Шурочка

                Г.А.Харькова



               

        Звали ее Петровна. Эту по-девичьи тоненькую  подвижную женщину хотелось называть просто Шурочкой. Работала Петровна у нас на МТФ  ветеринарным фельдшером. Жила в наших краях более 10 лет, приехав сюда после техникума. Угадывалась в ней тихая доброта, беспредельная приветливость к людям. На ферме  она знала достоинства всех « Ромашек»  и « Звездочек. Ловко и заботливо облегчала страдания заболевших животных.
       Всякое было на ферме за десять лет.  Были года, когда кормов не хватало, голодали животные, бывали массовые болезни телят. Жизнь на ферме всегда полна тревог и неожиданностей. Слабые работники уходили, менялись бригадиры, учетчики, а Александра Петровна всегда была здесь. Случалось на собрании выслушивать  критику директора совхоза, который ругался и грозил страшными  наказаниями. Шура переживала эти моменты с трудом  и верностью своей МТФ вместе с другими выправляла дела на ферме.
     Доярки, народ умный и крикливый беспрекословно выполняли ее приказы и просьбы, внимали ее советам. «Наша Петровна»- говорили они   и по тону сказанного чувствовалось, что они в ней души не чаяли. На работе Петровна уставала так, что выглядела старше своих лет и одежда не скрадывала ее привлекательность.
     Однажды с Петровной в солнечный погожий день сидели они у стнеки коровника  на маленьких скамеечках. Дойка только что кончилась, доярки утомились.  Было тихо, только в коровнике шумно дышали и жевали жвачку коровы, да скотник стучал скребком о бетонный пол прохода.
    Осеннее солнце грело ласково , не было ветра. Было тепло и спокойно. Приятно было освободить голову  от теплого платка и дышать свежим воздухом. Шура развернула свою потрепанную шаленку и положила ее на плечи. Серые глаза ее погулубели,  смотрели вдаль на чистое небо.  Я смотрела на ее лицо , оказывается под платком у нее прятались чудесные косы, собранные на затылке.
     Лицо ее просветлело  и легкий румянец разлился по ее щекам. « О, да ты славная»- подумала я. Да, привлекательность Шуры была такая, которая открывается не сразу, нужно приглядеться к этому лицу,  богатому сменой красок и выражений.  Такое лицо озарится таким внутренним светом, что трудно бывает глаза отвести от него.
Поздними вечерами после доек на ферму приходил встречать Петровну ее муж- Алексей. Иногда с ним прибегали их дочки-Лена и Тоня – обе быстроногие, белоголовые и озорные.  Алексей работал шофером. Высокий, стройный, рыжеватый. На простом открытом лице было много веснушек. Они покрывали руки его, большие и сильные. Хорошо было смотреть на них всех, когда они вместе уходили к дому.
    Девочки бежали вприпрыжку впереди. Шура и Алеша шли рядом. Он высокий, а она ему лишь по плечу. Вглядываясь в серые Шурины глаза, в которых было много покоя, я знала, что она была счастливой женщиной у нее был муж!  Казалось, что ее семейное счастье всегда было ровным и глубоким.
      Я всегда любовалась этой молодой семьей, а какое на самом деле было трудное их счастье, узнала много позднее от самой Петровны. В деревенской среде знакомые люди рассказывают друг о друге почти все. Удивительно, но я ничего ни от кого не слышала о судьбе   Петровны . раньше настолько покорила людей чистота и человечность всемье Шуры, что никто не решался что-то говорить о них.
     Как-то в один из февральских дней послали нас с Шурой в другое отделение. Оттуда должны были передать на нашу МТФ группу дойных коров. Утром на наряде нас долго напутствовал управляющий. Он предупреждал, чтобы мы были начеку, так как завфермой того отделения Григорий Мотылев страшный плут и хитрюга и что он, если мы «разинем рот» подсунет нам сплошной коровий брак.
     И , что если бы он, управляющий, так не «запурхался» в делах и заботах, он поехал бы сам, так как там нужен острый глаз и крепкий характер, не такой, как мой и Шуры.
   Дорога до соседнего отделения была довольно длинной- 16 километров и добраться  надо было на лошади. На конюшне старый конюх стал объяснять нам, что выездных лошадей уже не осталось, и вывел  для нас и стал запрягать неказистую приземистую лохматую кобылку с лирической кличкой «Незабудка» .
     Когда все было готово, конюх вручил мне длинную хворостину «для скорости»  и мы двинулись в путь, подгоняя невозмутимую флегматичную «Незабудку». Вскоре мы поняли, что добраться поскорее до места назначения- напрасное желание. День был непогожий. Только мы выехали за село, пошел снег, потом из-за лохматых туч выглянуло неяркое зимнее солнышко, снег перестал падать, и пушистые снежинки , только что легшие на поле, засверкали искорками и загорелись.
     Вдали темнела полоска леса, у дороги часто встречались голенькие белоствольные березы и пушистые ели с шапками снега на темно-зеленых лапах. Ехать было хорошо, и нас больше огорчала скорость нашей «Незабудки».у Шуры на платке, волосах был снег. Серые глаза синели и казались очень большими и глубокими. И снова. Как в тот осенний день, я отметила необычную привлекательность ее неброского лица.
     «Хорошо как»- сказала Шура и тихая радость отразилась в ее серых глазах.  « Ты счастлива очень?» - спросила я ее. Почему я задала такой вопрос? Мне уже недавно исполнилось 45 лет  и в жизни своей я не была согрета большой любовью. Так уж все складывалось.

    Постепенно я перестала ждать чего- то необыкновенного и стала к вопросам любви скептически,  думала, что настоящие чувства больше бывают в кино и книгах. А в жизни все обыденно,буднично, серо. « Да, Алексей у меня золото»- понимая меня ответила Шура.  Ехать нам было еще долго и Шура успела рассказать историю своей жизни.
     Прислушиваясь к ее певучему тихому голосу, я живо представила, как все это было. Прошло более десяти лет с тех пор. места, где расположены земли нашего совхоза. Были более глухими. Не было широкой дороги за селом, по которой теперь в любую погоду идут вереницы машин. Да и село было меньше. Шура приехала сюда ранней весной. Старик- возница, которого послали на станцию встречать молодого специалиста на лошадке, подивился юности и хрупкости скотского доктора. Действительно, в облике Шуры не было ничего солидного. На круглом, почти детском лице серые, широко распахнутые глаза; тяжелая коса спускалась на плечи. «Присылают тут всяких институтских, возись с ними, какой прок от тебя ждать?» -вслух выразил свои мысли руководитель отделения, увидя ее.
    « Было очень тяжело, - говорила Шура,- возвращаться домой? Ни за что. Дома мать не работает, отец да семеро малых ребятишек  на его шее. На нее надежда, ждут помощи, надеются».дела на ферме целиком поглощали время. Бывало сутками нельзя было уходить с работы, не прежнее было время, но молодость брала свое.
    Вечерами Шура с хозяйской дочкой Катей уходили в клуб на гулянье. В стареньком здании было тесно, но весело. Пела на разные лады гармонь, кружились в простых танцах пары в один из таких вечеров Шура впервые увидела Алексея. Стройный моряк, он тогда служил на флоте, Алексей отбывал солдатский отпуск. Он сразу приметил новенькую девушку в синем платье в горошек, что кружилась в танце с Катей, его бывшей одноклассницей. Он увидел румянец на  круглом личике девочки,  затем живой взгляд серых глаз. Моряк тотчас собрал информацию о незнакомке и приглядывался к ней. Все больше и больше, жалея, что короткий отпуск заканчивается, и завтра утром он должен уезжать.
      Когда Катя с Шурой пошли домой, Алексей  догнал их. Догадливая Катя юркнула во двор, а Шуру Алексей придержал за руку. Голубоватый лунный свет осветил ее простое милое личико. Моряк не находил слов, чувствуя, что его сердце наполняется новым горячим теплом и нежностью. У нее была толстая коса. Алексей, преодолев робость, протянул дрожащую ладонь и чувствуя, как Шура вздрогнула, погладил . Шура смутилась и проскользнула в полуоткрытые ворота, оставив за ними крепко загрустившего моряка.
     Потом Шура получила от него несколько писем, но так и не ответила на них, потому что судьба ее резко изменилась. Неожиданно для всех и для нее самой Шура вышла замуж . мужем ее стал приезжий строитель, человек с виду энергичный, подвижный, со смоленными усами.
      Он обладал даром красноречия, у него, как выражаются, «был хорошо подвешен язык». Своими байками он был способен вскружить голову любой девушки. Шуре казалось, что она была счастлива. Беда пришла неожиданно. Ранней весной., после только что прошедшего ледохода, когда еще в мутно-желтых водах реки плыли льдины. Шура перебиралась на другой берег по делам работы на легкой лодке. Переправлял ее специально приставленный для этого дела довольно пожилой механизатор, в тот день крепко подвыпивший по какому- то случаю.
      На средине реки он не смог уберечь лодку от плывущей громадной льдины с изрезанными краями , и она  перевернулась. Шура и механизатор оказались в ледяной воде. Опрокинувшаяся лодка пребольно стукнула  Шуру в спину. Окостеневшие, они выплыли наберег. С механизатором ничего не случилось, а Шуру на другой день в тяжелом состоянии увезли в больницу.
      Очнувшись через несколько дней после тяжелой горячки, Шура почувствовала  резкую боль в спине, там растекался и багровел страшный кровоподтек, и что самое страшное, почувствовала, что ноги ее не слушаются . с бьющимся сердцем и с предчувствием большой беды попробовала встать с постели и тут же  упала- ноги ее не держали.
     Теперь каждое утро во время обхода она с надеждой и мольбой   заглядывала в глаза врача и спрашивала: « Доктор, я поправлюсь?» Врачи отвечали утвердительно, только в голосе   их Шура не чувствовала уверенности.  Иной раз она видела, как врач отводил глаза, избегая ее взгляда и  сердце Шуры  сжималось от страха и отчаяния.
      Ее часто навещали, только не было мужа. Шуре сообщили, что он срочно рассчитался и уехал. Это был еще один удар, но Шура мало судила мужа, потому что ей думалось, что кому нужна  она, больная и искалеченная. Научившись с трудом передвигаться на костылях , Шура выписалась из больницы, став инвалидом. На квартиру в ее маленькую комнату часто приходили товарищи по работе, подруги. Приносили вести и новости из того светлого лучезарного мира, в котором жила Шура до болезни. В окна комнатки долетали такие знакомые и дорогие ее сердцу звуки- голоса доярок на ферме, протяжное мычание коров.
     Шура написала невеселое письмо отцу, в котором просила приехать и забрать ее домой отец должен был приехать со дня на день. Мысль о расставании с селом , людьми, работой  была для нее очень тяжелой. Скоро поезд умчит  ее из этих мест и вся недавняя такая интересная и трудная  жизнь, в которой она, Шура, была нужна на протзводстве, людям , будет позади.
    Прошлое, красивое и так горько и досадно оборвавшееся, будет вспоминать, как грустный и красивый сон. тоска и отчаяние все больше охватывали Шуру. Она стала плохо спать по ночам.

     После долгих и тяжелых дум она впадала то в тяжелую дремоту, то в короткий сон, словно кто- то внезапно обрывал ее сон- это будила ее беда. Шура долго, до  головной боли, вглядывалась во все светлевший квадрат окна, раздумывая как решить трудные задачи, которые вдруг поставила перед ней так круто изменившаяся жизнь. Болезни, потеря любимой работы, прибавилось еще одно. Шура почувствовала, что к ней будет ребенок.
     Наступило воскресенье. Вечером Шура слышала, как дочь хозяйки   Шуры собиралась в клуб.  На улице пела гармонь, веселились и хохотали парни и девушки, здоровые и молодые. Там бл удивительный мир, в котором совсем недавно жила она. После ухода Кати Шура с каким –то отчаянием решила завтра же послать отцу телеграмму приехать за ней поскорее, чтобы скорее уехать отсюда, не слышать всего того, что напоминало ей недавнее прошлое  и принялась складывать в чемодан свои вещички. Собрав вещи. Она села на кровать и погрузилась в невеселые думы. Вдруг громкие голоса во дворе дома донеслись до нее. Один голос был Катин, другой- молодого мужчины,, приятный и очень знакомый. Шура сразу узнала его- это говорил тот моряк, который в прошлое лето как-то проводил ее после  танцев.
        Пришедшие вошли в дом и постучались к ней в комнатку. «Войдите!"- пригласила она слабым срывающимся голосом. Расторопная Катя сразу же усадила Алексея на стул возле кровати Шуры  и пощебетав несколько минут , незаметно выскользнула за дверь. Шура смотрела на Алешу, чувствовалось, что она очень рада его видеть. Он еще более возмужал, был более коротко подстрижен, а также к нему очень шла морская форма.
     Алексей сидел, не зная , куда деть свои большие сильные руки. Иногда скользил рукою по карманам, бессознательно отыскивая папиросы и спички, но тут же убирал руку. Оба молчали. Алексей вглядывался  в изменившееся лицо Шуры. Она похудела, серые глаза стали громадными, и под ними залегли темные синие тени.
      Тяжелая коса была скручена в узел на затылке. Шура с этой взрослой прической выглядела старше и строже.  « Демобилизовался я, Шура,»- сказал, наконец, Алексей. Шура посмотрела на него внимательным долгим взглядом, ничего не отвечая.
Вглядываясь в простое открытое лицо Алексея, она вдруг поняла, что этот сидящий рядом, смущенный и сильный  парень такое же прекрасное и недосягаемое теперь, потерянное, как и многое другое, на всю жизнь.» Я уезжаю отсюда на днях, - сказала Шура,- я не могу здесь остаться». Алексей взглянул в ее глаза и увидал грусть и тревогу. Сильные руки его опять стали искать в карманах папиросы и опять остановились. Алексей о чем-то напряженно думал. По смене выражений Шура увидела, что Алексей принимает какое-то важное решение и что он вот-вот что-то скажет ей неожиданное. « Выходи за меня , Петровна».
     « Ты хочешь также посмеяться надо мной, как тот?»-дрожащим голосом спросила его Шура.
     Моряк прямо и твердо смотрел ей в глаза. « Нет.- ответил он,- будь готов. Завтра я приеду за тобой.» он быстро поднялся со стула и вышел за дверь. « Алексей!"- сдавленным голосом крикнула Шура.  Она хотела вернуть его,  объяснить ему  многое, и самое главное, сказать ему, что она уже не одна. После этого признания вряд ли он приедет, как обещал, к ней, брошенной, несчастной. Но она должна сказать ему это.
     На следующее утро Шура была, как во сне, вздрагивая от каждого  стука и шума на улице. Она ждала Алексея и страшилась его прихода. Все происшедшее вчера казалось ей не реальным. Ночью образ  Алексея  не покидал ее, вспоминала его глаза, голос, сильные плечи руки. Шура поняла, что полюбила его. Это нахлынувшее чувство было столь непохожим на то чувство к другому, покинувшему ее в беде. Шура удивилась глубокой  грусти и нежности, родившихся в ее сердце, созревала     обреченность своей только что родившейся любви.
     Она смотрела на стрелки часов- вот прошло утро, настал обед. « Нет, нет. Все,- подумала Шура,- все так, как надо, иначе быть не может.» Но  вот  неожиданно под самыми окнами подъехал мотоцикл с коляской и Шура чувствовала, как сжимается, холодеет, и падает сердце, узнала в мотоциклисте , одетого в хорошую  кожаную куртку Алешу. Она сжалась у себя на кровати, чувствуя, как  вспыхнули и стали жаркими щеки  и уши. Алексей зашел в ее комнату.
      « Собирайся, Шура». Шура сидела в оцепенении, не в силах произнести ни слова, ни пошевелить руками. «  Нет, Алексей. Яне могу.  Не надо. Не поеду»- говорила быстрым срывающимся голосом, в котором звучали слезы. Но моряк  определенно был решительным и сильным человеком. Шура смотрела, ничего не соображая, словно все это делалось во сне, с кем- то другим, как на экране в кинотеатре. Алексей стал вытаскивать из-под кровати  ее чемодан, собирать книги со стола и окна. Вот он отнес вещи и уложил их в коляску, вернулся и стал снимать  с вешалки Шурино пальто. «Алексей, подожди!"- почти крикнула Шура».  Он остановился, ожидая , что она скажет. « Я не могу, Алеша! Не надо, мне нужно сказать. Я жду ребенка.» Шура закрыла лицо руками. Когда она нашла силы открыть глаза. Увидела, что Алексей  внимательно и долго глядит на нее, и , видимо о чем- то думает . внезапно он как бы очнулся, и подошел к ней . он взял ее на руки и понес на улицу.
     Шура прижалась горячей щекой и губами к его синей форменке , ощущая частые толчки его сердца. Алексей жил в нескольких километрах от центральной усадьбы совхоза. Дорога к его деревне  шла лесом по берегу реки. Когда мотоцикл стал въезжать в деревню, Шура увидела массу народа , было воскресенье, еще какой- то праздник и люди шумели и веселились. Большая толпа шла по улице.
    В середине играл на гармони баянист  и несколько женщин отплясывали впереди него.
     Шуре стало страшно, что сейчас вся эта толпа увидит ее, множество глаз ощупают ее, пойдут пересуды. Она тронула за рукав Алексея. Он, взглянул на ее  напряженное  лицо, сразу понял, в чем дело и повернул мотоцикл в поле, к реке.
     Мотоцикл долго катился по неровной дорожке среди деревьев и кустарников, и , наконец, Алексей остановил его возле глубокой заводи. Кругом было тихо и безмолвно. Синее небо с беленькими маленькими облаками отражалось в речной воде, почти на самой середине качались крупные листья и фарфоровые чашечки лилий.
     Алексей помог Шуре сойти, усадил ее на расстеленную кожаную куртку. « Хорошо здесь. Мое самое место.» Потом он отошел  от Шуры, разделся и нырнул в темную глубь  воды. Голова его долго не появлялась, потом показалась над водой  среди цветов лилий. Он прекрасно плавал и Шура любовалась его красивым телом и ловкими движениями.
      Нарвав лилий, он вернулся к ней, капли воды стекали с его  плеч  и рук, мокрые рыжие волосы слиплись на лбу, голубые глаза глядели на Шуру так, что она чувствовала, как опять начинают гореть ее щеки. Алексей положил лилии ей на колени и сел рядом.  От тела его тянуло свежестью и прохладой.  Он протянул руку и снял с головы Шуры косынку, затем вынул приколки из тяжелого узла волос, и длинная шелковистая коса упала Шуре на спину. Шура склонила голову, чувствуя, как Алексей гладит косу, как в то давнее летнее время, а пальцы его руки опять задрожали.
    Уже вечерело , когда Алексей привез Шуру к своему дому. Вышла на крылечко мать его,  простая деревенская женщина. « Вот , мама, привез жену, - и добавил: вдовушку». Ничего не сказала старая женщина и только незаметно утерла концом белого платочка глаза, когда Алексей понес на руках Шуру в дом.
     Через некоторое время семья из трех человек сидела за столом у шумящего самовара и Шура почувствовала, что она дома, ощутив на сердце покой и тихую радость. «В этой семье мне не давали чувствовать свой недуг. Свекровь парила, грела и растирала ноги, поила травами. Не знаю, что, или доброта Алексея и мамы , или лечение  и время, но дела мои пошли на поправку, потихоньку стала передвигаться по комнате без костылей, опираясь на крепкую, принесенную мне Алексеем палку.
     Крепкие руки мужа поддерживали меня, когда я делала свои первые шаги. Но я была еще очень слабой, когда родилась Леночка. Дочку вынянчили Алексей и мама. Я потихоньку, но верно возвращалась к жизни. Наконец  пришел радостный и светлый день, когда я смогла вернуться  на работу на ферму. Алексей вернул мне радость, веру в людей».
     Шура закончила рассказ. Я смотрела на  ее посветлевшее лицо с выражением тихой радости, задумчивую, и подумала, что в жизни  своей человека подстерегают несчастья и печали;  человек по существу так уязвим для несчастий и превратностей судьбы. Но есть сила сильнее всего этого- большое благородное сердце и крепкие добрые руки друга, способные вернуть счастье и даже здоровье настрадавшемуся человеку. Солнце уже садилось, заканчивался короткий зимний день. Незабудка медленно вывозила нас в гору. Поднявшись на нее, мы сразу увидели ферму третьего отделения. У открытой двери, на фоне белой побелки, стояли  коровы. На ферме заканчивалась вечерняя дойка.  Доярки, сняв халаты, спешили домой. На улице сгущались сумерки, на небе загорелись первые звезды. Скотник Егорыч зажег свет в коровнике, кроме его и меня, зоотехника,  на ферме осталась еще и Петровна. Егорыч держал за рога корову, а Петровна называла ласково: « Милочка, голубушка». Ловко перевязывала  больную ногу. Я смотрела на склоненную голову Петровны, повязанную туго платочком в горох, на ее озабоченное неяркое будничное лицо. « Петровна сказала, Петровна велела. Петровна советовала». Много раз за день я слышала подобные фразы   и наблюдала, как уверенно
держалась эта молодая женщина в коллективе животноводов.