Цветок без имени

ЦВЕТОК БЕЗ ИМЕНИ

сказка для детей и взрослых

«Что в имени? То, что зовем мы розой,
и под другим названьем сохраняло б
свой сладкий запах…»
Шекспир, «Ромео и Джульетта»

Много старых добрых и правдивых историй ныне позабыто вместе с мудростью, что скрыта в них. А мудрость не стирается от повторений, словно ступени – от шагов, и правда не уходит как вода в песок, сколько бы времени не минуло. Вот одна из таких историй.
Жил когда-то на свете Молодой Король. Он рано лишился родителей, получив от них в наследство Королевство, такое маленькое, что пешему обойти его не составляло труда за три дня, а конный легко объезжал всего за день. Однако каким бы игрушечным не казалось его Королевство, Король был вовсе не игрушечный, а самый что ни на есть настоящий: все его предки за много раз по сто лет были благородными и прекрасными королями и королевами. Маленькое Королевство любило своего Короля и жило счастливо под его защитой.

Каждое утро, пробужденный яркими лучами, Король с присущей ему учтивостью здоровался с Солнцем:
- Приветствую Вас, Ваше небесное Сиятельство! Добро пожаловать к нам в Королевство! И позвольте вновь поблагодарить Вас за щедрость от имени всех моих подданных.

Если же утро случалось пасмурное, Молодой Король открывал окно своей спальни и звал свою любимую белую горлицу по имени Мария, которая не в службу а в дружбу ни разу не отказывалась лететь с королевскими письмами и поручениями хоть на край света. Она жила под крышей дворца и всегда отвечала на зов, опускаясь на подоконник королевской спальни. Король рассыпал перед ней золотые пшеничные зернышки и припасенные со вчерашнего вечера хлебные крошки. Он с радостью глядел, как горлица кушает, и слушал, как она благодарно воркует.

- Сыта ли ты, моя милая подруженька? – спрашивал Король, целуя горлицу в белую грудку. – Довольно ли ты подкрепила свои силы? – горлица отвечала «да», кивая головкой. – Тогда, прошу тебя, лети скорее высоко-высоко в небо, туда, где за тучами и облаками укрылось теперь дорогое наше Солнышко! Скажи ему, как томится и скучает, как ждет его наше Королевство, со всеми людьми, зверями и птицами, со всеми травами и цветами!

Король говорил правду: в его маленьком северном Королевстве Солнышко любили все. Горлица Мария улетала в небо, и почти всегда к полудню тучи проливались или вовсе рассеивались. А если дождь шел до вечера, то уж на другой день погода была ясная.
Случалось горлице Марии летать и за летними ливнями, приносить на крыльях облака и ветры, но не часто: края эти почти не знали засухи.

Каждое утро Король первым делом шел в сад. Здесь, прямо из убранного в розовый гранит земного лона, бежал родник, студеный и речистый. Еще на подступах к нему с песчаной садовой дорожки до слуха Короля доносилось воркование, точь-в-точь как из грудки его дорогой горлицы. И в любовной песне этой отчетливо различались слова.

- Доброе утро! – пела Вода. – Погляди, Молодой Король, какое прекрасное утро! День обещает быть жарким, но я всегда сохраню свою свежесть и прохладу и утолю даже самую сильную жажду. Доброе утро! Хорошего начала плодотворного дня!

- И тебе, Быстрый Ручей! – говорил Молодой Король. – И тебе, Певучая Вода! Будь благословенна! Передай от меня привет всещедрому Сердцу Матери Земли, от которого берет начало твоя доброта. Как ты чиста! И как я рад снова тебя видеть!

Молодой Король припадал устами к устам Воды, погружал лицо в журчащие струи. Солнце отражалось в ручье и смеялось. Король смеялся в ответ.
- Спасибо тебе, Вода, за то, что ты поишь мои цветы! – никогда не забывал поблагодарить он.

Цветник был поблизости от ручья и нуждался в поливе только в особо засушливое время, но Король не мог начать дня, не поздоровавшись с каждым цветком, и отойти ко сну вечером, не пожелав каждому из них спокойной ночи. Одних роз было здесь целых двенадцать кустов разных сортов, и каждый кустик цвел в свой срок, точно узнавая по Солнцу и Луне одному ему известные приметы, когда пора завязывать, а когда и раскрывать бутоны, не сообразуясь ни с научными теориями из умных книжек по садоводству, ни с опытом старого королевского садовника, влюбленного в них не меньше самого Короля и готового все простить избалованным шалуньям.

Садовника звали дедушка Май. Когда-то был он юн и свеж лицом, и его резвые сверстницы находили, что это имя ему очень кстати. Молодой король тогда еще и не родился на свет. Теперь сверстницы дедушки Мая вязали теплые носки у своих окошек и с трудом разгибали поясницу, если им случалось нагнуться за оброненным клубком шерстяных ниток. Лица их, как и лицо их прежнего дружка, походили на печеные яблоки, и без очков на носу они не узнавали даже собственного отражения в зеркале. Но дедушка Май любил говорить, что, не смотря на снег на висках, он так и не стал дедушкой Декабрем. Он был крепок и бодр, и по-прежнему оставался самым заботливым садовником в маленьком Королевстве, как в те дни, когда Король был еще дитя и верил, что Май родился с мотыгой в руках. Так говорила про него Королева-мать…

Обменявшись утренними поклонами с дедушкой Маем, Молодой Король здоровался с цветами, называя каждый по имени. Цветник был велик: кроме двенадцати роз тут жили ирисы и тюльпаны, нарциссы и астры, хризантемы и георгины, и даже пара очаровательных лилий, одна сарацинская, а другая белоснежная. Белую звали Габриэла, а сарацинку – Аврора. Габриэла была самым ароматным, но и самым ревнивым цветком во всем цветнике. Молодой Король и дедушка Май вдвоем обихаживали ее, терпеливо выслушивая все жалобы и сетования.
- Доброе утро, моя прекрасная госпожа! Как Вы спали сегодня? – спрашивал по обыкновению Молодой Король. Он с детства усвоил от садовника привычку обращаться на «Вы» к любому цветку, будь то самая изысканная оранжерейная аристократка или скромный одуванчик.

- Ах, здравствуйте, государь! Или не спрашивайте, или уж не обессудьте на правду! – всплеснув лепестками, восклицала красавица. – Большой рыжий муравей, грубиян и злодей, искусал меня всю с головы до луковки! Глядите, он и теперь топчет мой стебель своими ужасными волосатыми ножищами. Ах, прогоните, прогоните его скорее! Только будьте осторожны, чтобы и Вас он не ужалил ненароком!

- Извините, милейший, но дама просит Вас ее покинуть! – обращался Король к Муравью, и тот, хоть и не без ворчания, перебирался на подставленный ему сухой сучок. Король относил его подальше от цветника и отпускал на песок садовой дорожки.

- Ах, друг мой! – вздыхала Габриэла в другой раз. – Я вся горю! Не иначе, как нынче ночью я простудилась. Слышите, как у меня першит в горле? Не подходите слишком близко, а то как бы я Вас не заразила! И Вы, дедушка Май, держитесь от меня сегодня подальше. Я никогда не прощу себе, если стану причиной Вашего недуга – ведь в Ваши годы опасна любая простуда!

- Не волнуйтесь, дорогая барышня, цветочные болячки почти никогда не передаются садовникам! – пытался ее успокоить дедушка Май.

- «Почти» – это Вы верно заметили! – кивала своей белой чашечкой Габриэла. – Кто-кто, а Вы уж знаете, что это вовсе не шутки. А потому, как говорится, бережёного Бог бережет.

Спорить она была мастерица, а потому и Молодой Король, и старый садовник уступали ей с полуслова. В сущности, обоим было приятно принимать от Габриэлы ее простодушную заботу, с радостью сознавая, что, хоть они и порядком ее избаловали, но все же не сделали из нее эгоистку. Хоть, пожалуй, помехой тому служило лишь ее врожденное благородство.

Сарацинка Аврора была скромнее, да и крепче здоровьем. Она редко жаловалась на муравьев и простуду и всегда учтиво благодарила Короля за оказанное внимание.

- Не беспокойтесь обо мне, мой дорогой друг и государь! Сегодня ночью увяла и опала моя верхняя чашечка, но, глядите, я уже раскрываю новый бутон, еще краше прежнего! – храбро заверяла Аврора. И даже если ей нечем было похвастаться, а дело шло к осени, она не грустила, философски рассуждая о прелестях каждого времени года.

Не все цветы могли сравниться с Авророй стойкостью характера. Большинство роз страдали мигренями, от которых делались раздражительны и ссорились с соседками. Молодому королю и дедушке Маю не раз приходилось выступать миротворцами в цветочных спорах, расточая комплименты во все стороны. В особенно трудных случаях приходилось даже рассаживать соперниц: ведь обиженная роза сворачивает лепестки, а если уж обидится всерьез, то может завязнуть, да и вовсе высохнуть под корень! Что и говорить! Ведь каждая роза считает себя королевой и нуждается в восхищении целого мира.

Зато остальные цветы ощущали себя членами дружного цветочного братства, которое ценили выше, чем мелочные капризы. У каждого было свое место в цветнике и чувство собственного достоинства. Чего же еще и желать? Цветы радовались Солнцу и Воде, радовались Королю и дедушке Маю, счастливые в своей простоте.
Кроме цветника в саду обитали фруктовые деревья и грядки с овощами, пчелы и бабочки, жуки и червяки. Убедившись, что все они живы и здоровы, Молодой Король шел на озеро. В тихой запруде, где он любил купаться, его всегда восторженно и бурно приветствовали лягушки во главе со своим собственным лягушачьим королем. С громкими криками они дружно прыгали в воду с кочек и кувшинок, предлагая последовать их примеру: «Хороша водица! Ныряй, не бойся простудиться!» Молодой Король простудиться не боялся и не брезговал лягушачьей компанией. Он был человеком, свободным от суеверий, и почитал всех Божьих созданий. Зеленые лягушки с каре-золотыми глазами плясали вокруг него в воде и провожали его многочисленной свитой, когда он выходил на сушу.

Король одевался и шел по берегу дальше. Часто он встречал рыбаков, и те приглашали его на свою уху, а он делил с ними взятую с собой ковригу хлеба. Рыбаки рассказывали о лове, о деревенских новостях, о замеченных приметах перемены погоды, о дождях и об урожае. Все они были из ближайшей деревни на другом берегу реки. Если Король не встречал рыбаков, он садился в маленькую лодку-плоскодонку, привязанную к старой ветвистой березе, и отчаливал на другой берег. Он считал своим долгом навещать подданных и узнавать из первых уст, все ли ладно в его маленьком Королевстве, по которому любая молва летела едва ли не быстрее ветра. Его предки, стародавние короли, держали у себя при дворе всевозможных советников, секретарей и осведомителей, но, с одной стороны, королевство с тех пор значительно уменьшилось, а с другой – еще покойный отец Молодого Короля обнаружил, что за казенное жалование покупаются лишь лесть и ложь, за правдой же всегда следует ходить своими ногами.

Встречал ли Король первым старого деревенского пастуха Николая в выцветшей от солнца шапке, или какую-нибудь нагруженную бельем прачку, или девушку с коромыслом и ведрами – если кому-нибудь из его подданных в округе требовалась помощь доктора, государь тотчас же узнавал об этом. Молодой Король, хотя и был молод, уже кое-что смыслил в медицине, к которой пристрастил его покойный отец, и весьма успешно лечил многие болезни. И, поскольку с людьми и домашними животными он был не менее терпелив и учтив, чем с цветами, лучшего государя никто не мог и представить.

Благодарные за исцеление подданные то и дело дарили Королю подарки. Все знали, что он, как никто другой, ценит душу вещей, и при всяком удобном случае старались сделать ему приятное. Каждому хотелось увидеть широкую щедрую улыбку на устах своего государя и яркие искорки радостного изумления в его глазах. Молодой король еще не утратил этой благодатной способности, а удивляться и впрямь было чему!

Так, однажды рыбаки поймали неводом говорящую рыбу с зеркальной чешуей, каких отродясь не водилось в здешних местах. Глаза у нее были рыбьи, но смотрели совеем по-человечески и плакали крупными слезами, когда люди касались ее тела руками. Когда невод достали из воды, рыба билась и кричала на непонятном языке. Она, разумеется, просила отпустить ее назад в озеро, это было ясно и без перевода, но рыбакам стало любопытно узнать о диве больше, да и удивить Короля, знатока звериных и птичьих языков – ведь и он ни разу в жизни не встречал еще говорящей рыбы. И вот рыбаки посадили рыбу в ведро с водой и отнесли во дворец.

На удивление всем, рыба без сопротивления позволила Королю взять ее в руки и тотчас же заговорила громким голосом.
- Мне известно, что от судьбы не уйдешь, Ваше Величество! – сказала она, и Король тотчас же перевел ее слова на людской язык.
- Вот это да! – не утерпели рыбаки. – Она знает Вас в лицо, государь!

- Да, от судьбы не уйдешь, и коль уж я угодила в сети, мне следует смириться со своей участью! – продолжала говорящая рыба свою мудрую речь. – Но коль все та же судьба привела меня к Королю-целителю, знатоку языков живых созданий, я прошу, государь: отпустите меня домой, в озеро! Обещаю, что отныне, если Вам захочется со мною побеседовать, я всегда буду к Вашим услугам. Только выйдите на берег озера и позовите меня по имени, которое Вы пожелаете дать мне. Надеюсь, наши беседы сослужат Вам добрую службу.

- Я согласен, – ответил Король без размышления, зато от чистого сердца. – И тотчас же отпущу тебя. Друг всегда лучше, чем раб. И кто я такой, чтобы лишать другого свободы только потому, что его угораздило угодить в рыбачью сеть? Но скажи мне, если это возможно, свое настоящее имя. Мне было бы приятнее называть тебя не по своему произволу.

Рыба на ладони у короля прикрыла глаза и вздохнула глубоко, во всю мощь своих жабр:
- Ах, не глядите, что я мала! Я уже так давно живу на свете, что и не помню своего имени! Кажется, я была здесь всегда. Кое-кто из наших старожилов называет меня даже Душой Озера. Наверное, из почтения к моему возрасту. Вы же зовите меня просто Подарком. Ведь люди, в чью сеть я угодила, подарили меня Вам. Я охотно стану отзываться на это имя.
- Будь по-твоему, Рыба-Подарок!
- А теперь отпустите меня скорее в воду. Мне уже трудно дышать. К тому же после каждого человеческого прикосновения, когда на ладонях у людей остается моя чешуя, я чувствую боль как от удара розгой.
- Прости, пожалуйста! – воскликнул Король и тотчас же выпустил рыбу в ведро с водой. – И как я сам об этом не подумал! – сокрушенно взглянул он на чешуйки, в самом деле оставшиеся у него на ладони. – Но ты лежала у меня в руке так спокойно…
- Я отдалась тебе в руки, чтобы и ты мне поверил. Ради этого стоило потерпеть, – успокоила его Рыба-Подарок, высунув голову из воды. – Не печалься, добрый Король. Мои чешуйки вырастут снова.

И Король отпустил Рыбу-Подарок в озеро.
Рыбаки, которым он перевел слово в слово свою беседу с нею, скептически покачали головами, хоть и не стали расстраивать Молодого Короля своими сомнениями. Ведь кому-кому, а рыбаку-то уж ясно: рыба готова пообещать все что угодно и насочинять с три короба небылиц, лишь бы оказаться снова в озере, а там – и поминай как звали! Каково же было их удивление, когда на другое же утро собственными глазами и ушами они видели и слышали оживленную беседу между рыбой в озере и Молодым Королем на берегу!

Один старый рыбак, больше других улыбавшийся в седые усы королевскому легковерию, почувствовал себя совершенно сраженным. Его отец и дед, и он сам провели на озере всю жизнь. И вот теперь выяснялось, что они так ничего и не поняли в рыбах! Старик долго обдумывал происшедшее и вдоль, и поперек, пока, в конце концов, не решился оставить рыбную ловлю и перебраться к замужней дочери в город.

А Рыба-Подарок и Молодой Король стали близкими друзьями. Приходя на берег, в сердце своем он безотчетно обращался к ней как к Душе Озера, доверительно открывал ей все свои сомнения и с благодарностью выслушивал советы. Что делать с незаживающей язвой на ноге у конюха Себастьяна, когда все известные средства уже опробованы? Как помирить белую розу Милагрес с красной розой Марисабель? Советы были весьма необычны, но действовали безотказно. Молодой Король ни с кем не обсуждал таинственную рыбью мудрость, лишь часами просиживал над водою в одиночестве, осмысливая услышанное.

Сказать по чести, и горлица Мария когда-то была принесена Королю в дар. Она тогда жила не свете считанные дни, и первое, что сделала в своей жизни самостоятельно – это вывалилась из гнезда. Дедушке Маю случилось проходить мимо раньше, чем огромному рыжему коту Василию, и потому пришибленный полумертвый птенчик оказался не в кошачьих когтищах, а в заботливых руках Короля-лекаря.
Что же до цветника и сада, то почти все, что здесь жило, росло и цвело, от жасмина до картошки, было принесено Королю в дар. И двенадцать красавиц-роз, и две очаровательные лилии, и все благоуханные обитатели этого маленького зеленого рая когда-то были луковками, семечками и зернышками любви и признательности тех, из чьих рук они перешли в королевские руки. О, сколько здесь было знания королевского вкуса, чувства такта и проницательности! Молодой Король то и дело чувствовал себя человеком, чьи самые заветные, потаенные, еще не осознанные желания непрестанно исполняются. Это было радостно и всякий раз так удивительно, что каждый новый подарок превращал день в маленький праздник, а дни сливались в бесконечное тихое торжество.

Однажды теплым летним вечером Молодой Король сидел в своем кабинете и, стараясь не отвлекаться на разговоры пчел, доносившиеся из открытого окна, читал очередной труд по медицине знаменитого профессора N, в дверь постучали. Король сразу догадался, кто это может быть. Конечно же, Майя, прелестная внучка дедушки Мая! Она жила вместе со своей матерью, целительницей Дианой, в лесной избушке, посреди густой чащи. Мать и дочь лечили диких зверей так же усердно и бескорыстно, как Молодой Король – людей и их питомцев. Диана больше всех знала толк в лесных растениях и слыла в народе волшебницей. Она была родной дочерью дедушки Мая и получила свой дар от его матери. Диана учила Майю премудростям волшебного звериного целительства, но Майю тянуло и к диким травам, и к садовым цветам, а потому она часто навещала дедушку Мая и дружила с Молодым Королем, который был старше ее на целых три лета.

- Войдите! – сказал Король.
На пороге действительно появилась Майя, рыженькая, зеленоглазая и грациозная, словно юная кошечка. Она держала перед собой в глиняном горшочке скромный маленький цветочек, сине-лиловый, в тон ее старенького платьица, похожий на полевой колокольчик.
- Это Вам – от нас с матушкой! – торжественно и немного таинственно произнесла она, протягивая подарок. И как только Молодой Король взял горшочек в руки, он ощутил аромат нежный и свежий, тонкий, словно призрачное предчувствие любви, а может быть – далекое воспоминание давно минувшего счастья.

- О! – невольно вскрикнул Король, чувствуя, как сладко защемило сердце. И ему почудилось, что кто-то тихо заиграл на скрипке. Он сразу узнал мелодию, что часто напевала ему покойная матушка-Королева, когда он был совсем маленьким. На глаза ему навернулись слезы, и стало так хорошо, так легко, что он ничуть не смутился перед Майей. А она улыбнулась ему так, что он еще яснее вспомнил детство, свою милую добрую матушку, ее ласковую как Солнце улыбку. Взволнованный, Молодой Король выглянул в окно, надеясь увидеть загадочного музыканта на садовой дорожке или под яблоней. Но там по-прежнему безраздельно царили голоса пчел, и у них была своя песня.

- Как хорошо она, право, поступает! – басовито прогудел большой Мохнатый Шмель над цветком шиповника. А нежная скрипка, не смолкая, звучала совсем близко.

- Майя, Вы слышите? – взмолился Король. – Или это мне лишь чудится? Кто-то играет на скрипке. И где-то рядом! Я не понимаю, где.
- На скрипке, мой король? Вот чудеса! А я слышу флейту. И ангельский голос поет что-то на своем небесном языке, – удивленно призналась Майя.
Король поднес цветок прямо к своему носу и вдохнул всей грудью его аромат – скрипка зазвучала громче. Запах восходящего солнца и утренней росы превращался в мелодию прямо у Короля в сердце, как будто и в самом деле скрипка была там, и потому прикосновения смычка к струнам причиняли эту блаженную, сладкую боль.

Король смотрел во все глаза на скромный маленький колокольчик, на длинные тоненькие листики и хрупкий стебелёк, а смычок выводил нежнейшие, благоговейнейшие тремоло.
- Верно, верно! – прожужжала Пчела, садясь на красный шиповник по соседству с Мохнатым Шмелем. – Верно, дядюшка, ты говоришь. Молодец, Майя, что подарила Волшебный Цветок Молодому Королю! Пока он вдыхает аромат Цветка, все в его королевстве замирают от блаженства и слышат музыку Любви в своем сердце, каждый – свою!
- О, это будут минуты всеобщего счастья! – растроганно воскликнул Шмель, смахнув, словно пыльцу, всю свою напускную важность. – И если бы Король отныне только и делал, что вдыхал аромат Волшебного Цветка, его Королевство стало бы настоящим раем! – пропел он своим мягким баском.
- Да Вы не шутите ли, уважаемый дядюшка Шмель?! – воскликнул тут Молодой Король, от потрясения услышанным забыв даже о правилах приличия, что случалось с ним редко, и без извинений вмешавшись в разговор двух весьма почтенных садовых насекомых. Последние, однако, отнеслись к королевским чувствам с пониманием.
- Вовсе не шучу, мой дорогой Король! – охотно заверил его дядюшка Шмель. – В маленьком Цветке этом заключены сильнейшие благие чары.

- Как замечательно! – воскликнула Майя, всплеснув руками. – Так значит, это матушкин сюрприз не только Вашему Величеству, но и всему нашему Королевству! Господин Шмель знает, что говорит, не сомневайтесь. Шмели и пчелы, я давно это заметила, лучше всех распознают матушкины чары на цветах. Они ведь и сами кое-что понимают в цветочном волшебстве!
- Да уж, да уж, кое-что понимаем, – польщенная, охотно закивала тетушка Пчела. – Передай Спасибо, Майя, своей матушке. Я догадываюсь, что эти чары – ее новый творческий эксперимент, и чувствую, что удался он на славу. Теперь счастье нашего Королевства в руках его Величества: пока он будет вдыхать аромат Волшебного Цветка, никакое зло не коснется никого из его подданных.
- Если это правда, я готов вдыхать его хоть целую вечность! – сказал тогда Король. – И хотел бы, чтобы трели сокровенной скрипки, что слышу я ныне, никогда не смолкали. Но как мне сохранить этот хрупкий Цветок от увядания и смерти? Его венчики так нежны, что, кажется, не проживут и дня!
- Матушка велела передать Вам, что Цветок не увянет до тех пор, пока Вы будете любить его. Ее слово крепко! – заверила его Майя.
- Да наградит ее небо! – только и мог ответить Король, потрясенный щедростью доброй лесной волшебницы.

Остаток дня он провел, не разлучаясь с Цветком, а наутро вдохнул его аромат, как только открыл глаза, и долго не мог оторваться. Его, однако, все же настигла мысль о других цветах, а с нею – опасение, как бы они, чего доброго, не заболели от ревности. Оно-то и заставило Короля все же отправиться в цветник, заранее приготовившись выслушивать упреки красавиц-роз и прозрачные намеки белой лилии Габриэлы. Каково же было удивление Молодого Короля, когда цветы, даже самые ревнивые и обидчивые, встретили его совсем другими речами.

- Ах, какое прекрасное утро! Мне только что пригрезилось, будто я все еще юная луковка, только-только пустившая первый росток, полная сил и надежд, и впереди у меня вся жизнь! – восторженно шептала ему лилия Габриэла.
- Как я рада, что со мною рядом цветут мои милые сестры и подруги! – лепетала потрясенная собственным открытием роза Марисабель. – Ведь без них я была бы так одинока! А вместе наши души поют столь согласным, столь прекрасным хором! От этой песни у меня раскрываются все новые и новые бутоны. Как я рада, мой дорогой Король!
Весь цветник встречал Короля восторгом и ликованием. И он понял, что добрые чары, о которых поведала Пчела, действуют не только на людей, но и на цветы.

С тех пор Молодой Король каждое утро начинал с того, что вдыхал благоухание Волшебного Цветка и слышал в своем сердце сокровенную музыку. Без этого же священнодействия он не мог отойти и к ночному сну.

Шмели и пчелы, ласточки и горлица Мария, лягушки в заводи и Рыба-Подарок в озере, не говоря уже о рыбаках и крестьянах – все приносили Молодому Королю правдивые новости о силе благого волшебства, одна другой краше. С каждым днем и птицы, и насекомые, и рыбы, и звери, и люди в маленьком Королевстве Молодого Короля жили все дружнее и счастливее. Внутренняя музыка, исходящая из сердечных недр, с самого раннего утра настраивала каждого на внимание к другим. Даже самые грубые мужья и сварливые жены становились друг к другу все ласковее и ссорились все реже, даже самые капризные дети вдруг начинали открывать для себя тихую радость наблюдать таинственную жизнь сада и леса, травинок и облаков, на время счастливо забыв обо всех своих бесконечных желаниях и обретя неизмеримо больше, чем можно пожелать. А вечно недовольные, ворчащие на весь белый свет старушки и брюзжащие старички, изводящие молодежь укорами в легкомыслии, а себя – тоской по молодости, когда и мед был слаще, и вода – мокрее! Что стало с ними! Теперь каждый вечер их можно было видеть в обнимочку сидящими на крылечках своих домиков и воркующими на виду у молодых. И те не без удовольствия брали с них пример.

Так, благодаря добрым чарам, во всех семьях воцарилось невиданные доселе согласие, а во всех ремесленных и торговых делах – товарищество и честность.
Порой волшебство, словно оно было самим цветочным ароматом, способным лететь на крыльях ветра, таинственным образом проникало за границы маленького Королевства на соседние земли, и там начинали происходить дела немыслимые и необъяснимые наукой, повергая в смущение знаменитейшие ученые умы.

Однажды, когда сошлись на поле битвы армии двух соседних государств, вдруг, вместо того, чтобы стрелять в противников, солдаты стали бросаться им на шею с объятьями и поцелуями, громко прося прощения:
- Прости меня, дорогой брат! В мыслях своих я уже убил тебя и раскаиваюсь в этом всем сердцем!
- И ты тоже меня прости, брат! Командиры учили нас, что самые главные наши враги – это вы, и до сих пор не могу понять, как я поверил такой бессовестной лжи! Ведь мы с вами – словно дети одной матери, самые родные, братские народы! Зачем же нам убивать друг друга?

Военные корреспонденты по горячим следам строчили репортажи, и они тотчас выходили в официальной прессе обеих стран, обильно снабженные фотографиями сцен солдатских объятий и сальными комментариями бойких журналистов. «Внезапный упадок воинского духа и поветрие морального разложения в армии! – писала одна газета. – Вместо того, чтобы втаптывать врагов по горло в землю, наши солдаты целуются с ними и объясняются в любви! Очевидно, вражеские жены так никогда и не узнают, что такое настоящие мужчины!» «Возмутительное вероотступничество и предательство собственной истории, равное государственной измене! – возмущалась другая. – Наши горе- защитники заявили, что вражеский народ нам роднее всех по крови, забывая о его принадлежности к ненавистной нашему национальному духу религиозной конфессии. Наши предки, отгоняя нечистую силу, всегда плевали через левое плечо, а их предки – через правое! И хоть мы давно уже живем в светском обществе, этот культурный барьер делает нас представителями разных миров. Мы, правоверные левоплеватели, скорее признаем свое родство с менее близкими нам по крови, но родственными по вере другими левоплевателями, чем примиримся с когда-то братским народом еретиков и отступников, предав тем самым святую левоплевательную веру».

Третья газета в лице весьма почтенного и авторитетного автора вовсе оспаривала традиционно признанное близкое родство между двумя народами воюющих стран, ссылаясь на последние научные данные, и тотчас же принималась язвить на тему братского любвеобилия между соперниками, грозящего сорвать планы своих правительств. «Бацилла любви» – так окрестил автор необъяснимое стихийное бедствие, уничтожившее воинский дух и дисциплину. Термин сразу завоевал признание профессионалов: он звучал и научно, и в то же время скабрезно, ударяя по мужскому самолюбию солдат.

Но, вопреки ожиданиям, ни умело написанные газетные статьи, мгновенно достигавшие фронта, ни попытки командиров вразумить своих подчиненных не только не достигли цели, но и возымели совершенно противоположное действие. Неожиданно во многие солдатские головы пришла одна и та же мысль. «Братцы! – зазвучала она вдруг на тысячи голосов. – Нас заставляют убивать друг друга только ради корысти наших правительств. Не дадим больше стравливать нас, словно цепных псов!»

Тут столь высмеиваемые ироничными журналистами солдатские объятия с противником закончились. Обе армии развернулись и прямиком двинулись с оружием наперевес против собственных правительств. В обоих государствах почти одновременно произошла смена власти. В соседних странах по этому поводу случилась настоящая паника. Ученые выдвинули целый ряд теорий, пытаясь объяснить происшествие, но все они оставались неудовлетворительны.

Происходили и другие, хоть и менее значительные события такого же рода. Случалось, например, что делец, заключив сделку и, как водится, основательно надув клиента, в последний момент вдруг проговаривался, одним единственным словом разоблачив всю свою прежнюю ложь, многослойную и настолько искусную, что он и сам в нее поверил, а потому разоблачение поражало его как гром среди ясного неба. Случилось как-то, что вдруг проговорился дипломат, с головой выдав цели своего правительства и сорвав проект еще одной весьма выгодной войны. Если же говорить об обыкновенных торговцах, то с ними подобные казусы стали происходить так часто, что попали в статистику.

Исследователи заинтересовались феноменом и выяснили, что большинство опрошенных во время умственного затмения, когда они сами себе нанесли убыток неуместной откровенностью, страдали слуховыми галлюцинациями. Пытаясь объяснить свое поведение, опрошенные несли какой-то сентиментальный бред о совести, о душе и о прочих материях такого рода. Многие из пострадавших так и остались подвержены этому странному нервному расстройству и, утратив деловые качества, были вынуждены сменить профессию. Теперь они предпочитают мести улицы и взирают на своих бывших клиентов с блаженными улыбками слабоумных. Эту новую болезнь ученые назвали «вирусом честности». И потребовалось совсем немного времени, чтобы установить, что предельная концентрация заражения наблюдается на территориях, лежащих вблизи границ одного скромного маленького государства. Тут-то ученые и заподозрили неладное.

О Молодом Короле и его Королевстве за границей знали только, что карликовое государство это, должно быть, очень отсталое и такое бедное, что до сих пор никому не досуг оказалось его прикарманить. И вот теперь, в связи с загадочной эпидемией, им впервые заинтересовались всерьез.
Стали наводить справки и узнали, что Молодой Король практикует медицину и выписывает все новинки знаменитого профессора N, которого, как видно, весьма почитает.

И вот в одно прекрасное утро во дворец к Молодому Королю явился важный-преважный гонец с письмом, в конце которого стояло имя самого профессора N. В письме говорилось, что, узнав об ученых занятиях Молодого Короля, в знак уважения к памяти его благородных предков, светило современной науки будет радо видеть его у себя гостем и даже, не исключено, в последствии – одним из учеников. Не глядя собеседнику в глаза, гонец передал на словах, что, в случае положительного ответа, Его Величество в скором времени может ждать у себя в гостях более близких к профессору лиц, которым будет поручено сопровождать Молодого Короля в путешествии.

Предложение прозвучало столь заманчиво, что сразу же затмило собой неприятное впечатление, произведенное на Короля профессорским посланцем, его щегольским костюмом и приклеенной улыбкой, его высокомерными взглядами на старого рыбака, перевозившего этого неискреннего человека через озеро из одного лишь дружеского расположения к своему государю. Старик, оскорбившись, наотрез отказался брать с иностранного гостя деньги за перевоз, чем поверг того в совершенное недоумение.
А Молодой Король, вопреки своему врожденному гостеприимству, чувствовал в присутствии посланца необъяснимую неуместность и гостеприимства, и радушия, и щедрости, а также скованность и неловкость, будто бы в чем-то провинился. «Да, я был бы счастлив лично познакомиться с почтенным профессором N и, если ему будет угодно, брать у него уроки», – еле выдавил из себя бедный Король, тщетно пытаясь заглянуть в бесцветные бегающие глаза гонца и не находя в себе сил ответить на его резиновую улыбку. И он не только не показал иностранному гостю ни цветника, ни сада, не поднес ему ни вина, ни фруктов, но даже не достал с книжной полки полного собрания профессорских трудов, которые, однако, бегающие глазки и сами отлично распознали по корешкам.

Каждая минута в присутствии странного посланника комкалась и мялась, беззвучно крича о том, что этот чрезвычайно деловой господин спешит, что само время его стоит денег, и немалых.

Памятуя об оскорбленных чувствах старого рыбака, Король собственноручно переправил гостя назад через озеро в лодке, и, раскланявшись с ним, вздохнул с облегчением. Но облегчению этому было далеко до той безмятежной легкости, которая царила в его сердце до появления гонца-искусителя.

- Душа Озера! – безотчетно воззвал Король, глядя в воду. – Мудрая Рыба-Подарок! Что же это за испытание готовит мне судьба?»
И Рыба-Подарок тотчас появилась перед ним, чуть высунув голову из воды.
- Не хочу пугать тебя, мой друг Король, – сказала она. – Однако ты хорошо сделал, что не поведал гостю никаких тайн и не показали ничего из того, что тебе дорого. Сердце твое верно распознало угрозу, и блажен ты до тех пор, пока слушаешь его и ему повинуешься, вопреки обольщению разума. Послушай же теперь свое сердце и ответь честно, велит ли оно принимать предложение, привезенное посланником, благословляет ли уже данное тобою поспешное обещание? Не остерегает ли от ловушки и не предвещает ли беды?
Долго смотрел Король в зеркало воды.
- Ты мудра, Душа Озера, и читаешь мое сердце как книгу, – сознался он наконец. – Вот только боюсь я поддаться искушению разума! Шутка ли – отказаться от шанса стать учеником самого профессора N! Ведь он – мой кумир едва ли не с детства!
- Не сотвори себе кумира, – напомнила Рыба-Подарок, – чтобы несчастье не постигло твою землю, мой друг Король!

Произнеся это предостережение, она махнула хвостом, как бы желая благословить друга, осенив его своей мудростью, и уплыла на глубину. А Король все смотрел на воду и терзался недобрыми предчувствиями.

Ни Рыба-Подарок, ни собственное сердце его не обманывали. Помимо гонца с письмом в страну его были засланы тайные лазутчики, переодетые простыми путешественниками. И очень скоро за границей стало известно о маленьком Королевстве вполне достаточно, чтобы эксперты заключили, что оно отстало от соседних стран едва ли не на три столетия. Оставалось лишь удивляться, как только цивилизованный мир просмотрел этот островок старомодных нравов прямо у себя под носом. Что же до беспримерных и вопиющих странностей Молодого Короля, то иностранные эксперты и вовсе затруднялись в комментариях.
В самом деле, что сказать о главе государства, пусть и небольшого, который не имеет ни советника, ни осведомителя, ни даже слуги или горничной, а единственный садовник работает у него не за корысть, а «по любви, по дружбе»? Как назвать государя, собственноручно стирающего пыль с книжных корешков в своем кабинете, подметающего старенькой метелкой дворцовые лестницы и как подарок принимающего от подданных любую помощь по хозяйству? В какой еще стране короли ежедневно отправляются в ближайшую деревню за свежими новостями, а вместо того, чтобы повелевать своими подданными, ставят им банки и компрессы, горчичники и припарки? А уж привычка Короля здороваться с цветами в своем саду, называя по имени каждый, столь умилявшая его подданных, показалась многим зарубежным экспертам не просто смешной и нелепой, но возмутительной и чрезвычайно вредной. Еще бы, ведь когда сам глава государства показывает пример столь вздорного ребячества и глупой сентиментальности, которые необъяснимым образом уживаются у него с серьезными научными занятиями, чего же ждать от простонародья?

На фоне таких чудачеств никого уже не удивила упорная народная молва, о которой доносили лазутчики, будто бы у Короля есть Волшебный Цветок, навевающий всему его Королевству небесную музыку и счастливые грезы. Лазутчики свидетельствовали, что испытали на себе действие массового умопомешательства, когда ясность рассудка внезапно замутняется беспорядочными чувствами. И хоть над строго научным объяснением этого феномена ученым еще предстояло потрудиться, предположение о его прямой связи с «вирусом честности», уже нанесшим громадный ущерб деловому миру за пределами маленького отсталого Королевства – такое предположение напрашивалось само собою. Уж больно походили идиотски умиленные улыбки метущих улицы вчерашних успешных предпринимателей, покаявшихся перед своими жертвами, на такие же глупые и беспричинные улыбки беззубых старух и стариков в стране чудаковатого Короля, в обнимочку сидящих на завалинках и взирающих друг на друга, словно влюбленные подростки.
Пока эксперты сопоставляли полученные сведения, «вирус честности» скоропостижно поразил директора одного из крупных банков: бедняга вдруг вернул своим обманутым вкладчикам весь долг подчистую. Конечно, пущенные по миру клиенты других банкиров тотчас же об этом узнали и стали требовать справедливости и для себя, так что возникла даже опасность массовых волнений. Тут уж всему прогрессивному миру стало ясно, что с эпицентром пагубной заразы, угрожающей самому прогрессу (чем бы она не оказалась с научной точки зрения) необходимо покончить немедленно.

И вот к Молодому Королю с международной миссией пожаловала сама госпожа Абигайль N, родная дочь профессора N и его ученица. Ей было поручено не только препроводить Молодого Короля к своему знаменитому отцу, но и должным образом подготовить его к желанной встрече.

На этот раз заграничные специалисты не просчитались. Трудно было сделать более удачный выбор.
Госпожа N поразила Молодого Короля с первого взгляда. В сущности, она удивительно походила лицом и фигурой на лесную дикарку Майю, но обладала при этом всеми достоинствами, которых та была лишена. Молодой Король далеко не сразу заметил столь сильное сходство. Если бы Майя когда-нибудь догадалась аккуратно подвести свои и без того большие зеленые глаза, они стали бы такими же громадными, а если бы подвела еще и губки, сделав их тем самым чуть полнее, оторвать от них взгляд стало бы просто невозможно. Тогда бы, увидев госпожу Абигайль N, Молодой Король оказался бы вполне готов к подобному зрелищу. Но и в этом случае госпожа Абигайль оставалась дочерью и ученицей профессора N и обладала в королевских глазах частью авторитета своего отца и учителя.

И все же главное достоинство молодой госпожи N заключалось не столько в ее кошачьей внешности и грации, сколько в кошачьей манере, совершенно независимой, преисполненной осознания своей природной власти. Она была напрочь лишена той застенчивости, которая порой делала столь трогательной, но столь же неловкой и угловатой бедняжку Майю. Вот тут Молодой Король впервые задумался, верна ли пословица, будто скромность украшает девушку.

Особенное удовольствие для него заключалось в том, что он сам робел перед этой вовсе лишенной скромности красавицей, которая проявляла к нему снисходительность с высоты своей самоуверенности. О, робость перед ней была совсем иного свойства, чем замешательство перед закупоренным на все пуговицы своего щегольского костюма послом с его фальшивой улыбкой и бегающими глазками. Там и вправду было отчего смутиться сердцем! Теперь же Молодой Король и думать забыл о своих прежних недобрых предчувствиях и даже о словах мудрой Рыбы-Подарка.

Говоря попросту, он влюбился как мальчишка.
Когда с утра пораньше тот же рыбак, что прежде доставил через озеро посла, перевез на своей лодке госпожу N, она, будучи уже осведомлена о странностях местных нравов, не стала предлагать ему плату, но поблагодарила очень вежливо, так что и Рыбак остался о ней самого наилучшего мнения.

- Мой отец, профессор N, ожидает Ваше Величество. И мы с Вами отправимся тотчас же, как Вы будете готовы к путешествию! – таковы были первые слова госпожи N, обращенные к Молодому Королю. Тот, разумеется, ответил, что готов ехать хоть теперь, но хотел бы оказать внимание своей прекрасной гостье, дав ей время отдохнуть с дороги, да и Королевство свое показать. Гостья милостиво согласилась. Она улыбалась и сияла зелеными глазами так, что Король понимал, сколь великую любезность ему оказывают, и был на седьмом небе от счастья.

Он достал с полки и с гордостью показал госпоже Абигайль полное собрание сочинений ее отца. И, окрыленный ее одобрительной улыбкой, повел красавицу в сад, где представил ей, называя каждый по имени, все свои цветы, которые, однако, на этот раз вопреки обыкновению, упорно не желали отвечать на его приветствия и вопросы о здоровье. Одна только лилия Габриэла покачала всеми своими белыми головками с протяжным и печальным вздохом:
- Ах, Ваше Величество, Ваше Величество! Зачем же Вы привели к нам беду?
Тут Молодой Король искренне порадовался, что его прекрасная гостья не понимает языка цветов.
- Как же Вам не совестно, дорогая Габриэла! – не мог не укорить он лилию по-цветочному. – Ну ведь нельзя же быть такой ревнивой!
Говоря это, он замер, как громом пораженный мыслью, что и другие цветы ревнуют его к прекрасной гостье. И ему самому стало за них стыдно, как бывает стыдно родителю за малодушие собственных детей.
- Право же, это мило, что Вы разговариваете с ними, будто они действительно способны Вам ответить! – заметила красавица Абигайль.
- Но они всегда охотно отвечают мне! – невольно вступился Король. – Только лишь сегодня ответила одна Габриэла, да и то уж лучше бы молчала! Мои цветы ужасно ревнивы, признаюсь Вам прямо. Они явно почувствовали в Вас соперницу. Можете считать это комплементом своей красоте.
И он покраснел до ушей от собственной откровенности.
Красавица Абигайль весело рассмеялась.
- Вы человек поэтического склада! – воскликнула она. – Впервые встречаю такого! Давать растениям имена способен лишь поэт. Скажите, а как зовут тот цветок, о котором ходят легенды по всему Вашему Королевству?
- Мой Волшебный Цветок? – переспросил Король. Он, разумеется, понял, что интересует гостью. – Мой Волшебный Цветок? Но у него нет имени!
- Вот как? В самом деле?

Молодой Король никогда еще не задумывался об этом парадоксе. А ведь и правда! Волшебный Цветок был его единственным безымянным растением. Но верно ведь и то, что трудно найти имя, которое вместило бы в себя музыку всех живых сердец. Молодому Королю очень захотелось объяснить это своей прекрасной гостье, но он боялся, что не сумеет, как если бы он попытался рассказать словами саму музыку. Взволнованный, он взял ее за руку:
- Идемте!

Они вернулись из сада во дворец, где на подоконнике королевской спальни в глиняном горшочке рос чудный Цветок с лиловыми колокольчиками. Молодой Король взял горшочек в руки и – о ужас – не почувствовал запаха! Сначала он подумал, что с его носом что-то случилось, и протянул цветок гостье:
- Вы чувствуете запах, Абигайль?
- Нет, – разочарованно ответила та. – Это и есть ваш знаменитый цветок? Но он совсем не пахнет. Посмотрите! Кажется, он засох.
- Это невозможно! – закричал Король и, потрясенный, замер.
 
Она была права! Земля в горшке ссохлась, словно в знойной безводной степи, и цветок стоял в ней, точно бумажный. Как такое могло случиться? Ведь Молодой Король поливал его не далее как сегодня утром, перед самым приездом прекрасной гостьи!
«Матушка велела передать Вам, что Цветок не увянет до тех пор, пока Вы будете любить его!» – вспомнил он слова Майи. Но разве «любить его» значит никогда не полюбить кого-либо еще, не поднять глаз на прекрасную женщину, не воздать должное ее красоте? Такого условия волшебница Диана ведь не ставила!

Верно и это – цветочная ревность! Цветок Без Имени так расстроился при появлении в королевском дворце красавицы Абигайль, что испарил из себя всю влагу и сжег свои собственные соки. Неужели и вправду скромный лиловый колокольчик, навевавший своим ароматом райские трели и светлые грезы, оказался таким самовлюбленным эгоистом? А быть может даже, он убил себя нарочно, зная, как трудно будет смириться с его смертью Молодому Королю и всему его Королевству!

Эти мысли вонзались глубоко в онемевшее сердце и вызывали мучительное недоумение.
- Что с Вами, Ваше Величество? – спросила госпожа Абигайль.
- Простите, я сам не знаю. Случилось большое несчастье. Позвольте мне ненадолго оставить Вас. Мне надо поговорить с Душой Озера. Хотя, если изволите, идемте вместе.
Госпожа Абигайль не стала пока признаваться, что не видит трагедии в высыхании цветка из тех, какие в диком поле цветут всего несколько дней, и позволила вести себя к берегу озера. Но Рыба-Подарок впервые за все время дружбы с Молодым Королем не явилась на его зов. И стояние над озерной гладью, и кружение по воде в маленькой лодке оказались одинаково напрасны. Так же, как цветы в его цветнике, Рыба в озере не желала сегодня разговаривать с Молодым Королем.

- Почему же, почему все они ревнуют меня к Вам? – воскликнул, наконец, он в сердцах. – Что я такого сделал, чтобы они меня предали?
- Вы хотите получить правдивый ответ на свой вопрос? – ласково улыбаясь, спросила прекрасная гостья.
- Именно об этом хотел я спросить Душу Озера, – признался Молодой Король.
- Вот как? «Душу Озера»? Красивая метафора. Но не более чем метафора. Потому что у озера не может быть никакой души. И уж конечно, она не способна на ревность. Ни озеро, ни цветы никого ни к кому не ревнуют, как не ревнуют сны к яви того, кто пробуждается. Просто с пробуждением сны забываются, только и всего. Вы довольно жили в сказках и снах, дорогой Король. Но я пришла, чтобы разбудить Вас, вот Ваши сны и рассеялись передо мной, как ночь перед рассветом. Будете ли Вы оплакивать их или все же собираетесь вставать с постели?
Король опустил весла и слушал, все еще мучительно недоумевая.
- Ваши метафоры тоже красивы, – признался он. – Но я пока с трудом улавливаю смысл. Всякий спящий когда-то пробуждается, если он только спит не смертным сном, всякий лежащий – поднимается, это ясно. Но что значит «спать», а что – «бодрствовать»? И не шутите ли Вы, когда говорите, будто ни у озера, ни у цветка нет души?
И терпеливо объяснила ему госпожа Абигайль:
- «Спать» – значит проводить жизнь в грезах, сказках и детских играх, «бодрствовать» – значит быть взрослым и жить в реальном мире, из которого я пришла в Ваши грезы, чтобы разбудить Вас. Ибо только человек со спящим разумом, да простит меня Ваше Величество, может заниматься современной медициной и одновременно верить в души вещей. Мне рассказывали, что Ваша страна отстает от остального мира лет на триста, и я сама в этом убедилась. Да и может ли быть иначе, если государь увяз в далеком прошлом и удерживает в нем все свое государство? Такое государство к тому же несет в себе угрозу для прогрессивных стран, оставаясь рассадником устаревших взглядов и настроений.
- В самом деле? – потерянно спросил Молодой Король и почувствовал, что ему не хватает воздуха. – Мое государство чем-то угрожает Вашему?
- Представьте себе, это так. Ведь дурной пример заразителен, – прямо глядя ему в глаза, ответила красавица Абигайль, и лицо ее стало строгим.
- В чем же я и мои подданные подаем другим дурной пример? – произнес Молодой Король и замер, затаив дыхание. Прекрасная гостья смотрела на него, словно сама богиня правосудия, и он был готов выслушать от нее любой приговор. Теперь, когда, как ему казалось, он утратил все, что любил прежде, спасти его могла лишь строгая беспристрастная правда, которой он и боялся, и жаждал.
- Вы прочли все книги моего отца, все двадцать томов. Он сейчас занят двадцать первым. И это помимо работы в клинике и в лаборатории, да еще и лекций студентам в университете. Как Вам кажется, написал бы он хоть одну из своих книг, если бы заботился о здоровье каждой бактерии или справлял панихиду по каждой погибшей под его скальпелем лягушки? И если Вы сами желаете заниматься серьезной наукой, а не знахарскими припарками, Вашему Величеству придется отказаться от всякой сентиментальности.
- Хорошо, – смиренно согласился Молодой Король (как ни тяжело ему было с этим согласиться). – Ради науки я готов отказаться от всего, что может помешать мне расти в ней и развиваться. Но причем здесь мои подданные?
- А Вы хотите сделаться большим ученым, оставив их во тьме невежества? – иронично поинтересовалась госпожа Абигайль. – Согласитесь, Ваше Величество, что это нечестно.
Поспорить с таким аргументом и в самом деле было трудно.
- Ваши матери рассказывают детям вредные сентиментальные сказки о доброте и бескорыстии, – продолжала между тем прекрасная гостья. – Ваши крестьяне готовы просто так, без всякой выгоды для себя впустить в свой дом на ночлег первого встречного, поделиться с ним последней ковригой и отдать последнюю рубаху. А ваши рыбаки еще и оскорбляются, когда им хотят заплатить за перевоз.
- Чего же в этом плохого? – совсем уж изумился тут Молодой Король.
- Да это просто отвратительно, Ваше Величество! – очень веско произнесла госпожа Абигайль, стараясь, однако, не терять снисхождения к своему наивному собеседнику. – Ведь они нищие, совершенно нищие! А ведут себя, словно короли! Ведь все ваше Королевство до сих пор свято верит, будто бескорыстие – это и есть богатство! Но именно потому оно и нищее, именно потому столь безнадежно отсталое! Разве Вам не известно, что наука давно уже установила: только корысть и выгода лежат в основе прогресса, а все прочее – ложь, вздор и вредные метафоры, которые долго понимались буквально и породили массу недоразумений? Бескорыстие было уделом первобытного варварства. И лишь борьба корыстолюбцев за свою выгоду движет мир вперед. Тот, кто отрицает эту научную истину, тянет его назад, к дикости и невежеству. Знаете ли Вы, Ваше Величество, что под влиянием умонастроений, распространенных в Вашем отсталом, похожем на стоячее болото Королевстве, в двух соседних с Вами странах произошли государственные перевороты, и простонародье захватило власть? Под громкие слова о справедливости там царит теперь полный хаос!
Госпожа Абигайль еще долго разъясняла и втолковывала со всех сторон своему простодушному слушателю прописную для всего цивилизованного мира истину о связи прогресса и корысти. И по всему выходило, что подданные Молодого Короля нуждались в немедленном просвещении ради их же собственной выгоды, и чем скорее, тем лучше.
Слушая прекрасную госпожу Абигайль N, Молодой Король поражался силе ее ума и широте кругозора, испытывая перед ней все большее смущение из-за своего ничтожества, в котором теперь убедился с величайшей горечью.
- Что же мне делать с моим бедным отсталым народом? – спросил он наконец.
- О, если Ваше Величество действительно согласны, что пора становиться на путь прогресса, то можете доверить это дело мне и моим коллегам! – просияла госпожа Абигайль милостивой улыбкой. – У нас есть профессионалы с богатым опытом привнесения цивилизации в самые отсталые страны. Вам не о чем беспокоиться! Пока Вы учитесь у моего отца, все необходимое будет сделано. Так что, вернувшись, домой, Вы не узнаете своего Королевства!
- Ну что ж, тогда мне остается только собрать вещи в дорогу! – решился Молодой Король, берясь за весла.

Только озеро слышало всю эту беседу слово в слово, только рыбы да лягушки, комары да стрекозы. Но когда дедушка Май помогал Молодому Королю упаковывать чемодан, в его вздохах можно было заподозрить больше, чем просто печать разлуки.

- А может, Вы все же передумаете, Ваше Величество? – спросил, как украл, старый садовник.
Но Молодой Король только похлопал его по плечу. Еще бы! Ведь он ехал к самому профессору N, чья последняя книга посвящалась омоложению стариков! И к тому же ехал в сопровождении госпожи N, которую уже почти боготворил.
- Береги сад! – сказал он на прощание дедушке Маю, выходя с госпожой Абигайль из лодки, когда тот перевез Короля и его красавицу-гостью через озеро.
- А Вы берегите свое сердце, мой Король! – почему-то ответил старый садовник.

И Молодой Король даже не вспомнил о том, что так и не попрощался со своей любимой белой горлицей Марией. А о бедной Майе забыл, будто ее и не было вовсе.

Несколько лет пролетело как несколько дней, Молодой Король не успел и оглянуться.
Безответная влюбленность в госпожу Абигайль не помешала ему стать прилежным учеником профессора N в университете, а со временем – и его старательным ассистентом в клинике, что считалось большой честью. Профессорская дочь, исполнив свою дипломатическую миссию, сделалась с Молодым Королем ровна и холодно любезна, давая понять, что в женихи, да и просто в кавалеры он ей не годится. Пережив эту потерю, он лишь глубже ушел в учебники и конспекты профессорских лекций, и вскоре зарылся с головой, так, что уже не видел даже шпилей высоких стройных башен старого города из окна своей мансарды, не замечал ни девушек на улице, ни чисел в календаре.
Он жил, словно погруженный в тяжелый затяжной сон, похожий на бесконечный осенний ливень, точно так же, как жили все в этом городе: вечно занятый, вечно спешащий, полностью поглощенный текущими делами и заботами и как будто уже исчерпанный ими до опустошения, механически заинтересованный, ненасытно жаждущий, самопогруженный и рассеянный… Он препарировал живых лягушек, точь-в-точь похожих на тех, что когда-то купались с ним вместе в тихой заводи, испытывал вирусы на белых лабораторных крысах, чьи умные черные глаза свели бы его с ума в ночных кошмарах, если бы сама явь давно уже не стала сном. А ведь госпожа Абигайль, явившись в его тихое маленькое Королевство, говорила, что это тогда он спал, и обещала принести пробуждение! Впрочем, Молодой Король все реже вспоминал себя прежнего и уже не задумывался о столь удивительном парадоксе. И когда он помогал своему учителю подтягивать подбородки и разглаживать морщины старым дамам, желавшим оставаться молодыми, сколько бы это ни стоило, ему казалось порой, что сам он вот-вот проснется дряхлым стариком.
Так, он прилежно учился, и даже удостаивался порой похвалы своего кумира, но знания все сильней напоминали ему воду, проходящую сквозь решето его ума.

Наконец, Молодой Король защитил докторскую степень. Как и его кумир, он стал профессором медицины, и обрел за эти годы даже внешнее сходство с учителем: от бдений за учебниками и конспектами высох, как рыба на солнце, и испортил зрение настолько, что без очков на носу ничего не видел дальше этого самого носа.

- Поздравляю, дорогой коллега! – пожал ему руку профессор N. – Теперь Вы вполне готовы открыть собственную клинику у себя на родине. Желаю Вам успеха!
С таким учительским напутствием Молодой Король отправился домой. Впрочем, теперь он был уже не так молод. Что же до его маленького Королевства, то за годы его учебы оно изменилось еще сильнее, чем он сам, как и обещала прекрасная госпожа Абигайль.

Едва ли не самое сильное недоумение зарубежных экспертов вызывал тот невероятный факт, что карманное Королевство умудрилось просуществовать до новейших времен, так и не подвергнувшись неизбежной участи всего остального мира, находясь у него прямо перед носом. Необъяснимым образом этот небольшой клочок земли оказался обойден вниманием экспансивных миссионеров как левоплевательной, так и правоплевательной конфессий. Жители Королевства до сих пор благоговели перед Солнцем и Землей, и глубоко почитали Душу Мира. То есть, странности Молодого Короля, как теперь выяснялось, не были его собственным изобретением. компетентность. Сторонники левоплевательства обвиняли защитников правоплевательства в том, что плевки через правое плечо символически означают отказ от разума и рационального мышления, на что правоплеватели возражали: истинный смысл правоплевательства – отрицание разума в природе, которая есть лишь инертная и пассивная материя, дистанционно управляемая богом из пустоты за кругами мира. Левоплеватели же в свою очередь получил.«Языческое государство в сердце цивилизованного мира!» – искренне ужаснулись эксперты. Хоть, конечно же, сами они были людьми светскими, но по традиции уважали веру своих предков, одни – левоплевательную, другие – правоплевательную. По опыту эксперты знали, что для скорейшего приобщения варварских стран к прогрессу чрезвычайно важно их обращение либо в левоплевательную, либо в правоплевательную веру.

Тут вспыхнул спор. Большинство экспертов склонялось к левоплевательству. Между делом все же выяснилось, что некоторые из них не настолько светские люди, насколько это принято в научном мире и насколько они сами хотели бы казаться. Спор углубился в дебри левоплевательной и правоплевательной религиозной мистики, в которой обе стороны неожиданно обнаружили подозрительную компетентность. Сторонники левоплевательства обвиняли защитников правоплевательства в том, что плевки через правое плечо символически означают отказ от разума и рационального мышления, на что правоплеватели возражали: истинный смысл правоплевательства – отрицание разума в природе, которая есть лишь инертная и пассивная материя, дистанционно управляемая богом из пустоты за кругами мира. Левоплеватели же в свою очередь получили обвинение в наплевательстве на интуицию и саму мистику, без которой, как известно, религия теряет всякий смысл. Им пришлось объяснять, что плевки через левое плечо собственно и изгоняют нечистую силу из природы. Хотя, строго говоря, ранние учителя природонаплевательства благословляли плевать и направо, и налево, а разделение конфессий – вопрос, связанный куда теснее с политикой, чем с богословием.

В спор за право обратить в свою веру бедное маленькое Королевство вступили сами миссионеры. С большим трудом удалось достичь согласия, ибо всем было ясно, что если проповедники, вместо того, чтобы вразумлять туземцев, начнут грызться между собою, это, скорее всего, уронит авторитет обеих конфессий.
И предпочтение все же было отдано левоплевателям.

Тотчас же левоплевательские миссионеры наводнили ни в чем не повинное маленькое Королевство.
- Изыди, нечистая сила! – вопили они, разражаясь смачными плевками через левое плечо и нередко попадая в зазевавшихся прохожих. И очень скоро земля во всех местах большого скопления народа была глубоко и обильно заплевана. Горожане и селяне, видя это, поначалу расстраивались. Но левоплевательные проповедники неистовствовали, и народ все сильнее смущался.
- Чего вы жалеете? Земля – это мерзкая, подлая, падшая тварь, проклятая своим творцом за своеволие! Бог презирает ее и плюет на нее! – вещали они, не переставая плеваться через каждое слово.
- Плюйте на землю, как сам всевышний господин ее плюет на нее! Плюйте на все земное, не то бог приревнует вас к земным вещам и наплюет на вас самих, а против силы божьего плевка не устоит никто! – стращали другие, и мало помалу люди начинали опасливо поплевывать на всякий случай через левое плечо.
- Плюйте на все вещи! Да изыдет из всякой вещи душа ее, ибо души вещей и есть бесы, богомерзкие нечистые духи! – истекали ядовитой слюной третьи, и многие заражались этим ядом, переставая замечать бег облаков по небу и пение птиц на деревьях.

Так, пророки миронаплевательской религии глаголом жгли сердца людей, и в сердцах у несчастных оставалась выжженная пустыня.
Миссионеры не ограничивались проповедями на улицах и площадях. Они врывались к горожанам и крестьянам в дома с изобличительными речами. И многие старички со старушками, в обнимочку сидевшие на завалинках, глядя друг на друга ребячески влюбленными глазами, слышали:
- Пора уже вам начать думать о смерти, старые развалины, а не льстить один другому, будто оба хороши собою, как жених и невеста! Вам осталось жить ровно столько, чтобы успеть покаяться во всех своих мерзостях! Наплюйте друг на друга, пока бог не поразил вас убийственным плевком своего презрения!
И часто старички и старушки действительно вскоре умирали, а в домиках их вдруг селились невесть откуда взявшиеся иностранцы.
 
Призывы наплевать друг на друга вслед за призывам наплевать на весь мир и возлюбить одного лишь ревнивого бога все чаще звучали в проповедях миссионеров. А тем временем, помимо проповеди религиозной, по Королевству распространялось научное просвещение. Его адепты с не меньшим фанатизмом разносили по бедным, в конец оторопевшим от таких новостей умам научно-прогрессивное учение о корысти.

- Наплюйте на бога, ибо наука доказала, что его нет и никогда не было! – учили они. – Место религии отныне займет наука, а наука установила: принцип своекорыстия лежит в основе всего мироустройства.
В главном городе Королевства открыли даже Академию Корысти, где Психология Своекорыстия была основной дисциплиной.
Религиозные миссионеры, правда, великолепно увязывали миронаплевательское богословие со своекорыстной наукой.

- Наука доказывает вовсе не отсутствие бога, а его корыстолюбие! – парировали они выпады пропагандистов научного прогресса. – Бог – главный корыстолюбец, и создал мир ради своей корысти, а человека – по образу и подобию своему. Бог использует мир как свою собственность, и человек подражает своему творцу. Бог использует человека в своекорыстных целях в любом случае, хочет человек того или нет, верит он в бога или не верит. И только религия может помочь человеку не оставаться перед богом в долгу и использовать его в своих собственных своекорыстных целях. Поэтому религия и наука не противоречат, а дополняют друг друга в благом деле воспитания в человеке корыстолюбия как самой важной добродетели. Бескорыстие же есть главный признак гордыни и богоборчества, самый страшный грех.
Это богословское учение в цивилизованном мире складывалось постепенно, под влиянием прогрессивной науки. И теперь оно обрушилось на головы жителей бедного маленького Королевства с такой силой, что многие не выдержали и окончательно тронулись рассудком. Иные же ударились в беспробудное пьянство, пытаясь утопить в вине его остатки.

А хладнокровные иностранные дельцы меж тем знали свое дело. Они скупали за гроши у селян, еще не знакомых ни с заграничными ценами, ни со спекулянтскими хитростями, хлеб, овощи и мясо, вывозили все это из страны и продавали за границей, получая громадные барыши. В городах стало не хватать еды, начался голод. Тогда те же ушлые торговцы принялись завозить хлеб из-за границы, заламывая за него столько, что горожанам приходилось снимать с себя все до последней рубахи. Многие продали свои дома и мастерские, сделавшись уличными бродягами. Иные ни за что не желали расставаться с родным очагом и умерли от голода. Люди съели собак, кошек и крыс, съели голубей и ворон, охота за которыми стала всеобщей страстью; съели траву под ногами и листья на деревьях и начали даже есть друг друга. Доведенные до отчаянья, озверевшие от голода молодые мужчины добирались до ближайших деревень и требовали у селян хлеба, а не получив его (ибо лишний хлеб был давно продан), отнимали силой. Городские жители думали, что селяне устроили голод нарочно, и нередко убивали их из мести. Сельские жители же только теперь поняли, в какую страшную игру сыграли с ними иностранные торговцы. И когда на следующий год торговцы явились к ним с той же целью, многие отказались продать свой товар. Почти у всех у них в одну ночь сгорели дома и амбары. Остальные крестьяне, с ужасом глядя на тлеющее пепелище, стали сговорчивее. И торговцы снова проделали тот же самый фокус. Второй голодный год унес жизни третьей части населения Королевства и завершился войной между бывшими горожанами и деревенскими жителями: теперь иностранцы владели всем недвижимым имуществом в городах, а пущенные по миру горожане мстили крестьянам, и если не находили у них хлеба, не стеснялись закусить ими самими и их детишками.

Маленькая страна погрузилась в бездну смуты и разбоя. И еще больше, чем крестьян и иностранных мошенников, обнищавший городской люд возненавидел своего Короля. Как прежде каждый любил его и почитал, так теперь каждый слал на голову Короля-предателя непрестанные проклятья.

Король же, поглощенный своей наукой, даже не догадывался обо всех тех бедах, что навлек он на свою страну. Новости с родины, которые он получал, были сплошь лживыми, и ему оставалось только радоваться успешному просвещению и приобщению к прогрессу своего маленького Королевства. И теперь, возвращаясь домой, он смотрел вокруг широко раскрытыми глазами.
 
Первый город на его пути, прежняя столица, превратился в столпотворение чадящих в небо дымом и гарью длинных черных труб и огромных уродливых строений. Прохожие на улицах, с угрюмыми закопченными лицами, казалось, только что вылезли из-под земли.
- Простите! – потрясенный увиденным до недр души, обратился Король к одному из прохожих. – Скажите, пожалуйста, что здесь происходит! Прежде здесь всегда был чистый воздух и безоблачное небо. Что же теперь случилось с этим городом? И что с Вашим лицом?
- Вы, должно быть, прибыли из более счастливых мест, если не видите, что здесь происходит, и не знаете, как выглядит лицо шахтера, – начал было отвечать прохожий, но другой, шедший следом, так же, как и первый, с черным лицом и в грязной одежде, вмешался грубо и сердито:
- Да он издевается над нами, не иначе! Все, кто носит на носу очки, умеют только издеваться. Нечего болтать пустое, обеденное время заканчивается! Господин нас накажет, если опоздаем!
- Я не издеваюсь над вами, просто давно не был на родине. Я учился за границей, – попытался оправдаться бедняга.
- Учился за границей? Прямо как наш король! – воскликнул первый с издевкой.
- А я и есть ваш король, – признался Король, ожидая, что закопченные люди по крайней мере станут вежливее. Но не тут-то было.
- А ну сними очки! – потребовал первый.
Король невольно повиновался.
- Гляди, и верно это он! – глаза у второго вспыхнули зелеными искрами. – Предатель! Я убью тебя, и пусть меня потом самого…
- Да ладно, не связывайся ты с ним! – попытался было вступиться первый, но, судя по всему, не из жалости к Королю, а от досады, что товарища его казнят за убийство. Только удержать второго было невозможно: его жена и ребенок умерли от голода в первый год королевской учебы, и с тех пор он только и мечтал покарать предателя. Король и глазом не успел моргнуть, как получил удар кулаком в нос такой силы, что мгновенно потерял сознание.
 
Он довольно долго пролежал на улице. С приходом в маленькое Королевство новых порядков драки на улицах стали случаться часто, и трупы под ногами уже перестали смущать прохожих, которые спокойно через них перешагивали и шли своей дорогой. Конечно, в первый же час лежания у Короля обчистили карманы, во второй с него сняли почти всю одежду. К вечеру пришли уборщики улиц и отнесли его на свалку на окраине города.
Это была громадная гора всевозможного хлама. Сюда свозили найденных на улицах мертвецов и, когда их набиралось достаточное количество, сваливали в кучу и сжигали. На эту же свалку попадали и старики, выброшенные из собственных домов просвещенной молодежью: прогрессивная наука о корысти гласила, что старики – это умственно неполноценные и бесполезные паразиты, которых их собственные дети вовсе не обязаны кормить задаром, отказывая себе в удовольствиях, да еще и теснясь из-за их присутствия в доме.
 Избавляться от стариков, свозя их на свалку, стало модно и престижно в прогрессивно-просвещенных кругах, а нищие дети избавлялись от родителей, чтобы прокормить своих собственных детей. Старухи и старики, не просвещенные наукой о корысти, нередко сами просили сволочь их на свалку из нежелания вводить детей в расходы. Отсюда пошло выражение «старая сволочь», популярное у молодежи обращение к родителям, содержащее намек на то, что тем уже пора на свалку.

Когда Король в первый раз открыл глаза, он услышал вокруг себя бормотание и копошение. Он лежал посреди мусорной кучи, в которой со всех сторон копошились старики и бездомные нищие, кормившиеся здесь отбросами. Насколько позволяла его близорукость, Король увидел, как седая дама с желтым морщинистым лицом, стоя на коленях возле него, выбирает трясущимися руками картофельные очистки из кучи. Она была в строгом черном платье и очень напоминала одну из знакомых дедушки Мая. Поглощенная своим занятием, дама не замечала, как по лицу ее ползают с отвратительным жужжанием навозные мухи.

Эта картина так больно врезалась Королю в глаза, что он со стоном закрыл их и не открывал снова. Вернее, только один глаз, правый: левый у него заплыл так, что не открывался вовсе. Все его лицо превратилось в сплошной синяк, голова страшно болела. Он снова провалился в небытие и в кошмарном бреду продолжал видеть старую даму в строгом платье, сосредоточенно роющуюся в отбросах, не замечая ничего вокруг. Он не мог думать, но смутно ощущал, что и сам вот так же сосредоточенно копался в вещах, смысл которых ускользал от него, оставались одни лишь очистки, пустые оболочки вещей. Он видел горки лягушачьих и крысиных трупиков, кипы исписанных бумажных листов, лица богатых старух, перекроенные в физиономии молоденьких красоток, и все это смешивалось в хаос, и голова раскалывалась, боль становилась невыносимой. Он кричал и плакал во вне, он взывал к кому-то, сам не зная к кому, просил прощения, просил помилования или смерти. Он то глубже погружался в забытье, то почти просыпался, и перед мысленным взором его пробегала вся его жизнь едва ли не с самого рождения, картины, которых он не вспоминал никогда, которых, думал он прежде, помнить и нельзя: ему виделось, будто бы он сосет молоко из груди своей матери, будто он делает свои первые шаги по земле, держась за ее руки. Он где-то читал, что такое бывает перед смертью, и радовался, что, наконец, умрет, умрет и больше никогда уже не увидит ни чадящих гарью труб, ни людей с почерневшими лицами и сердцами, ни коленопреклоненную старую даму со щеками, обсиженными мухами, словно в поиске ускользающего смысла и самой уходящей жизни собирающую картофельные очистки, ни распятых кверху брюхом лабораторных лягушек, ни ученые книги, распинающие еще живую, дергающую лапами Вселенную, занося над ней холодный скальпель своего анализа, превращая весь мир в анатомический театр. Думая так, Король засыпал глубже, проваливаясь в сон как в смерть с тайной надеждой, что смерти нет, а умерев, он окажется в той жизни, в которой был счастлив, когда он каждое утро здоровался с Солнцем и Водой, и каждый цветок у себя в саду называл по имени.

Королю вдруг приснился отец. «Как же ты мог это сделать? Ведь ты мой сын!» – качал головой Старый Король, а в его светлых глазах стояли слезы. И сквозь сон Молодой Король чувствовал громадную, неискупимую вину. Словно снятая с креста Вселенная всем своим грузом обрушилась на него. Должно быть, потому-то он так долго не мог очнуться.
Когда он, наконец, снова открыл глаза, вокруг него пели птицы. Их-то голоса его и разбудили!

Он увидел над собой знакомое милое личико Майи. Девушка стала совсем взрослой и расцвела ослепительно ярко, как алая роза Марисабель в свои лучшие дни. Король сразу вспомнил искусственно возделанную красоту госпожи Абигайль и поразился на себя самого: как мог он поддаться на эти чары и отвернуться от истинного сокровища, которое не нуждалось в оправе и всегда было рядом?
- Я знала, что Вы очнетесь, дорогой Король! – сказала Майя. – Вы бредили и стонали в беспамятстве там, на свалке, и хоть на себя Вы были мало похожи, я сразу узнала Вас по голосу.

Король огляделся вокруг и увидел, что лежит он, укрытый шерстяным одеялом, на постели из веток и сухих листьев, под соломенным навесом, на лесной поляне, среди таких же, как он, больных, людей и животных, между раненой в грудь волчицей и той самой дамой в строгом черном платье, что искала картофельные очистки – теперь она крепко спала на дубовых листьях. Ему показалось, что он узнал и других людей, виденных им на свалке, и они тоже спали волшебным целительным сном. По поляне мирно прогуливались рядом молодая, по виду совсем здоровая рысь и маленький олененок с подбитой ножкой.

- Мы с мамой, теперь лечим не только зверей, как видите, – бодро продолжала девушка, – и часто наведываемся на эту свалку тайком, во время утренних и вечерних сумерек. Наши подруги из волчьего народа, Мира и Багира, помогают нам переносить сюда людей, которые не в силах идти сами. Многие остаются в лесу и после исцеления. Здесь выросло уже целое поселение. В этом пока еще не вырубленном лесу и люди, и звери продолжают жить по изначальному закону согласия. Сколько бы нам не было отпущено судьбой, каждый из нас проживет свою жизнь только так, и не иначе. Пока еще матушкины добрые чары имеют силу и защищают нас от зла. Добро пожаловать, Ваше Величество, в это тихое убежище. Здесь Вы можете чувствовать себя спокойно.

- Благодарю тебя, милая Майя! Только я, кажется, умираю, – ответил Король, чувствуя слезы у себя на глазах, щемящую боль в груди и все растущую слабость. – И быть среди вас, в этом светлом, благословенном месте, под защитой доброго волшебства, я не достоин. Ведь я предатель! – с горечью вспомнил он слова человека с черным лицом и его тяжелый кулак. – Предатель, которому нет прощения!
- Не говорите так, дорогой Король! Вы виновны лишь в том, что были слишком молоды и доверчивы. Ваши родители не успели научить Вас всему тому, что следует знать и уметь королю, будь его королевство даже величиной со спичечную головку. Ваше легковерие позволило черным чарам Ваших врагов опутать Вас. Но не отчаивайтесь. Отчаянье страшнее сетей обольщения и даже искушения бессердечным познанием, убивающим живую мудрость!

- Но я предал свой мир! – с мукой возразил Король. – Я предал свои цветы, свою Рыбу-Подарок, свою горлицу Марию, и дедушку Мая, и тебя, моя милая, моя добрая Майя, и твою маму, и ваш бесценный дар, который я загубил! Я отрекся от Души Мира и осквернил Землю. И мой народ никогда не простит мне того, что я отдал его на растерзание вражеской алчности и гордыне. Пусть поглотят меня земные недра за все, что я сделал!
Голова его кружилась все сильнее, будто под ним и вправду разверзалась земля.
- О, нет! Не уходите от нас! – схватила его за руку Майя. И другой голос, полный спокойной, уверенной силы, плавный и глубокий, зазвучал над ним:
- Твоя горлица Мария погибла, но воскресла в своей дочери. Вряд ли ты сумеешь отличить ее от матери. Мы зовем ее тем же именем. Твоя Рыба-Подарок заболела от горя, но, верь мне, она исцелится сразу же вслед за тобой. Правда, дедушка Май, мой дорогой отец, очень горевал из-за твоего разоренного цветника и дворца. Зато теперь он возделывает небесные сады и улыбается нам с высоты. Не терзай себя. Те, кто любил тебя прежде, не отреклись от тебя и ждут с великой надеждой. Даже твой Цветок Без Имени.

Величественная золотоволосая волшебница Диана появилась перед Королем в сопровождении двух матерых волчиц. Словно собаки, они шли справа и слева от нее. На плече у нее сидела белая горлица Мария. А в руках держала Диана тот самый скромный цветочек в глиняном горшочке, засохший несколько лет назад. Она приблизилась к королю и протянула ему заветный горшочек.
Король взял его слабеющими руками, боясь уронить, и руки его, чувствуя ответственность, сразу же как будто стали крепче. Король приподнялся, поднес к своему лицу цветок, сухой и седой, словно степной ковыль. Две большие слезы упали из его близоруких глаз, одна – в землю в горшочке, другая – прямо на стебель, и новые слезы затуманили ему взор.

- Прости меня, мой бедный Цветок Без Имени! – произнес Король. – Ты отдал свою жизнь, чтобы остеречь и вразумить меня, но я по слепоте своей не понял твоего знака, приняв его за малодушную ревность! Твоя гибель будет мне вечным укором, неизгладимой памятью о моем предательстве.
Новые слезы пролились из чаш его глаз, и взор Короля прояснился, близорукость ушла без следа. И – что же это? – он увидел в глиняном горшочке вместо седой тростиночки с высохшим колокольчиком свежий зеленый росток, поднимающий голову из влажной темной земли.

- Не плачь больше. Лучше усни. Ты все еще слишком слаб. Сон принесет тебе исцеление, – сказала Диана, беря у Короля горшочек и ставя в изголовье его ложа.

Король уснул. Теперь он спал без снов, глубоко и спокойно. А проснулся от тихой, нежной музыки, смутно знакомой и вместе с тем новой, ибо рождалась она прямо сейчас. Смычок в его сердце выводил сладкие трели, словно влюбленный соловей. И раньше, чем открыл глаза, он уловил свежий, тонкий, но отчетливый аромат.

Пока Король спал, росточек в горшочке вырос и обильно распустил свои колокольчики, но теперь они были ярко-алые, и в аромате их, при всей свежести, звучали теплые нотки.
Король сел на своей шуршащей лиственной постели. Белая горлица слетела с соломенной крыши и опустилась ему на плечо. Она была вылитая Мария.

- Милая, милая! Если б ты знала, как ты похожа на свою маму, да простит меня ее душа! – воскликнул Король.
- Ее душа во мне, и она тебя прощает, – ответила ему горлица. И Король понял, что это правда: ведь благословенный дар понимать язык всех живых созданий вернулся к нему! Он поцеловал горлицу Марию в белую грудку, как целовал ее маму, и встал с постели.

Целый день Король слышал скрипку в своем сердце, хоть отходил от Цветка так далеко, что, казалось бы, не мог ощущать его благоухания. Искупая свою вину перед жителями Королевства, он помогал лесным целительницам ходить за больными, а сила добрых чар тем временем все росла и умножалась. И вот сокровенная музыка зазвучала в сердцах у всех.
И пали на землю проповедники миронаплевательства, и целовали ее, и омывали своими слезами. И учителя корыстолюбия от нестерпимого стыда вспыхивали как факелы, срывали с себя пылающие шапки и одежды, бросались в реки и озера. Торговцы и всевозможные дельцы отдавали награбленное и каялись перед обманутыми, кланялись им в ноги, целовали руки, клялись поститься на хлебе и воде столько лет, сколько длились вызванные ими нищета и голод, и работать в поте лица ради единственного истинного счастья – бескорыстно делиться с другими плодами своего труда. Все они с воодушевлением принялись осваивать новые знания, новые занятия и ремесла, чтобы исправить последствия причиненного им зла.
Израненная земля нуждалась в помощи людей, и помогая ей залечивать раны, люди исцелялись сами. Они сажали вырубленные леса и возделывали сады с любовью и заботой. Ученые объявили теорию корысти ошибочной, построенную на ней картину мира ложной, а одержимость своекорыстием признали болезнью. Теперь они направили всю силу своих умов к пониманию того, как жить на Земле в согласии с нею, с уважением ко всем живым существам и в единодушии между собой. Стали вспоминаться забытые древние знания, было совершено множество удивительных открытий. Ученые поняли, что Земля – живое, разумное и чувствующее существо, и все живущее на ней способно отвечать любовью на любовь и щедростью на щедрость. Теперь уже ученые не боялись таких «ненаучных» понятий – ведь в сердцах у них звучала дивная музыка, и, при всех своих знаниях физики и астрономии, они видели в ночном небе цветущий сад, где сама Земля была нежнейшим, прекраснейшим, благоуханнейшим цветком.

Миронаплевательская религия исчезла без следа. Бывшие ее служители не имели больше ничего ни против Мира, ни против Его Души. Забыв все свои прежние богословские разногласия, они занялись практикой послушания внутренней Музыке и проповедью учения о Благодарности. Они внесли достойный вклад в педагогическую науку, которая безоговорочно признала потребность благодарить неотъемлемой от потребности творить и потребности дарить, удовлетворение которых составляет основу человеческого счастья. И, как когда-то – Молодой Король, каждый человек теперь, открывая глаза, с улыбкой обращался к Солнцу:

- Доброе утро! И позвольте поблагодарить Ваше Сиятельство за щедрость!
Король и Майя поженились и зажили душа в душу. Они с радостью делились друг с другом своими знаниями, вместе возделывали новый сад и цветник, заботились о здоровье людей и животных, помогали волшебнице Диане в ее лесных заботах.

В день своей свадьбы Король высадил Цветок Без Имени в землю на той самой лесной поляне, где обрел его вновь. Такой совет дала ему мудрая Душа Озера. И никто, даже сама волшебница Диана, не знал, что из этого выйдет. Была осень, и решение Короля на первый взгляд казалось очень рискованным.
Но музыка в пробужденных сердцах звучала уже без волшебной цветочной помощи, а тонкий аромат неуловимо присутствовал повсюду в воздухе. И когда выпал снег, этот чудный аромат стал лишь нежней, как и внутренняя музыка. Весною же, когда земля омылась талыми водами, обнажилась и вновь зацвела, алые колокольчики появились повсюду на опушках и полянах. Если дул ветер, люди слышали тихий звон, и музыка в их сердцах звучала отчетливей: ведь нет предела ни глубине человеческого сердца, ни Гармонии Мира, а начав путь в их глубину, остановиться невозможно! Ветер же нес звон и аромат, не зная границ.

Он несет их и поныне, умножая власть благих чар и распространяя по свету все дальше и дальше. Вот только попасть туда, откуда исходят эти чары, люди с корыстолюбивыми сердцами никогда уже не смогут. Для них Цветок Без Имени будет оставаться выдумкой до тех пор, пока их самих не настигнет его всепобеждающая сила.

Неизлечимые больные, до которых доходят волшебный звон и аромат, исцеляются, а здоровые становятся поэтами. И если вы когда-нибудь почувствуете необъяснимое желание благодарить Солнце и целовать Землю, и в тишине вдруг услышите чуть различимый перезвон колокольчика или смутно знакомую мелодию, словно материнскую песню из младенческих снов – не бойтесь! И не пытайтесь противиться. Победить благие чары невозможно. Постепенно они охватят весь мир. А ваше сердце уже стоит на пороге.

Добро пожаловать!