Поездка в Дегилёвку часть 2

Конечно, я  навестила, своих, с детства любимых учителей, но после кладбища. Там на кладбище я долго искала похороненных здесь своих предков.  Я читала надписи на крестах, ища своих предков. Я же, не была здесь почти пол - века. Нет же, я однажды была здесь в 1994году. Но тогда я была с братом Алёшкой, который хорошо знал, где похоронены наши предки, и тогда,  десять лет назад, мы с ним приехали на мотоцикле со стороны Гарта. Читая надписи на крестах, я видела, что Аверьяновых здесь было много, много и Нуянзиных, и Буянкиных. Здесь были и другие, разные фамилии, как Селякины, Кудряшовы, Антиповы…  Я ходила от могилы к могиле и молилась. Вдруг возникла мысль-вопрос: «Почему мы Аверьяновы?» И сама себе же ответила: «Наверное, наш предок был Аверьян, когда давали фамилии. А здесь похоронен Нуянзин Иван. Фамилия Нуянзин, наверняка, произошла от эрзянского слова «нуема», то есть «жать». А Буянкин, наверное от слово - «буян».  Может быть кто-то из их предков буянил, или же даже был разбойником…
  «Вот наконец-то дошла» - как-то печально обрадовалась я. 
Я прочитала на кресте «Здесь покоится Аверьянов Егор». Это мой дед, я положила на его могилу конфеты и печенья. Посидела на скамеечке, помолилась за него. Я подумала, сейчас там, в Боге, ему хорошо. Там все проблемы его решает Господь, и ему самому не надо ни  о чём беспокоиться. Ведь, в  Царстве небесном нет страданий, печали, и нет болезней и слёз. Есть только неописуемая радость, от того, что рядом Господь – твоя Любовь!  Он решает все твои проблемы!  И там теперь, не надо дедушке больше месить непролазную грязь, бегать и суетиться, в погоне за куском хлеба. И не надо ему теперь, в поте лица зарабатывать свой хлеб, для большой-большой семьи.  Ему не надо там и страдать, в ненужных  народу  войнах, боясь быть убитым. Там и нет такого животного страха, как здесь,на земле…
 Я вздохнула печально, вспоминая дедушку и его сыновей. Вспоминала, как они сидели за столом и ели щи, из одной глиняной миски, которая называлась «церепкой». 
  Потом я пошла  смотреть могилу, что была рядом. Там на кресте я прочитала: «Дмитрий Аверьянов». Его я хорошо помню. Его все звали «Кастыль», а мы «од-дедай».  Господи, Царство ему небесное! Вечная ему память! Вспоминала его, и то, как в детстве, мы, пол - села ребятишек, да и взрослых тоже, собирались послушать сказки у него в доме. Тогда, когда мы были ещё маленькими, собирались у него, на праздник «Василий вечер». И дальше я вспоминала, как он,  всю ночь, до самого утра, рассказывал нам сказки. «И вот ведь, что удивительно, - думала я, вспоминая его, - он же был неграмотный, и эти сказки выдумывал сам».   А тогда, мы смеялись и плакали над его сказками, и не думали, что он - талант.  После сказок, мы шли домой, если не засыпали у него дома. Ох, ему бы быть грамотным, и писать. Сколько бы ещё людей читали бы его сказки, смеясь и плача. Но он унёс свой талант в могилу… 
  Я пошла  дальше, где похоронен Серёжа, мой двоюродный брат. Я знала, что он глупо погиб совсем молодым.  Я знала, что его убили соседские парни Буянкины. Они были братьями и жили напротив нас. Их дом смотрел окнами, на наш дом. Я их помню мальчишками. Нет во мне зла, и не помяну их проклятиями. Ибо знаю, проклятия возвращаются тому человеку, кто проклинает. Но, как они, так безрассудно решили участь своих потомков. Ведь кровь, смывается только кровью. Господь предупредил всех, говоря: «Кровь брата твоего, взыщу с тебя!». Ах, как напрасно, не читают мои земляки Библию! Это же величайшая мудрость! Все заветы даны нам людям, как советы, чтобы мы не совершали грехи, и не страдали за них.  Ведь, грех, есть болезни и смерть! И может быть и Серёжа заслужил свою участь! Сказано же, в Писание, в четвёртой заповеди: «Чти отца твоего и матерь твою и будет тебе благо, и долголетен ты будешь на земле». А Серёжа ни во что не ставил своих родителей.  А те очень уж любили его и  баловали.  Нет, никогда не наказывали, а напрасно… Мудрый отец должен наказывать своих детей за провинности, не то, из детей вырастают настоящие разбойники. 
 Как мне их  осуждать? Разве я смею! И то, что Серёжу убили, разве я могу тех «братьев» осудить? Всем Судья Господь! Я же не знаю всю ситуацию! Ведь, когда убили Серёжу, у меня тоже были свои проблемы, и я тогда ещё не надеялась на Господа…
 И я не знаю, что они, там не поделили между собой. Из-за чего был такой конфликт, и почему те «братья» убили человека-соседа, который им доверился?  Только знаю, что нельзя было убивать того, кто доверился тебе. Нельзя даже обозвать того, кто пришёл в твой дом не, имея зла. Это твой гость и ты отвечаешь за него перед Богом. Они же - эти «братья», будучи взрослыми парнями, заманили Серёжу в лес, как доверчивого козлёнка и,  издеваясь над ним, убили. А потом завалили ветвями.  И ещё,  мать Серёжи, то есть наша  сноха, которую мы звали «уряж», умерла от  тоски. Она не пережила это несчастье. И выходит, что «братья» убили и её.  Когда убили Серёжу, то наша сноха долго плакала и искала своего сына, она всё ходила и плача просила «братьев», чтобы те сказали, где её сын. Тогда один из братьев признался и показал место убийства. 
 Был суд, но братьев «отмазали» от тюрьмы, так как у них дядя работал в органах, в качестве майора милиции. Я это вспоминала у могилы двоюродного брата Серёжи – это показал мне «мой экран».  Я помолилась, говоря: «Царство небесное Серёже!  А братьев, которые его убили, да, осудит Господь!» Я знаю, Он единственный праведный и неподкупный Судья! Он взыщет кровь убитого, с тех братьев, и они сто раз покаются, что это сделали!...Я шла дальше, и увидела могилы дяди Саши и Марии-уряж, родителей Серёжи. Рядом с их могилами, была могила дяди Толи.  И его сюда привезли похоронить, хотя он умер в Саранске.  На его могилу, я тоже положила конфеты и печенья. А вон там, полусгнившие кресты Ефрема и Олёны. О них я мало знаю. Знаю, что Ефрем, был отец моего деда, а Олёна сестра деда, которая отравилась неизвестными грибами. Тогда в голодный год, многие отравились теми грибами. Голодные годы, я изучала в Питере, и удивлялась, что в то время, как «Голодные Поволжья» умирали тысячами, церковь свои купола покрывала золотом. А может это была только оправдания-обвинения, пропаганда коммунистов, которые старались очернить церковь и Бога, во всех своих грехах. Ведь тогда, когда умирали  голодные Поволжья,  были уже тридцатые годы.  А тогда духовенство не имело власть над народом. Священников сажали в тюрьмы, мучили голодом. Я помню уже свои пятьдесятые годы, когда по селу ходили нищие-монашки, собирая куски хлеба, для своих священников. И вдруг мне вспомнилось, то, когда однажды, как мы сами ели эти собранные монашкой куски. Тогда мать «купила» куски у монашки, чтобы накормить нас голодных. Ах, бедность-бедность наша! Так я думала, идя от кладбища к дому моих учителей. Не знаю почему, но я не посмела войти туда. Оборачиваясь и глядя на их дом, я посмотрела на часы и подумала, что уже не успею на могилу бабушки, которая похоронена на Гузынском кладбище. Но, видно, Богу было угодно, чтобы я зашла к моим любимым учителям, так как на горке я увидела старых женщин, и узнала в одной мою учительницу Надежду Михайловну. Она пригласила меня к себе и угощала земляникой, и другими вкусными кушаньями. Зашёл и Николай Григорьевич, и хотя он учил меня целый год, и хотя, живя в Гузынцах, мы были соседями,  я часто ходила к ним, он не узнал меня сразу. Он даже удивился, когда Надежда Михайловна напомнила обо мне, что это я. Видимо, я очень постарела и изменилась. Они тоже постарели и изменились.  Я же всё это время, получая письма от Надежды Михайловны, представляла их молодыми, такими, какие они были давно в пять десятые годы. Потом зашли Лёва их сын, со своей женой. Разве же я, бы, узнала в этом взрослом мужчине, того мальчика Лёву, который бегал по лужайке соседнего дома, в коротких штанишках, и которого Надежда Михайловна везла на саночках зимой недалеко от нашей школы. Боже, как давно это было, и как все изменились! Ведь тогда, когда я жила в Гузынцах, мне первую пятёрку поставила Надежда Михайловна, за рассказанное стихотворение Никитина «Утро».  Как она тогда во мне увидела писательский дар? Это значит, она моя крёстная мать в литературе?!
  Но я, к сожалению, не могла у них долго сидеть и разговаривать, хотя мне было у них  хорошо, и мы с ними вспоминали те далёкие годы, и сокрушались, что уже ничего не вернуть. Увы, Господь дал нам, всем людям, прожить всего сто двадцать лет. Но, ведь,  и того человек не проживает, крадя свои годы жизни, своими же грехами. Что теперь жалеть?