Обмен

                ОБМЕН
                из сб. СОВЕТСКИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ СКАВЗКИ
   Верочка капризничала, и мать обрадовалась, когда хлопнула калитка, и на крыльце простучали каблучки. Лида вбежала в дом, как всегда оживленная и радостная.
    — Мама, добрый вечер!
   — Добрый вечер, дочка. Где ж ты так поздно была? Верочка искапризничалась.
Лида торопливо сбросила шубку, сняла сапожки, размотала пуховый платок.
   — А где наша маленькая? Где наша доченька?— Лида пробежала в спальню. Там хмуро сидела на горшке Верочка. Увидев маму, она вскочила и зашлепала к ней с радостным повизгиванием. За ней волочились по полу полуснятые ползунки. Лида подхватила ее, прижала к себе, стала целовать крепкие щечки.
   — Маленькая моя, соскучилась по маме. Доченька моя...— Бормотала Лида.— Сейчас мы ползуночки поправим. А почему мы такие сердитые?
   Верочка расплылась в улыбке, теребила мамины кудряшки, шлепала ее ладошкой по щекам.
   — Дочка, поешь. Да и Верочку покормишь. Она сегодня плохо ела, не заболела бы,— хлопотала мать у стола.
   Лида проголодалась. Верочка тоже уплетала за обе щеки, старательно демонстрируя маме свою старательность и послушность.
   После ужина Лида устроилась с Верочкой в кресле, они весело возились. Мать убирала со стола.
   — Где была так долго?— строго спросила она Лиду, не без оснований беспокоясь за времяпровождение дочери. Муж Лиды, Павел, работал экспедитором на межрайбазе и часто уезжал на день-два, а у Лиды был широкий круг знакомых мужчин.
   — Ты знаешь, мама, наше дело, кажется, сдвинулось,— радостно ответила Лида, не прерывая возни с Верочкой.
   — Какое дело? — не поняла мать.
   — С обменом. Я после работы зашла в бюро, мне дали адрес. Я ездила смотреть квартиру.
Мать торопливо вытерла руки, присела рядом. Уже полгода они пытались обменять старенький дом матери на благоустроенную квартиру. Мать была согласна на однокомнатную, много ли старухе надо, была согласна на доплату,— у нее была припрятана тысяча рублей,— но пока не попадалось подходящего варианта. То квартира была далеко, то этаж не тот, то дом панельный. И вот — радостная весть.
   — Живут они совсем рядом с нами,— начала Лида, баюкая притихшую Верочку.— Второй этаж. Балкон во двор. Дом кирпичный.
   — Слава богу,— облегченно вздохнула мать.— Надо меняться.
   — Но они много просят,—многозначительно проговорила Лида.
   — Сколько?
   — Пока полторы тысячи. Но,— Лида подняла руку, предупреждая возражения матери.— Они согласятся и на тысячу. Им почему-то хочется поскорее обменять.
   — Тысячу!— ахнула мать.— За такой домину — однокомнатную, да еще тысячу! Обнаглели люди.
   — Меньше не получится. Сильно упираются.
   — Да ведь дом крепкий еще, почти в центре. Сарай, стайки, восемь соток, а они — тысячу!— возмущалась мать.
   — Ты успокойся,— рассудительно сказала Лида.— За твой дом дадут три, от силы — три с половиной, так? А за сколько Кишкины купили однокомнатную?
   — За четыре,— ревниво ответила мать.
   — Это официально, да еще на руки дали тысячу, так? Мы с Павлом свою за сколько купили?
   — Ну, за семь с половиной. Так она же двухкомнатная!
   — А у тебя будет однокомнатная за четыре, четыре с половиной. Все в норме, не волнуйся.
   — А чего же они меняются?— настороженно спросила мать.
   — Деньги им срочно нужны.
   — Деньги,— проворчала мать.— Всем деньги нужны. Только и слышишь: деньги, деньги...
   — Время такое, мама, все хотят хорошо жить.
Лида поднялась с кресла. На руках ее спала Верочка.
   — Ну, нам пора домой.
   — Куда ты ее понесешь?— всполошилась мать,— сейчас опять проснется, раскапризничается. Да и ты утром лишний часок поспишь.
   Лида немного подумала. Конечно, хорошо, если дочка рядом будет, но поспать утром лишний часок — тоже очень неплохо. Да и Павел может ночью приехать.
   — Соскучилась я по ней,— пожаловалась она.
   — Еще бы не соскучилась,— обрадовалась мать.— Родная все-таки. А тут ей лучше будет.
   — Уговорила!— засмеялась Лида.
Она уложила Верочку в кроватку, аккуратно подоткнула одеяльце, осторожно поцеловала дочку.
   — Ты прямо домой иди,— строго наказывала мать.— Нигде не гуляй, Павел уж сколько раз жаловался.
   — Буду гулять до утра,— засмеялась Лида.— Пусть не бросает одну. Ну, спокойной ночи.
   Верочка крепко спала. Мать принялась мыть посуду. Принесла воды из колонки, поставила на плиту чайник. Включила телевизор, уселась в кресло с вязанием. По телевизору передавали музыку. Хорошая музыка, спокойная, только этот, с палочкой, уж очень суетится. Сколько он получает, интересно? Машинально считая петли, мать погрузилась в думы. Сообщение дочери, долгожданное и радостное, разволновало ее.
   Был бы жив Костя. Без малого тридцать лет прожили они в этом доме. Не то чтобы душа в душу, всякое бывало, но жили. Не хуже людей. И она осталась бы тут доживать, зачем бросать родное гнездо? Но Костя уже третий год лежит на кладбище, а она одна измучилась. Вода, дрова, печка, огород, ремонт,— разве бабье это дело? Павел помогает, грех жаловаться, но у них свой дом.
   Лида говорит, хорошая квартира. Молодец она. Мужиком бы ей родиться. Ошибка вышла, что девчонкой родилась. Одно нехорошо: еще со школы начала с парнями гулять. Сколько их у нее было, кто считал? Четыре раза чуть не выскочила замуж. Четыре раза они с Костей начинали готовить свадьбу. Расходов сколько было. Три раза Лида отменяла свадьбу. На четвертый раз, — она уже в институте была,— сыграли, наконец. Сережка хороший парень был, вежливый, работа чистая,— инженер. Но Лида с ним только полгода прожила, потом собрала чемодан, вернулась к отцу с матерью. Мало зарабатывал, говорит. На работе, мол, с утра допоздна сидит, а приносит всего полтораста. Надоело, мол, самой все доставать.
   Три года в разведенках ходила, пока не окрутила Павла. Павел-то с ней не больно церемонится. Женился только из-за Верочки. Лида уже в положении была, когда в пятый раз пришлось готовить свадьбу. Не все ладится у них. Лида жалуется: Павел выпивает, с девками гуляет, иной раз, похоже, дерется. Лида не раз приходила с синяками. Смеется, говорит, на улице скользко, упала, мол. Знаем мы эти улицы. А может, по делу муж гоняет?
   Мать вздохнула, посмотрела на экран. Мужиков-то сколько музыку играют. Им бы лопаты в руки, траншею какую копать. На их улице который год газ не проведут, мол, траншею некому копать, жильцы пусть сами копают.
   Не сорвалось бы у Лиды с обменом. Да нет, не сорвется. Уж если Лида за что берется, дело ли какое, мужик ли какой,— своего добьется. Да и Павел — парень не промах, знает свой интерес, семью в обиду не даст. Поначалу он на стройке работал, Лида заставила его уволиться. Иди, говорит, на чистую работу, на такую, чтоб этот, как его, дефицит всегда у нее был. Устроился Павел на межрайбазу. Зарплата меньше, чем на стройке, да приработок хороший. Недаром говорят: неважен заработок, важен приработок. Кому что надо из этого, как его, дефицита — к Павлу идут, мол, выручи, в долгу не останемся. Павел одевает Лиду как на картинке в журналах. Машину вон собираются покупать.
   Мысли матери незаметно перешли в дрему.
   Новоселье справили через две недели. Мать не пожалела последних сбережений, вышло не хуже, чем у людей. Гости пили-ели, плясали, пели песни. Мать нахваливала дочку и зятя: оба хлопотали с обменом, договорились почти без доплаты, а зять за полдня перевез на новую квартиру все до последнего веника.
   Когда гости разошлись, мать с Лидой стали мыть посуду, а Павел с Верочкой на руках ходил по свежелакированному паркету и вслух рассуждал:
   — Привезу доски, надо полки или стеллажи на кухне сделать. Антресоли, опять же.
   Мать была довольна. Когда она с последним рейсом уезжала со старого двора, ей стало так жалко обжитого места, что она заревела в голос. В тот дом она пришла молоденькой девчонкой, стеснительной и робкой, тут играли их свадьбу, тут она родила Лиду, отсюда увезла на кладбище Костю.
   Но когда она увидела новую квартиру с расставленными вещами — их за полчаса расставили товарищи Павла — ей вдруг очень понравилось это ее, уже последнее жилье. В широкое окно светило солнце, на лакированном полу играли блики света, обои на стенах были хорошие, спокойные. Газовая плита, ванна, горячая и холодная вода. Никаких теперь забот, только сходить в магазин да держать чистоту. И Верочке тут будет лучше.
   Мать мыла посуду, и сердце ее переполняла благодарность к детям. Хорошие у нее дети. Матери захотелось сделать для них что-то хорошее.
   — Павел,— окликнула она.— Поди-ка сюда.
Лида и Павел с Верочкой на рук ах вошли в кухню.
   — Может, вы возьмете деньги?
Павел и Лида переглянулись. Мать продолжила мысль:
   — Мне-то они ни к чему, пенсия у меня. Много ли мне надо?
Павел засмеялся, кивнул на Лиду:
   — У нас голова — Лида. Она пусть решает. Мое дело ей деньги зарабатывать.
   — Вы же машину покупаете,— настаивала мать.
   — Мама, я тебе говорила,— спокойно сказала Лида,— твои деньги пусть лежат. Мало ли что.
   — Ну, что я говорил,— снова засмеялся Павел. — Голова у нас — мама, правда, дочка?
   — Мама...— Услышав родное слово, Верочка потянулась к Лиде.
   — У вас же на машину не хватает,— расстроилась мать.
   — Ну и что? Я еще подкалымлю, и хватит, — уверенно сказал Павел.
   Мать так и не уговорила детей. Под конец она даже рассердилась. Укладываясь спать, она снова прослезилась, но теперь это были сладкие слезы признательности.
   Мать долго вживалась в новый для нее быт. Она трудно привыкала к новой планировке жилья, к новому расположению выключателей, дверей, розеток. По ночам спотыкалась о мебель, не могла найти ни кухни, ни туалета. Только через месяц стала чувствовать себя хозяйкой. Квартира ей нравилась. Тут ей доживать недолгий уже век. А квартиру эту она оставит Верочке, пусть она будет невестой с богатым приданым.
   Она возвращалась из магазина, остановилась передохнуть на лестничной площадке и вдруг увидела в почтовом ящике какую-то бумагу. Она достала ее. Бумага была казенная. Мать боялась казенных бумаг и внимательно рассмотрела ее прямо тут же, на площадке. Это была повестка: ее вызывали в суд. Она долго не могла понять смысла казенной бумаги, ей никогда не приходилось иметь дела с этой грозной инстанцией. Всю жизнь она считала, что в суд вызывают только воров, жуликов и бандитов. Она вертела повестку в руках, но все было правильно: и адрес, и фамилия, и имя, и отчество. Мать сильно встревожилась. Как на грех, не с кем было посоветоваться. Лида уехала в долгую командировку, Павел тоже был в отъезде. Показывать же такую постыдную бумагу соседям она не могла.
   В назначенный день мать оставила Верочку у соседки и пошла в суд. Вернулась оттуда только к вечеру. Она с трудом поднялась на второй этаж, долго стояла, прислонившись к перилам и не могла найти силы, чтобы вставить ключ в замок. Она задыхалась, сердце колотилось редко, но так сильно, будто хотело вырваться из груди, ноги подгибались. Войдя в квартиру, она в пальто и валенках повалилась на кровать.
   Она отрешенным взглядом рассматривала потолок, и из глаз ее катились слезы. Она даже не обратила внимания, что в прихожей висит шубка Лиды, а из ванны доносится плеск воды. Опомнилась мать только, когда над ней склонилось встревоженное лицо Лиды. На руках Лида держала завернутую в махровую простыню Верочку.
   — Что с тобой?— встревожено спрашивала Лида.
   — Ты приехала, дочка?— невпопад спросила мать.
   — Как видишь. А почему ты плачешь? Что случилось?
Мать снова заплакала. Она не мог ла говорить. Глядя на бабушку, заплакала и Верочка. Лида уложила Верочку в кроватку, села рядом с матерью, размотала ей платок, расстегнула пальто.
   — Мама, что с тобой?— твердила она.
Забота Лиды, само ее присутствие немного успокоили мать. Она достала из сумки и протянула Лиде повестку. Лида недоуменно повертела ее в руках.
   — Это что?
   — Отбирают...— Мать снова заплакала.
   — Что отбирают?
   — Квартиру отбирают...— Слезы катились из глаз, хотя мать старалась удержать их.
   — Как это отбирают?— изумилась Лида.
Мать молча плакала. Лида легонько встряхнула ее за плечи.
   — Успокойся, слышишь? И объясни, что произошло.
Мать вдруг успокоилась. Лида рядом, Лида все уладит.
   — В суд вызывали,— начала она свой печальный рассказ.— Квартира-то не ихняя была...
   — Как не их, а чья же?
   — Зятя ихнего. Зять в тюрьме сидел, а они выписали его, обменяли квартиру. Теперь он вышел, требует квартиру назад. В суде сказали, надо отдавать. А нашего дома больше нет. Сожгли они его. Напились и по пьянке сожгли...
   — Так...— Лида медленно выпрямилась. Она сидела напряженно, какая-то суровая и чужая.— Кто судья?
   — Балясова. А может и не Балясова. На двери так написано.
Лида встала, заходила по комнате. Мать с надеждой смотрела на нее. Лида должна все уладить. И Павел ей поможет. Они все могли уладить. Лида опять подошла к матери.
   — Давай повестку. Завтра я схожу туда, все как следует узнаю.
Назавтра Лида вместе с Павлом пришли уже под вечер. Мать весь день не находила себе места, у нее все валилось из рук. Она подалась навстречу детям:
   — Ну, что?
Лида подхватила Верочку, закружилась с ней по комнате, напевая:
   — Все в порядке, все в порядке! Все в ажуре, все в ажуре!
   — Вы у судьи были?
   — И у судьи были, и у председателя суда,— ответил Павел. Лида добавила:
   — Не волнуйся, мама, никто твою квартиру не отнимет.
Мать облегченно вздохнула, лицо ее разгладилось. Если Лида говорит, что все в порядке, то так оно и есть. Мать энергично поднялась:
   — Что ж это я расселась? Вы же, поди, есть хотите.
   А через неделю пришла вторая повестка. Мать снова вызывали в суд. Суд был назначен на послезавтра. Мать с нетерпением дожидалась прихода Лиды. Дочь пришла опять вместе с Павлом. У матери все дрожало внутри, но она молча протянула повестку дочери. Лида прочитала повестку. На лице у нее мелькнула озабоченность.
   — Послезавтра? Хорошо,— небрежно сказала она и передала повестку Павлу. Тот внимательно прочитал ее.
   — Ты же говорила, все в порядке,— нерешительно спросила мать.
   — Мама, все в порядке. Просто, если было заявление, то суд обязан официально рассмотреть его. Ты не волнуйся, это просто формальность.
   — Судиться будем?— ахнула мать. Для нее с детства суд был связан только с серьезными преступлениями.
   — Что делать?— улыбнулась Лида. — От сумы да от тюрьмы не зарекайся.
Лида поцеловала мать в морщинистую щеку и вышла в прихожую, где Павел одевал Верочку. Мать услышала ее негромкие слова:
   — Прямо сейчас зайди к Эдику, возьми у него.
   — Ты меня без штанов оставишь,— буркнул Павел.
   — Сошью новые...
   — Не в этом дело. Времени нет у нас. Я бы с этим зэком по-другому разобрался. Да и председатель — сволочь. Взял и ушел в кусты.
   Лида увидела подошедшую мать, заулыбалась, подхватила Верочку на руки:
   — Ну, Верочка, помаши бабе ручкой, скажи: до свидания!
   — Баба, даня...— старательно проговорила Верочка и несколько раз согнула и разогнула ладошку.
   В день суда Лида и Павел пришли к матери поздно вечером. Лида вытащила из сумки бутылку шампанского, конфеты, консервы с красивыми этикетками.
   — Ну. мама, готовь пир на весь мир. Полная победа!
Мать захлопотала. Она жаждала подробностей, но сдерживала себя. Лида возилась с Верочкой, Павел прошел на кухню и молча курил у форточки. Вид у него был озабоченный.
   — Чего хмурый? — осторожно спросила мать. Она боялась неожиданностей.
   — Да нет, все в норме. Это я по работе. Дело есть одно серьезное.— Павел потушил сигарету, вышел из кухни.
   — Ну, за победу! — Лида торжествующе подняла фужер.
Они пили шампанское, смеялись, но на душе у матери было неспокойно. Лида заметила ее состояние, подошла к ней, обняла за плечи.
   — Мама, да ты успокойся. Суд решил в нашу пользу. На этой неделе я возьму официальное решение. Квартира твоя и теперь навсегда.
   Мать поверила и успокоилась. Слава богу, все позади. Она всхлипнула, вышла на кухню, чтобы скрыть слезы радости. Не торопясь, стала накладывать закуски в тарелки. Ей надо было время, чтобы успокоиться. До нее донесся негромкий голос Лиды. Мать прислушалась.
   — Будь мужчиной. Мать и так переживает. Неужели тебе жалко полторы тысячи?
   — Не полторы, а три с половиной. Ты же знаешь: судья, председатель, зэк этот...
   — Ну, со всеми ними ты разберешься потом.
   — Это уж точно,— твердо сказал Павел.
   — Сейчас займем, а потом ты заработаешь,— примирительно сказала Лида. — Перестань дуться. Ты у меня молодец. Я не смогла бы их всех уломать.
   — Смогла бы. Хапуги еще те. Эх, было бы время...
   — Ты глупый,— сказала Лида.— Время будет. А я считаю, что все они дешево продались, вот за что тебя хвалю. Давай-ка я тебя поцелую.
   Из всего этого мать поняла только, что Лида заставила Павла куда-то потратить много денег, целых три с половиной тысячи. Теперь не скоро они смогут машину купить. А все-таки дочка молодец. Мужиком бы ей родиться. По ошибке девкой родилась...
   На кухню, шлепая ножками, вошла Верочка, оживленно залопотала что-то на птичьем языке.      Мать взяла ее на руки. Верочка доверчиво обхватила ее шею, прижалась губами к щеке, засмеялась.
   — В маму пошла,— ласково сказала мать.— Та тоже любила вот так ластиться.