Дионис миф

Кто не знает Диониса!
 Сына Зевса и Семелы.
 До рожденья мать погибла,
 Зевс спас сына,его тело
 он в бедро себе вживил...
 Ах какой родился сын!
 Зевс подумал и решил,
 Нимфам в Индию отдать,
 те сумеют воспитать
 и царя,и мудреца,
 им не занимать словца.
 Нимфы девы божества,
 от природы красота
 пробуждающие страсть,
 стоит мудрецу попасть
 в упоительный их плен,
 ум становится что тлен.
 Парень рос как ветер вольный
 и душе его привольной
 не было не в чём границ,
 среди этих озорниц.
 Дар имел он веселящий,
 для сердец всегда манящий,
 сок чудесный винограда.
 Много ль нам для счастья надо!?
 В Индии все нимфы милы,
 но решил пойти он в Фивы,
 и как к радости оклад
 взял восторженных менад.
 О менады! О менады!
 Обнажённые вакханки!
 Из пятнистого оленя,
 при накрылись шкурой,
 змеем подпоясались и шли
 всё сметая на пути.
 Тирсы в листьях винограда,
 опоясаны плющом,
 об скалу одним ударом,
 выбивали струи дара -
 мёд струился с молоком.
 Шли они и веселились,
 добрым приносили милость,
 но а кто чинил напасти
 был растерзан,всё подвластно,
 коли в радости хмельной,
 всякий знает - он герой.
 Вот пришли они в Элладу,
 Фивы посетить бы надо,
 правил в Фивах царь Пенфей,
 был от зависти злодей,
 где ж покой коль злые мысли,
 "С чего слава Дионису?
 Говорят что сын от Зевса,
 на вранье всё это тесто."
 Глянул, город обезлюдел,
 "Так не праздник? Нынче будни."
 Только люди все сбежали,
 как менад все увидали,
 в Киферонские леса,
 там где сосны в небеса
 все обвитые плющом,
 где другой царит закон.
 Царь Пенфей во гневе злился,
 а народ весь веселился,
 хороводят по лесам,
 да по шёлковым лугам.
 И Пенфей вскричал:
 -Вот срам!
 Вы схватите Диониса!
 Всех его менад схватить!
 Всех в темницу заточить!
 Дионис прознав о том,
 обернулся уж юнцом,
 черноглазым,длинно-кудрым,
 Дионис от Зевса мудрый.
 Вот посланники вернулись,
 поклонились повинуясь:
 -Царь,его нам не сыскать,
 только юношу поймать
 удалось среди менад,
 он был сам нам сдаться рад.
 Только вот ещё напасти,
 на менад не сыщешь власти,
 разорвали все оковы,
 по горам гуляют снова,
 Диониса величая и народ увеселяя.
 И Перфей совсем взбесился,
 перед парнем змеем взвился,
 коль менад не обуздать,
 решил парня наказать.
 И давай над ним смеяться,
 в своём буйстве изгаляться.
 Ну а тот сидит спокойно
 и ведёт себя достойно.
 -В рабство всех менад отдать,
 парня к стойлу привязать!
 Привели в конюшню парня,
 а Перфей вскричал:
 -Нет,сам я!
 Парня к стойлу привяжу,
 сам его и накажу!
 Дионис был бога сын,
 царю разум помутил,
 и Перфей как зверь рычащий,
 стал привязывать быка.
 Ну а юноша сидел
 и на дурость всю глядел.
 Вдруг все стены задрожали,
 все колонны зашатались,
 пламя к небу поднялось
 над могилою Семелы,
 Дионис душою смелый,
 силой высшей неземной,
 дом царя сравнял с землёй.
 Пенфей в ужасе метался,
 разум напрочь оторвался,
 обнажив свой острый меч,
 хотел юношу рассечь,
 только вздрогнула земля,
 не сдержала меч рука,
 и на встречу вышел призрак,
 царь признал в нём Диониса,
 и Пенфей лишь в след глядел,
 как ушёл он за предел
 чрез открыты врата,
 в Киферонские леса.
 Вот пришёл пастух к Перфею:
 -Ох,Перфей,откинь затею,
 видел мать твою с сестрой,
 унеслись с его гурьбой.
 Я то ночью стадо пас,
 насмотрелся без прикрас,
 сладко спали на лугах:
 мать твоя,сестра,менады,
 ох как все веселью рады,
 только сон свой знает час.
 Где то бык вдруг заревел,
 как одна все пробудились
 и толпою в кучу сбились,
 взяли на руки волчат,
 грудью кормят как дитят,
 по ногам ластятся змеи,
 обвились вокруг менад.
 Вот одна взяла свой тирс,
 и ударом по скале
 выбила с неё родник,
 воды свежи в роднике.
 А другая тирс взяла,
 так удар свой нанесла,
 что с земли уже текло
 и вино,и молоко,
 а из листьев того тирса
 золотистый мёд струился.
 Я в кустах тогда сидел
 и на это всё глядел.
 А менады подняв тирсы,
 призывали Диониса,
 что гора вся Киферон
 откликалась на трезвон,
 все примчались:звери,птицы.
 Глянул,стоит мать твоя,
 и её схватил лишь я,
 чтоб с собою увести,
 та как вскрикнет:
 Вы мои,легконогие менады,
 защитить меня бы надо!
 Как я бросился бежать,
 от разгневанных менад,
 под плющом нашёл укрытье,
 те ж отправились в Эритру,
 где их встретили с копьями,
 для менад не испытанье,
 им что копья,что трава,
 забавлялись как всегда.
 Люди с города сбежали,
 а менады погуляли,
 и вернулись на луга,
 вот такие вот дела.
 О!Пенфей! Ну вразумей,
 будет ль прок с твоих затей?
 Ты принял бы Диониса,
 всё ж бы жили посмелей.
 Но Пенфей упрямый был,
 всякий торг ему не мил.
 Добрый бог наш Дионис,
 видя каверзный каприз,
 попытался образумить,
 но возможно ли безумных.
 Он к Пенфею сам пришёл:
 -Полно злиться,к чему вздор,
 укроти свою затею,
 на веселье лицезрей ты,
 жизнь не только лишь дела,
 иногда,ради добра,
 должен люд повеселится,
 к счастью сердцем прислонится,
 ты одел бы женско платье,
 и пришёл бы к нам гулять бы,
 чтоб менады не узнали
 и тебя не растерзали.
 Но Перфей был гордецом,
 Дионис не тот закон,
 чтоб надеть от женщин платье,
 но хотелось повидать бы,
 как гуляет весь народ.
 Вот вдвоём идут по Фивам,
 а Пенфею всё не мило,
 уже кругом голова,
 вместо спутника быка
 видит он - круты бока,
 семивратные уж Фивы
 раздвоилися в глазах.
 Вот вошли они в долины,
 сосны пышные пред ними,
 все обвитые плющом,
 тень от них лежит кругом.
 А менады поют песни
 восхваляя Диониса!
 Тут Пенфею захотелось
 рассмотреть менад поближе,
 попросил он Диониса:
 -Что то плохо я их вижу,
 мне б забраться на сосну.
 -Как желаешь,помогу.
 Дионис сосну пригнул,
 и Пенфей,среди ветвей,
 от менад в сосне сокрылся,
 Дионис лишь отпустил,
 царь под само небо взвился,
 тут же Дионис исчез,
 глас его сошёл с небес:
 -Гляньте в небо,перед глазами,
 посмеялся кто над вами.
 В небе молнии блистали,
 силы Зевса поднимались,
 все умолкли:птицы,звери,
 на сосне от злости черней,
 царь с ухмылкою сидел,
 и на всех смеясь глядел.
 И увидели менады
 не почтенного царя,
 со скалы в него бросали:
 камни,тирсы,всё позря.
 Сотня рук схватило древо,
 с корнем вырвали с земли,
 и разгневанные тело
 истязали как могли.
 Он молился о пощаде,
 своей матери Агавы,
 но не слышала она,
 видя пред собою льва.

 О надменность,то не слава,то уродлива стязя,
 Даже мать творит расправу,коль поганое дитя.