Сын вернулся

 
  На лестничной площадке, глухо и тяжело громыхая,  протопали сапоги -  несколько шагов - до её двери. Женщина, совсем не старая, замерев с веником в руках,  не выпрямляясь - прислушалась.
  - Да нет! Рано ещё! Не время...
  Продолжала напряжённо вслушиваться во новь установившуюся тишину за дверью.
  - Почудилось!... Не мудрено, ведь жду давно - каждый день, как в Армию забрали.
  Резкий прерывистый звонок, всё равно неожиданный, разорвав мир, стрелой пронзил всю её сущность.  Вновь, не выпуская веника, ослабев до противной внутренней дрожи,  чего - то боясь - выпрямилась. Поправила упавшие на лицо, успевшие лёгкой изморозью посеребриться, волосы.
  - Нет! Не может быть! Наверно кто - то из соседей... - обманывала она себя.
  Второй звонок - хлестнул бичом. Не помня,  как оказалась у входной двери. Не заглядывая в глазок, слепо пошарив дрожащей рукой, медленно открыла щиколоду -  дверь.
  Закрывая широкими плечами окно подъезда, с ещё яркими лучами позднего осеннего солнца, стоял высоченный парень в кирзовых сапогах и шинели, с  перекинутым через правое плечо вещмешком.
  Ослепившее солнце мешало разглядеть лицо солдата. Щурясь, прикрывая ладонью глаза, откинув голову, женщина тщетно вглядывалась в лицо незнакомца.
  - Нет!  Не-е-е-т!... -  но как много знакомых черт угадывалось в сильно возмужавшем лице.
  - Сы-ы-ын!  Сыно-о-ок!... - облегчённо - упавше, выдохнула она.
  Мать, шагнув, прерывисто прильнула к грубой шинели,  сыро пахнущей влагой промозглого дождя, под которой гулко стучало сердце сына.
  - Кровинушка моя!...
  Пальцы рук, вдруг налившись силой, взлохмачивая неподатливую ткань, всё крепче, словно боясь, что его вновь вырвут,  прижимали к всхлипывающей материнской груди.
  Окрепшие, мозолистые руки сына, истёртые буднями нелёгкой солдатской жизни, тяжело легли на острые, вздрагивающие плечи.  Осторожно их сжав,  они закопались в волосы, нежно поглаживая их.
  Голос, с незнакомой мужской хрипотцой, усиленной волнением, сипя, сдавлено вырвался из бушевавшей груди:
  - Вот и я, мам, вернулся!
  - Ну что ты плачешь? Я ведь верну-у-улся, живо-о-ой!...   
  Севший ещё ниже голос, срываясь, часто прерываясь дрожал, еле сдерживая  бурно клокочущие слёзы радости встречи и нежной любви к этой, не по годам постаревшей, женщине, однажды давшей ему жизнь.  Прошедшей через  бессонные ночи и бесконечные заботы,  вытягивающих все жилы тела и души, вскармливая грудью, затем, когда он повзрослел,  незаметно подсовывая лучший кусок, часто  последний.
  - Мама-а-а-а!  Мамо-о-очка-а-а-а!...
  Нет!...  И не может быть во всём мире слова, столь краткого, но вмещающего всю нежность и любовь, на которое только способно человеческое сердце.
  Слившись вновь в одно целое, как много лет назад,  когда она едва почувствовала его в своём чреве - вошли в дом.
  Их дом! Мать и сын!...
   
      с. Чапаево


Рецензии