Александр и его женщины. 5 часть. Александр и Алек

Александр и Александра.

  Соседка Ира слышала в своей квартире, (о эти стены тонкие... как нас они объединяют), как Александр язвил и издевался над беззащитной Верой. Она и сама часто кричала на мужа, и в подобном состоянии могла понять любого человека. Но! Кричать на Веру!... На это хрупкое  создание!... На эту амебу, лишенную всякого темперамента к сопротивлению!
   Когда Вера ушла, Ирина сразу пошла в атаку: "Козел! Урод! Да как ты смеешь!" - тут Александр, спокойно сев на стул, смотрел и слушал с любопытством гнев Мигеры. Раньше она с мужем так себя вела. Теперь вот с ним. Но хороша и в гневе! "Иринка, милая, иди ко мне!"
- Да ты ... Ты что ... Не понимаешь! Интеллигент хреновый! - с горящими от возмущения глазами переводила взгляд с предмета на предмет ... Схватила со стола тарелку, бросила в него, но промахнулась. Тарелка к счастью звонко, радостно разбилась. "Козел политический" - сказала тихо злобно и повернулась, чтоб уйти. Он вдогонку: "Иди, иди ... Не медли ... Секс бомба доморощенная".
   Она не оглянулась. Много чести. Решила твердо - больше не приду.

  Александр  спокойно достал коньяк, налил на дно бокала и, сделав маленький глоток, мысленно вернулся к событиям сегодняшнего дня.

  Все так внезапно повернулось. Эти ребра от Адама иногда такое вытворяют! И не знаешь, что еще ждать от них. Конечно, правильнее - не связываться с ними в мелочах. Все мелочи сомнений, капризов их страстишек - все это никогда не разрешить. Бабы - они и есть бабы.  И Вера хрупкая! Зачем так остро воспринимает его слова? Только усложняет все вокруг! Конечно, он немного виноват... Ушла. Ну, что ж!  Ушла и пусть ушла. Но от этой мысли минуты пустотой заполнились холодной. И не вернешь, что ж, значит так любила.
   Ирина, та не даст себя обидеть. Её не мучают фантазии пустые о мире скрытом "зла-добра". Ирина знает - "что, почем и как". Жаль не понимает тех, кто просто, без наживы любит жизнь.

   Ему еще сильнее захотелось уехать. И в мыслях улыбнулся. Как у Чехова "В Москву! В Москву!" Можно подумать, в Москве другая жизнь. Или в Бразилии. А может и другая! Кто знает!

   Александр опять  подлил коньяк, вытянул ноги на соседнюю табуретку и усмехнулся;  быт – он и в Бразилии быт.  И все же, …  все же... это  как-то  нужно пережить.

   Он любил  во всем порядок. Почти педант. И распорядок дня, (этот  фундамент  крепкий) всегда спасал его  от мелких  нервотрепок.  У  Александра  даже  книги по алфавиту строились  на полке. В его порядок  раз в неделю  входили встречи с  Александрой.  Александра - его третья постоянная. Она к нему не приходила. Он к ней шел.  Заранее звонил. Сегодня не пойдет. Сегодня он напьется.

 Нет. Пойдет. Они вдвоем напьются. И он ей все расскажет. Расскажет,  и чуть-чуть,   (все иностранцы любят это слово, «чуть-чуть!» - звучит   как маленький  совсем безвредный, мягкий и ручной зверек), возможно, легче станет.

   Александр знал Александру много лет. Это  была его  палочка-выручалочка. Она умела слушать и  не  обижаться.  Все обидное: слова, поступки, факты, рассматривала  с любопытным интересом, с желанием узнать «откуда растут ноги».

 Они познакомились давно, до перестройки, которая  активно все ломала,  Александр пришел в еще государственное  кафе, где соседка  была  еще простой официанткой,  и сразу  выделил Александру среди  всех посетителей.

  Ни на кого не глядя,  она сидела за столиком и маленькими глотками пила кофе. И в том, как она медленно подносила чашечку к губам (оттягивание чего-то неразрешимого), и в том, как она приподымала голову и смотрела на все вокруг рассеянно, как бы  ища  ответа, Александр сразу понял – ей нужен собеседник.
 
  Он пересел  за столик к ней. И тут же, её пухлые губы начали удивленно рассказывать о факте, на её взгляд, малопонятном, неприятном, в чем-то пугающим.

  - Понимаете, я пришла на почту (мне мама прислала деньги). А мне почтальон говорит:  «Денег нет, приходите завтра». Я на следующий день пришла. Опять. «Опоздали. Деньги кончились». На третий день опять денег нет. Я, конечно, возмутилась. А она мне: «Я что! Из задницы вам эти деньги достану».  Я ответила, что мне все равно, из какого мести она достанет  мне мои деньги, но… я их так и не получила». Её  зеленые глаза смотрели по-детски чисто и открыто.

   - И дело не только во мне! На почте денег нет, значит, и в стране их нет. Из страны  деньги исчезают!!! Простите, но приходят нехорошие  мысли; государство или  у себя само ворует, или его кто-то обворовывает. Нужно срочно тратить все запасы, всё, что отложили на черный, красный, серый и прочие дни.  Вы знаете, я маме позвонила, но  она  мне не верит.
 
  Сашенька была бесконечно женственна. Её умная головка понимала все правильно. Но её зеленые глаза, пухлые губы, протяжный, с легкой хрипотцой голос – они были  так прелестны, что любая  правда просто не  доходила  до собеседника.  Александр  при первой встречи  подумал о ней, как о забавном, очаровательном зверьке женского рода. Тогда в кафе  ему хотелось её слушать,  слушать  …  И  почему-то  промелькнула мысль -  её б в разведку, всем мозги задурит.
 
  Всё в ней: лицо, фигурка, взгляд, манера говорить, притягивало. С ней рядом не хотелось торопиться. И всем, особенно мужчинам, хотелось рассказать все о себе,  подробно, точно, можно и приврать. Всему поверит, всех одарит теплом красивых глаз.
 
  Он приходил к ней только раз в неделю в среду. Ему б хотелось чаще,но Александра,которую  он позже стал звать Алекс,этот порядок мягко отстояла «успеем надоесть друг другу».

  В её двухкомнатной квартире все было просто и уютно. И обувь можно не снимать, хотя ковры везде лежали, и не спешили чашки, ложки, вилки сразу мыться, … куда спешить, … не загниют, и пыль  на полке  могла  спокойно подождать. Нет. Александра не была неряхой.  Она домашними делами занималась раз в неделю. Как встречи с Александром.

  Их встречи – это долгий ужин. Но  еда – не важно.  Важно передать  друг другу все,  что задело душу за эту долгую неделю.  Конечно, больше говорила Алекс. К ней  и события,  и люди  как будто записались на прием, что бы с собою познакомить.

   Александр подлил коньяк и улыбнулся, вспомнив, как много - много лет назад Александра  описала  очередное приключение на почте.

  Она стояла в очереди к кассе. И очередь, всего пять человек, внезапно  вся заволновалась. Причина этому всегда одна. Вот и на этот раз мужчина, минуя очередь, спешил  решить свои дела. На возмущения  народа мужчина снисходительно, с оттенком  гордости  зав. складом, торжественно сказал, что его как депутата  обязаны обслуживать отдельно, без всякой очереди.
   А на ответные  слова - «Ах, ты, слуга народный!  Простите  нас, хозяев  нищих, не сразу поняли, кто перед нами» - все засмеялись. Сказала это Александра. А депутат, её увидев, слегка смутился и начал мягко объяснять, что некогда ему, дела торопят, …  все   для народа. Да, были времена. когда на почте депутаты лично появлялись.
 
 Рассказывая это, Александра весело смеялась. «О! Наши слуги! Всех  пора уволить!»   И  предложила Александру  попробовать корейскую морковь. "Морковь моркови рознь. Все это знают. И очень важно, где куплена морковь. Эту я купила на базаре. А в супермаркетах морковные гиганты просто пугают несъедобностью своей. И почему бы государству не подарить всем людям по шесть соток. Это такой поступок умный будет. Но не хотят нам землю нашу отдавать. Все строят, строят, строят. О, ненасытные. Когда-нибудь на выборы и не придет никто. Но слугам нашим это и не надо. Поешь морковки!  Я делала сама. И крабовый салат. Мечта поэта».  Её пухлые руки аккуратно и бережно хозяйничали за столом, и  голос с легкой хрипотцой журчал уютно … Как хорошо по средам жить.

  Саша  Александру называл бессмертным источником оптимизма. Да, Александра никогда не жаловалась. Никогда. Ни на кого. И если  Сашка, садясь на своего любимого конька, с раздражением говорил о скрытом рынке, о безвластии  народа, о противоположных интересах власти и народа, о профанации этого народа, Александра сразу соглашалась.
   Но через несколько минут, покачивая ножкой и слегка запрокинув голову от этого казалось, смотрит на него немного сверху), она начинала очень мягко возражать.
 
  - Пусть так. Ты прав. Но это происходит во всех странах. Только пропорции другие. У нас в России все события гипертрофированы. Но это исправлять должны мы сами. Но мы слегка трусливы. А может, не слегка. Любим подталкивать других вперед. Собою не рискуем. А за любую идею нужно бороться. Люди умирали за свои идеи. А мы все ждем, что кто-то (но не мы) в стране исправит. Смешные.  - И улыбнулась. И не понять, толь шутит, толь серьезна.

  Александра во время разговора слегка морщила носик и как-то потешно  раскрывала ладошки, а иногда,  складывая губки трубочкой, посылала воздушный поцелуй. Так издевательски отвечать могла только она. «Ты говоришь, что  наша Русь бездарна и глупа. Ах, Саша!   У тебя  огромная библиотека русских мыслителей! Ты их читаешь, а страну, в которой это родилось,  так мелко  подсекаешь.

  Россия – это мой  Волошин, и его гимн «Верю в правоту верховных сил. Ты прав, что так судил».  Волошин прекрасно понимал свою  вину перед другими, а мы сейчас вокруг  всё виноватых ищем. Россия – это я». – Она внезапно засмеялась звонко. «И не стоит,  ковыряясь  в прошлом, вытаскивать лишь то, что нам удобно. И съезды партии, ты называешь их позорищем, но в свое время  это была  действительная сила. Все приходит и уходит. Если тебе что-то не нравится – меняй. Не подставляй других. И страшный спад в экономике имеет свои корни. Этот спад подпольным не был. Все разрушалось на глазах у многих».

  Все это вспоминая, он подливал коньяк. Совсем немного. Только дно закрыть. Да,  Александр хотел хоть каждый день к ней приходить. Однажды он явился к ней не в среду. И пожалел. Той женщины, с красивыми глазами, приветливой и нежной, он не встретил. Она его впустила. И сразу посадила в кресло. Сама у ног его присела. И, глядя снизу на него,  усталыми губами прошептала: «Сегодня я другая. Не та, которую ты знаешь. Не та, к которой ты привык. Уйди, пожалуйста. Не обижайся. Я не могу  все рассказать. Прости». Она внезапно постарела. Глаза холодные, чужие, …  морщины строгие и губы сжаты … как при нестерпимой боли.

   Конечно, он ушел. Конечно, догадался. Об этом знал весь городок. Давно когда-то её муж погиб в подводной лодке. Утонула.  Так люди говорили, но она молчала. И он, «её мужчина раз в неделю», понял, - прошлое её не отпускает. С тех пор он только в  среду приходил. Сегодня не пойдет. Хотя …  Еще глоточек… Конечно, если бы  встречались чаще, надоели. И Алекс это понимала.
 
   Этой весною им случилось в Москву в одном купе поехать. Каждый по своим  делам. Он усмехнулся. Вспомнил приключенье на границе. Поезд из Калининграда пересекает  три границы: Россия, Литва и Беларусь. Остановки на границе длятся час. На литовской границе чаще всего паспорта проверяют высокие, крепкие мужчины, но бывают  и блеклые литовки.

  Вот такая; высокая, бесцветная девица и подошла. Ночь. Все дремали. Сашенька лежала, но была готова; в одной руке держала паспорт, а в другой визу. Вот так, готовая к контролю, она дремала.

  Литовка подошла, что-то сказала. Саша дала паспорт. Литовка её  руку  оттолкнула. Саша, не полностью проснувшись, протянула визу. Литовка  опять руку оттолкнула. Саша стала просыпаться: «Что? Что я делаю не так?».

  Литовка крайне раздраженно, резко, звонко, четко, продекламировала: «Визу в паспорт положите!» И слово каждое, как камень било.
 Саша проснулась сразу. Спокойно села. Положила визу в паспорт и резким движением  пощечины, все это поднесла  к её лицу.

  Литовка вся остолбенела. Ненависть  её, светящей аурой сияя, зацвела! Но Александра успела первой  словами всё  оформить: «Вам, милая, нельзя с людьми работать. Идите мыть посуду. Не понимаю, как Евросоюз вас на работу принял. Что? Больше некому?  Все за границей? Повторяю. Идите мыть посуду. Там  ваше  место» - спокойно,  мягко, она опять легла.  Её белые, красивые ноги  уютно и благополучно устроились на одеяле. Литовка стала что-то объяснять, но это уже звучало жалким и не нужным оправданьем.

 Сашка подлил еще коньяк. Пить одному – это не дело.  А он не пьет! Он вспоминает. Он  вспоминает  главное. Тот разговор. Тогда, как и сейчас коньяк был за столом.
 
  В который раз он  уговаривал её подумать;  с ним связать свою судьбу, уехать вместе за границу. На этот раз они немного перебрали с коньяком. Конечно, напились, и  Александр  стал злиться. Но Сашенька на этот раз смягчать не стала свой ответ. Резко, с революционной хваткой парировала больно, жестоко.
 
  «Те, кто уехал! Нет! Сбежали! Они пиявками к чужой культуре присосались! К тому, что создали не мы!  Другие!  И присосавшись там,... оттуда еще погаными  слюнями  плюют на нас! На нашу землю!! Где мамы, бабушки и все вокруг дышали рядом. И как же нужно ненавидеть всех вокруг! Своих родных!... Любимых! Значит -  не было любви, коль отреклись! А может и сбежали от дел своих.

  И ты туда же. Вали, любимый. Ешь мясо. Пей вино. Все дешево. И знаешь, мне противны те, которые сюда вернувшись, хоть на день, брезгливо спрашивают. «Ну, как, мол, тут у вас? Какой, мол, ужас! Все так же? И ничего не изменилось?" Козлы! И ты такой же! Болтун жестокий!

  А наши  русские  матрешки! Думают найти тепло и понимание у иноземцев! Вот дурехи! Милые! Родные! Мы же вам ничем помочь  не сможем - и Александра чуть не заревела.  Они в тот вечер решили выпить за всех, кто за границей. За наших и не наших. За все людей на всей планете. Александра даже закурила. - "Я много раз бывала за границей. Ты это знаешь. Но задыхаюсь там уже через неделю. Никто не спорит – там богаче, материально легче. Но больше не проси меня уехать навсегда. Я к тебе в гости буду приезжать. А ты ко мне. Договорились».
 
  Этот разговор был год назад. И ничего не изменилось. Уже слегка дрожащею рукой опять налил себе коньяк. Тихонько замурлыкал: «Мыла Маруся белые ноги  … Да …белые ноги исчезли в семнадцатом . Теперь они  хрящевидно- трудовые. Красивых много ног,  но белых… У Алекс белые. Нужно устроить конкурс белых ног. Алекс будет на первом месте. Но! …  Только по ногам! Молоденькие лица, как после дождя грибы … Все  больше с каждым годом.

  Да и зачем она ему? Бабы стареют быстро, а Александра его старше на пять лет. Конечно, хороша, но очень самонравна. Её не переспоришь. Права, как Ленин.

  Уже десятый час. Хотя светло.  Да …  Поздно … Сегодня не пойду … И не пойду я завтра…