Сон

– Не знаю, как попала туда, но вижу, что стою на своей машине зажатая меж бордюром и впереди стоящей легковушкой… пробка, не пробка… а машина ещё такая… Волга… модель старая. Стоим бампер в бампер и сантиметра три между ними, так что мне не двинуться ни назад, - камень высокий под колёсами; ни вперёд, - Волгу цепану. И думаю я: «Хоть бы немного отодвинуться от этой Волги, а то больно я к ней прижалась, водителю может не понравиться…» И только я так подумала, как Волга та двинулась немного вперёд, и, вот: как хорошо, теперь я смогу руль вывернуть и выехать спокойно…
 
Но, не тут-то было! Волга та отъехала поодаль, развернулась и со всей силы, – бац! – мне по переднему бамперу! Тут я выхожу и вижу, что за рулём сидит милиционер. Я к нему подхожу и спрашиваю:
 
– Вы это случайно или нарочно сделали?

А он зло так ухмыльнулся и как рявкнет:

– Нарочно! Чтобы не прижималась ко мне так близко… и не будет мне за это ничего! Ты виноватой окажешься!

А у самого оскал такой звериный появился, и пасть безобразная с несметным количеством острых зубов открылась и заржала, содрогаясь в жутких конвульсиях, что, должно быть, означало высшее проявление злорадства.

Я заплакала. Сначала от испуга, а потом подумала, что ведь он таким не сразу стал, а со временем. Потому, что не любит его никто, – жена пилит: денег дай, с тёщей не повезло… все его презирают за то, что он наказывает, штрафует, взятки берёт… оттого он такой и несчастный… Стою, плачу. Тут он меня и спрашивает:

– А чего это ты плачешь?

Я ему и говорю:

– Жалко мне Вас!

Тут его образина постепенно стала исчезать, и превратилась в нормальное человеческое лицо, губы которого вытянулись, ища мои губы для поцелуя.

Мне стало противно: уж в губы-то целовать это слишком! Я отвернулась. Поцелуй пришёлся в щёку. Я разобиделась, и мне сразу вспомнился предательский поцелуй Иуды, после чего, конечно же, я почувствовала отвращение к поцеловавшему меня…

Видение исчезло, но сон продолжился тем, что я вдруг чётко осознала своё двуличие: вот, только что пожалела его, искренне, даже в том жутком образе… и когда потребовалось от меня лишь усилие, да что там усилие?! Просто – дать себя в благодарность поцеловать; меня тут же начало корёжить, и полезло изнутри едкое осуждение…

Горько мне стало, и пошла я дальше, горюя и сокрушаясь о своей греховности и нерадивости…
Тут откуда ни возьмись у меня на пути появляется булочная с прекрасным свежим хлебушком на прилавке! Тёплые, румяные булки жмутся друг к дружке своими хрустящими корочками, издавая аппетитный аромат! Но при их виде в моей душе родилось совершенно противоположное представшей картине чувство: «Не хлебом единым жив человек!» И действительно, думала я, делая вывод из произошедшего со мной за последние минуты события: только любовь, и искреннее сочувствие к ближнему способно творить чудеса, превращать несчастные образины в счастливые, почуявшие любовь лица!

Вот такие возвышенные чувства вызвал во мне вид свежих, румяных, но таких совсем приземлённых пшеничных булок! И я стояла и радовалась восстановлению мира в себе, потерянного так скоро и так бестолково из-за гнездящегося в моей душе греха.

– Но впредь я буду умней: за одного битого, двух не битых дают! Теперь я буду стараться блюсти в себе эту чистоту помыслов и не допускать больше дрянных мыслей осуждения в свою душу – сама ничуть не лучше! Как это всё рядом! Да и осуждение в первую очередь кого губит? Того, кто осуждает! Вот и не буду больше! Вот и хорошо!.. а это что? Что это за рука тянется и булки трогает?!

– Женщина, что же это Вы хлеб голыми руками трогаете?! Если не купите, приятно будет его кому другому покупать?! Что, не подумали? То-то! Какое неуваже…

Прости меня, Господи!