Вечность. Часть IV. Глава 2. Необычное знакомство

Продолжение. Начало:  http://www.proza.ru/2012/09/29/952


Глава 2
Необычное знакомство



– Вставай! – раздался прямо над моим ухом властный голос. – Надо идти.
Я поморщилась. Зачем так кричать? Вечно надо все испортить. Было так хорошо, а теперь…
– Куда идти, куда? – с раздражением спросила я. – Разве нам есть куда идти?
– Вставай и не спорь, – Володя дернул меня за руку. – Надо идти, Лера, – чуть мягче сказал он.
– Я не хочу никуда идти, – простонала я. – Я устала, Володя, устала. Я хочу сидеть здесь и ждать…
– Чего ждать?! Чего?! – закричал Володя и рывком поставил меня на ноги. – Ждать, когда и мы станем частью этой стены? Я не намерен так просто сдаваться.
– Ты все равно ничего не изменишь…
– Замолчи! По-твоему, Сергей погиб зря?! Просто так?! Он спас тебе жизнь не для того, чтобы ты сидела и ныла! Он любил тебя и хотел, чтобы ты жила, чтобы ты спаслась. И я заставлю тебя это сделать, даже если ты не захочешь сама! Ты будешь жить, Лера, и будешь счастлива, – тихо закончил он.
Не то чтобы мне стало стыдно, нет. Просто мне не хотелось сейчас спорить.
– Ну, хорошо, идем. Только куда и зачем?
Володя промолчал. И мы пошли…
Спустя полчаса я поняла, куда мы идем. Мы шли вдоль прозрачной стены. Володя кончиками пальцев касался невидимой преграды и не опускал руку ни на секунду, хотя я заметила, что временами это доставляло ему боль. С бесстрастным равнодушием я наблюдала со стороны, наблюдала спокойно и холодно, без единого чувства. Я чувствовала, что могу ему помочь, я была уверена в этом. Причем, мне не надо было даже касаться стены рукой. Я чувствовала ее на расстоянии. Но я молчала и наблюдала. И мне не было стыдно. Мне было безразлично. Даже мелькнувшая мысль о том, что я снова превратилась в кусок мрамора, не вызвала в моей душе ни единого чувства. Впрочем, это не совсем так. Одно чувство она все-таки вызвала: удовлетворения. Я была рада, что моя душа пуста…
Мы шли и шли.
– Когда же эта стена кончится! – с отчаянием воскликнул Володя.
Никогда, Володя, никогда. Я знала это, потому что я видела сияющий купол, закрывающий нас. Купол, Володя, а не стену! И лишь в самом центре купола был кусочек неба со звездами. Если бы умели летать, может, нам и удалось бы спастись. Ты умеешь летать? Нет? И я тоже. Значит, мы остаемся здесь…
Начало смеркаться. У меня уже подкашивались ноги от усталости. Но я шла за Володей, не пытаясь остановить его. Наверное, я так и шла бы до тех пор, пока или он, или я не упали бы на землю без сил.
Темнело. Стена понемногу начала светиться, переливаться, маленькие молнии вспыхивали то здесь, то там. Володя, похоже, так же как и я, держался из последних сил. Но рука его ни на секунду не отрывалась от стены, хотя ему все труднее и труднее было удерживать ее. Я видела, как молнии впиваются в его руку и пронизывают его тело насквозь. Но он только бледнел от боли и продолжал идти вперед.
Совсем стемнело. Но над нами не было звездного неба. Мерцающий купол во всей своей красе опустился и плотно накрыл темный лес и нас с Володей. Лишь в самом центре купола по-прежнему чернел кусочек неба, только он стал значительно меньше.
Я перестала чувствовать усталость. С восторгом смотрела я на меняющиеся цвета, на сверкающие голубые молнии, на разноцветные пылинки самых разных оттенков, которые ни минуты не оставались на месте, они метались из стороны в сторону и шелестели, шуршали, звенели. Во всем этом я слышала какую-то неземную музыку. И еще голоса. Сотни, тысячи голосов, тихих и печальных. Почему-то мне казалось, что они хотят что-то сказать мне, может, предостеречь? Объяснить? Попросить о чем-то? О помощи?! Я до боли в голове вслушивалась в их тихий шепот и пыталась понять. Это очень важно, я знала, что это очень важно. Мне надо было понять, но я не могла. И это мучило меня все сильнее и сильнее. Наконец я пришла к мысли, что есть единственный способ понять их: надо просто слиться с ними, стать их частью. О том, что будет дальше, смогу ли я снова вернуться или останусь в этом сияющем куполе, превратившись в звездную пыль, я не задумывалась. Я приблизилась к стене. Еще немного – и я все узнаю. Все, что хочу узнать, и даже больше.
Вдруг Володя громко вскрикнул. Я резко отшатнулась от стены и бросилась к нему. То, что я увидела, заставило меня похолодеть с ног до головы. Володина рука почти до самого плеча вошла в стену. Он бился, пытаясь вытащить ее, но рука медленно погружалась в сверкающую массу. Увидев меня, Володя побледнел еще больше и закричал:
– Отойди в сторону! Слышишь! Отойди!
Я молча обхватила его руками и начала тянуть к себе. Володя попытался меня оттолкнуть, но это было невозможно, я слишком крепко вцепилась в него. Странно, но мне показалось, что как только я обхватила Володю, стена перестала всасывать его руку. Я замерла, боясь пошевелиться и не зная, что делать дальше.
– Лера! – умоляющим голосом сказал Володя. – Прошу тебя, уйди. Я не хочу, чтобы… – он замолчал.
Я помотала головой. Никуда я не уйду. Никуда. И не надейся на это. А поэтому будет лучше, если ты замолчишь и дашь мне подумать. Я придумаю, как освободить тебя. Обязательно придумаю. Только помолчи!
– Уходи, Лера! Я не хочу, чтобы ты оставалась рядом со мной! – Володя  кричал и свободной рукой пытался отцепить мои руки от себя.
Я почувствовала, что даже одной рукой он легко справляется со мной. Меня охватило отчаяние. Неужели он не видит, что, когда я держу его, стена, хоть и не отпускает его, но и не втягивает в себя!
– Лера! Убирайся отсюда подальше! Я хочу, чтобы ты была жива! Слышишь?! Ты должна жить!
– Ты хочешь?! – закричала я. – Ты?! А меня ты спросил, чего хочу я?! Кто ты такой, чтобы решать за меня, жить мне или умереть?!
– Я люблю тебя, и поэтому имею право!
– Нет у тебя никакого права решать за меня! Нет! И не будет! Понял?!
– Хватит! Сейчас не место и не время спорить! Уходи! Оставь меня в покое!
– Ха-ха-ха! – ехидно засмеялась я. – В покое! Как же, в покое! – меня охватил гнев. – Оставить тебя?! Нет, уж! Ты что же, хочешь бросить меня одну в этом темном лесу, на съедение диким зверям?!
– Какие звери?! – разозлился Володя. – Какие звери?! Не говори глупостей! Здесь нет никаких зверей! Если не считать одной ядовитой змеи, которая вцепилась в меня!
– Это кто змея?! Я?! Змея?! Ну и пусть! А я все равно от тебя не отцеплюсь!
Я покрепче схватила его обеими руками. Что же делать? Что?! Помолчи, Володя, не мешай мне думать!
– Лера, последний раз говорю, отпусти меня!
– Да замолчишь ты, наконец! – с отчаянием прокричала я. – Я не отпущу тебя, не отпущу! Никогда! И если я не смогу тебя вытащить из этой проклятой стены, то я пойду туда с тобой! Я не хочу оставаться здесь одна! Я не хочу оставаться нигде одна без тебя! Я, вообще, не хочу оставаться!
– Почему? – очень тихо спросил Володя.
– Почему?! Ты еще не понял?! Не понял?! Я люблю тебя!
– Этого не может быть… – прошептал Володя.
– А с какой стати, по-твоему, я стою здесь, вцепившись в тебя, и слушаю всякий бред, который ты говоришь?! Я люблю тебя и не останусь без тебя! Или мы вместе останемся здесь, или мы вместе пойдем туда…
– Ты врешь! – вдруг снова закричал Володя. – Врешь, чтобы спасти меня! Но я не верю в твою спасительную ложь! Тебе не удастся меня обмануть!
– Не верь, глупый баран! Не верь, но не мешай мне! Замолчи и не дергайся! Ты мешаешь мне думать!
– Не замолчу! Ты все время пытаешься заткнуть мне рот, но сейчас это у тебя не получится! Сначала объясни мне, когда ты успела полюбить меня?! Совсем недавно, кажется, ты относилась ко мне по-другому!
– Я всегда любила тебя! Всегда! С самой первой минуты, как увидела тебя! Володя, – взмолилась я, – прошу тебя, поверь мне, я все тебе объясню, когда мы выберемся.
– А если мы не выберемся?!
– Тогда это не будет иметь никакого значения, Володя, – ответила я.
И он, наконец-то, замолчал. И перестал дергаться. И я начала думать. Но мне ничего не приходило в голову.
– Лера, – снова заговорил Володя, – у меня в комнате, в Доме отдыха, твой портрет. Я хочу, чтобы ты его увидела. Очень хочу, Лера. Потому что это – единственное, что мне удалось сделать в жизни. Все остальное – бездарная мазня. Лера, у тебя ничего не получится, мы просто погибнем оба. Это глупо, Лера, пойми. Иди, Лера, иди.
– Нет, – упрямо ответила я, немного отстранившись, чтобы видеть его лицо.
– Лера! Я не боюсь смерти, но я не хочу, чтобы ты умирала! Мне невыносима эта мысль! Уходи, прошу тебя! Только перед тем, как уйти, выполни одну мою просьбу, – он криво усмехнулся. – Последнюю просьбу приговоренного к казни… Неизвестно, кем, и неизвестно, за что…
Я молча ждала. Честно говоря, я была рада, что он говорит, но не пытается меня оттолкнуть. Мои силы были на исходе, я не смогла бы долго сопротивляться.
– Выполнишь?
– Да, – ответила я, лихорадочно придумывая, что предпринять.
– Лера, я хочу тебя поцеловать. Да, это и есть моя последняя просьба, мое последнее желание. Я хочу, чтобы, когда ты уйдешь, на моих губах остался твой поцелуй. Не смейся, это не просто красивые слова, я…
Я смеялась не над его словами. Я смеялась от радости. Пока Володя говорил, я совершенно случайно погрузила одну руку в сверкающую массу. И вдруг почувствовала, как эта плотная субстанция раздвигается, вернее, отодвигается от моей руки. Я нащупала Володину руку и медленно начала «очищать» ее от склизкой липкой дряни, такой красивой с виду.
– Лера! Ты не ответила мне, можно я тебя поцелую в последний раз?
– Можно, можно, – кивнула я, торопливо сдвигая в стороны светящееся желе.
Володя нежно прикоснулся к моим губам. Одной рукой мне было неудобно освобождать Володину руку, но работа понемногу продвигалась. Странно, что Володя ничего не замечал. Наверно, он был слишком увлечен поцелуем. А я, напротив, почти не замечала, как поцелуй становится все крепче, как из легкого и печального прощального поцелуя он превращается в страстный поцелуй любви.
Я никак не могла дотянуться до Володиных пальцев. Сделав несколько бесплодных попыток, я решила попробовать вытащить Володину руку, не счищая звездную слизь с пальцев. Я не слишком-то надеялась на успех, но – попытка не пытка. Медленно, я начала отодвигаться от стены, увлекая с собой Володю, который совершенно не замечал этого.
Стена не хотела отпускать свою жертву. Я все сильнее дергала Володю, пытаясь освободить его пальцы. В конце концов, он заметил мои движения и оторвался от моих губ.
– Лера! Что…
Я не дала ему договорить. Резко выдернув свою руку из отвратительной массы, я обеими руками обхватила Володю и изо всех сил потянула его от стены.
– Мерзкая тварь! – заорала я не своим голосом. – Отпусти его, сию же минуту!
Что-то хлюпнуло, чмокнуло, чавкнуло, и мы с Володей отлетели от стены и шлепнулись на землю.
– Что это было? – растерянно спросил Володя.
– Не знаю, – прошептала я. – Но ты свободен, это точно. Она тебя отпустила.
Володя с недоумением посмотрел на свою освобожденную руку, потом перевел взгляд на меня.
– Это ты сделала, Лера?
– Наверно, – пожала я плечами. – Не знаю… Мне кажется, что не совсем я. Кто-то мне помог. Мне показалось…
Договорить я не успела.
– Котенок, – раздался громкий голос, – ты меня обижаешь! «Кто-то помог», «мне показалось»! – передразнил Тот-Кто-Пришел-Из-Пустоты. – Кто же может тебе еще помочь, кроме меня! Ты же знаешь, что я всегда рядом и всегда готов помочь тебе!
– Кто это? – Володя вскочил и начал озираться по сторонам.
– Ты его слышишь? – изумленно спросила я.
– Прости, котенок, но ты обижаешь меня все сильнее и сильнее. Конечно, он меня слышит. Почему бы ему меня не слышать? Ты, видимо, решила, что я твоя милая галлюцинация? Нет, заинька, я вполне реален.
– Но никто тебя не слышал раньше… – растерянно пролепетала я.
– Естественно! – засмеялся Тот-Кто-Пришел-Из-Пустоты, и впервые смех его был не насмешливым, не злым, не ехидным, а откровенно веселым и даже каким-то детским. – Меня никто не слышал, когда я этого не хотел. А теперь я хочу, чтобы меня слышали вы оба.
– Зачем?
– Любимая, ты меня поражаешь! Ты задаешь глупые вопросы, это так не похоже на тебя! Зачем! Неужели не понятно?! Кстати, пока не забыл, как тебе понравилась моя шутка?
– Какая шутка? – я совсем растерялась.
– Ну, уж это слишком! – расхохотался Тот-Кто-Пришел-Из-Пустоты. – Прости за грубость, котенок, но ты совсем перестала соображать! Шутка со стеной, как вы ее называете. Рука твоего художника внезапно проваливается в эту «проклятую стену», сначала чуть-чуть, потом все больше и больше. Ужас охватывает бедного художника! Он представляет себе – он же художник, у него должно быть богатое воображение – как стена поглощает его целиком. И тут на сцене появляется отважная героиня, которая бесстрашно бросается на помощь! Знаешь, что мне понравилось больше всего?
– Замолчи! – закричала я, наконец-то придя в себя. – Я ненавижу тебя и твои шутки! И мне совсем неинтересно знать, что тебе нравится, а что нет!
– Не сердись, любимая, не сердись. В конце концов, это была не просто шутка. Я увидел, как ты совсем поникла, упала духом. Знаешь, со стороны ты была похожа на какой-то механизм. Прости, но я вынужден признаться (хоть тебе и все равно), что мне больше нравится, когда ты кричишь и ругаешь меня, чем когда ты бредешь, не думая, не чувствуя, не замечая ничего вокруг. Ты снова начала превращаться в кусок мрамора, прекрасный, великолепный, восхитительный, но – холодный и бесчувственный. И самое обидное, что незадолго до этого я увидел совсем другую Валерию, незнакомую даже мне… А ведь я думал, что знаю тебя, – грустно сказал он и вздохнул. – Мне стало немного обидно, я думал: почему он, а не я? Но вскоре его не стало, и я успокоился, даже обрадовался. Ты осуждаешь меня, солнышко? А зря. Подумай сама. Любовный треугольник – это классическая фигура, любовный четырехугольник – это уже что-то несколько извращенное, но любовный пятиугольник – это нонсенс! А у нас как раз начал создаваться именно пятиугольник. Впрочем, не совсем так. Это был четырехугольник, в центре которого была ты. Кто был по углам этой фигуры, спросите вы. Я отвечу: во-первых, я, во-вторых, тот, кого ты, заинька, называешь просто Он, в-третьих, твой художник, в-четвертых, опять-таки твой шофер. Я решил, что это слишком. Я злился и мучился, но изменить что-либо был не в силах. На помощь мне, как всегда это бывает, пришел случай. И вот теперь нас трое, а в центре – ты. Это уже лучше…
По мере того как он говорил, меня все больше и больше охватывало раздражение. Наконец, я не выдержала.
– Да замолчишь ты, в конце концов, или нет!
– Скорее, нет, чем да, – усмехнулся Тот-Кто-Пришел-Из-Пустоты и зло добавил. – Ты так бесчувственна, что даже не допускаешь мысли, что мне может быть одиноко, что мне не с кем поговорить! Да, да, я много говорю, я похож на идиота, ну, так что ж! – голос его становился все более резким, он говорил с вызовом и, как мне показалось, с горечью. – Я одинок, я хочу любви, я хочу, чтобы это меня, а не художника, обнимали твои нежные руки, чтобы это я своими губами припадал к твоим губам, я хочу ласкать тебя, любить тебя, быть с тобой рядом! Я! Слышишь?! Я, а не художник! Впрочем, Он тоже этого хочет, мы все этого хотим... Но рядом с тобой художник! Так позволь мне хотя бы поговорить с тобой. Неужели я не имею права даже на это?!
Я растерялась. До сих пор я испытывала к нему одно чувство – ненависть, и это было просто и понятно. Сейчас же я почувствовала его боль, его тоску, его одиночество. Ненависть осталась, но она окрасилась в другие тона, и все стало непросто и непонятно.
– Молчишь, котенок? Может, тебе стало жаль меня? Не стоит, я не тот, кого надо жалеть. Жалей своего художника. А мне нужна любовь! Твоя любовь! И ты!
– Не слишком ли ты многого хочешь? – тихо и спокойно – слишком спокойно! – спросил Володя.
Тот-Кто-Пришел-Из-Пустоты расхохотался и язвительно заметил:
– Кажется, мои слова, наконец-то, дошли до художника и, если не ошибаюсь, задели его. Но я разговариваю не с ним, а с тобой, любимая. Я мог бы отключить звук, но мне надоело скрывать от всех свои чувства. Я хочу, чтобы художник слышал каждое слово, чтобы он бледнел от гнева, чтобы впадал в бешенство, чтобы у него появилось желание убить меня! Я пробудил в нем ревность, так пусть она растет и крепнет, пусть кроме ревности не останется ни одного чувства в его душе! Пусть…
От его слов, а еще больше от тона, каким он произносил их, мне стало страшно.
– Перестань, прошу тебя, – взмолилась я.
– Перестать? Но я только начал! Однако… я больше не намерен задевать твоего художника. Пока не намерен. Кстати, любовь моя, знаешь ли ты, что такое одиночество? Тебе кажется, что ты одинока, что ты страдаешь, ведь так? Но это еще не одиночество, поверь мне… Я тоже когда-то не знал, что это такое. Не знал и потому думал, что смогу спокойно пережить его. Отказаться от всех, отгородиться от всего мира, стать выше всех, править миром и людьми. И быть несчастным! Парадоксально, не правда ли? Тем не менее, это так… И ты постепенно начинаешь понимать, что больше всего тебе хочется не власти, не славы, не слепого рабского поклонения и повиновения, тебе ничего не хочется с такой силой, как любви, которую ты потерял! И это желание превращается в манию, оно подчиняет тебя целиком и полностью. И ты готов на все ради своей  несбыточной мечты. Ты понимаешь, котенок, что значит: готов на все?
– Да, – глухим голосом ответила я. – Понимаю. Но ты ничего не добьешься.
– Почему? Потому что добро сильнее зла? Потому что любовь побеждает даже смерть? Или потому, что ты уже нашла способ выбраться из той клетки, в которую я вас запер?
Последние слова донеслись откуда-то издалека. Тот-Кто-Пришел-Из-Пустоты исчез так же внезапно, как и появился.
Володя схватил меня за руку и потянул за собой. Я не сопротивлялась. Мне и самой хотелось побыстрее уйти от сияющей зловещей стены.
Когда мы отошли довольно далеко, и стена уже не была видна за деревьями, Володя остановился.
– Кто он?
Я вздрогнула.
– Не знаю…
Володя наклонился и заглянул мне в глаза.
– Ты знаешь, но не хочешь рассказать мне, что происходит вокруг. Ты боишься, что я не поверю. Я не ошибся?
– Почти…
– Я поверю, постараюсь поверить! Расскажи мне все.
– Это длинная история…
– А нам некуда торопиться.
Володя поднял руку и указал мне туда, где раньше было звездное небо. Я посмотрела вверх и увидела мерцающую гладкую поверхность купола.
– Мы в ловушке. В клетке, как сказал он. Ты должна все рассказать, Лера. Иначе мы не сможем выбраться отсюда.
Даже если я расскажу, мы вряд ли найдем выход, подумала я, но промолчала. Выхода нет… Нет и не будет… Никогда… Володя, милый, посмотри внимательно: над нами, вокруг нас, всюду сверкающая гладь! Мы в ловушке, Володя.
– Выбрось эти мысли из головы, – положив руки мне на плечи, строго сказал Володя. – Мы справимся. Мы найдем способ выбраться отсюда.
– Ты что, мои мысли читаешь? – криво усмехнулась я.
– Да, – коротко и очень серьезно ответил Володя.
Я помолчала.
– Что-то я раньше за тобой таких способностей не замечала, – попыталась съехидничать я.
– А их раньше и не было, – так же спокойно ответил Володя. – А вот теперь есть. Но это не важно. А вот твой рассказ об этом монстре – это важно, – он сжал мои плечи. – Лера, он все время следит за нами? Постоянно?
– Нет, не думаю, – вздрогнув, ответила я. – Иногда он куда-то исчезает. Когда он рядом, я всегда ощущаю его присутствие. Вот, например, сейчас его нет.
– Что ж, это немного радует. Давай воспользуемся его отсутствием и обсудим наше положение.
Я обреченно кивнула. Володя крепко прижал меня к себе и засмеялся.
– Ладно, ладно, дам тебе время, чтобы собраться с мыслями. Ты сиди здесь на пенечке, а я пока костер разведу, холодно что-то становится. Да и есть хочется. Ты как, проголодалась?
– Не знаю, – растерянно взглянула я на него. – Я совсем об этом не думала.
– Не думала! – передразнил меня Володя. – А об этом, между прочим, всегда надо думать.
И я начала думать. Только не о том, что замерзла и проголодалась, хотя это действительно было так, а о том, что когда-то давно я, Валерия Рахманова, перестала жить. И произошло это задолго до того, как я познакомилась с Илюшей. Именно поэтому мне удалось пережить трагедию, происшедшую в моей жизни и не свихнуться. Именно поэтому я смогла существовать после всего случившегося. Глупая, глупая Лерка! А ты-то решила, что это от того, что ты сильная личность… Ты, вообще, не личность и никогда ею не была. А уж о сильной личности не стоит и думать. Ты не жила, ты просто плыла по реке жизни (о боже, как высокопарно!). Ты ничему не радовалась, слишком сильно не огорчалась, ничему не удивлялась, особенно последние несколько месяцев. За последние же несколько дней я испытала такие чувства, которые мне и не снились. Наверное, я только сейчас начала жить. Чувствовать и удивляться. Вот, например, в данный момент я сидела на пеньке и удивлялась, как ловко Володя управляется с костром. Можно подумать, что…
– Бедный художник всю жизнь только и делал, что разжигал костер и готовил пищу, – закончил мою мысль Володя и, без всякой паузы, продолжил, лишив меня тем самым возможности возмутиться или обидеться. – Странно, Лера, но я давно уже заметил, что большинство людей воспринимают художников, музыкантов, актеров как Нечто, оторванное от обыденной жизни. Словно мы и не люди вовсе. Вот и ты сейчас удивилась, увидев меня за работой, не связанной с творчеством. Но почему? По-твоему, я не должен уметь ничего кроме малевания холстов? Если так, то я смогу тебя еще не раз удивить и даже поразить. Я ведь вырос в семье таежников. Мой дед всю свою жизнь был охотником, он из тайги, можно сказать, не выходил. Да и отец мой тоже. Иногда появятся дома, день-два – и снова в тайгу. И я с ними, как только подрос. Так что, я вырос в тайге, это мой родной дом, единственное место, где я чувствую себя уверенно и спокойно. Знаешь, Лера, я, наверное, только здесь становлюсь таким, какой я есть на самом деле. Не художником, который мучительно ищет себя и страдает от своей бездарности, а Человеком, знающим себе цену. Потому-то я и уверен, что мы выберемся. Конечно, это не совсем тайга, скорее совсем не тайга, но все равно это – кусочек моего дома, моей родины. Я не думаю, что для твоего призрака все окружающее близко и понятно. Скорее всего, он здесь чужой. А я – свой. Вот так-то.
Не знаю почему, но после Володиной речи я твердо решила рассказать ему все…

Мы сидели у костра. Я говорила и говорила. У меня внутри словно прорвало какую-то плотину, и все, что я долго, всю жизнь, держала в себе, вылилось наружу. Я говорила путано, часто сбивалась, перескакивала с одного на другое, но Володя не перебивал меня, не останавливал. Он смотрел на пламя костра и слушал. А я смотрела на него и говорила. И мне было все равно, поверит он или нет, осудит он или нет, поймет или нет. Впервые в жизни мне хотелось раскрыть душу… У меня все было впервые в жизни…
Сверкающий купол над нами потускнел... Костер почти прогорел… А я все говорила и говорила. Я плакала, смеялась, вскакивала с пенька и металась по поляне, снова садилась и при этом ни на минуту не замолкала. Я говорила то тихо, почти неслышно, то громко, порой мой голос звучал с надрывом, изнутри прорывалось рыдание, но тотчас же я становилась спокойной и начинала говорить ровно, медленно. Володя сидел, не шевелясь, пристально всматриваясь в угасающее пламя костра. Иногда мне казалось, что он не слушает меня, но мне было все равно. Я уже не могла остановиться…

Взошло солнце… Яркий свет залил все вокруг. Я подумала: как странно, солнечные лучи легко пробиваются сквозь преграду, они словно не замечают ее. Я замолчала. Я рассказала все… Больше мне нечего было сказать… Я  смотрела на Володю и ждала. Чего? Приговора, который должен прозвучать с минуты на минуту…
Я ждала, но ничего не происходило. Володя так же недвижно сидел, уставившись в догоревший костер.
Сколько прошло времени? Не знаю, но мне показалось, что прошла вечность… Вдруг Володя резко повернулся ко мне. Наши взгляды встретились всего лишь на миг. И миг этот был так краток, что я не успела прочитать свой приговор в Володиных глазах. Меня охватило отчаяние.
Нет, нет, нет! Наше представление о времени ошибочно, никто из нас, людей, не знает, что такое время. Мы делим его на большие и маленькие части, дробим его на кусочки, считаем дни, часы, минуты, секунды. Мы привыкли говорить о времени как о постоянной величине: «Прошло пять минут», – глядя на часы, утверждаем мы. Заблуждение! Время меняется, оно не постоянно. То, что мы называем часами, минутами и секундами, всего лишь пустые слова. Порой время убыстряет свой бег, и тогда часы становятся похожими на минуты. А когда время растягивается, становится медленным и тягучим, минуты превращаются в часы. Время меняется, оно не постоянно. И зависит это от того, какие чувства обуревают нас в тот или иной момент. Когда мы спокойны, время относительно стабильно. Но стоит нарушиться нашему душевному равновесию, и нарушается стабильность времени. Оно словно бы приспосабливается к каждому из нас. Для каждого – свое время…
Для меня время замерло, остановилось. И вместе с ним, казалось, остановилось мое сердце, замерли все мои чувства. Все, кроме зрения. Я видела, как Володя медленно идет ко мне. Он остановился на мгновение, потом  взял меня обеими руками за плечи и несколько минут молча смотрел мне в лицо. Вдруг он опустился на колени передо мной и, не отводя взгляда от моего лица, припал губами к моей руке. Острая боль пронзила меня насквозь – это ожили чувства, забилось сердце.
– Как трогательно! – раздался насмешливый голос. – «Наконец он подошел к ней; глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи и прямо посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел, как совсем сумасшедший.
– Что вы, что вы это? Передо мной! – пробормотала она, побледнев, и больно-больно сжало вдруг ей сердце.
Он тотчас же встал.
– Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился…».
Не правда ли, очень похоже? Надеюсь, мне удалось дословно процитировать великого русского писателя. Впрочем, на память пока не жалуюсь. Кстати, художник, ты узнал это произведение?
– Достоевский, – громко и четко произнес побледневший Володя. – Федор Михайлович. «Преступление и наказание».
– Браво! Браво! А я грешным делом боялся, что ты не узнаешь. А так не хотелось разочаровываться в тебе. Не стану скрывать, я начинаю испытывать некоторую симпатию к твоему художнику, котенок! А  теперь, когда он так великолепно сыграл роль Родиона Раскольникова, симпатия возросла настолько, что я понял: художник дорог мне!
– К сожалению, я не могу ответить тем же, – язвительно отпарировал Володя, сверкнув глазами. – Ты – мой враг, который, к тому же, использует грязные приемы…
– Неправда! – воскликнул Тот-Кто-Проишел-Из-Пустоты. – Когда это я, по-твоему, использовал грязные приемы?!
– А подслушивать и подглядывать, пользуясь своими преимуществами, это ты как называешь?!
– Ах, это… Ничего грязного в этом нет. Я же делаю все это открыто, и не моя вина, что ты меня не видишь. Обидно! Я веду честную, благородную игру, а меня обвиняют в низости! Художник, отныне каждый мой шаг я буду предварять каким-нибудь звуком, сигнализирующем о моем появлении. Например, гудок или свист. Что тебе больше нравится, художник? Это будет благородно, как ты думаешь? – он захохотал и вдруг резко оборвал смех. – Простите, я должен откланяться. Издаю прощальный гудок и удаляюсь.
Надеюсь, скоро увидимся.
Володя посмотрел на меня. В его глазах плясали какие-то озорные искорки.
– А он, похоже, ревнует, тебе так не показалось? Значит, не так уж он бесстрастен, не так уж он всемогущ. А ты говоришь, нет выхода! Раз у него есть слабые места, значит он не так уж и неуязвим. Во всяком случае, я без борьбы сдаваться не собираюсь! Да и вообще сдаваться не собираюсь. И умирать тоже не собираюсь. Значит, выход есть, и мы победим!
Я не была настроена столь оптимистично, но промолчала, потому что тоже не собиралась сдаваться. А вот насчет смерти и победы наши взгляды несколько расходились…