Ворона

(Окунёмся в прошлое.
По мотивам рекламы про куриные окорочка где-то в 1996 году… или около того…)

Летели по небу куриные окорочка. А в это самое время в лесу, на вершине высокой ёлки, мирно дремала ворона. Окорочка тормознули возле неё и спрашивают:   
– Скажи нам, ворона, далеко ли до Москвы?

Ворона потянулась, прогоняя сон, скосила взгляд и подумала: «Какие аппетитные окорочка! Такие упитанные, с жирком по краю». И затем, облизнувшись, с  внешним безразличием мотнула головой в сторону.
– Еще полдня полета, уважаемые.

Окорочка поблагодарили и полетели. Ворона проводила их тоскливым взглядом. «Отщипнуть бы хоть кусочек от такого окорочка.  Да куда там! Такие здоровячки мускулистые – набросились бы всей стаей, измудохали бы меня, несчастную». Ворона вздохнула,  втянула голову и вновь начала засыпать. Она ничего не ела уже три дня.

Тут к вороне подрулил строй кухонных ножей.
– Просыпайся, старая карга! Быстро отвечай, куда окорочка отправились!

Тревожный холод пронизал ворону от клюва до хвоста. Боязливо глядя на остро отточенную сталь, она торопливо ответила:
– Туда, –  в Москву полетели.

Ножи умчались, зловеще сверкнув напоследок.

Ворона перевела дух и успокоилась. Но смежить глаза ей вновь не довелось. Откуда ни возьмись, появилась стая напильников.

– Эй, серая, тут ножи не пролетали?

– Что я вам, – справочное бюро? – возмутилась ворона. – Только что в Москву дёрнули, следом за окорочками. У всех только Москва на уме, одну меня там никто не ждет.

– А ты не будь такой вредной, ворона, может и тебя пригласят.

Напильники выстроились клином и взяли курс на столицу.
               
Ворона огляделась по сторонам.  Вроде не от кого ждать беспокойства. Еще раз погрустив о несостоявшемся обеде, закрыла глаза. И приснился ей восхитительный сон. На бескрайней, радующей взгляд помойке копошились счастливые синие, зеленые, розовые, фиолетовые, желтые и оранжевые вороны. Сама она, немного озадаченная, присела среди них.  Со всех сторон окружили ее самые замечательные окорочка, крылышки, гузки куриные, и наперебой твердили: «Съешь меня, ворона». «Нет, меня, – я вкуснее». «Всех нас попробуй хоть по-чуть-чуть». И тогда брала ворона осторожно сначала крылышко, глотала его, сладко жмурясь от удовольствия, потом отрывала кусочек от куриного бедрышка... Стоп! Ворона даже проснулась от поразившей ее догадки. «Где ножи и окорочка, там обрезки и обрывки! Там столько всего, – хоть заешься! Дура  я, дура, как я раньше не сообразила!»

И воронье воображение нарисовало другую картину. Передовой отряд ножей врезается в окорочковую стаю. Падают клочья  на землю, и некому их подобрать. Но не успела ворона припустить туда, где её почти наверняка должно было ждать восхитительнейшее  угощение, как кто-то похлопал её по плечу.

– Ну, задолбали! Кто это еще приперся?! – огрызнулась ворона  оборачиваясь, и остолбенела. Возле вершины ёлки, мерно помахивая лапами, повисли здоровенные зубастые крокодилы.

– Ай-яй! Не-ет! Не хочу! Кар... караул! – заверещала ворона.

– Не бойся ты, серая, – сказал самый большой и страшный из крокодилов, бывший, наверное, у них за главного. Не будем мы тебя есть, больно надо! Скажи нам, куда окорочка полетели?

– Туда, туда, в эту... – обалдевшая ворона тыкала крыльями по всем направлениям. – В Петербург! Вот куда! Да-да! В Петербург они полетели. Туда за ними отправляйтесь! 

Вожак крокодильей стаи энергичнее взмахнул лапами и поднялся над макушкой дерева. Остальные стали пристраиваться справа и слева от его хвоста. Затем, сделав вираж,  зелёный клин ушел в направлении  Петербурга.

А ворона, не мешкая,  расправила крылья, и направилась совершенно в другую сторону, думая о том, какие гастрономические радости ее там ожидают. «Только бы успеть», – твердила она про себя. «Хоть бы чего-нибудь поклевать досталось».

Под вороной проплывали поля и реки, оживленные шоссе, деревни с их рублеными избами и многоэтажные коробки городов и поселков. Она не давала отдыха устающим крыльям. «Вот-вот, уже скоро, ещё этот лесок, пригорок и там будет Москва».

Чья-то тень упала на ворону сзади. Она обернулась. За нею гналась целая орава лязгающих зубами крокодилов!

– Вот ты где! – орал их страшный предводитель. – Я тебе покажу Петербург! Ты у меня узнаешь, как порядочных крокодилов обманывать!

– Кар-кар! Кар-амба! Караул! – срываясь в фальцет, кричала ворона, удирая со всех крыльев. – Ой! Ой-ей! Убивают! Помогите! Спасите!

Еще немного и самый проворный из  крокодилов ухватил бы ее за хвост. Но тут, на воронье счастье, подвернулась высоченная кирпичная труба котельной,  к тому же бездействующей по случаю теплого времени года. Ворона не раздумывая, кинулась в закопченное жерло и там затаилась, высунув язык и тяжело дыша. Сердце бешено колотилось, перед глазами плыли круги. Крокодилы кружили над трубой, некоторые предпринимали безуспешные попытки засунуть в узкое отверстие морду или лапу, другие в бессильной злобе кусали кирпичную кладку. Осознав тщетность всех своих усилий, крокодилы    расселись на заборе, и посовещались на своем непонятном языке. А вскоре придя, видимо,  к соглашению, снялись и улетели.
 Ворона подождала, прислушиваясь к удаляющимся звукам. Потом осторожно выглянула. Крокодилий клин  уходил вдаль, четко отпечатываясь на фоне безоблачного неба. Ворона сложила из своей лапки маленький сухонький кукиш.

– Вот вам! Вот вам, пужалы несчастные! Что, – выкусили? Твари болотные! Чемоданы-сумки недоделанные!

Дав волю эмоциям, ворона полетела дальше, часто озираясь по сторонам.

Вот, наконец, и Москва! Плутая среди крыш, шпилей и куполов, пернатая странница то и дело натыкалась то на флаги, то на какого-то железного дядьку с дубинкой в вытянутой правой руке. Наконец, она уловила заветный запах своим чувствительным носом. Взбодрившись,  пролетела еще немного и оказалась над широкой огороженной площадкой. А над ней! Над ней, слегка покачиваясь, висел ощипанный цыпленок! Ворона подлетела к аппетитной лоснящейся тушке и ущипнула ее за крылышко. Затем ущипнула себя. Нет! Это был не сон! Ворона потянула сильнее крылышко на себя. Оно упруго поддавалось, но не оторвалось. Тогда дернула сильнее. Крылышко спружинило и выскользнуло из клюва. Ах, так! Усевшись поудобнее на голую пупырчатую спину, ворона долбанула в гузку цыпленка и рванула что было сил. «Пш-ш-ш...» – зашипел цыпленок, и в вороньи ноздри шибануло мерзким газом. Сразу закружилась голова и разжались когти. Тушка цыпленка, пшикая и уменьшаясь в размерах, стремительно металась, пока не пропала из виду.

Тут с земли прогремел гром, и ворону крепко садануло в правый бок. Да так, что  её кувырком  отшвырнуло в сторону.

– Больно же вы, там, идиоты!

Охая, она бросилась к спасительной листве ближайшего дерева. Рабочий в синем комбинезоне и жокейской шапочке с эмблемой переломил дробовик, выбрасывая стреляную гильзу.

– Как думаешь, попал? – спросил его другой в такой же униформе.

– А то! Так врезал, –  больше не сунется. Но далековато, разве что ранил. Житья от этих ворон не стало. Всё норовят расклевать приманку. Пойдем, следующую накачаем. Нашел конец лески?

Он достал из сумки резиновый лоскут, похожий на расплющенного цыпленка, и оба направились к баллонам с надписью «гелий».

На базе компании «Союзразноимпортконтракт» буднично и размеренно протекал трудовой день. С  одной сортировочной линии непрерывно доносились шелест и позвякивание. Там рабочие снимали с больших электромагнитов ножи и напильники, сортировали  и раскладывали по коробкам, которые затем уплывали по транспортерной ленте на склад. Напротив, вокруг другого конвейера, полным ходом шла разделка крокодилов. На упакованную в полиэтилен крокодилятину сразу наклеивали этикетки. Отделенные от туловища и ободранные зубастые головы уже не выглядели страшными. С другого конца склада деловито сновали электропогрузчики. На стоящих под погрузкой автофургонах красовались эмблемы компании и обозначения: «Кухонные принадлежности», «Инструмент», «Куриные окорочка из США и Европы», «Галантерея из натуральной крокодильей кожи».    Похоже, нет ничего, что способно  сбить с трудового ритма образцовое капиталистическое производство.

А ворона летела в свой родной лес, кляня себя почем зря. «Дура я дура, на дармовщинку растащило. Поделом тебе, халявщица, умнее других себя считаешь».

Зуделись пришибленные бок и крыло. Ещё больше, прямо до слёз, мучила обида. «Отчего я такая несчастная?» – думала ворона всю дорогу. – «Кому-то окорочка и всё-всё-всё. А мне? Мне?».

Сумеречный лес угрюмо топорщил ветки. Встречал безутешную блудную подругу неласково.

1996 г.