***

Снег. Так просто, хлопьями по крышам,  хлапьями по лицам,
и ты прячешься от него под козырьком остановки тусклой и немой, под капюшоном куртки серой и сливаешься с толпой. Как будто ищешь в ней защиты, как будто если затеряешься, то ты спасен...
Спасен от себя и мыслей внутри, воспаленных и режущих, таких вечно ненасытных, как дворовые псы.
Мысли, так часто кажется, что еще немного и разлетишься на осколки, на раз, два, три... а кто - то по ним хрустя сапогами, как по снегу в январе... не честно, кричишь ты из под ног, словно обиженный пятилетний мальчуган.
Но им-то что, им сегодня все равно...
Тоскливо, от влажных лужиц под ботинками у входа, тоскливо. И одиноко.
Молча пить чай из пакетика напротив того другого человека что должен быть тебе теплом и счастьем, а от чего-то  стал холодом и солью. Так странно смотреть в глаза, желая утонуть в них, но оказалось, что промочил лишь ноги.
Так горько пить чай вдвоем, но каждый по-отдельности. Два сумасшедших одиночества, боюсь, что эта кухня переживет нас... а вот мы нет. Нет, не мы, есть ты, и есть я.
 Фонари за окном свидетели нашего ни что. Плачут по разбитому счастью, или быть может им все равно, впрочем как и нам.
 

Ни кто ни замети как что-то погибло, перестало цепляться лодонями за жизнь, понурив голову, ссутулив плечи отступило, и ушло, не оглядываясь. Догнать бы, но ,кажется, поздно, и жидкий чай уже остыл. Пора наверное и мне. Только вот горько от того что окены превратились в жалкие лужи, от того что есть я и есть ты,и наша общая кухня, которая , неверное, переживет нас...