Миниатюры - 3

(с) И.Ф. Горбунов

ТРАВИАТА
   
А то раз мы тоже с приказчиком, с Иваном Федоровым, шли мимо каменного театру.
Иван Федоров почитал-почитал объявление: - понять, говорит, невозможно, потому не нашими словами напечатано.
Господин, что на афишке обозначено?
Прочитал. Говорит: Фру-фру.
В каком, говорим, смысле?
Это, говорит, на ихнем языке обозначает настоящее дело.

- Так-с! Покорнейше благодарим... Господин городовой, вы человек здешний, может слыхали: как нам понимать эту самую Фру-фру?
- Ступайте, говорит, в кассу - там все отлепортуют.
Пришли в кассу. Пожалуйте два билета, на самый на верх, выше чего быть невозможно.

- На какое представление?
- Фру-фру.
- Здесь, говорит, опера.
- Все одно, пожалуйте два билета, нам что хошь представляй.
- Иван Федоров, трогай! Ступай!

Пришли мы, сели, а уж тальянские эти самые актера действуют. Сидят, примерно, за столом, закусывают и поют, что им жить оченно превосходно, так что лучше требовать нельзя.

Сейчас г-жа Патти налила стаканчик красненького, подает г-ну Канцелярии: - выкушайте, милостивый государь.
Тот выпил, да и говорит: оченно я в вас влюблен.
- Не может быть!
- Верное слово!
- Ну так, говорит, извольте идти куда вам требуется, а я сяду, подумаю об своей жизни, потому, говорит, наше дело женское, без оглядки нам невозможно...
Сидит г-жа Патти, думает об своей жизни. Входит некоторый человек...
 
- Я, говорит, сударыня, имени-отчества вашего не знаю, а пришел поговорить насчет своего парнишки: парнишка мой запутался и у вас скрывается - турните вы его отсюда.

- Пожалуйте, говорит, в сад, милостивый государь, на вольном воздухе разговаривать гораздо превосходнее.
Пошли в сад.
- Извольте, говорит, милостивый государь, сейчас я ему такую привелегию напишу, что ходить ко мне не будет, потому я сама баловства терпеть не могу.

Тут мы вышли в калидор, пожевали яблочка, потому жарко оченно, разморило.
Оборотили назад-то - я говорю:
- Иван Федоров, смотри хорошенько.
- Смотрю, говорит.
- К чему клонит?
- А к тому, говорит, клонит, что парнишка пришел к ней в своем невежестве прощенья просить: я, говорит, ни в чем не причинен, все дело тятенька напутал.

А та говорит: хоша вы, говорит, меня при всей публике острамили, но, при всем том, я вас оченно люблю!
Вот вам мой патрет на память, а я, между прочим, помереть должна...

Попела еще с полчасика, да Богу душу и отдала.



ОТ МИРОВОГО
   
Какое вчерашнего числа с нами событие случилось... Просто, на удивленье миру!

В нашем купеческом сословии много разных делов происходит, а еще этакой операции, так думаю, никогда не бывало. Зашли мы к Москворецкому мосту в погребок. Нам сейчас новый прейс-курант поднесли.

"Давно желанное слияние интеллигенции с капиталом совершается. Интеллигенция идет навстречу капиталу. Капитал, с своей стороны, не остается чужд взаимности. В этих видах наша фирма настоящего русского шампанского и прочих виноградных вин, к предстоящей маслянице приготовила новую марку шампанского, не бывалую еще в продаже и отличающуюся от других марок своею стойкостью и некторальным вкусом:
 
- Москворецкий монополь N1.
- Игристый N 2.
- Самый игристый, пробка с пружиной. При откупоривании просят остерегаться взрыва.
- N 3 Пли! свадебное.
- N 4 Нижегородский монополь с красным отливом. Высокий.

В нашем же складе продаются следующие иностранные вина: Борисоглебская мадера с утвержденным этикетом, местного разлива, Херес Кашинский в кувшинах - аликант, старый. Ром Ямайский - жестокий. Тенериф..."

На тенериф-то мы и приналегли и так свои лики растушевали, такие колера на них навели, что Иван Семеныч встал, да и говорит: "Должен я, говорит, константировать, что все мы пьяные и по этому прейс-куранту пить больше нам невозможно, а должны мы искать другого убежища".

А у самого на глазах слезы.

Мы испугались, а приказчик говорит - "Не беспокойтесь: этот тенериф многие не выдерживают, потому, он в чувство вгоняет человека".

Вышли мы, сели на тройку и полетели поперек всей Москвы. Народ по сторонам так и мечется, не может себе в понятие взять, что, может, вся наша жизнь решается.

Городовые свистят! Иван Семеныч плачет навзрыд. Яша кричит ямщику: "Вези уж прямо к мировому: все равно, завтра к нему силой потащат!".

Приехали в Стрельну, сделали там что-то такое, должно быть, нехорошее.
Помню, что шум был большой, песельница из русского хора плакала, участковый протокол писал.

Через три дня - пожалуйте! Вышел мировой, солидный человек, седой наружности.
"Не угодно ли вам, господа, сюда к столу пожаловать?"

Публика... срам!..
"Швейцар, расскажите все как было".

Тот сейчас показывает на меня: "Ухо, говорит, они мне укусили".
- Не помню, говорю.
Да ежели бы и помнил, так неприятно об этом рассказывать.
В исступлении ума находился от тенерифу.
Зачем начальство допускает такой тенериф?
После него человека убить можно, а не то что ухо отгрызть.

"А он что делал?" показывает на Ивана Семенова.
- "Не могу, говорит, при публике доложить.
Все прочие, которые только шумели, а они... просто, говорит, выразить не могу".

Писал, писал этот мировой...
"Прошу, говорит, встать".
Все стали.
По указу... там все прочее... На две недели в казенном халате ходить!..

Иван Семенов: "У меня, говорит, две медали на шее".
- "Жалко, говорит, вы раньше не сказали: я бы вас на месяц посадил".
Вот тебе и тенериф!
Из-за пустяков какой срам вышел...