     - Но... – она указала на мужчину, лежавшего в десяти метрах от них, - а он? – спросила девушка.
     - Он, - Мэтью опять расплылся в улыбке. – Он жив, ну максимум у него рана в плече, да и то не глубокая и не смертельная.
     - Но ведь вы его… - в глазах девушки читалось недоумение.
     - Я отделил его душу от тела, все верно, - сказал мужчина. – Но возврат возможен, причем в очень скором времени. Так что можно сказать, что он в состоянии сна, и скоро проснется.
     У Нэнси, в буквальном смысле, отвисла челюсть. Перед ней сидел молодой и обаятельный мужчина, который на вид ничем не отличался от других, но который был чуть ли, не опасней самой смерти, если сам не был этой самой смертью. Перед ней сидел (как называл его и ему подобных, его учитель) – Повелитель страха и смерти.


Глава одиннадцатая: Сговор окончен.

     Сэм открыл глаза и зевнул. Он проспал меньше чем обычно и столь раннее пробуждение, было ему в тягость. Мужчина лежал в кровати и пялился в потолок. В его голову приходили разные мысли. Он думал о торговых сделках, которые сулили ему большую прибыль, о своей служанке, которая пропустила этого чертового Кронаха, и о том, что произошло с его маленькой кладовочкой.
     Он был абсолютно уверен, что дыра в стене, и появление этого Кронаха, были связаны. Когда Сэм говорил с Мэтью, он слышал, как снизу доносилось два голоса. Один он знал долгое время, это был голос его служанки, а вот второй. Доугер был уверен, что Кронах пришел не один, и что он уже догадывался (это была не правда, по крайней мере, на тот момент), что вряд ли уйдет из этого города живым.
    Доугер встал и начал медленно бродить по комнате из угла в угол. Спокойствия это не добавляло, отнюдь Доугер лишь сильнее стал нервничать. Он достал из своего стола трубку и, набив ее табаком, присланным ему его знакомым из соседнего королевства, закурил. Он курил и, выпуская изо рта колечки дыма, думал. Его не покидала одна навязчивая и немного страшная мысль. Он боялся, что этот Кронах, уедет, прежде чем он сумеет завладеть его, так понравившемся Сэму, лицом.
     Когда более или менее успокоился, положил трубку на стол, и принялся одеваться. Было еще довольно темно, но солнце уже начало выходить из-за горизонта. Он спустился вниз и, взяв свою трость, решил было уже уходить, как вдруг его позвала служанка:
     - Господин Доугер! – громко сказала Маргарита. – Господин Доугер!!!
     - Да, что, ЧТО! – нервно сказал Сэм.
     - Вы вчера интересовались один ли приходили мастер Мэтью, так вот, - говорила Маргарита.  – Я вспомнила, с ним был шут. Такой немного странный и пугающего вида шут – Кевин. Я с ним разговаривала, а потом…потом…уснула.
     - Уснула!? Вот так, просто взяла и уснула!? – Сэм начал понимать, откуда взялась дыра в стене, на втором этаже. – Так ты уснула, а ОН!?
     Сэм специально повысил голос, говоря «он», чтобы дать Маргарите понять, что именно действия шута, интересуют его больше всего. Он смотрел в глаза пожилой женщине, и в них видел лишь страх и отчаяние. Она прекрасно понимала, что сейчас хозяин был не то, что не в духе, он был просто в бешенстве.
     - Я уснула, и спала до тех пор, пока сверху не раздался грохот, и когда я открыла глаза, то увидела, как этот самый шут вылетает из дома, с выпученными как у безумца глазами, - сказала Маргарита. – А потом я поднялась наверх и…
     - И что!? – спросил Сэм, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
     - И увидела там дыру, а когда вошла в комнату, которая находиться за этой дырой, то я увидела…
     Тут Сэм рассвирепел. Он скрывал свою тягу к лицам, оно и понятно. Если бы об этом узнали люди, то его бы не смогли спасти ни первосвященник, ни Байроу.  Его бы разорвала толпа. Просто разорвала на части. Поэтому о его маленькой психической невменяемости не знал никто.
     Доугер как будто в забытье ударил Маргариту концом трости по голове. Бедная старушка упала, а из раны на голове полилась кровь. Сэм ударил в висок, так что Маргарита умерла практически мгновенно. Он затащил тело убитой женщины на второй этаж и, уложив тело в комнате с лицами, вышел из дома. Он шел спокойно, даже весело, коллекция пополнится сегодня ночью, а пока день предвещал быть интересным…очень интересным.
    
     Солнце уже почти встало, и улицы города стали светлыми и довольно безопасными. В Борненге воры и убийцы действовали преимущественно ночью.  Утреннее же и дневное время суток, были так же безопасны и чисты, как новорожденный. Доугер шел не спеша, задумчиво. Он думал о том, что может случиться, узнай о его страсти окружающие его луди, и о том, что уже мог узнать этот поддонок Кронах. Сэма не покидала мысль, что он уже все знает, и что жить ему, Сэму, осталось не больше часа или двух.
     Он так занялся своими мыслями, что не заметил едущую на него телегу. Вовремя заметив опасность, Сэм сделал резкий шаг влево и, пропустив телегу, отправился дальше. Шел он в церковь, к первосвященнику. Он, конечно, думал о том, что Мэтью мог уже что-то узнать, но и не выпускал из головы и другой вариант, вариант о том, что Мэтью не черта не знает. Второй вариант открывал очень большие перспективы, которые вели к довольно интересной концовке дела. Но если все же, Кронах уже знал о его намерениях, то его жизнь (в чем он не сомневался) могла закончиться очень даже трагично.
     Доугер шел в церковь, но не за исповедью или на проповедь, он шел за «тьмой», которую посеял в храме божием первосвященник. Этот старик спятил лет десять тому назад, но об этом никто не знал. Все думали, что он вполне нормален, и это было странным. Дело в том, что его проповеди, с каждым днем, да что там днем, часом становилась все страннее. Было видно, что он несет ересь, но люди стали слепцами, так глубоко проникло семя тьмы в их умы (что в дальнейшем скажется на жизни этого города).
     Он подошел к церкви, двери которой были распахнуты. Оттуда доносился хриплый и скрипучий старческий голос. Первосвященник говорил медленно и тихо, но своды храма разносили звук очень далеко. Он проповедовал смерть и страдания, но это понимал лишь Сэм, который не ходил в церковь ежедневно. Люди же слышавшие эту проповедь изо дня в день уже более десяти лет, не замечали того что говорил первосвященник. Они слышали лишь то, что хотели слышать. Но беда была в том что люди сами того не понимая, начинали сходить с ума. Их сознание впитывало каждое «реальное» слово первосвященника и медленно, но верно шло к безумию.
     Сэм встал в дверном проеме и, опершись на свою трость, смотрел на это промывание мозгов. Он лишь единожды дал о себе знать, он покашлял и первосвященник, посмотрев на него, кивнул. Священник говорил еще минут пять, после чего опустив руки, которые во время проповеди он держал высоко над головой, сказал:
     - И помните, братья и сестры, Дьявол всюду и он очень хитер, - сказал первосвященник. – Да прибудет с нами господь бог, аминь.
     - Аминь, - ответил хор голосов, после чего перекрестившись люди, начали медленно выходить из церкви.
     Доугер не стал ждать, пока люди выйдут и, расталкивая всех на своем пути, двинулся к Флонели. Он шел уперто и настолько быстро, насколько это было вообще возможно. Его можно было сравнить лишь с ледоколом, который уперто, двигается, разрезая лед. Люди идущие, которые шли на встречу Доугеру, начали расходиться,  уступая ему дорогу, так что он шел быстрее, чем раньше. Подойдя к Флонели, он вопросительно посмотрел на старика, и двинулся мимо него  к тайному проходу. Священник двинулся за ним.
     Они прошли коридорчик. Зайдя в комнатку, Доугер отошел в сторону, пропуская Флонели, и когда старик прошел Сэм быстро заслонил собой проход, будто боясь, что войдет кто-нибудь еще. Старик зажег свечи, и сев за стол сказал своим сухим и скрипучим голосом:
     - Что ты такой нервный???
     - Я! – встрепенулся Доугер. – Все, нормально! – было видно, что он действительно нервничает. Его планы были под угрозой, да еще и убийство старушки сделало свое дело.
     - Да…ну как знаешь, - Флонели посмотрел ему в глаза. – Знаешь сегодня еще засветло ко мне прибежал посыльный от Байроу, и сказал что Нэнси и этот Кронах, миленько беседовали всю ночь.
     - И что?
    - Она его в себя влюбила, и видимо сама влюбилась, это-то и есть самое страшное в этой ситуации, - сказал старик. – А это может помешать нашим планам.
     - И как же это может помешать? – Сэм начал вникать в разговор. – По пути сюда я зашел к Байроу, видишь ли, я немного боюсь, что он уедет раньше, чем мы начнем. Так что я попросил нашего воровского лорда задержать Кронаха в городе как можно дольше. Но нам надо спешить.
     - Почему же? – как-то глупо усмехнувшись, спросил Флонели.
     - Сам же сказал, девка-то вишь влюбилась! – повысив голос, сказал Сэм. – Так что если она чего узнает, и скажет Кронаху, он, либо сбежит в тот же день, либо перебьет всех нас.
     Когда Сэм сказал про второй возможный вариант, священник сглотнул и вытер пот, выступивший на лбу. Флонели прекрасно знал кто такой Мэтью, более того он специально искал предлог чтобы как-то завлечь его в этот город. И нашел. Описав Доугеру внешность молодого некроманта, он просто нашел клад. Сэм пригласил его с условием, что получит лицо. И вот теперь они стоят у конечной черты, которая в тоже время является началом последних событий этой истории…


Глава двенадцатая: Тайна раскрыта!

     Мэтью вошел в комнату, и увидел, как Кевин стоя у окна гладит огромную серую крысу, сидящую у него на плече. Это животное было в полтора раза больше того дохлого грызуна что он вертел за хвост во время их прошлого разговора. Некромант подошел и сел на свою кровать. Вид у него был усталый и вымотанный, он уже давно не использовал свои, так скажем профессиональные навыки, что столь простое для него дело, как временное отделение души от тела, было сравнимо для него сейчас лишь с самой смертью. Шут смотрел в окно и не оборачивался на своего друга, его как будто не было. Крыса мирно ела кусочек хлеба, который оторвав от буханки, лежавшей на окне, дал Кевин. Молчание продолжалось порядка двух минут, после чего Мэтью лег на кровать и сказал:
     - Мы валим из этого гребаного города, но перед уходом, мы должны выступить! – он посмотрел на Кевина.
     - А я вот ждал, когда же ты это скажешь!!! – воскликнул Кевин, расплываясь в улыбке. Он взял крысу за хвост и, раскрутив, швырнул бедного грызуна в стену, раздался душераздирающий писк, а после него на стене красовалось огромное ярко-красное пятно. – Я готов, - торжественно заявил шут, доставая из гроба свою лютню.
    - Скажи, а обязательно было это делать??? – спросил Мэтью, покосившись на то, что осталось от крысы.
     - А это для вдохновения, ведь мы выступим и сразу же убежим? – ответил вопросом на вопрос Кевин.
     - Да, но надо выступить на пределе сил, я покажу им дьявольский вальс.
     Кевин ухмыльнулся и пинком распахнул дверь.
     Мэтью был довольно умен и хитер, что вы должно быть уже поняли из предыдущих глав, но вот тут он выказал всю свою хитрость и находчивость. Он с помощью беспризорных детей он растрезвонил по всему городу что сегодня выступает знаменитый дуэт, Мэтью Кронах и Кевин Шарон, и что вы сможете увидеть это за символическую плату в один золотой. Так что когда они подошли к главной городской площади, там уже была собрана сцена, и вокруг нее толпились люди.
     Они поднялись наверх и Мэтью начал представление без лишних слов. Он достал из пол своей рясы голубку и, держа ее в руках начал свое выступление. Птица какое-то время сидела смирно, а потом начала вырываться и ворковать, а потом затихла. От нее начал исходить зеленый дымок, птица умирала. Когда голубка испустила дух, а это к удивлению Мэтью все поняли, он, слегка улыбнувшись, подкинул птицу и сосредоточившись вернул душу в животное, и она раскрыла крылья буквально в полуметре от земли. Раздались аплодисменты и крики браво, а после чего Кевин зевнул, и слегка оттолкнув Мэтью, вышел вперед:
     - Знаете я когда-то пел для королей, королев, принцев и принцесс, но все они ничто по сравнению с вами!!! – толпа высказала одобрение. – И сейчас я спою для вас!
     Кевин побренчал на лютне, настраивая ее, после чего прокашлялся и запел:
Баллада моя хоть грустна, но верна.
И я расскажу вам ее до конца:
Начнем мы с утра, а окончим мы днем,
Так, скажем, расскажем вам не о чем.
Я знаю: я глуп и все рифмы глупы,
И лютня играет моя без души.
Не знаю я, что же поделать мне с ней,
Ведь рифмы же станут только глупей.
Но я трачу время, пора говорить,
Чтоб даже и мелочь не упустить:
Сидел на троне король горделивый,
Сидел и мрачно взирал он на мир.
По нраву он был далеко не смешливый,
Но все же, устроил веселый он пир.
Позвал он артиста,
Короче, шута,
Заплатил ему золота чуть больше ста.
Да, дешево стоят услуги шута!
Я пел, танцевал,
И на лютне играл.
Шут – профессия моя,
Смешу людей день ото дня.
Нет для меня запретов никаких,
Осмеиваю для себя чужих.
Но тут король велел схватить меня,
Я осмеял его сынка:
Толстяк, урод и идиот -
Такой вот был его сынок.
И на глазах у всех гостей,
Казнить хотели бы меня.
Мне становил все смешней,
Но тут позвали палача,
Я подбежал к нему, крича:
«Давай-ка выпьем мы с тобой!», -
И в рожу получил ногой.
Вот тут я умер да-да-да,
Все это правда, господа.
Но почувствовал я смех,
Почувствовал я свой успех.
Вскочил я и затанцевал,
Повергнув в ужас целый зал.
Я слышал, убежав потом,
Как говорили про меня кругом:
«А шут танцует и поет,
Я – мертв, но жив.
Вот так народ!!!»
Глупа баллада без сомнений.
И двух не может быть тут мнений,
Но все же, вам она по нраву?
Не спел для вас сейчас отраву!!!

     Кевин закончил так резко, что у него чуть не порвались струны, но это того стоило. Толпа простолюдинов, приняла его песню, как что-то удивительно-новое, они рукоплескали ему, словно он был придворным оперным певцом, а не шутом в порванном наряде и с крысой на плече (видимо грызуны преследовали Кевина постоянно, потому что в дальнейшем они будут встречаться нам всегда). Он поклонился и громко сказал:
     - Благодарю вас, я искренне благодарю вас мои дорогие… - он не успел закончить свою благодарственную тираду, как ему в плечо влетел огромный мясницкий нож, который разрезав ему мышцы, вонзился в кость. От силы, с  которой нож вонзился руку, Кевин отлетел назад, ему повезло, что сзади стоял Мэтью и, поймав его, резко выдернул нож из его руки. – АААААААА!!! – крик усилился после того, как некромант выдернул нож. – Какого черта мне так больно!!! – Кевин орал пока не услышал в толпе хохот.
     Он замолчал и, подняв голову, вместе с Мэтью уставился на источник хохота. В толпе стоял огромный мужчина, лет тридцати, может больше. Он смеялся и хлопал в ладоши. На руках у него были одетый кожаные перчатки, и одет он был тоже в кожаную куртку. Он смотрел на сцену и хохотал. Ошеломленная толпа, молча начала расходиться, в то время как на их место начали появляться люди в черных капюшонах.
     - Ах-ха-аа, мне до сих пор не вериться!!! – сказал здоровяк. – Старикашка  и шизик были правы, ты действительно оживший труп!
     - Ты че несешь, бабуин переросток!? – крикнул ему шут. – Какой я тебе труп.
     - Ты? Да самый обыкновенный. Просто знаешь, обычно после моего броска человек умирал на месте, ну или как минимум начинал истекать кровью, а ты мало того что кровь не теряешь, ты еще и жив и даже в сознании.
     Лишь сейчас Кевин понял, что он действительно забыл вырубиться и даже не пустил кровь, хотя этому его научил Мэтью, и он делал это при каждом порезе. А вместо всего это он уже стоял на своих ногах, и раскручивал за хвост крысу, которая уже прибежала к его ноге, пока он лежал на полу. Он встал и метнул крысу в лицо одного из окружающих их людей. Грызун прилетел к нему с такой скоростью, что того даже опрокинуло, после чего раздался крик агонии, видимо крыса была голодна, а хотелось ей мяса. Кевин стоял и, ухмыляясь, смотрел в глаза здоровяка.
     - Ты что ли тот пресловутый лорд воров? – спросил Мэтью.
     - В точку, красавчик, и знаешь, мне надоел твой дружок, - ответил Байроу, доставая из-за пазухи очередной тесак. Он примерил его в руке и кинул.
     Мэтью посмотрел, на Кевина и шепнув: «Прощай, друг» хлопнул в ладоши, и жизнь покинула тело его друга-шута. А потом голова того что осталось от Кевина, взлетела вверх и упала у ног некроманта…


Глава тринадцатая: «…Учитель был прав…»


     Мэтью посмотрел в глаза своего мертвого друга, и тут он не выдержал. Все, то спокойствие что он накапливал годами, вдруг улетучилось в один миг. Он поднял голову и, держа ее в ладони, поднял на уровень глаз. Эта голова, была мертва уже больше двадцати лет, но последние семь из них, стала для Мэтью, самой близкой головой которую он знал. Глаза наполнились слезами ярости, гнева и боли. Он посмотрел в глаза Кевина и шепнул: « О, бедный Кевин…» , и положив голову около тела, повернулся к толпе. Он посмотрел на Байроу и, потрогав свою перчатку начал ее медленно стягивать:
     - Знаешь, бабуин, вот это был самый глупый и последний поступок в твоей жизни, - перчатка уже была почти снята. – И теперь ты увидишь, то чего так боится тот старикан, что послал тебя сюда.
     - Испугай меня хлюпик, я снес башку твоему дружку, и меня это как-то не успокоило, сейчас я тебя отправлю к нему, и пойду к той парочке которая, как ты правильно заметил, послала меня сюда, и разберусь с ними, - сказал Байроу и, сделав жест, приказал своим людям наброситься на Мэтью.
     Дальнейшие события произошли довольно быстро, но все же, я опишу их как можно точнее и постараюсь ничего не упустить. Мэтью сорвал перчатку, и его руку покрыло зеленое сияние. Когда к нему подбежал один из людей Байроу, Мэтью сделал шаг и, оказавшись прямо перед его носом, схватил его за горло и отбросил назад. Тело летело пару секунд, но это было уже именно тело, а не человек. Мэтью выдернул его душу, и поглотил ее. Силы стали наполнять его тело и инстинкты, которые ему привил его учитель, пробудились. Он стал тем, кем его сделали – некромантом. Мэтью начал убивать. Он словно ветер перемещался от одного человека к другому с такой скоростью, что казалось, будто ураган вошел в город, и раскидывает людей направо и налево. Он убивал всех, кроме Байроу, к нему он не сделал даже шага. Но когда на площади не осталось никого кроме их двоих, Мэтью встал напротив лорда воров и громогласно произнес, сила, наполнившая его, придала ему мощи, и теперь его голос лился отовсюду:
     - Ну что, ты боишься смерти, Байроу лорд воров? – этот вопрос был задан формально, чтобы не ответил Байроу, он бы все равно умер страшной и мучительно смертью.
     - Иди сюда, и я тебя разделаю как хряка, - ухмыляясь, сказал Байроу.
     Этого и ждал Мэтью. Он бросился к Байроу и, схватив его за горло, приподнял над землей. Они смотрели друг другу в глаза, и обоих переполняла злость к своему оппоненту. Мэтью попытался вынуть его душу, но тут ему в затылок прилетел камень. Он пошатнулся и, отпустив Байроу, схватился за затылок. Некромант не успел опомниться, как камни полетели со всех сторон. Его осыпал град камней, а он не видел откуда. Мэтью слышал смех Байроу раздававшийся над ним. Смех человека, который явно понимал, что победа за ним. И тут раздался голос, который добил Мэтью, вернее добил его не столько голос, сколько слова, которые он услышал:
     - Вот он, вот он – дитя сатаны и его развратных суккубов, - слышал Мэтью. – Вот он богохульник и еретик, который несет угрозу нашему городу и нашим жизням. Посмотрите, что он сделал с этими невинными людьми, - лишь сейчас Мэтью заметил, что все кого он убил, были безоружны – это была провокация! – Бейте, бейте его, - раздавалось отовсюду. – Схватите его и тащите на сцену.
     Мэтью почувствовал, как его взяли за рясу и резко дернули вверх. Его подбросило и вот он уже стоя на ногах, обозревал окружающий его мир. На площади собралось видимо все население города, кто с вилами, то с факелами – но это были еще цветочки, на сцене уже поставили столб, который обложили сеном и сухими ветками. Мэтью ухмыльнулся. «Учитель был прав, - думал Мэтью. – Прав во всем. И видимо, так и закончиться мой путь, на костре в этом глухом городишке…но вы меня запомните, запомните навсегда».
     Когда его подняли на сцену, он увидел говорившего. Это был дряхлый и щуплый старик, которому уже давно перевалило за сто. Он разглагольствовал о том, что Мэтью еретик и богохульник. Проходя мимо него, некромант попытался дотянуться до него рукой, но ему так сильно ударили в затылок, что у него потемнело в глазах, и он на пару минут потерял сознание. Когда он пришел в себя, то он уже был привязан к столбу и обложен сеном. Толпа равномерно окружила сцену и смотрела на Мэтью, в их глазах он видел лишь жажду – жажду смерти. Мэтью не стал вырываться, не было смысла. Даже если бы он вырвался из города он бы не вышел живым. Да город бы превратился в огромный могильник, но так или иначе Мэтью бы умер, даже не приблизившись к воротам.
     Он слышал, как старик говорил, что это чудовище, Мэтью, убил невинных горожан, у которых остались дети и жены, и что он посягнул на жизнь самого уважаемого горожанина, который не раз спасал город от денежных трудностей. Люди, которых он убил, лежали как мешки с песком, их даже не сподобились перенести с площади. По телам ходили, пинали их, кто-то даже использовал своих мертвых соседей как скамейки. Мэтью смотрел в лица людей стоявших на площади. Жажду смерти, которую он чувствовал и видел, он уже передвинул на второй план, теперь он видел пустоту, они не понимали что происходит, и словно куклы в руках кукловода делали то, что им приказывали. Лишь сейчас он заметил, что старик при каждом своем слове, плавно двигает своей палкой, на конце которой было приделано что-то вроде церковного кадила, вот только использовалось оно не по назначению. Старик гипнотизировал толпу, и Мэтью почувствовал, что если не перестанет смотреть на это кадило, то тоже впадет в транс. «Ну, уж нет! – подумал он и резко закрыл глаза. – Если мне суждено умереть в этом городе, то я сделаю это в сознании, а не как болванчик, к конечностям которого прикрепили нитки».
     Мэтью попробовал пошевелить правой рукой, и это ему удалось. Он попробовал дотянуться до пут указательным пальцем, и попытаться их слегка ослабить. Некромант не хотел бежать, он хотел получить возможность сделать «прощальный подарок» своим убийцам. Мэтью уже начал истекать потом, и слушая проповедь этого сумасшедшего священника, понимал, что тот вот-вот завершит свою проповедь, и начнется то, ради чего сюда и была пригнана эта толпа. Паника начала понемногу подходить к его сознанию, и тут о чудо, путы упали. Он почувствовал свободу рук, но не стал ничего делать, Мэтью так и стоял, как будто его руки были связаны. И тут словно по волшебству речь закончилась:
     - Итак, дети мои, пора свершить волю божию, и отправить это исчадье ада туда, откуда он вылез, - сказал старик. – Принесите масло и огонь!
     Мэтью ждал.
     - Есть ли у тебя последние слова, демон!? – спросил старик, держа в руке факел.
     - Да есть! – сказал Мэтью, он выхватил у подошедшего слишком близко старика, палку и, ударив его, сбросил со сцены. – И они сбудутся раньше, чем солнце вновь родиться на востоке и умрет на западе, раньше, чем зима сменит весну, раньше, чем вырастут ваши дети! И эти слова таковы: Я – проклинаю вас, и ваш город, отныне и вовек, эти земли станут кладбищем, каждый умерший не будет знать покоя, и будет лишь скитаться по округе и портить жизнь живым. С каждым поколение ваши дети будут все чаще и чаще рождать мертвыми, и все это, потому что ваши души умерли. А умерли они в тот день, когда этот старик вложил в них своими словами яд змеи. Вы мертвы, и на этих словах все будет кончено, ветер станет моим новым телом, и я принесу вам новые беды, лишь первая звезда родиться этой ночью.
     Мэтью сказал это и в тоже мгновение в сено у его ног прилетел факел. Он вспыхнул, но не издал, ни звука, и даже не бился в агонии. Мэтью прислонился спиной к столбу и успокоился. Тело сгорело за три минуты, но все это время горело лишь тело, душа Мэтью уже была далеко оттуда, он стал ветром, который рассказывал эту историю каждому человеку, который проходил проклятый город….