Три сестры

    
                Глава 1               

   Это лето было какое-то странное.  Жара стояла несусветная, аж за тридцать пять.  А начало лета было холодным и с частыми дождями, а в августе месяце не было ни одного дождя.  Обычно в саду у меня и яблони и сливы были каждый год страшно червивыми, а в это нестандартное лето все плоды были на удивление чистыми, без червоточин.  В конце августа стали твориться вообще необъяснимые вещи.  Природа явно запуталась от такой погоды.  У меня на одной вишне неожиданно зацвела одна ветка.  Было так необычно видеть цветы на дереве, которое уже цвело этим летом.  Такое же явление было у соседей, у них зацвело по одной ветке на черёмухе и на яблоне.  А у одной соседке зацвел весь куст калины.  И это несмотря на то, что у него уже были гроздья поспевающих ягод.  Поистине лето сюрпризов, да и только.  И если бы мне о подобном рассказали посторонние люди, я бы не поверил, но в данном конкретном случае, я это всё видел собственными глазами и даже заснял на видеокамеру.
    Может от такого непонятного явления и моей голове начало твориться чёрт знает что, меня замучила ностальгия по прошлому.  Просто места себе не находил.  Наверное скоро конец жизни настанет, вот воспоминания и буйствуют, думал я, оправдывая свою ностальгию.  По ночам стали сниться родные места детства, где когда-то рыбачил и охотился.  Нет, это не спроста, билась в уголке сознания мысль.  А чего проще, взять и поехать посетить родные места и успокоить душу.  Так и сделаю, решил я для себя.   Собрав и бросив в машину всё необходимое, я ринулся в страну детства. Первое, что мне захотелось посетить, было место на Оке у трёх сестёр. Так называли место, где росли три ветлы.
  Когда-то, сотню лет назад, на берег озера ветер принёс несколько семян вётел. Три из них прижились и стали расти.  Но то ли их потоптали крупные звери, то ли зимой снег, сползая по крутому спуску в озеро, их повредил, только росли они страшно корявыми страшилищами.  Про таких уродин, обычно говорят, что их изуродовало, как бог черепаху.
Этим вётлам было наверное было больше ста лет. Это были могучие деревья, я таких нигде и никогда больше не видел. Они росли на берегу озера, которое было расположено параллельно Оке и имело с рекой соединение с обеих сторон, то есть, было фактически проточным. Из-за этого в озере всегда было полно рыбы. Мы иногда не могли в детстве поднять верши, столько в них набивалось рыбы, приходилось звать на помощь взрослых. Это озеро было местом, где были огромные линьки, караси, сазаны, сомы. Испокон веку у этих трёх сестёр разбивали свои стоянки рыбаки, а так как близко не было леса, то естественно ломали на дрова ветки этих трёх сестёр. Из-за систематического обламывания ветвей, эти вётлы выросли такими корявыми и изогнутыми, что просто диву даёшься. Каждое дерево у корня было не меньше чем в два а то и три обхвата, но таким оно было до высоты двух, трёх метров, а выше, это было что-то невообразимое. От каждого основного ствола затем ответвлялось ещё по десятку огромных ветвей, переплетённых между собой, как пучок змей, только змеи эти были диаметром больше чем в полметра. Это была какая-то фантасмагория природы, пример борьбы за выживание. И эти три дерева выжили, став гигантами на берегу этого красивого озера, заросшего по всему периметру камышом и тростником.
    Противоположный берег озера плавно, каскадами поднимался вверх и превращался в конечном итоге в огромный холм, заросший лесом. Поэтому озеро было каким-то очень уютным и красивым. Фактически противоположный берег озера это был остров, между озером и рекой.  Остров сам по себе уникальный. На нём было столько уютных, скрытых от посторонних глаз пляжей, что он стал нашим летним прибежищем.  Мы любили там детьми играть в соловьёв-разбойников, пиратов. Там сама природа была так загадочна и интересна, что мы, не смотря, что это было далеко от села, любили туда бегать и играть там, не говоря уж про отменную рыбалку. Кроме того на берегу озера, на заливных лугах, были такие богатые клубничники, что обобрать их было не под силу никому. В километре от озера росла огромная липовая роща, которая когда цвела, то была и сказочно красива и аромат распространяла такой, что он казался осязаемым, таким густым и насыщенным. На краю этой рощи были заросли орешника, причём высота этого орешника была сопоставима с высотой столетних лип. И когда созревали орехи, то опять же для нас это было ещё одно из детских развлечений.
   А в другой стороне от озера были местные плавни. Там текла очень своеобразная речка Тырница.  Эта речка была местами шириной в сто метров, то вдруг сужалась до двадцати, а перед впадением в Курово болото сужалась вообще до трёх метров, а потом разливалась по огромной территории, площадью несколько квадратных километров, имея мизерную глубину.  Оно всё, на этой огромной площади, зарастала камышом и тростником. Это были буквально плавни, как на Дону. Это было место для гнездилищь диких уток, которых было там великое множество.  А после Курова болота, речка вновь собиралась в двухсотметровое русло, которое плавно и величественно впадало в реку Оку.
    В этих плавнях мы охотились, когда подросли. В общем, это был буквально райский уголок природы, отрезанный от внешнего мира двумя речками и куда не было никакой дороги, благодаря чему и сохранился этот оазис дикой и прекрасной природы. Это был естественный заповедник, куда можно было проехать только на лошади или джипе.
Весной, все берега озера были в цветущем шиповнике. В безветрие стоял густой аромат роз от этого цветущего шиповника, а летом там зацветала белыми цветами ежевика, которая цвела до глубокой осени. Кроме того, летом цвели луга и дурман разнотравья присутствовал там всё лето. Это действительно был самый настоящий рай.  Мы называли это место Бермудским треугольником, оно по форме действительно напоминало треугольник, ограниченный с двух сторон реками Окой и Тырницей, а с третьей стороны огромным озером Чернышихой.  Вот туда-то меня потянуло в первую очередь. Когда я продирался туда на своём джипе, сердце буквально выскакивало из груди.  Я боялся застрять в бобровой канаве, которая и в сухое-то время была препятствием, а уж в дождливую погоду вообще непреодолима.
    Три сестры росли метрах в пятнадцати друг от друга почти точным равнобедренным треугольником, одна сторона которого примыкала к озеру.  Между ними была заросшая мелкой травой муравой уютная полянка, обрамленная со всех сторон зарослями шиповника и ежевики.  В солнечный день поляна всегда была в тени, образующейся от трёх сестёр, кроны которых были такими раскидистыми и могучими.  Подъехав к трём сёстрам, я обнаружил, что место занято, там стояла палатка, возле которой под палаточным навесом стояли походный стол и три стула. Вот не повезло, подумал я, останавливаясь перед полянкой.  Я вышел из машины и подошёл к крутому спуску на берегу озера.  Душа буквально запищала от воспоминаний, а сердце тревожно кольнуло и я буквально свалился на траву.  Пошарив по карманам, нашёл валидол и положил в рот.
-Вам плохо? – раздалось сзади меня.
-Ничего, сейчас пройдёт. Это воспоминания детства выбили меня из колеи. Извините, сейчас оклемаюсь и уеду, не буду мешать.
Сзади меня стояла стройная красивая женщина в джинсах и майке.
-Да вы мне не помешаете, если только не будете музыку включать и бросать толовые шашки в озеро.
-Ну на такую дикость я не способен.  Я просто полюбуюсь своим любимым местом детства.
-Вы что, местный из Ивановки?
-Да я и сам никак не разберусь, местный я или нет. Когда-то был местный, а сейчас наверное уже нет.
-А где вы в Ивановке живёте, может я знаю.
-А вы что, тоже с Ивановки? Я живу на полевой улице, дом с флюгером.
-Знаю, знаю.  У вас ещё солярий на гараже.
-Правильно.  А где вы живёте, кто ваши родители, может я тоже знаю?
-Моя мама Ласкина Галина Васильевна.
-Господи, мир тесен.  Мы с ней даже дружили в детстве.
-Ой, вот она обрадуется, увидев вас. Она с папой поехала в магазин за продуктами. А вас, я знаю, Сан Санычем зовут.  Про вас тут легенды ходят, мастер на все руки.
-Ни одну не знаю. Враки всё это. Простите, а как вас звать?
-Валентина Васильевна, можно просто Валя.
-Очень приятно! За знакомство можно выпить.  Выпивка на этой ветле, мы её Надеждой в детстве звали.
-Вы деревьям имена давали?  Забавно.  И как понять про выпивку на дереве?
-Да!  Эти деревья мы называли Вера, Надежда и Любовь. А с выпивкой всё очень просто.  Там наверху Надежда имеет дупло, в которое лет тридцать назад я положил бутылку коньяка и коробку шоколадных конфет.  Осталось как-то от какого-то сабантуя и таким образом решил оставить на будущее, но как-то не сложилось использовать.  Если хотите, можете слазить и достать, если никто не забрал.  Я туда уже не залезу даже.
-Невероятно!  А если всё это цело?
-А давай проверим.  Валя, ты можешь запросто залезть.  Надо только вот на этот сук верёвку накинуть, как это мы делали в детстве и тогда по этому наклонному стволу можно запросто долезть до того змеиного пучка. Дупло в дереве там. Ну как, слабо?
-Слабо.  Вот только где верёвку взять?
-А у меня в машине есть.
   Я достал из машины верёвку и перекинул через сук.  Валя была в кроссовках, поэтому легко с помощью веревки долезла до нужного места.
-Ваш коньяк цел, ловите бутылку.  Да и коробка из под конфет тоже здесь.
Валя спустилась с дерева и стала рассматривать древние раритеты моей юности.
-На вид коньяк не испортился, он был в тёмном пакете, а вот металлическая коробка с конфетами немного поржавела с одного угла, наверно дождь иногда доставал до неё.  Смотрите, даже конфеты целы только побелели все от старости.  Говорите, тридцать лет назад положили, не мудрено поседеть, интересно их есть можно?
-Бог её знает, лучше давайте рисковать не будем.  А вот коньяк я попробую, как никак генеральский прятал.
Я распечатал бутылку и чуть-чуть плеснул в стакан, принесённый из машины.  Запах был как у обыкновенного коньяка, может чуточку боле насыщенным.
-Ну за знакомство, - и я залпом выпил глоток коньяка, - поприветствовав Валю.
Вкус за многие годы стал мягче, приятнее.
-Давайте немного подождём, а потом я плесну и вам, милая дама.
-Хотите проверить на себе смертоносность коньяка.
-Правильно догадались, а вдруг этот коньяк стал слабительным лекарством. А пока я, если вы не возражаете, чуточку отвлекусь и попечатаю.
-Ради бога, вот садитесь за стол и вперёд.
   Но я достал из машины свой походный столик, взял из машины ноутбук и пристроился у самой кромки воды.  Перед глазами была неописуемая красота, которая покорила меня ещё в детстве, вот её-то я и стал описывать.  Валентина, что-то мурлыча себе под нос, сидела в кресле у палатки и листала какой-то глянцевый журнал.  Красный диск солнца начал задевать за макушки деревьев на острове, отчего их контура стали золотыми.  Достав сигареты, я закурил и залюбовался сказочным закатом.
-Сигаретой не угостите, а то пока мама с папой привезёт, у меня уши опухнут.
-Курите на здоровье.  Но если честно, то советую собрать всю волю в кулак и бросить это занятие, оно всё-таки отражается на детях.
-Да я сама давно собираюсь это осуществить, но как-то не получается. А что вы пишете, мемуары?
-Сейчас просто описываю эту красоту, может пригодиться когда-нибудь.
-А можно проявить нескромность и глянуть одним глазом.
-Да чего уж одним, смотрите двумя.
Валентина закурив сигарету склонилась к столу и стала читать напечатанный текст на экране. Прочитав страницу, она воскликнула:
-Неплохо! Даже можно сказать просто прекрасно.  Как вы красиво описали этот наступающий закат. А можно, что-нибудь ещё посмотреть.
-Пожалуйста.  Вот вам все файлы, выбирайте любой и читайте на здоровье, а пойду, пройдусь к липовой роще.  Надо родным деревьям поклониться.
   Я встал и направился к липовой роще, а Валентина села на моё место и стала просматривать мою писанину.  Роща не изменилась, что для неё тридцать лет, так, мгновенье.  Я зашёл внутрь рощи.  Там был полумрак, кроны деревьев не пропускали солнечный свет и травы тут на земле никогда не было.  На краю рощи в детстве росли маленькие берёзки, а теперь они превратились в мощные деревья с плакучими кронами.  Вот из таких ветвей надо делать берёзовые веники, мелькнуло в голове.  Когда-то я любил сидеть здесь на краю липовой рощи и любоваться лугами и каскадами далёкого леса на горизонте.  Местность у горизонта поднималась несколькими уступами, что было очень красиво.  Голубовато-зелёные клубы далёкого леса были видны и сейчас, а моего пенька, на котором обычно сидел здесь, не было.  Сгнил так, что я даже не мог найти место, где он был, а ведь он казался мне тогда вечным.  Я сел на траву и засмотрелся на Курово болото, на гряду кустов бобровой ямы.  Сердце вновь кольнуло, но тут же отпустило.  Да, жизнь прожита.  Какая она короткая оказывается.  Солнце уже скрылось за холмом острова, начинало темнеть. Я встал и направился к сестрам, где стояла моя машина.
   Подходя к месту, где росли знаменитые деревья, обратил внимание на ещё одну машину, приехавшую к трём деревьям.  Наверное Валина мама приехала с мужем.  Я с волнением ожидал этой встречи.  Когда-то в детстве мы не только с ней дружили.  У нас была любовь.  Все так и считали, что мы будем со временем мужем и женой, но увы и ах.  Всё повернулось по-другому.
Вся компания сидела за столом и что-то жарко обсуждала.  Когда они увидели меня, то тут же замолчали, а Галя подскочила ко мне и обняла.
-Здравствуй, друг ты мой ситный.  Я вот тут своим родственничкам сейчас рассказывала, как мы с тобой в шульге с вечера до рассвета целовались.  Помнишь?
-Здравствуй Галюньчик, я всё помню.  Даже бабочку из родинок на твоём левом бедре помню.  Предмет гордости и зависти твоих подруг.  Как, не улетела, надеюсь.
-Бабочка на месте, только место стало, видишь каким?  Нет твоей девочки дюймовочки и в помине.
-Что делать, мы все изменились.  Я тоже видишь каким старым стал.  Еле хожу, сегодня сердце дважды так ёкало, думал конец, не доеду до этих святых мест.
-Саша, давай садись за стол, давай ужинать, заодно и прошлое помянем. Нам есть, что вспомнить.  Ну надо такому случиться.  Думала уже никогда тебя не повидаю, а бог то он есть.  Вот и свиделись.  Пойдём за стол.  С дочерью ты уже познакомился, а это мой муж Василий, прошу любить и жаловать, а это Саша или Сан Саныч, мой друг детства.
Пожав руку мужу Гали, я сел за стол.  Возникла какая-то неловкая пауза.  Мы все были взрослые люди, но уже одно то, что мы когда-то с Галей целовались до утра (а каждый это представил в натуре) создало напряжённость, которую никто не знал как развеять.  А тут ещё это моё дурацкое упоминание про бабочку на интимном месте, но выход нашла сама Галя.
-Друзья, давайте не будем детализировать прошлое, оно ушло сорок лет назад и нечего на него оглядываться с подозрением.  Вася, как мы с Сашей жарко не целовались а моя девственность досталась тебе.  Это я и для тебя доченька говорю, чтобы никто из нас не держал камня за пазухой.  Давайте друзья выпьем за святое прошлое, за то, что каждый из нас сохранил целостность своей души, восторженность ума и сердца перед красотой этой природы.  Саша, где твой тридцатилетний коньяк, наливай всем.  Давайте по-хорошему помянем прошлое.
   Я разлил коньяк и мы все выпили.  Затем начались воспоминания о прошлом, которые затянулись допоздна.
-А помнишь как Шурок срубил рябину у крыльца?
-Конечно помню.
-Что это за история, почему не знаю, - спросила Валентина.
И я рассказал, как Шурок, так звали одного жителя посёлка, однажды, на какой-то праздник, срубил рябину.  В тот день он сидел на крыльце и играл на гармошке.  Ему подпевали его друзья по выпивке.  Пели они тогда Рябинушку (что стоишь качаясь, горькая рябина).  Допев куплет, Шурок неожиданно сказал:
-Да что ж ты курва, тоску-то такую нагоняешь? – при этом он встал, сходил в сени, принёс топор и срубил под корень огромную рябину, росшую у крыльца, под окном дома.  Друзья попытались его остановить, но он вошёл в раж и никого не слушал.  Потом он с друзьями еще посидел, попел и пошёл спать.  А утром, как обычно сел у окна и стал пить чай.  Было что-то необычное, в глаза светило солнце.  Раньше его загораживала рябина.  Заинтересованно глянув в окно, он не увидел родной рябины.  Вылупив на жену глаза он спросил:
-Дусь, а где рябина?
-Ты ж её вчера срубил по пьяни, что не помнишь?
-Дусь, не помню.  Ну сука, ты Шурок, так надраться умудрился.  Хорош наверное был, а ты не могла остановить?
-Тебя остановишь, как же.  Чуть нас топором не порубил.
-Вот сколько раз себе давал зарок не пить, а всё равно проклятая сама в глотку льётся.  Надо же, всю жизнь растил, я в  детстве её посадил, а срубил за пять минут.  Сука, ты Шурок, - сказал он сам на себя и полез в буфет за бутылкой, чтобы обмыть бесславную гибель рябины.
    Мы ещё некоторое время посидели, поболтали и я стал прощаться.
-Сан Саныч, а можно я с вами до деревни доеду? – спросила меня Валя.
-Да ради бога.
-Ты же хотела поехать завтра.  Отец тебя отвезёт, - вмешалась Галина.
-Я передумала, да и отцу завтра не надо ехать, пусть душу отведёт и порыбачит.
Мы сели в машину и поехали.  Стало уже темно и я включил фары, в свете которых вдалеке загорелись две точки.
-Что это? – спросила Валентина.
-Это лиса.  У неё глаза всегда отражают свет и так загадочно горят.  Здесь рядом, в липовой роще много лисьих нор.
   Дальше мы ехали молча.  Каждый думал о своём и не хотел нарушать мысли другого.  Уже перед деревней Валентина спросила:
-Сан Саныч, завтра ко мне подруга по институту приезжает, можно мы к вам зайдём?  Мне хочется показать ей ваши работы.  Мне они, то что успела посмотреть сегодня, очень понравились.  И ещё одна просьба, если у вас есть что-то в отпечатанном виде, то не могли бы вы мне дать почитать.  Мне импонирует ваш стиль изложения мыслей.
-Нет проблем.  Заходите ради бога и если хотите, то я дам вам несколько своих опусов, я их так называю, на музыкальный лад.
  По приезде в деревню, я дал Валентине свой роман и довёз до дома.  На третий день, ближе к вечеру, ко мне пришли Валентина с подругой и я предложил им выпить со мной кофейку.  Мы пошли на солярий и там устроили импровизированный разбор полётов, то бишь моих произведений.  Светлана, так звали подругу, тоже приняла участие в нашем диспуте, ибо она тоже успела что-то посмотреть.  Если впечатления Валентины были в розовых тонах, то Светлана наоборот, была прямолинейна и то, что ей не нравилось, она об этом так и говорила.  Так ей не нравились мои персонажи, они слишком прилизаны и идеальны, таких в жизни не встретишь.  В Светлане чувствовалась в характере какая-то озлобленность, как будто ещё не прошёл её детский максимализм.  Светлана кого-то мне напоминала и внешностью и манерой говорить и я мучительно перебирал своих знакомых, пытаясь вспомнить, кого она мне напоминает, но ничего не получалось.  Память буквально заклинило, хотя в манерах Светы чувствовалось что-то очень и очень знакомое.  И вдруг она сделала жест рукой, как это тысячи раз делала моя мама, пытаясь как бы жестом руки утвердить свою правоту.  Я буквально обалдел и не поленился, сходил за семейным альбомом, где лежал мамин портрет, нарисованный цветными карандашами в пору, когда ей было столько же, сколько сейчас Светлане.
  Я достал этот рисунок, нарисованный неизвестным маминым поклонником, и приложил к плечу Светы.  Валя, буквально взвизгнула:
-Откуда у вас портрет Светы?
Лицо Светы смотрело с портрета.  Сходство было поразительным, единственным отличием была причёска.  На портрете волосы у мамы были заплетены в огромную косу и уложены короной на голове, как это было модно в те далёкие годы.  В натуре, у Светланы, они были коротко острижены под модную современную причёску, но их пышность говорила, что если бы они были длинными и так же уложены, то это был бы её, Светин портрет.
-Сан Саныч, что это такое?  Ну объясните же наконец, - Валя даже привстала со стула, задавая этот вопрос.
-Я ничего не могу объяснить, ибо сам не понимаю.  Это я достал портрет моей мамы, нарисованный лет шестьдесят назад в медучилище, где училась мама.  Неизвестный художник очень удачно нарисовал маму.  На портрете в глазах мамы был немой вопрос.  Такой же вопрос стоял в глазах Светы.  Это было поистине удивительное сходство.
-Света, где ты родилась и кто твои родители?  Это сходство буквально на генном уровне.  Может мы с тобой родственники, - спросил я.
-Это исключено.  Отец у меня татарин, мама русская, родилась и всю жизнь прожила в одной деревне, практически никуда не выезжая.  Правда отец в шутку всегда говорил, что я не его дочь, а святого духа, - ответила Светлана, а потом добавила, что их семья, и бабушки и дедушки всю жизнь прожили в Башкирии.  Мама всю жизнь проработала экономистом на местном заводе, за всю жизнь никуда не выезжая.
   И вот тут у меня сработала память, всё всплыло мгновенно, ярко, выпукло, даже в красках.
-Света, ты случайно не левша? – спросил я.
-А как вы догадались?
   Не догадался, теперь я это точно знал, и даже вспомнил фамилию её мамы, но вслух ничего не сказал.  Мне нужно было всё самому осмыслить и понять, но главное я уже понял.  Передо мной сидела моя дочь, о которой я ничего не знал.  Не знал даже то, что она родилась.  Теперь понятно и портретное сходство с бабушкой, то бишь моей мамой и то, что она левша.  Я тоже был левшой.  Тысячи мыслей промелькнули в голове, я просто был в шоке, сердце буквально пищало от перегрузки.  Мне надо было успокоиться и что-то решить.  Извинившись перед гостями и сославшись на недомогание, я, наконец, остался один и память меня вернула на тридцать лет назад.


                Глава 2               

   Это было тридцать лет назад.  Я тогда работал на заводе главным инженером.  Летом, когда завод был на ремонте, в цехах творилось бог знает что.  Я плохо рассчитал силы и затеял столько переделок, что не справлялся с их воплощением.  Устраняя узкие места в технологической схеме завода, организуя качественный ремонт оборудования, я как-то не заметил, как пришёл сентябрь и надо было готовить завод к пуску.  На завод приехала государственная комиссия принимать завод из ремонта, это была ежегодная отраслевая традиция.  Возглавлял госкомиссию опытный специалист из одной автономной республики, главный инженер треста Коган Виктор Имануилович, а с ним была ещё целая бригада специалистов, механики, энергетики, технологи и даже экономист.  Комиссия очень серьёзная и очень дотошная, рассматривали буквально все аспекты ремонтных работ, их качество, целесообразность и объём средств, израсходованных на те или иные работы.  Комиссия должна была работать несколько дней.
   В первый же вечер, мы повели членов комиссии в столовую, надо было отметить это мероприятие, так тогда было принято.  Все крепко выпили, языки развязались и члены комиссии начали высказывать своё мнение по результатам проверки. Много было высказано лестных слов в мой адрес, за оригинальность многих технических решений.  За столом не пили только два человека, это я, так как с детства был непьющий, и женщина экономист из комиссии.  Она сидела чем-то озабоченная и не участвовала в разговоре.  По воле случая, мы сидели рядом.  Невольно я спросил её о причинах плохого настроения, на что она ответила, что у неё отец лежит в больнице в очень тяжёлом состоянии и есть ещё один аспект, который бы она не хотела озвучивать.  Я не стал лезть в душу с лопатой и перестал её расспрашивать.  Спустя некоторое время, она сама обратилась ко мне с вопросом можно ли через заводской коммутатор позвонить домой.  Я ответил, что можно и предложил немедленно это сделать.  Извинившись перед всеми и объяснив причину, мы пошли на коммутатор и она переговорила с мамой и выяснила состояние отца.  Когда мы вышли из конторы, она спросила, где здесь можно погулять, ей не хотелось идти в дом приезжих, куда должны были вернуться остальные члены комиссии.  Я предложил ей пойти к реке, на плотину и предложил проводить туда.
   Трудно сказать, что послужило толчком, но Валя (так её звали) рассказала о том, что в состав комиссии её включил их председатель Коган, с единственной целью, поиметь её во время поездки.  Она так и сказала «поиметь», хотя повода она ему никогда не давала.  Но он её преследует уже давно и не оставляет надежд.  Поэтому, она попросила меня погулять с ней подольше, пока не уснут все члены комиссии, включая и их председателя.  Дома делать было нечего, да и сострадание к Валентине, обязали меня быть вежливым и уделить ей внимание.  Мы бродили по берегу реки, а когда устали, то сели на лавочку у здания гидротурбины, построенной в незапамятные времена, чуть ли не при царе горохе.  В своё время от реки прорыли канал, на котором и поставили обыкновенную избу, внутри которой смонтировали гидротурбину мощностью двадцать пять киловатт.  Эта турбина служила только для аварийного освещения завода в моменты отключения электроэнергии от сети и поломках парогенератора заводской ТЭЦ.  Здание гидротурбины стояло высоко над рекой и испокон веку было любимым местом всех влюблённых нашего посёлка.  Красивый омут реки был в обрамлении вековых вётел, которые склонялись над водой.  От омута реки веяло каким-то колдовским обаянием, глухой стариной, изображённой на каком-то полотне старого художника.  Говорят здесь раньше, в далёкие времена была деревенская мельница, на берегу ещё до сих пор валялись огромные жернова.  Место было не просто красивое, а загадочное, уютное и какое-то душевное, буквально одухотворённое.
    Вот сюда-то я привёл Валентину.  На входе на мостки, ведущие к зданию гидротурбины, была установлена поднимающаяся перекладина, которая говорила, что место занято, если лежала горизонтально и уже никто не смел туда пойти.  Это священно соблюдалось всеми влюблёнными.  Если перекладина была поднята, это означало, что место свободно.  На наше счастье перекладина была поднята и мы, не нарушая традиций, спокойно по деревянным мосткам прошли над водой к самой избушке и сели на старинную лавочку с перилами.  Когда мы входили, то я машинально опустил перекладину, теперь нас здесь никто уже не побеспокоит.
    Валентина сразу заметила колдовское обаяние омута и уютность нашего места.  Практически получалось, что лавочка ниоткуда не просматривалась, только с воды, но там никогда никого не было, кроме рыбы.  Мы сидели и обсуждали сложившуюся ситуацию и как из неё выбраться.  Я не завидовал Валентине, она во всём зависела от своего начальника.  Поэтому и была такой мрачной.  А пойти против Когана боялась, но и спать с ним не хотела.
-Чего он прилип ко мне, у меня муж, но пожаловаться я ему не могу.  Он у меня горячий, такого натворит, что не дай бог.  Я может быть даже уступила бы Когану, но физически не могу.  У него так изо рта воняет, что ей богу сблюю, когда он приблизится ко мне.  Господи, что делать?  Благополучие всей семьи зависит от этого Когана, он может всё.  Он может снять меня и мужа с работы за любые пустяки и тогда нам будет некуда податься.
-Не горячись, что нибудь придумаем, - попытался я её успокоить.
   Так философствуя и рассуждая на данную тему мы с ней сидели больше часа.  Начинало темнеть и от реки потянуло холодом.  Валентина, зябко поёжилась и тогда я, совершенно ни о чём не думая, снял с себя кофточку и накинул на её плечи и слегка полуобнял, прижавшись к ней.  Она повернула лицо ко мне и хотела поблагодарить.  Наши глаза встретились и что произошло потом, я так до сих пор не могу объяснить. Но мы поцеловались и не как-нибудь шутливо, а с пылкой страстью и с какой-то наивной нежностью.  Всё завертелось перед глазами, мы буквально набросились друг на друга.  Это было какое-то наваждение, всё происходило настолько неожиданно, спонтанно, что мы оба не могли объяснить, что же произошло между нами.  Наша мгновенная всепоглощающая близость парализовала наш мозг.  Мы подчинялись только инстинктам.
-Я же люблю своего мужа, у нас с ним прекрасные взаимоотношения, но я не задумываясь изменила ему с тобой.  Господи, это колдовство этого места, не иначе, или ты колдун? - она вопросительно посмотрела на меня.  Но я тоже ничего не мог объяснить, так скоропалительно всё произошло.  Действительно разум у нас в тот момент был заблокирован, нами руководили одни эмоции.  Не сговариваясь мы приникли друг к другу и долго молчали, а потом вновь поцеловались и всё повторилось, с той лишь разницей, что на этот раз мы не спешили, а по каплям пили священный напиток любви.  Мы просидели у гидротурбины всю ночь и утром пошли на работу.
    Директор уже был в кабинете и когда мы с Валентиной проходили мимо раскрытых окон, то он окликнул меня и попросил зайти.  Когда я вошёл, то он кипел как паровой котёл.
-Ты соображаешь, что делаешь?  Коган уже прилетал ко мне жаловаться на тебя.  Он привёз с собой бабу, которую давно хочет, а ты её увёл из под носа.  Он нам такое может сделать, что мы оба полетим с работы.
-Ничего он не сделает.  Не беспокойтесь, придраться на заводе не к чему, я не зря пахал, как проклятый, всё лето.  Ну, а на счёт бабы, тут, как говориться, бабка надвое сказала.  Он сам может всё потерять, в том числе и работу.  Не на того нарвался.
Комиссия, проработав три дня, уехала, дав оценку ремонту – хорошо, что было даже не принято, обычно оценку давали – удовлетворительно.  Коган, после ночного отсутствия Валентины, не делал больше никаких поползновений в её адрес и обращался к ней только по производственным вопросам, игнорируя её и просто делая вид, что не замечает.  Мы ещё раз сходили с ней к гидротурбине и вновь всю ночь проговорили.  Нам было легко и просто друг с другом, как будто мы знались до этого целую вечность.  Уехала Валентина на день раньше всех, я провожал её на поезд.
-Спасибо тебе за всё, за то, что я теперь, кажется, нашла сама себя и знаю, чего мне нужно, - сказала она на прощанье, горячо поцеловала меня и исчезла навсегда.
Я ни чего не знал о ней до сих пор.  А оказывается она тогда забеременела и родила Свету и мучилась всю жизнь из-за этого.  Во истину, пути господни неисповедимы.
    Когда на следующий день девочки опять пришли ко мне.  Я долго расспрашивал Свету о бо всём, в том числе и о её маме.  Её подруга Валя убежала домой, к ней должен был прийти её бой-френд, а мы ещё долго болтали на разные темы.  Свете даже в голову не приходила мысль о существовании настоящего отца, считая это навязчивой идеей своего папы, который с пелёнок её воспитывал.  Он умер несколько лет назад и сейчас они живут вдвоём с мамой.  Я не стал ей говорить, что я её настоящий отец.  Я решил это отложить до поездки к ней, где мы сделаем это вдвоём с её мамой, если она этого захочет.