Сто сорок

Мой прадед был скифским художником. Его звали Ористиарх. Он был сто сороковым моим прадедом. И между нами тридцать пять веков.

Ористиарх намывал золото на  западном рукаве Днепра, который назывался Златка. Теперь этого рукава днепровского давно уже нет. И золота нет. А  тридцать пять веков назад – золото было.

Моя старшая дочь – гордая красавица Аристиана - вся в прадеда. Ее  миндалевидные  глаза с   таинственным зеленоватым блеском завораживают ее многочисленных поклонников. Ористиарх наверняка полюбил бы свою красавицу правнучку. И баловал бы ее – золотыми безделицами…

Ористиарх был добрым человеком. С глубокой и мудрой душой. Он создавал настоящие шедевры из золота. Его работами  можно теперь полюбоваться в скифских залах Эрмитажа. Это витиеватые диадемы, серьги, чащи, кубки, которые  раскопали археологи в   могилах знатных воинов.

Мой прадед удивился бы, что тысячелетия спустя его работы живут новой жизнью – и не могильниках, а в знаменитых музеях, сияя золотыми гранями, поражая и изумляя своей красотой миллионы людей.

Но те, на кого он работал, вспоминал прадед,  – были настоящими зверями. Скифы-воины жаждали крови. Это была их племенная особенность и странность. Они опустошали все приднепровские, крымские, кавказские, дунайские земли. И наводили ужас на народы, оставив в истории столь кровавый след, что историки и философы приравнивают скифские полчища с образами зверей.

У скифов-кочевников не было в душе ничего святого. Они считали ничтожными рабами всех людей и уничтожали все племена, жившие мирно на плодородных землях Днепра и Дуная задолго до прихода  звериных орд: трудолюбивых полян, словен, радимичей, угличей, древлян…

Царство Скифов состояло  исключительно из жестоких воинов, которых воспитывали с младенчества в стаях диких собак. Юный скиф, брошенный в стаю, должен был быстро и ловко  отнять у разозленного пса его  пищу. Свернуть животному голову, выпотрошить и очистить ее, слить в череп свежую кровь и выпить ее. А затем совершить главный  ритуал Бешеной Собаки: скакать верхом на лошади с  факелом в руке по ночной степи и победно рычать, как дикие псы.

Ористиарх рассказывал, что скачущие и воющие по степи Бешеные Собаки  было жутким зрелищем. Его сердце обмирало от страха, хотя и сам он был из скифского рода. Он так и не смог привыкнуть к этому звериному ритуалу. В ювелирных диадемах мастер отразил этот  ритуал -  по приказу скифской знати. Мой прадед вынужден был увековечить все жестокие действия соплеменников, хотя ему ближе была иная тема – ласковая природа днепровских земель. Нежная, мягкая трава местных лугов очаровала его раз и навсегда. В подвески и обрамления Ористиарх вплетал нежные узоры трав и соцветий полянских лугов. Его нежности не было предела. Поэтому, наверное, его работы вызывают у зрителей трепет и восторг.

В иранских горах, откуда скифские орды перекочевали к полянам, не было иных традиций, как лишь жестокие войны кочевых племен. Главное ремесло иранских племен – убийство. Главный друг иранцев-воинов – боевой конь. А главное оружие – лук и секира, которым скифы владели так искусно, как никто в свете. В этом искусстве скифам  не было  равных. Легенда гласит, что жестоким скифским всадникам даровал искусство убивать всевышний Зевс.

Мой прадед рассказывал, что  нападения скифов на мирные селения полян были столь  жестоки и ужасны, что от этого кровавого зрелища можно было сойти с ума.  Для Ористиарха неизбывным горем было созерцание умирающих и погибающих людей на поле брани и в мирных селениях.

Художникам не свойственна жестокость. Художник создает красоту. И звериные деяния его соплеменников ужасали художника. Ему – великому ювелиру - оставалось увековечить их деяния:  в идеализированной форме и сияющем золотом обрамлении.

Скифские орды нападали всегда внезапно. Рано утром. Они врывались в селения малыми группами. По пять-десять конников. Поджигали хаты. Гнали скот. И внезапно исчезали.

Народ высыпал из хат. Кричали, плакали, стенали. Готовились в панике отразить атаку. Тушили огонь, искали скот.

И тут со всех сторон налетали новые орды конных воинов. Они рубили людей секирами, стреляли из лука и быстро уничтожали все селение. Методично рубали головы своих жертв, пили  свежую кровь и рычали как собаки. Воины-собаки сливали кровь своих жертв в чаши, покрытые золотом. Это были усеченные и покрытые золотом черепа  убитых в бою  врагов.

Затем скифские воины вытаскивали из хат детей и женщин и гнали их в рабство. С женщинами вступали в соитие  при  всех, как животные. Детей ослепляли, чтоб не сбежали. Рабов учили доить коров и лошадей, так как скифы любили молоко и кумыс.

Вот и все, что хотел поведать мне мой прадед. Он сказал еще, что скифские орды были обречены на гибель. Скифов-воинов погубили их же жены.

Пока скифы гонялись за дикой удачей, грабя земли других народов, годами отсутствуя в кочевых лагерях, их жены, тоскуя в одиночестве, вступали в сожительство с рабами. И с годами вырастили новое поколение скифов.

Скифы, возвращаясь с набегов и не находя более своих семей, вскоре растворились в своих рабах. Их кровь смешалась с кровью тех, кто праведно,  тяжко, тысячелетиями, трудился на земле, поливая ее потом и возвышая свой труд в словенских звонких песнях.

Но кровь скифов навсегда заблудилась в жилах полян. Дикость и варварство не дает покоя мирным словенским племенам, остужая их души и кровь.

Так и живут словене на всех землях Борисфена-Днепра. С мукой в сердце о дикости своей прошлой. И никогда им не забыться от этой тяжелой памяти. Никогда не изменить историю прошлого и кривую будущего.

И нет никакого прощения нашим звериным предкам, загубившим тысячи невинных душ. И только диадема, сотворенная чудесной душой Ористиарха – последнее завещание скифов полянам.

Он передал: простите нас, правнуки. Не уподобляйтесь нам. Творите красоту. И не прячьте прекрасное в могильники знати и царей. Украшайте трудом золотым свою землю, чудесную живительным разнотравьем. Для живых. Для всех будущих поколений народов днепровских!