Дорога

                ДОРОГА                Александр Жовна
                ( не совсем криминальная история для кино)

     Он любил эту ночную загородную дорогу. А еще одиночество и свой старый «Мерседес». Обыкновенно он ехал без назначения подальше от города, и чем меньше встречал людей, тем лучше и покой¬нее становилось у него на душе. Последнее время он, все больше, чувствовал отвращение ко всякому общению, особенно к речевому, с помощью слов. Тишина и собственное молчание увлекали его, и привычная социальная потребность, скорее, была менее присуща ему, чем наоборот. Иногда он включал приемник, почти всегда предпочитая музыку без тек¬ста. В этот момент он сознавал, что ему достаточно комфортно на душе, но тут, же сомневался. Вся¬кий раз, когда случалось кого-нибудь подвезти, он напряженно чувствовал неудобство от назойливых попыток пассажира завязать беседу. Вероятно, это обстоятельство было одним из многих, определяющих ночное время его прогулок. Когда же ночь выпадала дождливой, как сегодня, ему казалось, что природа особо благосклонна к нему, и, похоже, чувствовал себя  счастливым.
      Итак, шел дождь. Вернее, он лил с такой силой, что «дворники» не успевали чистить лобовое стекло, а фары с трудом освещали дорогу. Но именно теперь он снова сознавал, что ему хорошо. Отчего происходило все именно так, он не знал и отнюдь не пытался вникать в причинно-следственные механизмы происходящего. Он размышлял о чем-то другом. Хотя если бы его спросили, о чем, он вряд ли бы нашел определенный ответ. Во всяком случае, он думал не о делах, не о сослуживцах или знакомых; вероятнее всего, и не о семье, иначе, зачем ему было ездить на заброшенную пустынную дорогу? Это была необычная дорога. Ее проложили военные, вырубив несколько десятков гектаров лиственного леса. Слухи доносили, что в лесу строили какой-то военный объект, связанный с захоронением отходов ядерного производства, но под натиском общественности строительство объекта было прекращено. Случай беспрецедентный, и, тем не менее, так оно и было.
Похоже, дождь  усилился, а ночь еще больше сгустилась. В какой-то момент он остановил машину. Работали «дворники», гоняя воду по лобовому стеклу. Он смотрел в темноту, словно что-то пытаясь увидеть в блекло сверкающей дож¬девой стене. Затем он прислушался. Неясное беспокойство проявилось на его лице. Кажется, он о чем-то задумался или пытался вспомнить.  Он сидел без движения. Тихо работал двигатель. Не совсем уверенно он включил скорость и развернул «Мерседес». Автомобиль двигался медленно. Скоро в свете фар появилось что-то.
На обочине лежал человек. Голова его была окровавлена. Похоже, это была женщина. Он успел заметить, как закрылись ее глаза, не выдержав яркого света. Какое-то время он сидел не двигаясь, цепко обхватив руль. Затем огляделся вокруг и продолжал сидеть. Постепенно он вспомнил, по¬чему остановился. В какой-то момент ему показа¬лось, что был удар. Теперь он точно вспомнил - был удар с правой стороны. Однако он не придал этому значения. Он о чем-то думал в тот момент. Кажется о дожде. Или все было иначе? Тогда тоже шел дождь. Это случилось лет десять назад, во время его дежурства на «неотложке». В то время только начиналось военное строительство в лесу. Его вызвали по телефону для оказания помощи дочери полковника, заправлявшего объектом. У девочки была сильная двусторонняя пневмония. Требовалась госпитализация. Ей было лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Он уколол ей снотворное и уложил в «скорую». А дорогой произошло то, о чем впоследствии он пытался не вспоминать. Это случилось так быстро и неосознанно, словно в каком-то умопомрачительном сне. У девочки завернулась юбка и она так и лежала, не поправляя ее, и смотрела ему в глаза. У нее начался бред. Она все время протягивала к нему руки и звала к себе. А потом он задернул шторку на окне водителя.
  О случившемся никто никогда не узнал. Вероятно, сама девочка позже не могла восстановить в памяти происшедшее с ней в машине скорой помощи. Почему он вспомнил об этом теперь, через много лет?
  Он еще раз осмотрелся. Вокруг не было ни души, и по-прежнему лил дождь.
  Женщина была тяжелой. Тучная пожилая старуха. Она продолжала тихо стонать. Хриплое клокочущее дыхание доносилось из ее груди.
ОН с трудом втащил старуху на заднее сиденье.
Ближайшая клиника была лишь в черте города.
Развернув машину, он  вдруг почувствовал, как слиплись пальцы рук. На них была  кровь. Он вытащил платок и на ходу стал нервно вытирать пальцы.
  За долгое время вождения автомобиля ни разу под колеса его «Мерседеса» не попадало ни одно живое существо. Он ни разу не сбил собаку, не переехал кошку, не раздавил лягушку. Откуда на этой пустынной ночной дороге, где на много километров, вокруг нет ни одного поселения, возникла эта старуха? Куда и зачем она шла?
За спиной послышался слабый стон и все те же клокочущие, с хрипотой, звуки,  доносившиеся из ее груди.
Он заглянул в зеркало заднего вида и вдруг за¬метил смотрящие на него глаза. Старуха теперь сидела и глядела ему в затылок. Мокрые волосы прилипли к ее морщинистому лбу, образовав какой-то абстрактный рисунок. Глаза блестели в темноте и тоже казались красного цвета, как будто в них затекла кровь. Втащив пострадавшую в машину, он уложил ее на бок, в этом не было сомнений. Это означало, что теперь старуха поднялась и села самостоятельно.
- Вам очень плохо? - не оборачиваясь, спросил он и почувствовал, как отчего-то задрожал и стал хриплым собственный голос.
Старуха молчала.
Он снова заглянул в зеркало - и опять увидел в темноте те же блестящие глаза и тот же абстрактный рисунок из слипшихся волос на морщинистом лбу. Странное чувство овладело им. Он отвел зеркало в сторону, чтобы не видеть ее.
- Потерпите немного я еду в больницу, - снова заговорил он и почти не узнал собственного голоса.
Дождь не унимался, всматриваясь в дорогу, он старался не думать о старухе, но никак не мог отделаться от дурного ощущения. Он по прежнему чувствовал на себе ее взгляд и слышал за спи¬ной хриплое клокотание в ее груди.
- Мы скоро приедем, и вам окажут помощь, - прохрипел он, - осталось совсем немного.
Он вдруг умолк и прислушался. За спиной было тихо. Но теперь тишина, как бы обострилось, ста¬ла еще более напряженной. Старуха не стонала, не были  слышны хриплые клокочущие звуки из ее груди.
- Вам плохо? - снова прохрипел он, не оборачиваясь.
За спиной царило молчание. Странная тревога овладела им. Почему-то было страшно повернуться и посмотреть на старуху. Он по-прежнему ощущал на себе ее взгляд. Однако, теперь ему казалось, что глаза старухи смотрят на него, не мигая, и, словно, остекленели.
- Почему вы так смотрите на меня?! - не выдержал он.
Старуха молчала.
Неожиданно он нажал на педаль тормоза. Скользнув по мокрому асфальту, автомобиль остановился. Он сидел, ухватившись за руль, продолжая смотреть на дорогу. Было тихо, лишь капли дождя монотонно колотили по стеклу. Он сделал усилие и повернул голову. Из темноты на него, как и прежде устремились покрасневшие глаза. Они и вправду смотрели, не мигая, и как бы остекленели. Старуха не дышала. Она была мертва. На морщинистое лицо ее еще медленно стекала кровь, но тело было уже мертвым, это было очевидно. Неприятная брезгливая дрожь пробежала по спине и его охватила растерянность. Он осторожно открыл дверцу и вышел из машины. Холодные капли дождя тут же упали за ворот. Он открыл заднюю дверцу. Старуха сидела в том же положении и смотрела в одну точку. Он перевел взгляд на большую кровавую рану на ее голове, из которой еле-еле продолжала сочиться кровь, и почувствовал, что стало душно. Он расстегнул плащ и ворот рубашки. Ка¬кое-то мгновение он смотрел на старуху, о чем-то думая. Затем протянул руку и притронулся к ее плечу. Неожиданно старуха свалилась набок. Еще какое-то время он размышлял, после чего его движения стали быстрыми и четкими. Он открыл багажник, сорвал с петель чехол заднего сиденья и, завернув труп, перетащил его в багажник.
  Через пару километров должна была быть река. Именно о ней думал он теперь, о глубокой реке с темной холодной водой. Дождь хлестал по стеклу, стрелка спидометра клонилась к трехзначным числам. Машинально он вытащил сигарету, сунул ее в рот, затем тут же выдернул и нервно раздавил пальцами. Река словно бы исчезла из этой местности или утекла в другие края, а дорога стала бесконечной и незнакомой. Он всматривался в деревья на обочине, будто пытаясь узнать среди них уже виденные раньше, но его старания были тщетны и лишь усиливали неопределенность. Казалось, дорога намеренно уводила его в неизвестность, чем дальше, тем сильнее и настойчивее навязывая ее. Он проехал еще несколько километров - и вдруг за поворотом, на обочине, возле прилегающей лесной дороги, показались огни автомобиля, а в темноте неожиданно вспыхнул милицейский жезл. Даже не успев ни о чем подумать, он остановил автомобиль.
-  В   город?  - наклонившись   к   стеклу,   торопливо спросил милиционер. Он кивнул.
- Подвезете человека?
Он снова кивнул.
Милиционер вернулся к машине и вскоре при¬вел молодую женщину, прикрывая ее от дождя темным зонтом. Женщина села рядом, тихо, еле слышно поздоровалась. Милиционер пожелал счастливого пути и откозырял женщине.
Они ехали уже несколько минут, не проронив ни слова. До города оставалось километров десять.
В другой раз он посчитал бы, что ему повезло с попутчицей, настолько молчаливой она оказалась. Но теперь ее молчание почему-то странным образом беспокоило его, даже дразнило, а ситуации вызывала чувство ожесточенного отчаяния. Ему вдруг захотелось живого общения. Дождливая ночь, труп в багажнике и безмолвная незнакомка - это оказалось слишком даже для него. Между тем, дурацкое стечение обстоятельств и безвыходность положения неожиданно развесели¬ли его. Он достал сигарету.
- Извините, вы не курите?
Женщина смотрела в окно.
- Мне не нравится черный цвет легких, - вдруг тихо сказала она. - К тому же, жизнь одна, и я хочу прожить ее блондинкой.
Он повернул голову  и наконец, увидел ее. У нее были очень тонкие соломенные волосы. Цвет глаз он различить не мог. Ход ее мыслей показался ему забавным и на мгновение даже заставил забыть о трупе в багажнике.
- Это не мои мысли. Мне кажется, я их где-то уже слышала. Все мы, в сущности, повторяем чу¬жие фразы, услышанные когда-нибудь, так же как и мысли, поступки, иногда модернизируя их или же что-то теряя. Вы не думали об этом?
- Нет.
- А глаза у меня зеленые. Однако, я не пью молока из блюдца, мне больше по нраву хорошая свежая кость.
Он улыбнулся.
- Никогда не знаешь, где тебе повезет. Или на¬оборот.
- Всякая ситуация многогранна в зависимости от того, с какой стороны на нее посмотреть, с каким настроением или желанием. Вот вам нравится одиночество, и вы ищете уединения, скажем, на этой заброшенной дороге. Я же нахожу его в обществе. Чтобы побыть одной, я иду на вечеринки, званые обеды, словом, туда, где наиболее много¬людно. Там чувство одиночества особенно обостряется. Сейчас же мне  не одиноко. Впрочем, прошу прощения.
- Простите? - не разобрал он.
- Меня посадили к вам, против вашей воли, не спрашивая. Они никогда не спрашивают. Хотя с не меньшим успехом это мог сделать и не милиционер. Это плохо.
- Почему?
- Вы слабый. Навались на вас проблема, нажми на вас жизнь - вы сломаетесь.
Он опять посмотрел на попутчицу.
- Очевидно, излишне говорить о меткости попадания ваших слов. Судя по интонации, вы говорите без малейшего сомнения в собственных суждениях. Но согласитесь, в таком случае вам должно быть скучно и неинтересно жить.
- Все это тоже одна из тем для сомнений. Нет ничего определенного.
- А смерть?
- Тем более. Иногда мне хочется приоткрыть туда дверь, но почему-то страшно увидеть не тьму не¬бытия, а какую-нибудь очередную банальность, наполненную тебе подобными.
- Вы смертельная пессимистка.
- Смертельная пессимистка,  - улыбнулась она.  - Неплохо. Он тоже улыбнулся.
- А вам захотелось общаться. Честно говоря, в первые минуты моего присутствия вы были решительно против этого и с удовольствием выбросили бы меня на каком-нибудь крутом повороте. Ведь у вас была мысль это сделать.
Она вдруг посмотрела в его глаза.
Он молчал, не зная, что ответить.
- Отчего вы не скажете «нет»? Не бойтесь, я не столь проницательна, как могу показаться. Я самая обыкновенная, с типичной физиологией и нормальными органами. У меня тонкие обычно¬го губы, но это не мешает их целовать, даже наоборот, говорят, это придает поцелую полновесности и еще, чего-то особенного, хотите попробовать?
Она наклонилась к его лицу и неожиданно поцеловала его.
Он сбросил скорость и ехал медленно, все медленней и медленней, пока автомобиль не остановился на обочине. Он прикоснулся ртом к ее губам и стал с удовольствием погружаться в них, уже окончательно утрачивая из памяти все события, случившиеся накануне.

 По-прежнему лил дождь.
Они лежали рядом на разложенных сиденьях и смотрели в окно. Он курил.
- Здесь неподалеку есть богадельня. Два дня на¬зад оттуда ушла и до сих пор не вернулась старуха. Поэтому здесь милиция. Поэтому здесь я, - неожиданно, казалось, совсем некстати сказала она.
- Зачем ты говоришь мне об этом? - безразлично спросил он.
Она смотрела на дождь.
- Можно я закурю?
- А как же твой цвет легких?
- Черт с ним. Я меняю свои убеждения.
- Почему?
- Сегодня славная ночь. Очень необычная и неожиданная. Вместе с тем, неизбежная, словно кем-то давно спланированная.
Он молчал, затягиваясь сигаретой.
- Через какое время мы забудем друг друга? Через день? Через два? - снова тихо спросила она. - Отчего прелесть в случайности, а счастье так непостоянно? Господь скуп по на¬туре своей и людей создал такими же, заботясь о состоятельности православного поста. Вероятно, поэтому так желанна, бывает скверна и так привлекательно выглядят падшие женщины. Ностальгия за грехом - обвораживающее чувство тоски, не правда ли?
Он продолжал молчать.
- Поцелуй меня, если хочешь.
Она долго целовала его губы, рассматривая лицо. Затем поднялась на колени, смахнула пальцами что-то со щеки и стала одеваться.
- Пора домой? Тебя ждут?
- Ждут тебя.
Она зачесала, волосы набок и приколола их шпиль¬кой.
Они выехали из лесу. Где-то вдалеке мерцали огни города.
И вдруг он снова словно очнулся ото сна и очень четко сформулировал для себя все, что произошло накануне.
- Подвезете меня к КП. Дальше я доберусь сама.
Он посмотрел на нее, не скрывая удивления.
- Почему ты снова говоришь мне «вы»?
- Потому что мы с вами чужие люди. Я хочу, чтобы вы это помнили.
- А то, что было?
- Что было?
Он попытался что-то ответить.
- Прошу вас, пожалуйста, давайте помолчим. От¬везите меня к КП.
Он посмотрел на нее. Лицо ее было превосходным.
«Мерседес» проехал заправочную станцию и остановился возле КП.
- Забыл заправиться. Придется возвращаться - почему-то сказал он.

Она хлопнула дверцей и пошла к светящемуся зданию КП.
«Как славно лежит на ней этот плащ», - подумал он, разворачивая автомобиль.
Возле КП она села в милицейскую машину. За рулем дремал милиционер.
- Домой…  - вяло сказала она.

   Утром она проснулась в своей квартире на двенадцатом этаже. Она лежала голая, растянувшись во весь рост, и улыбалась. Затем, облокотившись, стала рассматривать свое тело. Погладила живот, колени, приподняла груди и осмотрела соски, снова улыбнулась и начала шарить рукой по постели. Пальцы нащупали маленький пульт дистанционного управления. Она включила телевизор. Пела оперная певица. Она переключила канал. Стреляли из пистолета, и летели кровавые брызги. Она снова нажала кнопку - шла предвыборная кампания, и еще раз - информационный выпуск, оперативная сводка. Она вдруг приподнялась. На экране был он, крупным планом. Он стоял у своей машины, освещенный милицейскими фонарями, на руках поблескивали наручники. Затем камера переместилась к открытому багажнику, где лежало окровавленное тело старухи.
«Вчера около полуночи был задержан пятидесятилетний доктор Кабов, -констатировал репортер. - В багажнике его автомобиля обнаружен труп женщины. Началось следствие».
Она вскочила с кровати, бросила взгляд на валявшийся на полу отключенный телефон, быстро оделась и хлопнула дверью.

Она шла длинным мрачным коридором, за ней едва поспевал милиционер. Вскоре они остановились у двери. Милиционер достал ключи и открыл камеру. Доктор сидел на нарах, опустив голову.
- Почему вы мне ничего не сказали?
 Доктор поднял глаза. На лице его не было удивления, скорее, оно было просто приветливым.
- Я не думал об этом, - добродушно ответил он, - я забыл. И я все время полагал, что говорить об этом излишне, вы были так проницательны. Но по¬том вы стали незабываемы. - Он улыбнулся.
Она нервничала.
- У вас есть семья? Родные?
- Конечно. У меня жена, дочь.
- Как это все глупо...
- Вчера вы считали иначе.
- А, бросьте, не время философствовать.
- А вы практичная. Никогда бы не подумал.
- Да-да, я практичная. Более того, я легавая, я следователь, которому, скорее всего, будет поручено вести ваше дело, а затем я обязана буду передать его в суд.
- Это я уже проанализировал, и мне это чрезвычайно импонирует. Пойти на плаху с вашего благословения. О чем больше можно мечтать?
- Не валяйте дурака.
- А я боялся, что больше не увижу вас. Но вот счастливый случай. Вы говорили, Господь скуп. Вы ошибались. Господь щедр. И я теперь готов молиться ему. Вы не представляете себе, как я счастлив. Только об одном прошу, - он перешел на шепот, - затяните следствие, я хочу, как можно дольше видеться с вами.
Она отвернулась и, молча, ушла прочь.
Генерал сидел в своем кабинете за письменным столом и просматривал утреннюю газету.
- Ваши аргументы, следователь Ланц? - спросил он, не отрываясь от газеты.
Она сидела у края длинного стола.
- У меня нет аргументов. Но мне не хотелось, бы вести это дело. Тем более, что он взят с поличным.
- В этом еще нужно разобраться, - хмуро продолжал генерал. - Это ваш округ, будьте добры исполнять. Никакие отговорки не принимаются. Тем более, вы не называете причин.
- Я хотела объяснить.
- Извините, я занят. Увидимся завтра.
Она продолжала сидеть, подыскивая аргументы.
-  Я  не   задерживаю  вас.  До  завтра,   -  буркнул
генерал,   нетерпеливо барабаня  пальцами  по  массивной роговой оправе.

  Красный БМВ подъехал к невысокому пятиэтажному дому.
Она вышла из машины. Посмотрела на пятиэтажку, затем на старый клен, растущий у самого дома. С его пожелтевших веток то тут, то там срывались одинокие листья и, совершая забавные пируэты, опускались на землю. Она проводила взглядом не¬сколько летающих листьев, потом, еще немного помедлив, вошла в дом.
Дверь открыла угловатая девчонка с большими темными глазами и, молча, уставившись на гостью, ждала объяснений.
- Ты дома одна? - спросила гостья.
- Нет, - ответила девочка.
- Можно войти?
Девочка отошла в сторону, давая дорогу.
- Кто там, Аня? - послышался женский голос.
Вскоре в проеме дверей, ведущих в соседнюю комнату, появилась женщина. На ней был кухонный фартук, в руках она держала какой-то кухонный инструмент, вроде щипцов для стеклянных банок. Женщина была некрасивой, неухоженной, без прически и макияжа. Видимо, это было ее обыкновением, потому что она нисколько не смутилась.
- Здравствуйте, - первой сказала она гостье.
- Здравствуйте, - ответила гостья.
Наступила пауза. Какое-то время женщины смотрели друг на друга. Затем гостья представилась. Почти не удивившись, хозяйка пригласила ее в комнату, пропуская вперед. Они сели за стол, покрытый зеленой скатертью с большим темным пятном посредине. Хозяйка, молча, ждала.
- Я пришла по поводу вашего мужа.
Хозяйка продолжала  смотреть на гостью, никак не изменившись в лице. Казалось, что она не расслышала.
- Я... - начала было снова гостья.
- Да-да... - сказала жена торопливо. Они снова замолчали.
- Вы знаете, что случилось с вашим мужем?
- Да-да, конечно, - повторила жена, кивая, и у нее на глазах неожиданно появились слезы.
- Я буду вести дело вашего мужа.
Жена, молча, продолжала смотреть на гостью, от¬чего у той возникло чувство неловкости.
- Он убил? - неожиданно спросила она.
- Папа не мог никого убить! - послышался гром¬кий решительный голос.
У двери стояла угловатая девочка и сердито смотрела на мать.
- Аня, пойди к себе.
Девочка не двинулась с места.
- Аня, я прошу тебя.
Девочка продолжала сердито смотреть. Затем резко повернулась и ушла.
- По долгу службы я должна задать вам вопросы. 
Жена опустила глаза. Гостья снова извинилась.
- В котором часу, ваш муж уехал из дому, седьмого октября? Жена молчала, не поднимая глаз.
- Простите, это важно для следствия и, в конечном итоге, в интересах вашего мужа и ваших.
-   Почему вы так думаете?
      -      Что именно?
      - Последнее время он все чаще уезжал из дому. Возвращался поздно, иногда под утро. Я думаю, у него есть женщина. - Жена снова подняла глаза, и в который раз посмотрела на гостью.
- Почему вы так считаете?
- Мы давно не живем половой жизнью. А если и случается, то крайне редко. Извините.
Жена по-прежнему смотрела гостье в глаза, от¬чего, казалось, та все больше чувствовала неловкость, и все же продолжала:
- Скажите, мог ли ваш муж каким-то образом быть связан с приютом для стариков, находящимся в лесной зоне?
- Не знаю. Все может быть. Ведь он мало, чем делился со мной. Мы так давно не разговаривали с ним, что я, кажется, забыла его голос.
- Простите, а с дочерью он общается? Какие у них отношения?
- Раньше он очень любил говорить с ней. Он во¬обще очень любил ее. Сейчас я не уверена. Иногда мне кажется, он никого не любит теперь.
- Почему?
- Не знаю. Это как-то произошло постепенно, незаметно, и я не могу найти объяснения этому.
- У него есть друзья? Хоть кто-нибудь, с кем он общается?
- Не уверена. Прежде, конечно, были. Мы ходи¬ли в гости. Приходили к нам. Как обычно. Теперь нет. Давно все не так. Все изменилось...
- Вы могли бы дать какое-нибудь объяснение этому? Жена снова смотрела на гостью и молчала.
- Хорошо. Скажите, говорит ли вам что-нибудь имя Калашниковой Веры Николаевны,  проживавшей последнее время в доме-интернате номер четыре?
Жена помолчала, быть может, пытаясь что-то вспомнить.
- Нет, простите, ничего не говорит.
Она промокнула глаза. Гостья поднялась из-за стола. Жена тоже поднялась, молча, рассматривая незнакомую женщину, быть может, размышляя теперь об ее элегантности, которую сама она давно утратила.
- И последнее. Можете ли вы сказать, где находился ваш муж пятого и шестого октября вечером?
Жена опустила глаза и молчала.
- Если позволите, я зайду к вам при необходимости, чтобы не вызывать вас в отдел.
Жена кивнула.
- Как вас зовут? Простите, я забыла, - спросила хозяйка, когда гостья была уже на выходе из квартиры.
- Рината. Рината Ланц. Следователь розыскного отдела шестого отделения городской милиции.

Рината ехала за рулем красного БМВ. В радио¬приемнике суетились комментаторы последних известий. Она переключила канал, и в динамиках за¬звучала легкая музыка.

  Немного погодя Рината шла длинным мрачным коридором.
Вскоре перед ней была решетка, за которой она снова видела его лицо.
- Сегодня я вызову вас на допрос.
- Это приятно слышать.
Она чуть улыбнулась.
-  Мне тоже.  Вас приведут ко мне через десять
минут.
В кабинете она сняла плащ. Заглянула в зеркало. Затем подошла к нему ближе и стала смотреть на себя. Протянув руку к столу, она нажала кнопку.
В двери появился милиционер.
- Приведите арестованного Кабова, - обратилась она к нему, по-прежнему смотря в зеркало.
Вскоре за стеной послышались шаги. Открылась дверь.
- Арестованный Кабов доставлен.
- Снимите наручники. Можете быть свободным.
- Я рядом, - уходя, почему-то предупредил милиционер.
Они сидели друг против друга. Молча, без улыбок. Ни радостных, ни грустных.
- Тебе следует задавать вопросы, - тихо напомнил он.
- Да, я еще помню ту ночь. Но совсем скоро все это забудется и не оставит следа. Вы это понимаете? Вы понимаете, что все это несерьезно? С кем не     бывает. Вы так ведете себя...
Он продолжал смотреть на нее увлеченно, и взгляд его напоминал взгляд ребенка, у которого только что сбылась заветная мечта.
Какое-то время она молчала. Потом опустилась на корточки рядом с ним и поцеловала его.
- У нас с тобой в запасе много дней, - улыбнулся он, - мы будем встречаться каждый день до суда.
- Тебе нужен хороший адвокат. Все обойдется. - Она продолжала целовать его и говорить. - Зачем ты не сказал мне тогда?..
- Я хотел. Но что бы изменилось?
- Твою причастность к преступлению еще надо доказать.
- Тебе это не составит труда. Ведь ты хороший  следователь.
- Я не хочу, чтобы ты говорил об этом... Я была у твоей жены...
- Это весело.
- И, наверное, пойду еще.
- Зачем?
- Мне нравится говорить с ней о тебе. Ты любишь свою дочь?
- Это не имеет отношения к допросу.
- У тебя короткие пальцы. Это не смущает тебя?
- Смущает.
- Они мне нравятся.
- Ты говоришь неправду, как и все легавые.
Она улыбнулась и поцеловала его руку. Затем поднялась и заняла свое место за столом, заметно преобразившись. Казалось, она снова стала сосредоточенной и независимой.
- Скажите, доктор Кабов, где вы находились в ночь на седьмое октября сего года? - серьезно спросила она.
- Я ехал в своей машине по лесной дороге.
- Куда и зачем вы ехали?
Он молчал. Этот вопрос он задавал себе каждый раз, отправляясь на лесную дорогу. Рината смотрела в окно, за которым падали листья.
- Ты давно перестал любить жену?
- Не помню.
- Ведь она могла стать другом.
- Возможно. Однако,  я хотел бы отвечать на вопросы по существу дела.
- Именно этим я теперь занята. Она взяла авторучку.
- Итак, доктор Кабов, вы подозреваетесь в убийстве  гражданки Калашниковой В. Н.   И, прежде все¬го, это лишь подозрение. Что вы можете сказать по существу дела или в свое оправдание? - решительно спросила она.
- Я думаю, все так и было.
- То есть?
- Она попала мне под правое колесо. Да, видимо, так это и было.
- Вы говорите, как бы допуская возможность, а не с уверенностью констатируя. Вы могли бы точ¬но утверждать, что совершили наезд?
- Лил сильный дождь, и было трудно разглядеть что-либо.
- Значит, вы не можете сказать несомненно, что совершили наезд?
- Мне кажется, я почувствовал удар с правой стороны.
- Когда вы это почувствовали? Вы почувствовали это?
- Не знаю. Не помню.
- Простите, доктор, есть заключение эксперта. При осмотре вашего автомобиля никаких внешних повреждений или следов крови на его корпусе не обнаружено.
- Но их могло смыть дождем.
Она подняла на него глаза.
-  Скажите,   доктор,   зачем вы  ездили  на  заброшенную дорогу?
Он снова молчал. Она смотрела на него и тоже молчала.
- Вы любите осень? - вдруг спросил Кабов.
- Больше всего на свете, - не задумываясь, ответила Рината.
- Осень напоминает душе о главном.  Все остальные времена года лишь промежуточные явления, подготавливающие ее. Каждый год в конце осени, после дождя я слышу, как пахнет влажная земля и мокрые листья. Умирая, природа напоминает душе о главном. Каждому о своем. Ты не можешь назвать это наверняка, не представляешь, не понимаешь это, между тем душа чувствует,  – это и есть главное. Жизнь? Творчество? Память? Детство? Прошлое? Будущее? Скорее прошлое. Именно. Быть может это и есть главное. Главное – это то, что прошло, чего больше не будет. Никогда. Так же когда-нибудь не будет нас. А осень будет приходить. А нас не будет. Вот главное. Главное – это смерть… Поедемте когда-нибудь в осенний лес.
- Непременно... - чуть слышно ответила Рината.
- Когда мне показалось, что был удар, - продолжал доктор, говоря торопливо и немного нервничая, - я развернул машину и через несколько метров увидел ее на обочине. У нее на лице была кровь, она была еще жива. Я затащил ее в машину и решил ехать в ближайшую клинику. Без инструмента делать было нечего. Дорогой она скончалась. Видимо, у нее был поврежден мозг. Она была обречена. Когда она умерла, я испугался. Там в лесу есть озеро или река, не знаю... Словом, я решил все скрыть. Но не доехал. Я встретил вас. Страх прошел. Прошло желание что-либо делать вообще. Я даже забыл о случившемся. Не знаю, чем это объяснить, наступило какое-то странное состояние легкости и наплевательства на все возникшие проблемы. Оно до сих пор со мной. Мне не страшен суд, меня не пугает приговор, единственное огорчает - то, что я доставляю вам хлопот. Я хочу, чтобы вы отбросили все сомнения и довели дело до конца, как и полагается по закону. Можно мне теперь уйти?
- Простите, доктор, допрос не окончен. По долгу службы я должна разобраться во всем и решить дело, как оно того требует. Вы сказали, что пострадавшую, когда она была еще жива, вы везли в поликлинику для оказания помощи, отнюдь не пытаясь скрыться с места преступления, а значит, поступали по закону чести и человеческого сострадания.
- Да, но как врач я где-то уже понимал, что она обречена.
- И, тем не менее, это все же оставляло за вами право на попытку возможного спасения пострадавшей.
- Никогда не следует отказываться от попытки спасти, даже когда все шансы сведены к нулю.
- Это означает, что вы действовали, как диктовала вам совесть человека и долг врача.
- Наверное, с этим можно согласиться.
- Скажите, доктор, можно ли допустить, что удар, который, как вы говорите, вам показалось, был, вам лишь показался,  на самом же деле вы про¬сто увидели, что на обочине кто-то лежал, и поэтому развернули автомобиль?
- Да, но по этой дороге кроме меня практически никто не ездит.
- А не могло случиться так, что именно об этом думал кто-то, еще, скажем, тот, кто выбросил старуху на этой заброшенной дороге?
- Мне все время кажется, что вы пытаетесь, повести следствие по ложному пути, - чуть улыбаясь, сказал доктор.
- А у меня складывается впечатление, что вы не¬серьезно относитесь к вашему положению.
Доктор закашлялся.
- Нельзя ли мне уйти в камеру?
- Вы успели привязаться к этому месту? - почти сердито спросила она.
- Мне кажется, оно ничем не хуже брошенной дороги, тем более, многолюдных вечеринок и званых обедов.
- Бросьте болтать. Вам нужно выпутываться из сложившейся ситуации.
- Поверьте, это не так уж скверно.
- Вам нравится быть болваном!
- Над этим стоит подумать.
Она нажала кнопку, и в комнате появился милиционер.
- Уведите арестованного, - угрюмо скомандовала она.

  Когда вечерние сумерки прижимались к окну ее квартиры, она включила похожую на шагающего красного динозавра настольную лампу и снова на¬лила себе в рюмку вина. Медленно выпив, она долго смотрела на темное окно. Потом сняла телефонную трубку и набрала номер.
- Слушаю, - отозвался мужской голос.
- Привет, - сказала она.
- Я буду через пятнадцать минут, - снова ответил мужской голос.
- Через десять, - попросила она.
- Хорошо, - ответил мужской голос.
Она положила трубку и снова налила в рюмку.
Стрелки часов сошлись на десяти, когда позвони¬ли в дверь.
Он был высоким, стройным, тридцати пяти, сорокалетнего возраста, с темными жесткими волоса¬ми, смуглым худощавым лицом и хорошими зуба¬ми, это стало видно, когда он улыбнулся и поцеловал ее.
- У тебя плохое настроение? - спросил он.
- Раздень меня, пожалуйста, и помолчим. Весь вечер. Пожалуйста.
- Хорошо. Но утром ты мне расскажешь, что случилось.
- Не знаю.
- Ладно, как хочешь.
- Погаси свет.
Он подошел к шагающему красному динозавру и нажал выключатель.

   Утром она ехала на работу по-прежнему в дур¬ном настроении. Ночь, с помощью которой она надеялась изменить его, оказалась несостоятельной и ничего не изменила, а даже в чем-то, наоборот, усугубила его. Рината размышляла над этим и удивлялась самой себе, тому, что в ее устоявшейся, довольно четко обозначенной эмансипированной жизни что-то дрогнуло. Она пыталась не соглашаться с этим, но все ее старания приводили лишь к раздражению.
Она вошла в кабинет, прошла к столу, стараясь обойти зеркало, чтобы не видеть, как выглядит лицо.
Однако через некоторое время она все же подо¬шла и взглянула на себя. Глаза были чуть припухшие. Она провела вокруг них кончиками пальцев и похлопала себя по щекам. Затем посмотрела на сигнальную кнопку. Еще через мгновение она на¬жала на нее.
- Приведите арестованного, - тихо сказала она вошедшему милиционеру. Потом села у окна.
Большое морщинистое дерево по-прежнему роняло желтые листья. Как называлось оно? Странно, что эта мысль ни разу не приходила ей прежде. Похожее дерево росло когда-то у крыльца отцовской дачи. Или это было совсем другое дерево? Теперь ей почему-то трудно было вспомнить.
Открылась дверь. Доктор снова был в хорошем расположении духа.
- Если позволите, я пожелал бы вам доброго утра и самого доброго дня, а еще приятного вечера, но главное, ночи. Ночь - это чудесное время сюрпризов.
- Вы стали несколько болтливы, до тошноты. Сержант свободен! - Она захлопнула за милиционером дверь. - Послушайте, доктор, в конце концов, я вам не нянька, а вы не невинный младенец. Всякий имеет право выбора, и я не намерена более вмешиваться в вашу жизнь. Поступайте, как знаете.
- Я вас очень люблю. Рината, - медленно произнес доктор.
- Ну, зачем вы так?
- Простите, я действительно стал несносно болт¬лив. Кажется, за эти несколько дней я вспомнил и произнес больше слов, чем за всю жизнь. Самому против¬но. Мне по-прежнему трудно понять, что со мной. Я утратил самоконтроль. У меня или что-то с го¬ловой, или с душой, не знаю. Наверное, я болван, но мне по душе мое новое качество. Говорят, юродивые ближе к Господу. Мне же хочется быть поближе к вам. У каждого свой Бог. Простите меня.
Доктор умолк и опустил глаза.
- Я собралась писать рапорт об отстранении меня от вашего дела. Доктор молчал.
- Вы слышите меня?
- Скажите, Рината, зачем вы сделали это, тогда, ночью? Я все время думаю об этом. Я не вспоминаю о семье, я не думаю о дочери, меньше всего меня интересует мое криминальное дело. Я думаю о той ночи. Что могло случиться? Ведь мне всегда была нужна эта дорога. В ней я находил то, чего не мог найти здесь, в обществе. Теперь мне кажется, она стала мне неинтересной. Она утратила свою манящую силу и смысл. Мне кажется, я по¬терял самое важное, что было у меня в жизни, но получил ли я что-нибудь взамен? Мне трудно сосредоточится. Все, что происходит со мной сегодня, не поддается анализу. Меня вдруг назойливо стал интересовать вопрос о том, как сходят с ума, механизм его перехода от реальности к инфернальности. Есть ощущение, что я на пороге, и вполне в состоянии сделать первый шаг.
Похоже, теперь Рината не слушала доктора, а думала о чем-то своем.

  Немного погодя она, так же задумавшись, шла набережной, где холодный осенний ветер шумел речной водой, пытаясь выбросить ее на сушу. За¬чем и по чьей воле она ввязалась во все это? Непонятное чувство ответственности все больше затяги¬вало и не отпускало ее. Этот чужой странный чело¬век. Неужели он стал так близок? Ведь не было ника¬ких планов привязываться или строить отношения, тем более, будить чувства. Независимость и гармония с самой собой - вот что было определяющим ее жизнь. Она всегда делала то, что хотела, иногда руководствуясь сиюминутным дерзким желанием, которое бодрило. Но это было свободное независимое желание, которое не влекло за собой ни разочарований, ни раскаяний. Теперь же на ее плечи взвалил ась неожиданная, непонятная ноша. То ли за грехи, то ли в награду. Она никак не могла определиться. Словно подводился какой-то важный итог.
Так она шла, размышляя, пока не остановилась у серой пятиэтажки. Помедлив еще какое-то время, она вошла в дом.
Дверь открыла жена.
- Здравствуйте, - снова первой сказала она. - Прошу, заходите.
В двери соседней комнаты стояла угловатая девочка с большими темными глазами. Она так же неприветливо смотрела на гостью, потом от¬вернулась и хлопнула дверью. Жена посмотрела на захлопнувшуюся дверь.
- Идемте,  - сказала она.
Они опять сели за круглым столом, накрытым зеленой скатертью с большим пятном. Рината вдруг заметила за спиной хозяйки, на черном пианино, стоявшем у стены, большую фотографию в рамке. В прошлый раз на ее месте стояла ваза с искусственными цветами. Рината помнила это. Фотография была не актуальной, а, видимо, сделана лет десять назад. На ней был он с женой и маленьким ребенком.
Жена, молча, смотрела на гостью.
- Скоро состоится процесс. Вашему мужу нужен хороший адвокат. Я могу порекомендовать вам порядочного юриста.
Жена опустила глаза.
- Это тюрьма? Ему много дадут? - спросила она.
- Не думаю. Против него нет серьезных улик, и при определенном стечении обстоятельств, срок может быть небольшим. Я сделаю все от меня за¬висящее.
- Почему? - спросила жена.
Вопрос был неожиданным. Рината поняла, что сказала лишнее. Какое-то время она подыскивала слова, и вдруг определилась неожиданно для самой себя.
- Потому что судьба вашего мужа не безразлична мне.
Жена опустила глаза и понимающе закивала. Похоже, это признание не особенно удивило ее.
- Я совсем не та женщина, о которой вы подумали. То есть я не его женщина, надеюсь, вы пони¬маете?
Жена снова закивала.
- С ним можно увидеться? - спросила она.
- Да, конечно. Я хотела сказать еще. Это важно. Мне кажется, он ведет себя так, как будто ему безразлично будущее. Он совсем не борется. Иногда он поступает так, словно сознательно берет на себя вину, скорее даже, ту ее степень, которой не заслуживает. Я не знаю, чем это объяснить. Я думала, что вы могли бы как-то помочь мне.
- В чем? - не поднимая глаз, бросила жена.
- Не знаю, ведь существует подход к каждому человеку. Опыт совместной жизни мог бы вам что-то подсказать, объяснить.
- Я отвыкла... Я не помню... Все это было очень  давно...
Обе женщины на время умолкли.
Рината снова посмотрела на фотографию. Задумавшись, она словно пыталась что-то вспомнить.
- Скажите, - спросила жена, - почему вы так ответили? Я имею в виду ваше участие в судьбе мужа. Извините.
Рината чуть замялась.
- Я веду его дело. В конце концов, мой долг вести его честно и справедливо. Вот, собственно. Я пытаюсь разобраться и, если нужно, помочь.
Жена поднялась из-за стола.
- Простите, мне нужно заняться дочерью. У нее академконцерт.
Казалось, она нервничала.
Рината попрощалась. Уходя, она еще раз бросила взгляд на фотографию в рамке.
- Если позволите, я оставлю вам свои телефоны.
  Она   подала   жене   визитку.   -   Быть   может,   вам захочется позвонить мне.

   На следующий день с утра пошел дождь.
   Генерал сидел в своей обычной позе, и говорил, не переставая курить сигарету.
Рината сидела у края длинного стола и слушала генерала уже четверть часа.
- ... и потом вы сами мне об этом говорили. Возитесь с ним вторую неделю. Пора заканчивать дело и передавать в суд. У нас еще полно незавершенной работы. Вы обязаны...
Когда генерал начинал говорить об обязанностях, его окончательно переставали слушать. Рината смотрела на его массивные очки в роговой оправе красивого торфяного цвета и думала, что конвейерная машина правосудия работала четко, бесперебойно, как поточная линия на хорошем немец¬ком производстве. И что, как и всякому производству для бесперебойной работы, ей необходимо было бесперебойное наличие сырья, и что ей, следователю, самой приходится копаться в нем, часто не задумываясь о его происхождении. Неизвестно, как бы она повела себя с Кабовым, не случись той ночи, которая - она точно знала это – забудется через несколько дней, и от впечатлений не останется и следа. Ее манила сиюминутная нервная све¬жесть экспромта, и она сделала это, не задумываясь, как привыкла. Теперь все повернулось иначе, неожиданно взвалив на ее плечи непривычный груз сопереживания, а может, соучастия.
- О чем вы думаете? Вы что, не слушаете меня? - снова послышался голос генерала.
- Отчего же, я прекрасно все поняла, - солгала Рината.
- Ну, так исполняйте.
- Слушаюсь.
Рината поднялась со стула и вышла из кабинета.
Генерал проводил ее подозрительным взглядом поверх массивной роговой оправы, и взял со стола еще одну сигарету.

  Когда Рината ехала домой, рядом сидел ее молодой друг.
- Ты должен взяться за это дело, - энергично говорила она.
- Ты же знаешь, для тебя я сделаю все возможное. Но зачем тебе это?
- Трудно сказать. Может, я люблю его. Да, может быть, это.
- Это я могу понять.
- Завтра я передаю дело в суд. Он не слушает, когда я говорю ему об адвокате. Однако, я еще раз попытаюсь его переубедить.
Молодой человек улыбнулся.
- Не укокошить ли мне какую-нибудь старушку? Чтобы хоть однажды почувствовать заботу о себе.
- Мы с тобой хорошие друзья. Ближе друзей не бывает. Мне не хочется даже думать о том, что все это можно разрушить. А такой инструмент есть
- Это супружеские узы? Твоя позиция старомодна.
- Я не подвержена законам моды. У меня есть возможность жить своим умом. Давай оставим это.
Красный БМВ остановился возле их дома. Они вышли из машины и направились к подъезду.
- Я хочу, чтобы ты завтра встретился с ним, - продолжала она.
- Хорошо, - вяло ответил он.
- Я хочу, чтобы ты был заинтересован. Помни, ты делаешь это для меня.
- Я это помню.
Он нажал кнопку лифта.
- Постарайся, чтобы он поверил тебе. Перевербуй его на оптимизм. Он должен понять, что вам нужна одна упряжка, иначе вы не потянете. Не знаю, зачем я тебе говорю это. Ты сам все знаешь лучше меня. Прости, я нервничаю.
Они зашли в лифт.
- Можно я поднимусь к тебе? - спросил он.
- Не сегодня. Извини. У меня раздражение и не¬рвы. Хочу спать.
- Выпить не хочешь?
- Нет.
Лифт остановился.
- Ты любишь осенний лес, вообще осень?
- Я? Ну…
- Говорят, она напоминает душе о главном… Хорошо бы съездить на выходные…
Двери лифта закрылись.

  На следующее утро Рината как никогда рано была у рабочего стола и тут же нажала кнопку вызова милиционера.
- Кабова ко мне! - решительно сказала она.
Сегодня он был небрит и казался похудевшим, лицо приобрело нездорового оттенка.
- Вы плохо чувствуете себя? - спросила она, когда за милиционером захлопнулась дверь.
- Когда вы рядом? - Он улыбнулся.
- Доктор, вы могли бы сделать для меня то, что я попрошу? - очень серьезно спросила она.
- Зачем вы спрашиваете?
- Помогите мне спасти вас.
Он снова улыбнулся. Потом надолго задумался.
- Сожалею.
- Почему? - почти рассерженно спросила она.
- Это невозможно.
- Объясните.
- Как-нибудь потом я сделаю это. Обещаю.
- Но потом может быть поздно. Вас упекут в тюрьму. Вы понимаете это?
- К несчастью.
- Так что же вы, черт возьми!
Доктор посмотрел на Ринату. Грустная улыбка проглядывалась в его глазах.
- Как хорошо вы это сказали тогда: «Я еще по¬мню ту ночь». Господь большой экспериментатор. Он создает ситуацию, абсолютно не планируя на¬перед и не думая о последствиях, и только потом смотрит, что же получилось. Так он создал ночь, и увидел, что это хорошо. Вероятно, так же, не задумываясь, он создал женщину, и тоже получи¬лось неплохо. Не правда ли, самонадеянно совершать действия и. лишь затем осознавать, хорошо это или плохо? А все потому, что не перед кем отчитываться и нести ответственность. Не то, что в условиях совершенного законодательства.
- Оставим Бога в покое. Он неплохо поработал. Поговорим о вас. Тем более опираясь на совершенное законодательство, как-никак в этом кабинете я определяю тему разговора. Я снова была у них. Они вас очень любят, и жена, и дочь. Они переживают и скучают по вас, - решительно говорила Рината.
На лице Кабова отразилась грусть. Он отвернулся к окну.
- Я тоже люблю их, - задумчиво сказал он. - Как бы мне хотелось поцеловать ваши тонкие  губы. Я никогда прежде не целовал таких губ.
Рината опустила голову.
- Сегодня я передаю ваше дело судебным органам, - почти безразлично сказала она.
-Это значит, мы больше не увидимся?
Рината кивнула. Наступило молчание.
- Мне кажется, между нами остается что-то незавершенное или недовершенное, так лучше, недосказанное, недовыполненное. У вас нет такого ощущения?
Рината молчала.
- Именно так, - продолжал доктор, - но главное то, что это уже никак не поправить. Если бы у меня была возможность убить то, что определило последние события моей жизни, я бы убил. Встреча с вами - это изощренная боль, посланная свыше. Наверное, не я один получаю ее в конце жизни. И если учесть это обстоятельство, то нет причин ожесточаться, ведь отличительная способ¬ность разумного существа, и заключается в том, чтобы свободно принимать испытания судьбы, а не бороться с ними, это было известно еще древним. Однако, как же все-таки человеку не хочется уми¬рать. Совершенно не зная и не представляя, что именно с ним происходит, он упирается из после¬дних сил, словно это нечто заведомо плохое или неприемлемое. Дикость.
- Как я устала. Вы все время не договариваете.
- Все равно. От вас ведь трудно что-либо скрыть.
- Мне бы очень не хотелось, чтобы вы держали на меня обиду.
- А я и не держу. Хотя вы здесь, наверное, не причем. Вы лишь одна из причин. О которой се¬годня я думаю, как об одной из главных.
- Я не понимаю вас. Вы опять не договариваете. Ваше следственное дело закрыто, - она отложила папку, - и я больше не имею юридического права задавать вам вопросы. Но ответьте мне на после¬дний, не как следователю. Зачем вы ездили на заброшенную дорогу? Она должна была стать последней?
Доктор поднял голову и долго, молча, смотрел на нее.
- Как вы замечательны, Рината, - еле слышно произнес он, глаза его вдруг заблестели. - По¬звольте мне уйти.
- Но почему? - взмолилась она.
- Подарите мне что-нибудь на память. Что-нибудь из вашей одежды. Хотя бы этот пояс. Вы были изумительны в этом сером плаще.
- Ну что же вы за человек такой! - почти в отчая¬нии воскликнула Рината. - Вы же измучили всех вокруг себя.
- Так вы дарите мне его? - тихо спросил доктор.
- Возьмите, что хотите, но будьте человеком. Сжальтесь над теми, кто вас любит.
- Хорошо, - неожиданно спокойно ответил он, затем снова выдержал продолжительную паузу и спросил: - Можно я сделаю это письменно? Я напи¬шу вам письмо. У вас есть конверт? Это будет первое письмо к вам. Остальные я буду писать вам оттуда.
Рината нервно открыла стол и подала доктору бумагу и конверт.
Доктор взял ручку, придвинул бумагу, затем по¬смотрел на Ринату, не начиная писать.
- Сколько вам понадобится времени? - спросила она.
- Минуту.
Она посмотрела на часы и вышла из кабинета. В коридоре стоял милиционер.  Рината останови¬лась.
- У тебя есть закурить?
Милиционер вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и виновато посмотрел на следователя. Не обращая внимания, она взяла сигарету. Милицио¬нер предложил огонь. Рината закурила.
Доктор вложил письмо в конверт и заклеил его. Затем посмотрел на вешалку, где висел ее плащ, вытащил из него пояс и поднес к лицу.
В дверь постучали.
- Да-да, - отозвался он, пряча пояс в карман брюк.
- Вы закончили? - послышался ее голос.
- Да, пожалуйста.
Он сел на прежнее место.
- Вы могли бы пообещать мне, прочитать его дома, когда будете ложиться спать? - торопливо спросил Кабов.
- Почему вы этого хотите? К чему эти эпистоляр¬ные игры? Я и так делаю много лишнего. Вам не показалось? Я уговорила адвоката, я хожу к вам домой. Неужели вы не догадываетесь, чего мне это стоит? А вы по-прежнему остаетесь тупым уп¬рямым истуканом! Почему вы отказываетесь от за¬щиты? Ведь это верный шанс на пусть относитель¬ный, но успех дела. Кому нужно ваше ребячество?
Он нежно смотрел ей в глаза.
- Если вам этого хочется, я согласен. Рината   умолкла.   Она   посмотрела   на   доктора удивленно и недоверчиво.
- Можно я теперь пойду к себе? - спросил он.
Рината подошла к доктору, опустилась возле стула, как в первый раз, и поцеловала его в губы. Доктор продолжал смотреть, не меняя выраже¬ния глаз. Что-то умиротворенное было в них, ти¬хую светлую печаль, и смирение обозначали они. Рината поднялась. Затем взяла его руки и поцело¬вала их.
- Я торчу от ваших пальцев, доктор Кабов. - Она улыбнулась. - Все будет хорошо. Спасибо вам.
- Я могу идти? - спросил доктор.
- Вы расстроены? Не сердитесь.
- Нет, все нормально. Доктор поднялся со стула.
Когда милиционер увел его. Рината села за стол и взяла в руки письмо.

  Уже по дороге к машине, застегивая на ходу плащ, она заметила отсутствие пояса и улыбнулась.
Когда она вошла в свою квартиру, радостное ощущение достигнутого, не покидало ее. Она сняла
плащ и привычно бросила его на вешалку. Потом вдруг остановилась в двери. Улыбка медленно со¬шла с ее лица. Она задумалась, и вдруг ее движе¬ния стали торопливыми и беспокойными. Она снова возвратилась в прихожую, вытащила из плаща пись¬мо и разорвала конверт.
«Простите меня»
Все, что было в письме.

  Набросила плащ, она выскочила из дома.
Ее красный БМВ то возникал, то исчезал в потоке машин, время от времени, появляясь на встречной полосе.
Она набрала номер с мобильного.
Дежурный милиционер поднял трубку.
- Что с ним? Что с Кабовым? Где он?
- В камере, где ему быть…
- Проверьте немедленно!
Красный BMW несся улицами города, нарушая.
Длинным серым коридором шел дежурный милиционер.
Опять мелькал в потоке машин ее автомобиль.
Дежурный открыл дверь камеры.
Кабов, покачиваясь, висел на  поясе  ее плаща.
Милиционер, выхватив нож, перерезал пояс. Тело Кабова рухнуло на пол.
В дверь вбежала Рината. Ее губы сжали его рот. Она отчаянно вдыхала воздух в его легкие. Столпившиеся в проходе милиционеры, с удивлением наблюдали за следователем. Секунды длились в напряженном молчании, лишь были слышны  глубокие ритмические  выдохи. Вдруг тело Кабова чуть вздрогнуло, и он сделал первый самостоятельный вдох.
Рината стояла на коленях. В глазах ее только теперь появились слезы. Кабов продолжал дышать. 
- Вызовите врача… - сказала она тихо. Милиционеры расступились, освобождая ей дорогу. Рината вышла из камеры. Милиционеры провожали ее недоумевающим взглядом. Потом посмотрели на Кабова. Он дышал.


  Утром Ринату разбудил звонок в дерь.  Она открыла глаза, продолжая лежать.
В комнате было  много солнца. В детстве ей казалось, что в воскресный день его всегда было больше чем обычно, особенно утром, кажется, это ощущение не покидало ее и теперь.
В дверь снова позвонили. Еще какое- то время она смотрела на солнечные лучи исчертившие пространство комнаты, затем нехотя поднялась и пошла к двери.
На пороге стоял адвокат. Он улыбался. Рината посмотрела на его лицо. Какие-то
нелепые мысли посетили ее. Она подумала о его улыбке, потом о рекламе зубных щеток, потом о зефире в  шоколаде и ей захотелось именно его – зефира.
- Ты опять обо всем забыла. Молодые ветреные девушки, - вздохнул адвокат, - они не держат слова, они забывают обещания, оставаясь безответственными и безнаказанными, их желания изменчивы, а все потому, что их любят.            
- Как много, много слов…  -  потянувшись, произнесла Рината.
- Вчера тебе хотелось в осенний лес. Я подумал. Что лучше всего он выглядит ранним утром.      
Рината улыбнулась.
- Ты милый… - она приветливо погладила адвоката по лицу, - Ты добрый и яркий как воскресное утро.
- В твоих глазах неправда и коварство… - снова вздохнул адвокат, поцеловав ее сонные глаза.
Рината переодевалась, не стесняясь своего коллеги, а он увлеченно наблюдал за ней.
- Отчего меня не возбуждают другие женщины? Ведь на свете достаточно красивых женщин…
-  Они лишены  недостатков, которые есть у меня.
-  В самом деле. У них нет тех особенных недостатков, которые придают женщине самобытности. Хочется исполнять все твои желания.
- У тебя будет такая возможность. И ты это знаешь, мне, как никогда, нужна твоя помощь.
Адвокат с пониманием закивал.


  Ее автомобиль выехал за город. За рулем был адвокат, Рината сидела рядом. На ней было светлое платье, небрежно собранные волосы, отсутствие косметики и вялость движений, чуть заметная неопрятность и полная независимость, придавали ей особенной легкости, естественности, женственности.
- Я повезу тебя в свое детство… – тихо сказала она, - я прожила там пять лет…
Еле заметная  грусть промелькнула в ее глазах, и она улыбнулась. – Там у меня были папа и мама.  И мы любили друг друга…

Автомобиль ехал лесной дорогой.
- Папа строил секретный военный объект. Как-то на кухне я подслушала его разговор с одним важным военным чином. Они много выпили и были открыты. Здесь должны были разместиться, ракетные шахты. Тогда я об этом знала... В конце концов - перестройка, конверсия, натиск общественности и все свернулось. Не знаю, как бы отнесся к этому мой папа-полковник. Впрочем, все что случилось, наверное, к лучшему. В лесу должны жить звери, расти деревья, петь птицы…

   Автомобиль остановился возле территории напоминавшей брошенный  лесной поселок, поросший травой, кустарником и молодыми деревьями. Более подходящего слова, чем зона, едва ли можно было подыскать. Несколько двухэтажных домов, железнодорожная узкоколейка и еще множество непонятных одноэтажных построек.
Что-то зашевелилось в кустах. Неподалеку из кустов вышло несколько собак. Они стояли, осматривая не прошенных гостей. Рината так же смотрела на них с любопытством. Было видно, что появление собак не испугало ее, скорее она на время задумалась, похоже пытаясь что-то вспомнить. Адвокат неожиданно поднял руку и собаки, сорвавшись с места, тут же растворились в лесной чаще.
- Наш дом, - сказала Рината, - там, на втором этаже мы жили…
Они зашли в дом. Облезлые обои, осыпавшиеся стены, изуродованные железные поручни навевали тоску.
В одной из комнат Рината остановилась. В комнате было одно окно, вернее теперь от него осталась лишь зияющая дыра с выбитыми оконными рамами.
- Моя спальня… Здесь мне приснились первые эротические сны… - улыбнулась Рината, -  они нашептывали мне покинуть  эти стены, вырваться из гнетущей лесной изоляции. Ощущения свободы больше всего не хватало  в те годы. Я чувствовала это так остро и убедительно, что постепенно это превратилось в мою заветную мечту, главную цель жизни. Сегодня что-то происходит обратное. Что именно я не знаю.  Ни разу у меня не возникало мысли приехать сюда. Теперь я здесь. Почему?  Все опять кем-то спланировано и направлено и ты снова не свободен и чувствуешь чью-то неведомую значительную силу. – Рината подошла к окну. -  Заешь, сказала она вдруг после паузы, - Я никак не могла понять, когда я стала женщиной. Когда это произошло. Как будто этого и не было. Это что-то загадочное и непостижимое. Однажды в восьмом классе у нас была медкомиссия, и там неожиданно выяснилось, что среди всех девочек класса я была не девочкой. Узнав об этом, мой суровый папа-полковник хотел выгнать меня из дому. А я ничего не могла объяснить. По сегодняшний день это остается для меня загадкой.  Дома мне устроили инквизицию, им нужна была правда, правда, которой им хотелось, которая им рисовалась. А правда заключалась в том, что я действительно не могла объяснить это не им, не себе самой. Я была обижена и унижена какой-то неведомой тайной силою, которая, оскорбив меня, исчезла навсегда.  Я осталась одинокой. Родители практически не общались со мной. Скоро обо всем узнала вся школа. Днем я изображала сильную и гордую личность, а ночью, отворачиваясь к стенке и жалея себя невыносимо, давала волю слезам. Я все ждала, что зайдет мама и, погладив меня по головке, скажет, что верит мне. Но она не приходила, а я все плакала, плакала… Близились школьные каникулы, время когда мы все вместе летели к морю. Папа, мама и я… Но теперь все изменилось. Папа был категоричен. Меня отвезли в деревню к бабушке, а сами полетели… А я осталась… А потом их самолет разлетелся на куски, так и не взлетев… Самолет в котором были мои мама и папа… На куски…
   Рината смотрела в окно, туда, где поросло высокой травой ее детство, где за деревьями прятались воспоминания, минувшие дни, забытые образы. Снова появились одичавшие собаки. Где-то с верхушек деревьев слетел порыв ветра пронесся по кустах, нырнул в траву, забрался под собачьи шкуры, поднял в воздух обрывки бумаги, опавшие листья и снова исчез в  чаще.
  Немного погодя, они вышли из дома. Лес все сильнее и сильнее поглощал брошенную людьми территорию так и неиспользованную по назначению. Наполненный пением лесных птиц, он нес покой, смирение и убеждение в том, что все стало на свои места.
-  Иногда мне снится один и тот же страшный сон. Меня девочку насилует незнакомый мужчина в белом халате. Мне ни разу не удается рассмотреть его лица. Но иногда мне кажется, что я уже видела его где-то. Но где? Когда? Этого я вспомнить не могу… Все же хорошо, что папе не удалось разместить здесь ракетные шахты. Теперь здесь снова будет лес. Он победил.
- Это тоже случилось где-то здесь? – спросил адвокат.
- Что? -  переспросила Рината.
- Я думал, это связано со следствием. Наша поездка. Ведь это тоже случилось где-то здесь?
- Что?
- Ну, с этим  твоим доктором.
- Почему ты сказал «тоже»?
-  Не знаю… Ну… Мы здесь…
Рината вдруг посмотрела на адвоката, словно вспомнила о чем-то важном, о чем было, совсем позабыла. Она, не оглядываясь, пошла к автомобилю. Небо над ними укрылось тучами и в лесу сгустились сумерки.               
      
   Когда они въехали в город, на лобовое стекло упали первые капли. Еще погодя автомобиль остановился у дома где жили Кабовы.
Рината не остановилась когда ей открыли дверь. Она молча прошла в комнату. Где стояло пианино. Наконец, остановившись, она взяла фотграфию с которой на нее смотрел молодой Кабов. Жена и дочь выглядели растерянно. Какое-то время Рината  оставалась на месте, несводя глаз с фотографи. Потом, так и не заметив хозяев квартиры, вышла на лестничную площадку.
Она спускалась вниз, а перед глазами оставалось его лицо. И вот полная тишина, белое осеннее сонце заполнило все сокруг, белые одежды перед глазами и неясные черты лица, склонившеося над ней.
Рината  открыла глаза. Она была в своей спальне. За окном светилась осенняя ночь.
 
  Утром она шла к своему кабинету и неясное состояни владело ею. Предчувствие чего-то незведанного, порог котрого она собиралась переступить, волновало ее.
Похоже ее волнение стало заметно  Кабову, сразу же, когда он вошел. Впрочем, потом он сидел с опущеной головой и без настроения общаться.
- Я всегда бал неудачником. – со временем произнес он. – Как видите мне опять ничего не удалось. Я уже почти был там, нок то-то снова помешал мне. Наверное наша доблесная милиция, которая нас бережет.
- Вероятно так все и было… - ответила Рината. -  Логика судьбы незаисима и неподвласна нам. Так случилось. Вего лиш… Вы спрашивали зачем я сделала это, тога ночью в автомобиле. До определенного момента для меня это тоже оставалось загадкой. Кажется теперь я близка к ее разрешению. Неконтролированное  желание повторения ситуации, которая когда-то уже происходила с тобой. Необходимы лиш условия напомнившие бы о ней  пробудившие определенные участки памяти. Может быть это… Дальше  такой же неконтролированный процесс полового инстинкта…
- Что вы имеете ввиду? – Не поднимая головы, спросил Кабов.
- Это, что-то вроде вашого желания ездить на покинутую дорогу. Что-то же вас побуждало это делать. Наверняка это могло быть прошлое связывающее ее с вами.
      Кабов поднял голову.
- Продолжайте, пожалуйста.
Рината молчала. Они смотрели друг другу в глаза, долго, открыто, с каждым разом приближаясь к чему-то неведомому, пока еще неразгаданному, что обьеденяло их.
- Зачем вы ездили на лесную дорогу? – спросила она.
Кабов мочал, лиш внимательно изучал ее лицо.
- Похоже, сегодня день воспоминаний, увлекательных историй, - наконец произнес он, -  что ж потешим друг друга. Я расскажу вам свою, быть может она понравится вам.
Рината видела как неожиданный, странный блеск появился в его глазах,  неясным нервным возбуждением сверкнули они. Рината терялась в раздумиях, она чувствовала, что происходит что-то непредвиденное, ждала его боялась, желала и протестувала, вместе с тем понимая, что дороги назад нет.
-     Поздняя осень с дождем и слякотью, - начал Кабов, - некудышняя пора для ослабленного организма, поверьте мне как врачу, особенно для детского.   
 Похоже, вы в детстве тоже не блистали хорошим здоровьем. У вас это на лице. Эти круги под глазами… Впрочем, сейчас не о вас… Я собирался стать отцом. Мне было… Я был молод… Не об этом… - Кабов умолк, затем заговорил неожиданно быстро и нервно, -  Я работал в клинике неотложной помощи. Мы получили вызов… Уже вечерело… У девочки была острая пневмония. Мама была в отчаянии. Девочку нужно было срочно госпитализировать.  Ее мама осталась ждать отца, а девочка уехала в скорой. А дорогой… - Кабов умолк. Лицо его исказилось, словно от внезапной резкой боли. Потом вдруг расправилось, и он четко сказал, - Устал. Очень болит голова. Пусть  меня уведут.
Рината следила за Кабовым. С ним действительно происходило, что-то недоброе, он терял контроль над собой. Она вызвала конвой. Кабов поднялся со стула. Потом взглянул на нее, и в его глазах появилась то ли тоска, то ли разочарование. Он неуверенной походкой вышел за дверь.
Рината осталась наедине с нахлынувшими размышлениями. Последние события ее жизни, так сблизившие ее с этим странным доктором, подсказывали, что дело набирает неожиданного продолжения, которое тревожило и пугало ее.
Уже на следующий день, Рината была в кабинете главного врача клиники неотложной помощи, где в свое время работал Кабов.
Главврач, откинувшись на спинку кресла, откровенно рассматривал Ринату.
Следователь Ланц. – Стараясь быть как можно лаконичней, сказала она.
Очень приятно, я бы сказал особенно приятно… - прервал ее главврач, продолжая откровенно рассматривать Ринату.
Со стороны Ринаты было видно, что его поведение начинает доставать ее.
-   Меня интересуют регистрационные журналы вызовов неотложек за 1991 год.
Продолжила она.
-    Все можно устроить. Но почему бы нам сначала не выпить кофе? И вообще познакомиться поближе?
- Преступите закон, познакомимся ближе. – Неприветливо пошутила Рината.
Неожиданно врач переменился.  Вызвав по телефону медсестру, он продолжал рассматривать Ринату, но уже без улыбки и желания знакомиться ближе.
Когда вошла медсестра, врач был лаконичен и серьезен. Он попросил, чтобы все было организовано надлежащим образом. Рината поблагодарила.
Среди кипы журналов она вскоре отыскала необходимый ей год и стала листать страницы. Еще погодя, она нашла нужный месяц. Проводя пальцами по исписанной разными почерками бумаге, Рината чувствовала, как дрожит рука, и вдруг она застыла. «7 ноября 17. 00.» Дальше она прочла свою фамилию, домашний адрес, возраст 14 лет, температура тела, еще какая-то информация, в самом конце стояла подпись врача. Похоже, то, что она увидела, почти не удивило ее. Она еще раз перечитала все сначала и подпись, подпись доктора Кабова. В ее сумочке звонил телефон. Это был адвокат.
-    Напоминаю.  Уже как ровно час я жду тебя в машине. У меня пересохло горло. Хочу кофе. Конец связи.
Вскоре они сидели в летнем кафе, и пили кофе. Вернее пил адвокат. Рината курила, а ее чашка оставалась нетронутой.
-     Что- происходит…   Пока не знаю что… Почему он? Зачем он? Иногда кажется… Не знаю… Что-то роднит нас… Прошлое… Может поэтому у меня такие неясные, но такие сильные чувства к нему иногда такие полярные, но такие сильные, такие необузданные. Тебе неинтересно, прости.
-       Отнюдь, - сделав глоток, откликнулся адвокат, - я слушаю тебя и мне интересно.
-      Он не договаривает. А я боюсь узнать главное. Между тем я буду знать. Буду знать все…
-      Несомненно. Я бы чего-нибудь съел. Ты не голодна? – спросил адвокат.
Рината посмотрела на его лицо. Затем, молча, поднялась и пошла к автомобилю.
Адвокат провожал ее взглядом. Она села за руль и вскоре ее автомобиль  затерялся в потоке машин. Адвокат допил кофе с обеих чашек.
-    Пожалуйста, еще кофе и два горячих бутерброда с сыром, – обратился он к официанту.

Красный  BMW ехал лесной дорогой, а еще через время Рината шла заросшей тропой покинутой лесной зоны туда, где виднелся полуразрушенный двухэтажный дом. Подойдя ближе, она присела на старую деревянную скамью. Из кустов снова вышли собаки. Они держали дистанцию, не приближаясь и не убегая. Рината подумала, что тогда в ее детстве здесь тоже были собаки, которых она знала, которые знали ее.  Но теперь ей было трудно вспомнить их.  Она подумала о прошлом, о детстве,  покойных родителях и вдруг снова о Кабове.  Именно его появление вернуло ей прошлое, прошлое, связанное с покинутой лесной зоной. Но вместе с ней он привнес что-то еще, что предстояло разгадать. Почему той ночью она повела себя так с незнакомым человеком? Она словно бы попала в гипнотическое поле, в котором находилась до сих пор. Рината подняла голову и увидела, что стало темнеть, она не заметила, сколько просидела здесь в одиночестве.

   Когда она вернулась домой, было уже за полночь.
   Рината долго стояла под душем. Потом, не одеваясь и не вытерев мокрого тела, легла в постель и закрыла глаза.
Сначала была тишина, а вскоре яркое белое свечение заполнило темноту, белый халат и нечеткие очертания лица склонившегося над ней. И вдруг туман рассеялся, и очертания стали различимы. Рината открыла глаза. Она только что видела Кабова. Сомнений не было. Рината еще долго лежала, не сомкнув глаз.

Утром, привычным будничным утром, она ехала улицам города. А еще через время была в генеральском кабинете.
Генерал как всегда был хмур.
Считаю это лишним и нецелесообразным. Завтра вы должны закрыть дело. Вы свободны. Не задерживаю вас.
Рината какое-то время оставалась на месте.
Потом шла длинным серым коридором.
Потом ехала в машине.
Потом снова шла длинным коридором и скоро зашла в свой кабинет.
В этот раз, когда зашел Кабов, она не отпустила сержанта, а попросила быть при арестованном.
-  Я получила разрешение на проведение повторного следственного эксперимента. – Сказала Рината.
Кабов поднял голову.
- Эксперимент проведем немедленно. Дорогой у вас будет время возобновить в памяти события, пришедшие в ночь с седьмого на восьмое ноября. Сержант оденьте на арестованного наручники. Мы поедем вдвоем, охрана не нужна.
Сержант с удивлением посмотрел на Ринату.
-      Делай, что говорят, – нетерпеливо подтвердила она.
-      Как же без охраны? – спросил сержант.
Рината поднялась из-за стола.
-      Иди за мной!
Они вышли за дверь.
Кабов остался один. Он был не менее удивлен и не совсем понимал развития событий. Вскоре Рината вернулась. Похоже, ей удалось успокоить ретивого сержанта.
-     Вы в порядке? – спросила она. – Наручник. Такие правила. Ничего не поделаешь.
Они вышли во двор и сели в автомобиль.
Почти всю дорогу они молчали. Молчали, когда ехали лесной дорогой, когда показались первые очертания покинутого лесного объекта. И только здесь Кабов произнес.
-    Похоже на сюжет другой истории.
-    Вам хотелось в осенний лес.
-    Почему именно этот?
-    Почему бы и нет? Здесь ваша дорога. Все логично.
-    Наверное, я это понимаю.
Рината шла к дому. Кабов следовал за ней.
Они вошли в полуразрушенный дом. Поднялись на второй этаж и остановились в бывшей детской Ринаты.
Кабов стоял посреди комнаты. Рината возле окна. Она смотрела на него и молчала. Кабов опустил голову.
- Так вот, - сказал он, - у девочки была острая пневмония. Девочке было четырнадцать лет. Необходима была срочная госпитализация. Я ввел ей снотворное. А дорогой произошло то, о чем  впоследствии я старался не вспоминать,  и вскоре, в самом деле, забыл.  Все произошло как в стремительном странном сне. У девочки завернулось платье и она так, и лежала, не сводя с меня глаз. Потом она начала бредить, протягивая ко мне руки, и все время звала к себе. Потом я задернул занавеску на окне, разделявшем нас с кабиной водителя. О том, что произошло, никто никогда не узнал. Вполне очевидно, что сама девочка впоследствии не могла возобновить в памяти того, что произошло с ней в машине скорой помощи. С тех пор прошло почти двадцать лет.
Все время пока Кабов говорил, он ни разу не поднял глаз. Когда же окончив свой рассказ, он это сделал, в глаза его выразили удивление, не страх, а именно удивление. Рината стояла у окна и держала направленный на него пистолет. В глазах ее были слезы, руки заметно дрожали.
Кабов вдруг закивал головой.  Глаза его выразили полный покой. Он улыбнулся.
-    Непостижимо…  В самом деле… Вполне разделяю ваше решение… - произнес он. – Вы спрашивали, что искал я на этой заброшенной дороге. Вот и ответ. Полагаю, в конце концов, я нашел это. Впрочем, похоже, вам теперь нужна помощь. В вашем решении не допустимы сомнения, колебания, это лишь навредит. Это нужно делать немедля, сразу и не в коем случаи не анализировать. Мозг в данной ситуации не помощник, есть сердце, слушайте его, - иначе слабость, нерешительность, будьте сильной.
Рината взвела курок. Ее глаза еще больше наполнились слезами.
-     Впервые вижу вас такой беспомощной. Все же вам не обойтись без помощи. Это очевидно. Не упустите своего шанса.
Кабов сделал шаг. Рината отступила к окну,  пока подоконник не остановил ее. Казалось, она снова пребывала в его странном гипнотическом плену. Он приближался все ближе и ближе, а она не могла совладать с собой. Слезы скатывались по ее лицу. Кабов подошел совсем близко и осторожно, обеими руками в наручниках, взял из ее рук пистолет. Рината отпустила пальцы, в очередной раз, ощутив на себе непостижимую силу доктора Кабова. Не меняя направления ствола, Кабов поднес его к своему лицу. В тот же момент резким движением Рината выбила пистолет из его рук.
Они смотрели друг другу в глаза и видели дорогу, брошенную лесную дорогу, снова приведшую их сюда. Прошлая жизнь, события и люди, которых уже не было, странным образом объединяли и сближали их, неутолимая тоска по прошлому, а вместе с ней друг за другом переполняли их души.
Все случилось стремительно, нервно. Они сливались в одно целое, словно впервые и навсегда. Непостижимая природа устраивала с ними эти рискованные и неотвратимые игры, и казалось, не один из них не противился  этому.
Вскоре они сидели на полу, утомленные, непознанные, странные. И если бы кто-нибудь из двоих попытался бы понять все, что случилось с ними, вряд ли бы им удалось это сделать.
-   Я часто думала, как странно все сложилось. Почему я осталась жить. Ведь  я должна была быть в том самолете с родителями. А ты увез меня на скорой. Теперь бы меня тоже не было… - Рината улыбнулась. – Я никак не могла увязать сон, дорогу, старуху, тебя, все спуталось, усложнилось… Это было самым сложным моим делом.
И ты справилась с ним. Время ехать. Следственный эксперимент завершен. Подведены итоги, сделаны  выводы, впереди ночь принятия решений.
-   Мы никуда не поедем. Ты больше не вернешься туда.
-   Это решение не верное. От себя не убежать. Где-нибудь  на дороге опять возникнет старуха на имя Судьба. От нее не спрячешься. Тем более, что жизнь все равно не имеет смысла, какой бы насыщенной она не была. Слишком уж она кратковременна. Смерть – единственная вечная вещь, которую ты можешь иметь.
-   Боже, какая беспомощность.
В глазах Ринаты опять появились слезы.
-  Сегодня я впервые видел, как ты плачешь. Слезы делают женщину особенной. Я знаю, в свое время, я принес тебе много слез. Я знаю и то, что жизнь мудро и по заслугам платит мне за это.
-   Я  люблю тебя, не смотря ни на что.
  Кабов склонил голову на колени и долго молчал.
  Где-то вдалеке послышался шум автомобиля.
Рината вскочила на ноги.
Кабов оставался не потревоженным.
Рината подошла к окну.
На территорию заехал милицейский УАЗ.
И вдруг, Кабов поднял голову. Он услышал выстрел. Рината выстрелила в автомобиль, и пуля пробила капот.
Кабов смотрел на ее решительный профиль и видел, что она была полна  сил, твердых убеждений и вместе с тем это была какая-то отчаянная страстная борьба, словно бы у нее отнимали самое дорогое, что у нее осталось.
- Я не отдам им тебя, чтобы не случилось. – говорила она сквозь слезы.
- Это ошибка! – решительно говорил Кабов. – Ты не нужна мне! Я не люблю тебя!
-  Ты говоришь неправду, я знаю!
Не ведая, что творит, Рината защищала своего подследственного, своего обидчика, свое необъяснимое безудержное чувство.
Кабов сидел на полу, укрыв голову руками в наручниках, он снова был глубоко спокоен и безразличен к тому, что происходило. Рината стреляла, пока не закончились патроны. Слезы заливали ее лицо. А, спрятавшись за УАЗом, адвокат считал выстрелы. Когда стрельба окончилась адвокат с сержантом вышли из-за машины.
Рината сбежала на первый этаж. Она стояла на пороге дома, продолжая сжимать в руке пистолет,  в котором уже не было патрон.
-  Никто не подойдет сюда ни на шаг! Никто! – крикнула она.
Адвокат наблюдал за Ринатой, очередной раз, убеждаясь, насколько прекрасна эта женщина и в радости и в гневе и то, что он никому не отдаст ее. Сержант, стоявший рядом и державший в руках пистолет, по-прежнему был в недоумении. Вдруг адвокат поднял глаза.  На втором этаже, в оконном проеме появился Кабов.
-  Второй этаж, окно, - зашептал адвокат сержанту, - у него пистолет, стреляй! – скомандовал он.
Пуля угодила Кабову чуть выше переносицы. Сержант опустил пистолет и посмотрел на адвоката. Казалось, лицо его выразило еще большее недоумение.
 
  Когда Рината вбежала в свою детскую, то успела заметить, как последние солнечные лучи медленно сползли по лицу Кабова, и на него опустилась тень. В комнате тот час стало неприветливо и грустно. Рината опустилась на колени в нескольких шагах от Кабова и так смотрела на мертвого, пока ее не подняли. Адвокат и сержант держали ее под руки, а она, не осознавая случившегося,  продолжала смотреть на Кабова.
-  Он без оружия, – растерянно молвил сержант.
- Помоги следователю.  Видишь, в каком она состоянии? Стрелял Кабов, мы его устранили, - спокойно, рассудительно говорил адвокат, - Рината Сергеевна попала в заложницы. Она может говорить все что угодно. Это и понятно, у нее шоковое состояние. Но мы-то видели все своими глазами.  Понял?
Сержант неуверенно кивнул.
- Ты все понял? – переспросил его адвокат.
Тот решительно закивал.
Заберешь наручники и вызовешь оперативную группу.

  Обняв Ринату за плечи, адвокат вел ее к автомобилю. Рината молчала, руки ее дрожали.
- Тебе следует отдохнуть и забыть обо всем, что случилось. Все станет на свои места. Произошло то, что должно было произойти. Это закономерность. Все равно он был не жилец. Он оставил письмо для тебя. Просил передать, после суда. Полагаю держать его больше нет смысла. Прости, но я прочел его.
Адвокат вынул из кармана конверт и протянул Ринате. Ее руки дрожали.

                Милая Рината.
Что-то произошло. Очень важное. Я потерял свою дорогу. Особенную ночную дорогу, приводившую меня в состояние  смирения и покоя. Сегодня она больше не нужна мне. Отчего все так случилось? Почему, в конце концов, она преподнесла мне эту злую шутку, предложив мне вместо себя - Вас, когда у меня не осталось времени жить.
Я виноват перед женой, а особенно перед дочерью. Я не сделал для них ничего существенного.  Мне даже нечего им сказать на прощание. Простят ли они меня? Почему-то сейчас до слез жаль дочери. Как бы хотелось, чтобы у нее было счастье. Подружитесь с ней. Похоже, вы понравитесь друг другу.



   Рината шла осенним сквером.  На скамейках сидели старухи-пен¬сионерки из соседних домов, прогуливались моло¬дые мамы с детскими колясками, спешили куда-то прохожие. Рината села на одну из свободных ска¬меек. Деревья почти сбросили лис¬тья. Где-то далеко за городом садилось солнце. Вероятно, оно было красного цвета. Его не было видно, но на самых высоких верхушках ветки были окрашены в красноватый оттенок. Почему-то очень не хотелось, чтобы наступал вечер. Не хотелось  ехать домой.
- Возьмите свежую программку. Есть увлекательнейшие кроссворды и ребусы...
Рената подняла голову. Рядом стоял худой сгорб¬ленный старикашка в очках с крупными линзами, держал в руках охапку газет и что-то жевал, рит¬мично двигая старческим ртом.
- Возьмите что-нибудь. Есть прекрасный сборник анекдотов. Весьма интересные советы врача. А вот еще замечательная брошюра о секретах кулина¬рии. Без нее никак не обойтись.
Рината смотрела на старикашку, на его громад¬ные линзы, в которых отражались голые деревья, и не понимала, зачем он здесь и что ему от нее нужно. Она опустила голову и продолжала, молча, сидеть.
А голос старикашки уже звучал где-то неподале¬ку у другой скамьи, рассказывая о целесообразно¬сти голодания, о полезности обливаний...
Чуть позже она ехала ночным городом. Городс¬ких огней становилось все меньше и меньше. И вот теперь это была неосвещенная лесная доро¬га.
В какой-то момент Рината остановила машину и склонилась на руль, рассыпав свои тонкие соло¬менные волосы.
«Что-то произошло... - послышался голос докто¬ра. - Я потерял свою дорогу, которая приносила мне смирение. Сегодня она мне больше не нужна. Отчего все так случилось? Почему она в итоге со¬творила со мной эту злую шутку?.. И предложила мне вас, когда у меня уже почти не осталось вре¬мени жить ...»
Рината подняла голову и еще долго, молча, смот¬рела на уходящую в ночь пустынную чужую дорогу.
Дома она подошла к зеркалу. Какое-то время она рассматривала лицо, глаза. Потом сняла труб¬ку телефона и набрала номер.
- Слушаю, - послышался знакомый голос адвока¬та.
- Мне плохо... - сказала Рината и опустила труб¬ку.
- Я буду через десять минут, - слышался голос из трубки.
По ее щеке скатилась слеза и исчезла в сумер¬ках квартиры.

  Утром, когда они лежали в ее постели, зазвонил телефон. Рината потянулась за трубкой.
- Да, - хрипло сказала она. Адвокат поцеловал ей плечо.
- Алло... - повторила Рината.
- Папа не убивал! - послышался детский голос и в трубке раздались гудки.
- Алло! Девочка! - позвала Рината.     Адвокат целовал ей плечи.
- Кому не спится в такую рань? 
Он целовал ей плечи, шею, лицо. Рината как-то отрешенно смотрела в окно.
- Я никогда не могла вспомнить, ког¬да я стала женщиной. Это что-то очень загадочное и непонятное. Как-то в восьмом классе у нас была медкомиссия, и там вдруг выяснилось, что среди девочек класса я единственная оказалась не девоч¬кой. Узнав об этом, мой строгий папа хотел про¬гнать меня из дому. А я ничего не могла объяс¬нить…
Адвокат продолжал целовать ее тело, а по щеке у нее скатывалась слеза.

  Была уже поздняя осень, когда по утрам деревья и крыши оставленных на тротуарах автомобилей по¬крывались изморозью. Рината ехала своим обыч¬ным маршрутом, и вдруг на одном из перекрест¬ков заметила знакомую угловатую девчонку с боль¬шими темными глазами. Она притормозила у тро¬туара и открыла дверь.
- Аня! Это ты?!
Девочка стояла на переходе у светофора, держа в руках школьный портфель, и смотрела исподло¬бья. Рината вышла из машины. Позади, скопились автомобили. Сигналя и ругаясь, водители объезжа¬ли красный БМВ.
Они стояли друг против друга.
-   Хочешь,   я  подвезу тебя  в   школу? -  спросила Рината. Девочка молчала и угрюмо смотрела себе под ноги.
- Ты не должна плохо думать обо мне. Мы мог¬ли бы встретиться и поговорить. Мы могли бы по¬говорить о твоем папе.
Девочка резко подняла голову и сердито посмот¬рела на Ринату.
- Папа не убивал! - выпалила она и побежала прочь.

  Зима пришла незаметно, но основательно, сразу, же заставив забыть о последних теплых осенних днях. Почти каждый день шел снег.
Рината сидела в своем кабинете, закутавшись в теплый шарф, и смотрела в окно. Зазвонил теле¬фон. Она сняла трубку. Звонил дежурный.
- Здесь к вам пришли.
- Ну, так пропусти…
- Я пропускаю, а она не идет.
- Кто она? Говори толком.
- Не знаю. Девчонка.
 Рината задумалась.
- Я спущусь, пусть подождет! – вдруг выпалила она.
Рината сбежала лестницей.
В холле, возле пропускника, где сидел дежур¬ный, стояла Аня.
Рината остановилась. В больших темных глазах девочки уже не было той неподдельной детской сердитости и негодования. Она как бы повзрослела за это время, из фигуры исчезла угловатость, и Рината почувствовала, что она очень рада этому и тому, что девочка пришла к ней. Ей захотелось сде¬лать для нее что-то доброе, весомое. Ей захотелось, во что бы то ни стало сделать так, чтобы никогда в жизни этой девочке не было больше тоскливо и не¬приветливо. Чтобы жизнь ее была светлой и удиви¬тельной, и чтобы такой же светлой и удивительной была ее дорога.
  Когда солнце уже клонилось к закату, а на вер¬хушках деревьев еще чуть поблескивала изморозь, они шли заснеженным сквером. Падал редкий снег. Но, где-то там,  за его белой пеленой, за кронами деревьев, в вышине, виднелись кусочки голубого неба, напоминавшего о том, что за зимой непре¬менно придет весна,  прокричат скворцы  и потекут ручьи, смывая и унося с собой все плохое и груст¬ное, все печали и горести, оставляя лишь чистоту и радость, и долгую светлую дорогу без конца.