хромая русалка

               
               
                (исключительно приватная история)

Всякий раз под вечер, когда старик Корней плелся огородом к речке, сгибаясь под длинным покрученным веслом, чья-то голова непременно кричала ему через плетень: «Смотри дед, как бы тебя русалки не пощекотали» и заливалась хохотом. Может поэтому, Корней отправлялся проверять вентеря, когда село погружалось в сумерки, чтоб никто не приставал.             
Похожая на старый боровик дедова хата стояла у самой реки. С годами, от долгого стояния на одном месте она притомилась, и присела, склонив крышу. В самом конце огорода мерцал плес, где старик смастерил деревянную кладку с лестницей, чтобы было удобно спускаться в воду. Как раз с тех пор плес и стали звать купальней деда Корнея. Здесь же дед причаливал свою лодку. Узкий проход в камышах соединял купальню Корнея с еще одним плесом, где старик и ставил свои вентеря. С разложимой седой бородой,  в белой полотняной рубахе, дед Корней светился среди ночи, словно фосфорный, или же, если бы той ночью в его лодке пришлось расцвести кусту жасмина, то вряд ли бы кто стал сомневаться, что именно так все и произошло. Над водой туман выткал белой ваты, и дед время от времени погружал в нее свои громадные ладони, казавшиеся небрежно слепленными с неочищенной глины каким-нибудь пьяницей гончаром, который, похоже, с похмелья задремал и оставил их под солнцем, от чего они покрылись глубокими трещинами, будто земля пустыни. Поэтому, когда не сведущие комары  садились на те руки, то, порыскав их пересохшей поверхностью, в итоге улетали ни с чем.               
Дед переваливался через борт, чтобы вытащить вентерь и его седая борода непременно погружалась  в темную воду.  Тогда невольно думалось: «Хоть бы, какая-нибудь речная нечисть не ухватила бы старика за бороду да не стянула его, чего доброго, в реку». Слишком уж стар был Корней, и поэтому, размеренно не торопясь, совершал он рыбацкий обряд, словно получая от этого особое наслаждение. Тумана над плесом становилось все гуще, и теперь смотря на старика уже трудно было сказать определенно – Корней это, или просто сгусток тумана, вылепившийся в холмик. 
Той ночью дно Корнеевой лодки укрывали несколько крупных золотистых карасей, похожих на огромные цыганские серьги. Время от времени, старик посматривал на них и что-то с удовольствием бормотал. Стояла чудная, июльская ночь. И хотя вентеря уже все были пусты Корнею, почему-то не хотелось плыть к берегу. Задрав голову, старик всматривался в какую-то далекую звезду, мерцавшую, бог знает, где в темном небе и, похоже, о чем-то задумался.
Прошло время прежде чем Корней оставил в покое звезду, притих и насторожился. В какой-то момент ему показалось, то ли послышалось, что там за камышом, где была его кладка, будто бы что-то плескалось. Старик, удивляясь, взялся за весло. В конце прохода, где мерцала его купальня, он еще раз окунул в воду весло и тотчас замер. Лодка ткнулась в молоденькую осоку и остановилась.   
– Вот те на… - настолько слабо шевельнулись губы старика, что слова те запутались в его густой бороде, да так и не выбрались из нее.
Всего в нескольких взмахах весла, возле его кладки была русалка. Она стояла  на лестнице так, что вода прикрывала ее ноги, чуть не достигая колен. Русалка имела вид молодой девушки с длинными светлыми волосами, спадавшими по спине ниже пояса. Кроме волос ничто больше не прикрывало ее тела. Вот именно - она была голой. Русалка находилась к Корнею спиной и, судя по всему, спускалась в воду. Она ступила еще на одну ступень ниже, и темная поверхность воды, поднявшись русалке выше колен, коснулась бедер. В тот же миг вода, словно бы смутившись, вздрогнула и  разбежалась рябью. Русалка развернулась к реке лицом, и то, что увидел Корней ночной порой, ни чем не отличалось от того, если бы теперь перед ним была молодая девушка. Ее бледное не загоревшее тело никак не сходилось с тем, что ожидал увидеть Корней.     «Как-никак, речная нечисть, пусть уж зеленая… Да и хвост же… А тут ноги… Хотя ноги славные, нечего сказать…»      
Русалка наклонилась к воде, окунула в нее руки и облилась, начиная с лица. Затем она вытянулась во весь рост, подняла к небу руки, и глубоко и томно вздохнула. Мокрое тело ее поблескивало и переливалось под лунным светом ночи. С упругой белой груди скатывались и падали в темную реку  хрустальные капельки. Под носом у Корнея зашевелились его седые усы, и он пробормотал что-то невнятное. Что именно разобрать было невозможно, но про себя старик подумал: «А что если бы пощупать их рукой, взять бы, да и в охапку…»  И случись бы это полвека тому назад, видимо Корней непременно бы так и сделал. Но теперь он сдержался: «Однако, чего доброго, возьмет да и потянет за собой на дно. Кричи потом караул, кто тебя услышит?» И Корней так словно бы, между прочим, взмахнув перед собой рукой, начертил  в воздухе крест.
Тем временем речное существо, которое ничем не отличалось от обычных женщин, продолжало существовать. Русалка снова наклонилась к воде и облилась, начиная с лица.  Это уже походило на исполнение какого-то тайного ритуала. Корней слышал, как она что-то тихо бормотала, словно повторяла некую молитву. Из всего разобрать старику, удалось лишь два слова. Это были имена Петра и Павла.   
«С чего бы ей вспоминать именно их?» - подумалось Корнею,- хотя погодь, погодь, сегодня у нас что? Так-так-так… Ну да, так и есть, Петра и Павла,- старик почесал за ухом, -  Вот оно чего… А все же славная нечисть, нечего сказать. Белая, гладкая, славно сшита. Пощупать малость - не грех. Русалка, понимаешь…
Именно так размышлял Корней в свои далеко не молодые годы. И хотя видеть русалок прежде ему не доводилось, он ни на секунду не сомневался, что именно она теперь плескалась в его купальне. Быть может, если бы той порой, Корней учел, что ночь по особенному изображает действительность, в отличие от того, как к примеру, изображает ее день, то кто  знает, насколько бы твердым было его убеждение. А если  бы та русалка и в самом деле явилась перед ним средь бела дня, да если бы убрать ее девичье тело в повседневные лохмотья, спрятать волосы, и заглянуть в лицо, сплошь укрытое бесчисленными веснушками, то  даже Корней узнал бы в русалке рыжую Леську, соседскую девушку. Или как ее еще звали, хромую Леську, поскольку с рождения у нее была повреждена нога. Вряд ли тогда даже Корней оживился бы подобным образом.   Леську несказанно угнетали как ее хромоногость, так и  бесчисленные веснушки, предназначавшиеся пол селу, а доставшиеся ей одной. Поэтому девушка постоянно пряталась от людей, а если и появлялась среди односельчан, почти всегда была окутана,  скрыта, запрятана в свои нехитрые лохмотья. Единственной подругой Леськи была старая собака Жучка. Даже родная мать стеснялась своей дочери, особенно на людях и уж вовсе отстранилась, когда у Леськи появилась маленькая сестричка с чистым белым личиком и ровными ножками. Когда Леська заглядывала в коляску на то белое личико, то вместе с чувством нежности замечала некую тревогу, стеснявшую ее любовь. Казалось, Леська боялась протянуть  свою залепленную веснушками руку к белому личику сестрички, чтобы не дай бог не перебежали на него ее рыжие веснушки и не испачкали его.   Трудно сказать, даже представить, что происходило тогда под нехитрым ее убранством, под укрытой рябью веснушек грудью, где запряталось, забилось в угол, подальше от всех израненное Леськино сердце, которому тоже хотелось материнского тепла, друзей, чувств, любви, страсти. Кроме того, у него было еще и свое заветное желание, мечта, ласкавшая Леську в ночных думах и снах в то же время огорчавшая и принуждавшая страдать днем, когда ее еще дальше отгоняли люди, их взгляды, презрительные, жалостные, удивленные, безучастные, снисходительные, заносчивые, надменные, жестокие. О как боялась Леська всех их. И лишь одна старая баба Дунька, прослывшая в селе ведьмой, относилась к Леське с добром, словно бы не замечая ее беды. Именно Старая Дунька научила Леську, как поступить этой ночью. Всего раз в году, на Петра и Павла выпадает такая ночь. Известно, что когда искупаться той ночью в реке, но без всякой одежды, и прочесть нужную молитву, то неведомые тайные силы сотворят чудо. Немало девушек мечтавших стать красивыми или влюбить в себя какого-нибудь парня, принимали то таинство. Кто знает, насколько все это было оправданным. Но, говорят, кто свято верил в силу той ночи, тот все же добивался своего. Конечно же, Леськи было страшно идти ночью к реке, да еще без одежды окунаться в ее темные воды, но памятуя наставление старой Дуньки ни на что не обращать внимания и твердо стремиться к цели, Леська решилась идти к купальне Корнея. То была последняя надежда вернуть ей маму, сестричку, радость, любовь. Леська смотрела в темные воды реки, где на непостижимой глубине мерцали звезды, и морщилась луна, набирала в ладони прохладной воды и обливала покрытое веснушками тело, нашептывая заветную Дунькину молитву, до головокружения, до умопомрачения. И вдруг в какой-то момент в самом деле произошло чудо. Леська увидела как вода, спадавшая с ее тела, забирала с собой в темную воду ее веснушки. Она смывала их легко, как приклеившиеся листья, а тело Леськи становилось чистым и белым, как личико ее маленькой сестрички. Не веря собственным глазам, Леська рассматривала под лунным светом свое тело, казавшееся теперь чужим, тело которое она видела лишь в своих зыбких волнующих снах, от которых не хотелось просыпаться. Случилось чудо. И теперь уже не только Корней не узнал бы хромую Леську. Тело ее было чистым, молодым, желанным. Лицо ее, казалось, тоже изменилось. Счастливое, веселое, оно нежилось в лунном свете. Словно ребенок, плескалась Леська в водах реки, обливала тело, лицо, будто было ей все мало и мало, позабыв обо всем на свете.
И вдруг Леська вскрикнула. Очарованный Корней нечаянно обронил весло и оно, скользнув по корме,  упало в воду. В тот же миг Леська увидела в темноте большую седую бороду. Вытаращившись на  русалку, старик не знал чего ожидать.
«Куда ж она на берег?..» – Все что успел подумать Корней, прежде чем ее светлый силуэт растаял во тьме.
С намокшей кладки в реку падали капли.
– Вот те на, -  разочарованно вздохнул Корней, - как и не было… Во как бывает… И кто теперь в это поверит?.. А девка ничего, вот только хромая… С чего бы русалкам хромать?.. - старик снова вздохнул, - Не, не поверят… Точно не поверят…  – и с досадой взялся за весло.
Никто не видел, как добежала Леська огородами к своему двору. Мокрая, перепуганная, прижав к груди свои лохмотья. Она влетела в хату и закрыла за собой дверь. Было темно и тихо, все уже давно спали. За окнами на дворе тоже было тихо, никто не гнался за Леськой. На пороге в луже лунного света дремала Жучка. Мало помалу придя в себя, Леська вспомнила о чуде. Но когда посмотрела на свое тело, обессилено опустилась на скамью. Возле скамьи стояло ведро с водой, в котором плавала охапка ночных звезд. Несколько теплых Леськиных слез упали к тем звездам. Затем они упали на ее голые коленки, на руки, густо усыпанные веснушками. И было все то не во сне. Боясь разбудить маму и маленькую сестричку с белым личиком, Леська не плакала, не причитала, а лишь тихо скулила, забившись под лавку, словно обиженный щенок, и время от времени шептала не известно к кому:
- Если бы вы только знали… Если бы вы только знали…