Гадюка

                Павел Шилов

За гранью реальности
Гадюка
Рассказ
В маленькой кирпичной печке догорали дрова, и синеватые отблески углей освещали осиротевшую избу. А когда-то совсем ещё недавно здесь в большой дружбе была радость и веселье. Но с течением обстоятельств хозяйка этого дома ещё довольно молодая, ей не было и тридцати, внезапно умерла, за нею два её сына и дочь. Один единственный человек этой семьи – хозяин пятистенка Иван Свиридов сидел около печки, смотрел на угли и шептал как заклинание одно единственное слово: за что? Но ответа, как это и бывает в нашей жизни, не было. Страх подбирался к самому горлу. Он пытался отогнать его и не мог. Как ни странно, но он явственно слышал слово – иуда, произнесённое когда-то огромной змеёй из аквариума, находящегося в змеепитомнике  города Энск. Туда он поместил её, отловив в тайге. Может это было и не так, но осадок не проходил. Он как клещ впился в самое сердце и сосал, сосал, изнуряя его нервы. Работа была красивая, истинно мужская. И она порой стоила жизни. Но, как говорится, игра стоила свеч. Он был холост, и бояться ему было нечего. Тайга огромная и величественная – гуляй себе вволю. И он гулял, пока не влюбился в хрупкое создание в одной из деревушек. Её звали Надя, Надежда. Она была русоволосая и очень молода. Его как сильным магнитом потянуло к ней. Конечно, она немного поломалась, как это и бывает с девушками и согласилась. Свадьба была великолепная. Он носил её на руках и жадно целовал. А деревня гуляла и пела.
- Иван, оставь на будущее, как бы ты не потерял жар после свадьбы, - смеялись друзья.
Но Свиридов ничего не слышал. Он ходил как заворожённый и смотрел в её карие, отдающие зеленью глаза.
- Надя, - шептал он, - Наденька.
Она держалась за его сильную шею и была очень счастлива, будто судьба преподнесла ей драгоценный сосуд счастья и она, боясь его расплескать понапрасну, цедила из него капелька по капельке.
И вот её уже нет. Нет и детей, которых она успела нарожать. Всё, как будто ушло в песок, не успев созреть и распуститься. Он смотрел в печь, где таяли красноватые угли, превращаясь в золу, и горько плакал. И тут он явственно услышал:
- Ну, как Иван, ты счастлив – иуда. Я тебя спасла, а ты!..
Он глазами обежал избу, но ничего не увидел, лишь лёгкое покачивание штор говорило, что в избе кто-то есть. Иван стал исступлённо молиться, но слов молитв не знал, и шептал одно и тоже:
- Боже, сохрани и помилуй раба твоего Ивана.
- Молись, молись, Ванюшка, но ты мой должничок, - опять донеслось до него, но уже из-за окна, средь бушующего потока снежного вихря. – Я тебя никому не отдам.
Потом он увидел молодую девушку лет восемнадцати – девятнадцати в белом подвенечном платье, с длинными русыми волосами, распущенными по плечам. Она просто порхала по дому, как будто был невесома. А глаза, что это были за глаза. Они ему напоминали глаза той змеи, которую он отловил и отвёз в змеепитомник.
- Это ты? – изумлённо воскликнул Иван, - что же ты раньше-то мне не сказала кто ты?
- А кто я, Иванушка?
- Ты ведьма, уйди от меня.
- Нет, я не ведьма, я просто разумный сгусток энергии, а моё тело в аквариуме змеепитомника, и это произошло по твоей милости.
- Так не бывает, - закричал Свиридов благим матом.
- Дурачок, ты Иванушка, ничего-то ты не понимаешь. И дом этот не твой, а мой. Я здесь родилась и выросла, хотела выйти замуж, но не удалось. Разве ты не видишь, что я в подвенечном платье?
- Вижу, - тупо недоумевал Иван.
- Я ведь тоже была девушкой, и было мне тогда всего восемнадцать лет, а соседу моему Ваське двадцать два. Он был высок и статен. Я влюбилась в него без ума. У нас была назначена свадьба. Я ждала его. И вот он разодетый появился на тройке вороных коней с бубенцами и со свидетелями. Но что такое? Я почувствовала каким-то внутренним чувством, что моего Василия тянет в соседний дом к Надьке. Оказывается, она тоже была в подвенечном платье и подавала импульсы моему жениху. Вот он на миг затормозил, а потом бросил коней вскачь и к ней. Я от боли и негодования бросила вслед ему мощный сгусток энергии, и лошади встали как вкопанные. Я не знала тогда, что обладаю такой силой. Он завернул лошадей ко мне, но был уже мёртв. Я слишком дала мощный импульс, и его сердце не выдержало, разорвалось на две половинки, так как Надька и её мать тянули его к себе. Понимаешь, все женщины эгоистичны – мой Вася и всё тут. На деле же, он любил и меня и Надьку, и его сердце оказалось между двух полюсов: положительным и отрицательным. Какое сердце выдержит такую перегрузку? Я оказалась сильнее чёрной магии, которой обладала Надька и её мать. Но и я оказалась уязвимой, так как потеряла сознание при виде мёртвого жениха, а когда очнулась, была уже гадюкой. Меня Надька и её мать прокляли, сказав при этом: будь злая соперница проклята, чтоб ты стала гадюкой. Я, конечно, не знала, что могу превращаться в кого угодно. Этот дар мне был послан свыше. Потом меня увидел отец, схватился за топор. Я успела убежать в окошечко для кошки в подполье, потом на улицу и в тайгу. От такого потрясения, не зная, что произошло, умерла моя мама. А вот мой отец спутался с Надькой. Она беременела от него множество раз, но родить так и не могла. Я встала на их пути. Вскоре заболел мой отец и ушёл в мир иной, затем и его супружница Надька. Вот и вся история.
- Почему ты до сих пор бродишь по земле как неприкаянная?, - спросил Иван, немного осмелев.
- Так я же проклята, неужели не понимаешь? А молиться за меня некому.
- А где моя жена, дети? – спросил Иван, - твоих рук дело?
- Умерли они, умерли. Разве не сам хоронил их?
- Я не верю, все были весёлые и здоровые и вдруг. Это твоя работа, гадюка?
- Не зови меня так Свиридов. Я бываю в гневе очень зла.
- Мне уж всё равно, семьи-то нет.
- Нет тебе не всё равно. На тебе знак Иуды. Понял?..
- А что это такое?
- Это великий грех, какой трудно отмаливается.
- Ну и что?
- А то, что и там тебе не будет покоя, а там вечность. Тебе сейчас не понять, ты оказывается глупее, чем я думала.
Он закашлялся. И тут увидел в углу дома своих детей и жену Надежду, которая ему улыбалась.
Свиридов истошно закричал:
- Надя, Витька.
Но они ушли сквозь стену и пропали.
- Что кричишь, дурачок. Они же тебя не знают и даже не могут предвидеть, что у них есть Свиридов. У них фамилия уже другая и даже отчество. Они, если даже и увидят тебя на самом деле, не признаются, потому что, не знают.
- Как же так, гадюка?
- Я не люблю это слово, Свиридов, предупреждала тебя, не понял, так получай!
Ему показалось, что огонь выскочил из печки. Он почувствовал, как у него на теле загорелась рубаха, потом волосы. Он ощутил страшную боль и закричал:
- Прости меня, но как тебя звать, величать?
Боль прекратилась, огонь потух.
- Вера я. А фамилия моя Истомина.
- Верочка, не надо так пугать меня, да и дом может сгореть.
- Ты теперь кое-что понял?
- Кое-что, но не всё.
- Тебе и этого хватит. Теперь вспомни, кто тебя вытащил из ямы, в которую ты провалился?
- Не помню. Кажется, змея мне сбросила деревину, за которую я уцепился, но я в это до сих пор не верю. Такого в жизни не бывает.
- То-то, Свиридов, змея. Лежать бы тебе там в этой расщелине вместе с костями волка, который туда попал, гнавшись за молодым лосем. Я тебя пожалела и вытащила. Молод ты тогда был и красив, хотя и сейчас ещё не стар. А ты что сделал со мной вместо благодарности? Ты видел, что я не простая гадюка. Я спокойно отдыхала от всего на дереве, видел там, что у меня всё лёжбище выслано из шкурок зверей. Я не ела их в шкуриной оправе, а шкурала и только потом заглатывала. А посмотрел бы ты на моё жилище, диву бы дался. Я даже в лютый мороз не замерзала. А какие у меня были запасы продовольствия: мяса, грибов, ягод? Но всё это мне надоело. Я хотела питаться человеческой едой. Думала, что ты принесёшь меня к себе домой и будешь кормить, ведь я тебе спасла жизнь. Если бы я хотела тебя уничтожить, то сделала бы в один миг. Я плевалась ядом за пятнадцать метров, после этого даже самый крупный и сильный зверь не мог встать и ответить мне удар на удар.
- Так что ты от меня хочешь?
- Очень немного. Возьми мешок, санки, шубу, чтобы я не замёрзла, и освободи меня из питомника. Меня скоро выкинут. Яд я больше не даю, весь выбросила в гневе на тебя. Разве забыл, как целая струя текла по стенке аквариума.
- Помню, Верочка.
- Спеши, иначе опоздаешь, меня загубишь и сам погибнешь в тоске.
- Верочка, а где моя семья?
- После, Иванушка, после, когда сделаешь дело.
Сказав это, она пропала, как будто ничего и не было.
- Боже, что же это такое было, - взмолился Иван, глядя на печь. – Быть такого не может. Даже в сказке не придумаешь.
Он посмотрел на часы, времени было где-то около часу ночи. За окном остервенело бушевала метель, яростно выла и бросала в окна снег. По спине Свиридова пробежали мурашки. Он схватился за грудь и от боли взвыл, так как по всему телу шли ожоги. С головы посыпался пепел от волос. Он испугался. Наконец-то понял, что это не сон, а самая настоящая явь.
- Как же я с такими ожогами поеду в город? – закричал он.
И тут же услышал, как будто голос шёл из печной трубы: «Не волнуйся Свиридов и не плач, я дала установку, скоро ты будешь совершенно здоров».
Успокоившись, Иван уснул тут же у печки, и спал крепко без всяких сновидений. А утром он встал бодрый и полон сил. Он посмотрел на своё тело, обожжённое  ночью, но никаких следов ожогов не нашёл. Волосы были такие же, как и раньше, но вот только рубашка, висевшая на мускулистом теле, говорила о том, что она действительно горела. Свиридов потянулся так, что захрустели суставы.
- Зарядку надо сделать, зарядку, - вздохнул он, - закис ты парень совсем, взглянуть стыдно. Тоже мне мужик.
Иван попрыгал, покидал двухпудовую гирю и затопил печь. Деревня просыпалась, и серые дымы, гонимые северным ветром из труб, устремились на юг.
«Где же моя семья? – думал Свиридов. – Разве я виноват в том, что случилось с гадюкой. Верочка, прости, Верой. Я знаю, что ты даже мысли мои читаешь. Как тебя понять кто ты?»
Он истопил печь, закрыл трубу и поспешил на автобусную остановку. Сердце его замирало от тоски, что он не успеет и гадюку выкинут в канаву, а сейчас зима и мороз за тридцать, хотя ночью бушевала метель.
Иван спешил. Автобус, как всегда из-за непогоды задерживался. Подспудным чувством или как бы пятым ощущением, Свиридов понял, что не успеет, и заплакал тихо, но взахлёб.
Но вот и автобус. Свиридов заскочил и сел на заднее сидение. Он осмотрелся, но никого знакомых не было.
«Хорошо, - подумал он, - меньше расспросов».
Он глубоко вздохнул и стал думать о своём житье-бытье и о том, что как он вляпался неизвестно во что. А перед глазами мелькали лица семьи. Жена была такая ласковая и нежная, что Иван застонал.
- Надя, - отчётливо зазвучал его голос в салоне автобуса, - Надюша, где ты?
- Молчи, Свиридов, - услышал он или свой внутренний голос, или гадюки. Точно, конечно, не понял. – Люди тебя не поймут, отправят ещё в психушку, и тогда…
«Молчу, - подумал Свиридов, - буду нем как рыба».
Вскоре он выскочил около змеепитомника и постучал в дверь. Ему открыли, и он сразу бешеным взглядом окинул большой зал, и с болью выдавил из себя, увидев, что аквариум, где была его гадюка пуст.
- А где Вера? – спросил он.
На него посмотрели как на сумасшедшего и ответили:
- Какая Вера, молодой человек?
- Тьфу ты – всё перепутал. Я ведь сам отловил её в тайге и дал это имя, - выдавил он из себя, блуждая по залу глазами, где в аквариумах находились змеи.- Теперь я хочу её забрать и отпустить её в тайгу, старенькая она уже. Что-то стало жаль мне её.
- Мы выбросили её. От неё уже нет никакого толку. Она вон в той канаве. Спеши, может быть, ещё успеешь, пока её не расклевали вороны, -  ответила заведующая, - только зачем тебе она – такой мороз, сам понимаешь.
Свиридов ничего не ответил, он выскочил из змеепитомника и увидел её в снегу.
- Вера, - закричал он, - Вера!
- Помешался, - выдохнула заведующая и добавила, - бывает, что ж тут поделаешь.
- Опоздал ты, Иван, я уже мертва, - услышал он голос гадюки. Вера проплыла рядышком с ним, но кроме Свиридова её никто не видел. – Теперь слушай меня внимательно, принеси домой, сделай домовину, или, как сейчас называют гроб, он должен быть в мой рост, я когда-то была метр шестьдесят пять, выкопай могилу около моей мамы, приведи священника, и пусть он меня отпоёт. Похорони по православному обычаю. Ну, конечно, со всеми атрибутами и молись за меня и за себя. Теперь скажу, что произошло с твоей семьёй. Я дала им установку, они оказались в Африке, и живут там припеваючи среди русских эмигрантов. А хоронил ты чурки, которые лежали около твоего дома. Понял! Жена и дети к тебе вернуться только тогда, когда ты замолишь свой грех и снимешь с меня проклятье. Моя душа хочет вселиться в другую девочку, ведь я не смогла выполнить той миссии, которая была отведена мне Всевышним, сгорела от гнева и ярости и чёрные силы, которые существуют на земле, нанесли по мне мощный удар. Молись, Иван, и в случае чего, когда тебе будет невмоготу, зови меня на помощь, потому что черные силы будут сбивать тебя с праведного пути. Они не оставят тебя в покое, пока ты будешь молиться за меня и за себя, а значит и за Россию в целом, она в опасности, посмотри её энергетическоё поле: сколько в нём злобы, вражды и подлости. Она захлебнулась в крови. Спасти её может только женщина, посланная Всевышним. Прощай, Свиридов! И не забывай. Истомина я Вера. Мне было дано большое предназначение в борьбе со злом. Если ты поможешь, я вернусь.
Свиридов увидел, как налетел снежный вихрь, подхватил девушку и понёс её по земле русской.