Письма прошедшего времени. 40-ое, часть третья

Милый, мы продолжаем о Джеке. Он всегда хотел быть неплохим парнем. Это скользкий, тяжёлый путь. 

                Оркестр. Африка

 - Убью-у-у-у!- и потом, отрывисто, - А! А! А! – в ужасе Джек высадил ногой дверь туалета в номере люкс кампалийского Шератона и с ней без штанов упал на здоровенного чёрного охранника, с автоматом, ну, никак не ожидавшего подобной прыти от белого, весьма среднего телосложения. Причиной паники стало большое, с ладонь, коричнево-зелёное перепончатокрылое насекомое, которое флегматично приземлилось на лицо Джека.

   Зноем, прививками, ползучими и летучими гадами встретила Африка. А ещё - острым чувством опасности, взятками и взятками, воровством и правилами жизни, настолько отличными от всего, что он видел ранее, что можно было считать этот вояж путешествием на Луну, в район, например, моря Кризиса.

   Поверьте, это очень странное чувство, когда в небольшом, за миллион населения, африканском городке, белый - только ты. Бескожий, прозрачный, говорят про таких местные. В момент проникаешься сочувствием к альбиносам, геям и другим инаковым. Душ в реке или в столице. С туалетом так же. Вместо ресторана - сколоченная из досок будка. В меню бутерброды с майонезом. Это весь выбор. В «продвинутых» местах за тридцать долларов при тебе убьют и приготовят жилистую, повидавшую виды и жизнь, несмотря на возраст, ещё бодрую и ещё бегающую под ногами африканскую курицу. Такой подход обеспечивает свежесть продукта, а риск наткнуться на порченое сведён к нулю.

   Белый не жилец в саванне, утверждал Вилли. Джек не спорил. Мучался, не приживался. Чувство будто топят. Окунают и долго держат под водой пока, захлёбываясь, не выскакиваешь пробкой наружу. Отдышаться выходило лишь в Киеве. Вырываться удавалось нечасто. Чем дальше, тем реже. Бизнес раскручивался тяжело, сбоил. Всё, что зарабатывалось, пускалось в оборот. Аппетиты развития требовали средств. Джек одалживался, отдавал и одалживался вновь. Откладывать не выходило. Уезжал, думал: максимум - пять лет. Дела разрастались, одно цепляло другое, требовало контроля.

   Нет контроля - нет бизнеса, закон, категоричнее, чем дважды два четыре. Пятдесят два, три, четыре, восемь… Интересная пора, когда здоровый, сочный мужик начинает сваливаться в старость. Взяв старт рано, в двадцать три, Джек выдыхался. Он находился в том периоде жизни, когда можно было бы позволить себе не глотать её, а медленно пережёвывать, ощущая вкус, постигая смысл и, увы, не мог себе этого позволить.

   Отставал от времени. Чувствовал и боялся в том признаться. Как шпион на грани провала, затравленным зайцем оглядывает на прохожих. Каждый из них для него, взявшая стойку “легавая”. В ушах звенит: ату! Ату, держи вора! Так и Джек затравленно озирался в надежде найти опору, а её не было. Разрасталась слабость. Он не понимал электронных писем. Не привык - и всё. Чтобы работать с компьютером... Боже сохрани... Не углублялся в юридические хитросплетения договоров, засыпал.

   Мужики договорились, пожали руки, поехали – таков был его, чисто ельциновский, стиль забытых девяностых. По телефону он понимал звонить. Пересылать фото, читать почту, устраивать конференции... – ну, что ты... Джек чувствовал себя динозавром, могиканином бизнеса – кому что нравится, читайте слово на выбор.

   Впрочем, и самые современные средства связи не гарантировали обязательности, а не выполнение обещаний убивало. Что легко не замечается в двадцать, в пятьдесят не выносимо. Пообещал и не сделал - сотрудник, чиновник, проверяющий, охранник – так поступали все. Посулил – забыл. Напортачил – не сказал. Или сказал неправду. Наконец,  ничего не делал. Меняются страны, не люди. Неисправимо! Как рыба об лёд… Без толку, всё без толку – сходил с ума Джек. Дети и медицина удерживали его на орбите, хранили от депрессии. Иногда он казался себе Атлантом.

 - Спутали! Меня спутали! Не затем! Не моё! – желал проорать Джек жизни в полное горло. Мама, забери меня отсюда! Но шли дни и навешивали на него новые заботы, кредиты, болячки, воровство сотрудников и друзей. И Джек тащил этот груз дальше, безропотным ёжиком. Он представлял себя большой кастрюлей с компотом, из которого жизнь черпала энергию, нет, не ложкой – черпаком, и черпак уже скрёб донышко.

   Отдушина случалась по прилёту в Киев. Первый день без сил валялся на диване. Пацаны с шёпотом нарезали вокруг круги, будто он редкий музейный экспонат. Улучив момент, показывали собранные модели самолётов, как наловчились рубиться в новую приставку, крутили крутое кино или просто дурачились, подначивая друг друга. Следующий день начинался с ревизии. Джек проверял дневники. Справлялся об успехах в учёбе. Покончив с родительской функцией, сажал ребят в машину и они мотали в лес или шатались без цели по городу. Зимой катались с горы на лыжах. Рассекали Борис с Артуркой. Джек смотрел, попивая глювайн, и было ему хорошо. Ради этого стоит, стоит ещё потерпеть,- уговаривал сам себя.

                Малая

 Не хотелось думать, но история, похоже, повторялась. Закончились домашние обеды и вкусные завтраки. Вместо родного тепла на кухне управлялись кухарки. Неплохие, надо сказать, женщины, тоже вкусно, но не то. Чистота поддерживалась домработницами, дача - садовниками. Такое количество чужих людей в их жизни угнетало. По приезду Джеку хотелось уюта, одиночества с родными, а его и не было. Подошли к концу совместные гуляния, тем для обсуждения становилось всё меньше.

   Брак зрелого мужчины и молоденькой девушки всегда тревожен. Когда кроличий интерес проходит, выплывает всякое. Главные тараканы ползают в его голове. Она, в силу возраста, над многим не задумывается. Его греет её юность, особенно при взгляде на одноклассниц. Не верит счастью до конца. Мозг отказывается. С какой такой радости привалило именно ему? – не найти на вопрос ответа.

   Пять, семь лет разницы не в счёт. А если старше на двадцать, хочешь или нет, в голове  вертится: боже, спать с ней - всё-равно, что с дочкой! Извраще-е-не-е-ец! - незримым лобзиком подтачивает мозг, рождая чувство вины. Помру первый, а как же она, маленькая? – это самый безобидный из порхающих в голове вопросов. Смогу ли  удовлетворить её через десять, пятнадцать лет?

   То, что всё хорошо сейчас, не утешает. Люди живут будущим. Нам не просто необходимо счастье, нужна уверенность в том, что оно будет вечным. Адамовый комплекс изгнанных из рая отравляет радость думами о мимолётности. Всё равно, что в миг оргазма сказать: «Нет, я знаю, всё будет плохо!» - заплакать и отвернуться к стене.

   И, конечно же, культурный багаж! Музыка, книги, друзья, манера отдыхать, любимое кино – всё разное. Курильщики привет! Вам возраст несёт импотенцию и одышку. Не хотите, не верьте. Чтобы пройти, отмотать назад эту разницу во времени, сблизиться – задачка не рядовая, почти невозможная. Но дети, поздние дети – цемент, склеивающий почти насмерть. Джек на всё закрывал глаза. Он сделал выбор. Это его последняя гавань. А она?
   Молодость Мелочи (Мелочь, Малая, Маленькая, Секилявка, Мелкая – её называли так за ладность и миниатюрность сложения даже родители) пришлась на девяностые. Когда профессия проститутки для девушки казалась и воспринималась обществом как обычная, не лучше и не хуже прочих, специальность. Новая, не привычная, но с голоду не помрёшь.

 - Идитя, семью прокормите, – рассуждали ставшие вмиг толерантными бабки с завалинки, - вот Настя свому шарф красный, красивый прислала, шерстяной, тёплый. Главное молву лишний раз не разносить и ладноть. Мир в одночасье сделался меркантильным. Злым. Без друзей, но с интересами. Жуткое одиночество нищей провинции, где всем плохо, нечем дышать, не на что, каждый против всех и за себя.

   Инстинкт самосохранения, вкупе с природной практичностью, навёл Малую на путь поиска счастья в сытой Европе. Три года провела Мелкая в любой тебе, Котик, Германии. Выучила язык, сменила с десяток разнорабочих професий. В какой-то момент показалось, что на родине вот-вот наладится. Рванула обратно. И тут: вытащила в лотерею билет, по имени Джек. Приручала постепенно. Осматривалась. Определившись, что вариантов перспективнее на горизонте нет, родила. Увидев, каким трогательным и заботливым он стал, родила Артура. Обвенчались. А потом, как водится, случился кризис.

   В душе Малая разделяла позицию шамаханской царицы: хули нам красивым бабам по х..м, как по ступеням. У неё хватало ума не показывать это на людях. В её шкале ценностей напротив слов «муж» и «мужчина» стояло - добытчик. Объёмы необходимой для комфортого проживания добычи росли, пока в семье не случился дефолт. Джек перестал «выдавать на гора» требуемое. Естественно, Маленькая ничего не сказала мужу. Но глаза, раньше смотревшие только на него, открылись миру.

   Ничего не решив окончательно, она исподволь уже подыскивала варианты, перебирала кандидатов. Африканская эпопея Джека сильно насторожила Мелкую. Память о судьбе предшественницы была свежа. Они с Джеком оказались схожи куда больше, чем думалось и желалось им самим. Операцию «Исход» Маленькая готовила два года и провела её в три этапа, настолько блестяще, что дети, сев в самолёт, не знали, подумать не могли, что крылатая птица уносит их на другой континент, к новому папе и новой жизни.

   Сначала Малая нашла будущего мужа. Им оказался дипломат. Удостоверилась в размере его чувств, и кредитоспособности. Маленькие брильянтовые серёжки на Рождество, колье от Cartier просто так убедили. Это было достойное, на её взгляд, начало. Следующим шагом навела справки о надёжности материальной базы ибранника. Оказалось, имеется фамильное поместье в Новой Зеландии. Ещё одна утвердительная галочка встала на правильное место в анкете. Запудрила парню мозги рассказами о муже мафиози, о том, как боится за судьбу детей, рисовала на теле синяки.

   Один неверный шаг и прощай… Вот как я живу  – горестно, без театрального пафоса и надрыва, невероятно правдиво делилась секретами Мелкая. Смирившаяся с судьбой женщина – не поверить нельзя. Делала всё спокойно, без надрыва, спешки, с холодным рассудком. Как гимнаст под куполом цирка: сосредоточенно, выверенно. Сама себе удивлялась. И он не выдержал, попался - предложил бежать, сам! Там, на острове, я смогу поменять вам метрики и имена, – взволновано убеждал он.

 - Документы менять надо здесь, – подумав, перебила его она, иначе найдут. У тебя – второй раз...

О, невидимые миру обладательницы Оскаров сколько вас разбросано по свету? Нашла нужных людей, выправила себе и детям новые паспорта, имущество Джека, которое оставалось на Украине, было записано на неё, и потому всё продалось, вплоть до дома.

Покупателям поставила условие: выезд в течение года. Неудобно? Ничего, потерпите, зато цена маленькая. Но не спешила, словно чего-то ждала. Приготовила на случай разоблачения ответ:

- Милый, я же вижу, тебе тяжело и нужны деньги. Прямо сейчас. А мы и в съёмной поживем, ничего…

   Джек красавчик. Наконец-то, подошёл концу первый этап бизнеса. Ура! Значит, не зря значит, молодец, сдюжил! Он привёз в Киев полторашку лима гринов и отдал деньги Мелкой. Пора, решила Малая. Когда она и дети перестали отвечать на звонки, Джек примчался из Африки, чуя беду. И не ошибся. В доме жили чужие люди. Больше всех смеялся Вилли: наконец-то, не только его… Да что там – его. Смех. Вот здесь кидок так кидок, по-взрослому!..

                Африка-2

   Ни Джек, ни кто другой не знает, не помнит, не может рассказать, как он возвратился в Африку. С почётом, будто местного президента, оставившего пост в результате переворота, накрытого простынёй, вперёд ногами сносили по трапу четыре здоровых чёрных стюарда носилки, с телом мертвецки пьяного Джека. Белая простыня, смолистая, в цвет носильщиков, ночь, луна, звёзды на африканском небе делали картинку торжественной, до величественности. Не доставало разве оркестра. Нет, если бы не Вилли, Джек поехал бы крышей, наложил на себя руки, кого-нибудь грохнул, просто издох.

   Вилли отвёз его на секретное бунгало в центре Уганды. Саванна, горное озеро – первозданные красота и мощь. Выхаживал Джека алкоголем, разговорами по душам, обещаниями, что след Малой с детьми будет вот-вот взят. На несколько дней пропадал, возвращался, подливал масла надежд в лампаду жизни Джека. А он, обняв бутылку, днями не слезал с гамака.

   Ночью по соседству, рычали и ухали звери. Днём над озером кружили журавли, ходили на водопой буйволы. Внутри Джека вызревала огромная, чудовищная пустота. Накопленная усталость вырвалась наружу. Джек трещал по швам, как трещит металл при испытаниях на прочность. Он рожал свою будущую жизнь. Ещё одну. И не знал, хватит ли у него на это сил. И не знал: зачем?

   Перед глазами Джека стояли борькины записки. Начав грезить Зощенко, в последние приезды тот оставлял ему везде, где только можно, свои смешарики:

 - Папа, не думаешь ли ты, что есть абрикосы ртом аморально? - Прекрати ходить в мою комнату ногами, меня это раздражает, любящий тебя сын Опанас. - Если бы моя голова была квадратной, я мог бы транслировать футбольные матчи, как телевизор, и меня бы любила геометричка. - Меня волнует плохая наследственность, сделай хоть что-нибудь, папа!
   Или слал ему эсэмски:
 - Ночью над моей спальней регулярно летал спутник, прошу принять меры и корвалол. -  Пап, а что есть карвалол? Это как пирамидон? Пить во внутрь? Тогда в чью нутрь, пап?
   Джек плакал. В один прекрасный день приехал Вилли и сказал, что быстро найти Малую невозможно, что та за два последних года полностью сменила круг общения, что планета круглая, надо набраться тепения и ждать. Джек даже удивился, что не удивился этому сообщению. Оно не возмутило, не огорчило, не обрадовало.

 - Спасибо, друг, – сказал он Вилли, отпил виски, повернулся на другой бок и заснул. Ожидание кончилось. Пузырь надежд лопнул. Голова стала пустой, ноги ватными. Состояние лёгкой контузии, или как таблеток наглотался. Джек проспал трое суток...

   Через неделю выбрался в Кампалу. Пытался работать. Честно. Он работал всю жизнь. Когда было плохо и когда хорошо. Он не знал, что делать, если не работать. Не подниматься рано утром в будни и выходные, не сидеть на бессмысленных переговорах, не потеть на жаре, не переживать, что кто-то сделал плохо или не так  – таков был образ его жизни последние сорок лет. Он не умел по-другому. Но сейчас всё вокруг стало иным. Работа не помогала.

   Джек не чувствовал вкус жизни. Слова, люди, обещания, поступки, цели стали для него призрачны, потеряли всякий смысл. Ничто не волновало. Душевно обмяк, отолстокожел. Поставь его на рельсы, пусти поезд, и он не нашёл бы сил сдвинуться с места. Пустота.

   Пробовал пить. Но и алкоголь не приносил даже временного забытья, не наполнял кровь азартом. Тикали часы на стене, отмеряя жизнь, пока однажды ночью он не проснулся и не вышел во двор. Африканское небо бесстрастно вылупилось на Джека миллиардами звёзд. Он стоял, слушая ночь, чувствуя себя равным космосу. Свежий воздух ворвался в лёгкие, возвращая запах и вкус. Джек понял: свободен! Устал и свободен. Один! Дети, их с Галкой, и его с Малой – взрослые. Борису шестнадцать, Артуру пятнадцать, и по росту он обогнал старшего. Саша с Ярославом скоро сами станут дедом с бабкою. Джек не хуже Мичурина вырастил гибрид – семья разноконтинентальная. Настало время собрать свой урожай.

   Всё верно. Он стремился, чтобы дети росли там, где больше денег и правил. Думал, что жизнь их от этого станет слаще и лучше. Всё глупая глупость. Годы, расстояния, здоровье и деньги разделили и разломали всё. Это было против его воли. Но это было и результатом его воли. Когда они падали, плечо им подставлял не он - другие. Джек был занят. Ему казалось ими. Но нет, своей мечтой о них. Так удивительно быстро стали они ему почти чужими. Давние знакомые, которые редко видятся и которым не о чём говорить.

   Джек  сообразил и про Малую. Что всё просчитала. Что не соответствовал. Был уверен, вариант выбранный ей и с точки зрения денег, и перспектив для детей, очень хорош. Лучше, чем когда либо мог предложить он. Остальное - детали. Мишура, сказки про совесть, которые, как выяснилось, можно отбросить.

   Джек знал, что его рост позади и кончен. Он на вершине. И то, что стоит здесь один, результат закономерный. Как и взятая им невеликая высота. Он бежал изо всех сил, планировал счастье, мечтал, что будет время сесть и подумать. Молодец. Добежал. Теперь путь лежит вниз. Трубы зовут. И дорога нелегка. В этот момент Джек родил будущее.

   Вернулся в Кампалу. Взял из их общей с Вилли кассы полторашку. Столько же сколько отдал Малой. И улетел доживать век в неизвестном направлении. Так, дорогой Котя, Коля и стал Джеком. Круг замкнулся.
   
   Старость не наступает в один день. Это глубокая мысль. Сначала по радио не найти любимых мелодий, пропадают фильмы с актёрами, которых любил. Они перекочёвывают в какие-то кабельные сети, на каналы с мизерным рейтингом. Даже телевизионные новости не узнать. Ничего знакомого, кроме вечной ближневосточной свары. Что там новости.  Лица на улицах, обсуждаемые проблемы, чаяния и стремления, книги и даже товары на полках – всё незнакомо. Внизу, на углу новые магазины. И никто не помнит, где был овощной, который сменила пицерия, которую наследовала булочная. Запах сдобы развеян без следа. Даже язык, на котором говорил с детства становится чужим и понять его решительно невозможно. И нет желания. Джек постарел. В самолётное кресло садился мужчина. Пять часов лёта и в аэропорту де Голя борт боинга покинул старик...

продолжение следует...   

Мы почти достигли края, Котёнок. Скоро история будет дописана, а пока обнимаю тебя и твою маму. Не давай спуску отцу, будь ангелом, тебе идёт, твой, д. Вадим