Служебный роман

Все-таки он ушел. Медленно, но верно, стирая из реальности остатки семейной жизни, муж отбыл в небытие, не оставив даже нескольких копеек на жизнь. Довольствуясь хлебосольностью друзей, она продержалась пару недель. Потом пару недель поголодала. И поняла: единственное, что ей сейчас было на самом деле необходимо - это работа. Л ю б а я!
Вдруг ставшая чужой, Страна не обращала внимания на её личночеловеческие нужды, потому как тяжко создавала незалежность и самостийность, и кормила свой народ обещаниями и фантиками купонов с шестью нолями. Не до внезапно оставшейся на собственном попечении глупойдевочки  было Стране, не до них!
А девочка, познакомившись с сосущим чувством голода, обзавелась первыми седыми волосами. И, впервые в жизни, поняла, что кроме как у Господа Бога, просить помощи ей не у кого. Ее первая осознанная молитва больше походила на требование, она вовсе не умела просить. Наверное поэтому, ответ Господа был более чем нравоучителен. Случайная знакомая, ранее знавшая ее в статусе жены "малинового пиджака", больше из чувства злорадного любопытства, а может и  из истинного желания помочь, предложила поработать...уборщицей подъездов. С вытекающими из этого обязанностями собирать плевки, окурки, измазанные  кровью шприцы и использованные презервативы, дабы соблюдать видимость благополучия в отдельно взятых домах их небольшого городка. За все это полагалось немного монет, которых, при экономном использовании, должно бы было хватить на, неиспорченную изысками культуры и кулинарии, жизнь. Она согласилась сразу, потому что еще не могла себе представить, во что может вылиться ее первый рабочий день.
Кто бы мог подумать, что именно в это утро все нувориши и их жены, до сего дня мирно спавшие в своих уютных кроватях часов до 8 утра, в 4.30, в срочном порядке захотят вынести мусор, прогуляться с собакой, или просто выглянут на площадку,мощью двери ломая  жиденький веник, которым она неумело  собирала отбросы жизни с пыльного бетона подъездов.... Приветствия и деланное сожаление на  их лицах - вот что стало для нее испытанием, посильнее завываний пустого желудка. Первый ее рабочий день завершился непримечательной истерикой со скупыми слезами и , принятым ею твёрдым решением: больше на эту работу не ходить. Но утром она  легко встала, мысленно, засунула это решение в ж..у бывшего мужа, и, нисколько не смущаясь, пошла махать веником, обильно сбрызгивая пыль водой из пластиковой бутылки.
Две недели пролетели быстро. И в кассе ей выдали аванс. Разноцветные типографские бумажечки радовали больше подлинных  полотен Рубенса. А наличие в холодильнике куска мяса стало настоящим праздником. Жизнь налаживалась!
Физический труд незаметно вывел ее из состояния душевного оцепенения, и ее истинная деятельная Сущность стала искать выхода.
Получив санкционированный и,оформленный по трудовой книжке, доступ к Хлебу, она поняла, что ей необходимы Зрелища. Зрелища стоили денег. Денег у нее не было. И она вдруг решилась на организацию коротких экскурсионных туров для местной детворы, которые помогли ей заработать немного масла на хлеб, и утолить "культурный" голод. Она наслаждалась радостью недалеких путешествий, своей востребованностью и независимостью от чьего либо настроения и денег.
Но слаб человек, и не имеет он сил не желать большего, чем имеет. Да, собственно, что плохого в том, что молодая бабенка хочет прижаться к мужскому плечу, прильнуть всей грудью к широкой спине, и спрятаться за ней от ночных одиноких бдений?! А ничего плохого в этом и нет. Если только ты замужем...Нет?!Ну, извини! Либидо выше нормы?!Ну, извини два раза!С мужиками не клеилось...Красивые женщины часто остаются одиноки. К ним страшно подойти.
     Зато новая работа возникла, как по мановению волшебной палочки. Что называется: шла мимо и нашла! Процесс собеседования был даже приятным...Владелец магазина представлял собой замечательный образец "щирого украинского хлопца", прошедшего московскую школу такси, с легким налетом интеллигентности, и неуёмной тягой к женскому полу. Замечательные усы, густой низкий голос, бесовщинка в глазах и неподдельный интерес ко всему, что она говорила. Через 40 минут отвлеченной от процесса будущей ее деятельности беседы, она была принята на работу, и получила в пользование красный фартук с кокетливыми рюшками и черным горошинами  по подолу, звание "продавец" и будущую зарплату, чуть более заманчивую, чем скудный пенсион уборщицы. Прельщало рабочее место без удушливого запаха кошачьих и человеческих экскрементов, терпкий дух краковской колбасы и мягкое прикосновение хозяйских усов к ее ладони, когда тот непонятно почему поцеловал ей руку, приглашая пройти в торговый зал.
Новая ступенька в ее карьере была не из легких. К вечеру ноги превращались в гусиные лапы, и, отмокая в тазике  с соленой теплой водой, пугали ноющей болью. К концу рабочей недели, состоящей из непрерывного потока разноцветных купюр и монет, оранжевых сарделек, пышуших душистым теплом буханок хлеба и бессчетного количества бутылок горилки и вина, хотелось спать, спать и снова спать. Впрочем, иногда все бывало куда интереснее. Острый взгляд Хозяина часто сопровождал ее работу.Почему-то он взял себе моду фотографировать  ее в процессе торговли, делая крупные планы ее лица, глаз, рук. Часто и громогласно делал ей комплименты, вводя ее в краску, но рук не распускал, был неизменно галантен и зарплату платил исправно, ничем не выделяя ее  по деньгам из числа других продавщиц.
Хозяин был хлебосолен, любвеобилен и охоч на праздники. Часто приглашал гостей и устраивал их совместные посиделки прямо в торговом зале, после завершения рабочего дня. Женский коллектив, состоящий из  таких же, как она, разведенок, любил такие  "корпоративы" за щедрый стол, обходительных мужичков и непринужденное веселье, столь редкое в гарнизонной жизни. Часто танцевали, сняв красно-черные фартуки, еще чаще пели, когда хором,  когда поодиночке. Много пили и ели.Она охотно принимала участие в "междусобойчиках", как они называли эти застолья между собой,но всегда контролировала и себя, и тех, кто порой проявлял к ней излишне явный интерес.
  В этот раз  праздновали какой-то коллективный день рождения. Случайные проезжие гости присоединились к застолью и внесли свою скромную лепту в виде шестилитровой, на кованной подставке, бутылки шампанского в честь именинниц. Сам процесс разлива был элегантен в своей нестандарности, массивная пробка была переквалифицирована в амулет, и все вокруг заразились атмосферой необычности момента. Когда до нее дошла очередь поздравлять своих товарок, она расчувствовалась, растеклась душой от игристого вина и запела в качестве подарка мелодичную украинскую песню. Раньше она часто  бренькала  себе на гитаре  скромненький аккомпанемент и чувственно пела городские романсы. Раньше...Когда взгляд ее зеленых глаз жадно ловили не один  не два поклонника, готовые по ее велению пойти куда глаза глядят за чем угодно. Нынче  вокруг нее были другие люди. Но пела она вновь проникновенно. В переливах ее не очень мощного голоса подвыпившие люди слышали багряную радость заката, медленное течение неширокой реки, страдающий стон неразделенной любви, жаркое дыхание страсти и неземную красоту  опрокинутой звездной чашки неба. Когда она замолчала, еще несколько мгновений  стояла тишина. Людям было неловко нарушать парившую над ними тихую Нежность грубостью своих голосов. Потом все как-то разом заговорили, засуетились и стерли красоту момента с лица Земли. Она вдруг увидела всех здесь сидящих другими, чужими глазами, и ей нестерпимо захотелось выйти отсюда на улицу, вобрать в себя душистый воздух теплой ночи...
    Его руки опустились ей на плечи, он прижал ее к себе, жадно втягивая в себя ее запах, губами прикоснулся  к завиткам волос на затылке, щекоча усами "слабое" на ласку место на ее шее. В его объятии было больше нежности и заботы, чем страсти и желания. А она вдруг приникла к нему, вдавливаясь  спиной в его широкую грудь, распустила внутри себя ремни вожжей, с трудным стоном выдохнула из себя одинокость, и развернувшись к нему лицом, позволила себе утонуть  в поцелуе, возвращающем ее к жизни.
    Три года спустя, когда она уезжала из ставшей ей чужой страны, с двухмесячным сыном на руках, он по дурацки пропел ей: "Ты моя женщина, я - твой мужчина. Если надо причину, то - это причина...". Она не ответила и не оставила ему своего нового адреса.