Пёсья ласточка

ПЁСЬЯ ЛАСТОЧКА


В подворотне на куче старых картонных коробок лежал Пёс. Он лежал очень грустный, опустив голову на мохнатые лапы и повесив уши. Вдобавок смотрел на мир большими карими глазами, что делало его облик уж совсем печальным. А грустить ему было отчего. Напротив него стояли и дымили два человека. Причем первый говорил второму:

— Да дворняжка, я тебе говорю! Ну, какой же это дог? Посмотри, хвост какой ободранный!

— Но почему же, уважаемый, отнюдь! Общее строение скелета…Голова, лапы, хвост…

— Нет, Вы все же признайтесь: в этой, с позволенья сказать, собаке есть что-то
породистое…

— Ну, разве только слепой такое придумает…Ты на хвост, на хвост посмотри.
Пёс поджал хвост.

—Только слепой, как Вы верно сказали только что, не заметит сходства! Лапы большие, как у дога!

— Да что ты! Лапы! Лапы слишком мохнатые для приличной собаки.
Пёс обиженно поджал лапы.

Тут приехала большая шумная машина. Первый  бросал второму пакеты с мусором, а тот уже отправлял их в грузовик. Когда пакеты закончились, люди ушли, но резкий табачный запах и не менее резкие слова так и остались висеть посреди подворотни.

Пёс грустно вздохнул и подумал: «И так каждый день. Как глупы эти люди, то я им, с позволенья сказать, собака, то дворняжка, то, оказывается, и вовсе неприличная собака! А я ведь просто Пёс, неужели так трудно это понять!»

На следующее утро Пес проснулся от громких человечьих голосов. «Ну вот, опять начинается!» — обреченно подумал он и нехотя приоткрыл один глаз, чтобы смерить людей недовольным взглядом.

— Вот ты заметил, сколько в городе развелось бездомных собак?

— Да уж, Вы это верно подметили, просто тьма…

— От, я ж всегда прав! А ведь они такие грязные…

Пёс подумал о том, что если укусить этого человека, то он всё равно умнее не станет, и сдержанно зарычал. Но от подъехавшей машины было столько шума, что недовольного рычания никто не услышал. Вопреки обыкновению, оба человека, загрузив пакеты, не ушли, а остались в подворотне и снова задымили.

— Они же, дворовые эти, заразу разносят…

Пёс сделал над собой ещё усилие и подумал о гуманизме. «Ну не зря же изобрели целую теорию о человеколюбии, нужно, чтобы хоть кто-то ей следовал», — думал Пес, не подавая вида, что обижается.

— К тому же посмотри на эту шавку, а! Просто рассадник паразитов.

Пёс внутренне взвыл на невидимую Луну и засунул голову под лапы, чтобы ничегошеньки не слышать…

Весь следующий день прошел спокойно. Бывали иногда такие дни… Правда не часто, а только тогда, когда двое с пакетами не приходили и на Пса вообще никто не обращал внимания. А он мог спокойно сидеть на своих коробках, наблюдать из уютного угла за суетящимися прохожими. Или за не менее беспокойными облаками на небе и мельтешащими там птицами. А ещё мог  любоваться очень спокойно лежащим в самом углу подворотни ботинком. Сколько там лежал этот ботинок, Пёс не знал. И время от времени задумываясь над этим, он каждый раз приходил к выводу, что, сколько себя помнит, ботинок всегда был на том же месте.

Конечно, столь сложно устроенный предмет за это долгое время изменился: он стал совершенно другого цвета и несколько растрепался, но тем не менее всегда лежал там же.
На следующее утро Пёс понял, что день будет мокрым. И действительно, холодные струи дождя поливали подворотню с особенным остервенением. Но Пёс не расстроился: он залез под свои коробки и оттуда смотрел на мир даже чуть менее грустно, чем обычно. Его забавляли мокрые снующие мимо люди, да и старый ботинок тоже преображался под дождем: выглядел живописнее. А еще Пёс знал, что эти двое, которые обычно приходят утром, никогда не обсуждают его, если идет дождь. Они просто быстрее закидывают пакеты и молча хмурятся. Так и было в этот день.

Зато завтра оба опять задержались дольше обычного и дымили на всю подворотню.

— И сколько еще эта шавка тут будет торчать?

— Как его могут звать, интересно бы выяснить.

— Жучка!

— Трезор?

— Бобик!

— Машка?

Пёс подумал сердито «Ну нет, я же Пес!». Первый человек сказал второму «Эй, она рычит, пошли лучше. Вредная шавка!»

Следующий день был плохой. Они забрали ботинок. Пёс пытался объяснить, что ботинок трогать нельзя, что он всегда лежал в этом углу, где ему и положено быть. Он рычал, пробовал укусить, но от него отмахивались, опять называли шавкой и еще всячески ругались. В конце концов, когда Пёс уже смирился и тоскливым взглядом провожал Ботинок, ему наступили на хвост. После чего Пёс не вытерпел и жалобно заскулил, выпуская на волю всю свою обиду на этот несправедливый мир. Весь следующий день он провел, зарывшись в свои коробки. Он не хотел ничего видеть, особенно подворотню без Ботинка.

А после случилось странное. Пес ушел из подворотни. Он не хотел больше никогда слышать обидных разговоров. Его злило, что те двое никак не поймут что он Пёс. ПЁС. Неужели это так сложно? Люди построили дома, машины, изобрели подворотни, коробки и даже ботинок. Неужели они не могут додуматься до таких простых вещей. И тут Пса поразила ужасная мысль. С чего он, собственно, решил, что он — Пёс? Откуда он это узнал? Ведь люди, наверное, поняли бы, если бы это было так. И от этих мыслей ему стало очень тоскливо и страшно, а главное — обидно за самого себя перед всем светом. «Что же мне делать?» — думал он. — «Кем же мне теперь быть?»

Он побывал в разных местах. И под мостом. И на мосту. Погулял вдоль длинных-длинных дорог с кучей шумных машин. Погулял по одной совершенно пустой дороге, даже узнал, что за городом есть лес. А за лесом есть ещё город, и прохожие, и мосты, и дороги. А за ними еще лес. И лесная река. Она так сильно отличалась от городской по виду, по запаху и по всяким другим признакам, которые понятны только собакам, что пёс не сразу понял, что это такое. А когда понял, то даже обрадовался, что ушел из подворотни. Он сидел на песчаном откосе и занимался одним из своих любимых дел — смотрел на небо. По сине-серому низкому небосводу летали ласточки. Одна подлетела совсем близко и беспокойно стала кружить около пса.
Пес подумал: «Надо же, Ласточка!». Ласточка подумала: «Надо же, Пёс!». «Ой, телепатия!» — удивились они одновременно. Завязался незримый разговор (ведь у животных свои правила общения), и Пёс, соблюдая этикет, вовсю завилял хвостом.

— Вы, что же, знаете, что я — Пёс? — спросил он встревожено.

— Конечно, я знаю, что ты Пёс, не Заяц же! Чего тебе здесь надо? Из-за тебя я боюсь подлететь к своему гнезду! — затараторила Ласточка недовольно.

— Простите, Ласточка, я не хотел вас обидеть, — телепатировал Пёс смущенно. — И не бойтесь меня: я очень мирный.

— Правда? — усомнилась ласточка.

— Правда. Ласточка, а вы вот точно уверены, что я Пёс?

— Конечно, уверена! Что за глупый вопрос?

— Скажите, пожалуйста, а откуда вы это знаете?

— Ну а разве вы сами этого не знаете? — смутилась Ласточка, незаметно для себя переходя с Псом на вы.

— Конечно-конечно… вы не обращайте внимания: это, знаете, у меня так, от тоски… Простите, что отвлекаю.

 Пёс хотел уже уйти, чтобы не мешать Ласточке залететь в гнездо, но тут она неожиданно просвистела:

 — А вы меня не отвлекаете, я про гнездо спросила, чтобы узнать, воспитанный вы или хулиган.

— Я воспитанный, наверное, — ответил пёс мысленно, не решаясь залаять. (Ведь воспитанные псы на ласточек не гавкают.) — Послушайте, так вы точно знаете, что я Пёс?
Ласточка подлетела совсем близко.

 — Наверное у Пса с такими грустными глазами и такими странными вопросами что-то случилось?

— Как вам сказать… Вот Вы — ласточка. И о вас все думают как о ласточке: и я так думаю, и вот люди, наверное, тоже, да?

— Вроде бы, — просвистела Ласточка неуверенно, а потом уже более уверенно: — Точно. Я слышала как они говорят, что раз я, то есть Ласточка, так низко летаю, то наверное, быть дождю…И откуда это люди, интересно, узнали про дождь…
Пёс вздохнул.

— Ну вот, видите, а обо мне как о Псе только я и думаю.

— Нет, постойте, как же…а я?..

— Но вы ведь сами не знаете, почему я Пёс. А вот, вы, интересно, знаете, почему вы ласточка?

— Конечно! Я же летаю!

— Но  многие птицы летают, и не только они!

 Ласточка задумалась.

— Хм, у меня крылья особой формы. Узкие и длинные, а еще чёрные и к тому же специфически блестят!

— Да, — уважительно тявкнул Пёс. — Вы точно Ласточка!

— Конечно! — с гордостью прощебетала Ласточка, а потом уже сочувственно: — А вы что же, правда не уверены, что вы Пёс? Ой, так, а кто же вы тогда?

— Сам не знаю… — заскулил Пёс и тоскливо посмотрел на ласточку. — Может, вы все-таки придумаете почему я Пёс, а?

— Ой, я попробую.

Но у ласточки ничего не вышло.

— Пёс…можно я пока буду вас так называть?

— Что?.. Да, да….конечно.

— Вы знаете, я пока не придумала, но могу спросить у остальных ласточек! Может, все вместе мы что-нибудь решим?

 Когда слетелись все местные ласточки, а потом ещё и ласточки из окрестностей, они все же придумали, как быть.

Пёс, поблагодарив дружелюбных птиц, решил вернуться в свою подворотню: очень уж его тянуло на родину. Домой он добрался, твердо уверенный, что глупые люди просто-напросто ничего не понимают в этой жизни. Он радовался тому, что нашел хороших друзей, и понял, что же на самом деле для него главное. Он думал: «Не важно, что они не называли меня Псом, я даже мог и не быть Псом. Для того чтобы жить, не обязательно вообще иметь имя и подворотню, и даже ботинок… А вот от того, что теперь для меня есть ласточки, я счастлив. Значит, это и есть самое важное».

Утром в подворотне опять появились те двое, мрачные и молчаливые. Когда пёс зашевелился на своих коробках, они дружно повернули головы в его сторону и заговорили неуместно радостными голосами:

— Дворняжка, я тебе говорю! Ну какой же это дог? Смотри, хвост отдавленный какой.

— Но общее строение скелета…Голова, лапы… Да что вы пристали к хвосту!

— Да разве у догов такие хвосты?

— Нет, вы всё же признайте, что в этой псине есть что-то породистое…

— Ах-ха-ха…ты на хвост посмотри!

Пёс встал.

— А лапы у нее большие, как у дога!

— Да что ты! Лапы! Лапы, слишком мохнатые для приличной собаки…

Пес приветливо гавкнул этим людям. Люди притихли. Пес решил раз и навсегда расставить все точки над i.

«Ну одумайтесь же вы, Люди! Что вы какие непонятливые!» Для убедительности залился веселым лаем.

Двое перестали перекидывать пакеты с мусором.

— Э-э-э, шавка, что разлаялась?! — сердито, но как-то неуверенно спросил первый.

«Да разве вам объяснишь!» Пёс вильнул своим полуободранным-полуотдавленным хвостом и, радостно махая ушами, побежал сквозь узкую подворотню — туда, где высоко между домами проглядывало неспокойное серое небо. Высунув от удовольствия язык и неуклюже шлепая лапами по лужам, он несся вперёд: «Ну, что вы какие глупые, какая же я шавка? Я теперь даже и не  совсем Пёс…» ,— подумал он смущенно и радостно, расправив блестящие чёрные крылья, и взмыл в небо перед самым носом у людей.

— Слушай…

— Что?..

— Знаешь, мне показалась, тут шавка такая сидела.

— И?..

— А потом побежала…

— Ну?..

— Да что ты ко мне пристал! — Вдруг, ни с того ни с сего, прикрикнул один на другого. — Ну был пёс, теперь делся куда-то.

— Ага, хороший был пёс, приветливый… — спокойно согласился второй человек, глядя на крохотный черный силуэт с узкими длинными крыльями где-то под самыми облаками… — Ласточки разлетались что-то, — к дождю, наверное.

— Точно.

А пёс пролетая над ними думал: «А не такие уж они дураки, всё-таки поняли, что я Пёс, вот только я теперь уже и не пёс… Но и не ласточка. А кто же тогда? Эх… Да какая разница!» Он радостно залаял, чем напугал пролетавшего рядом воробья, и завилял хвостом. Тут же, потеряв из-за этого равновесие, чуть не врезался в голубя. «Эх, придётся отвыкать…», — подумал то ли Пёс то ли Ласточка, и уже не казался таким грустным.