Укрощение строптивой, 4-3
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Комната в доме Петручио.
(Входит Катарина и Грумио.)
ГРУМИО:
Нет! Нет! Я не посмею это сделать никогда.
КАТАРИНА:
Чем больше ошибаюсь я,
Тем пуще сердится супруг.
Он морит голодом жену.
Ведь даже нищему с протянутой рукой
Ни разу не было отказа.
Я никогда нужды не знала
Тем более – просить не помышляла.
А он и сон в реке проклятий утопил,
И бранью вместо мяса накормил.
И чем больнее он и пуще обижает,
Тем яростей любовью покрывает.
Уверен он: коль высплюсь и поем,
То кучу на здоровье навлеку проблем.
Так принеси мне что-нибудь поесть,
Почту любой кусок теперь за честь.
ГРУМИО:
Что скажете насчёт телячьей ножки?
КАТАРИНА:
Неси! Неси! Чего ты тянешь?
ГРУМИО:
Боюсь, что мясо навредит вам.
А, может, вы отменных потрошков хотите?
КАТАРИНА:
И потрошки мне, Грумио, сгодятся. Ты неси!
ГРУМИО:
И всё ж – они вредны для желчи.
Не лучше ли говядинки с горчичкой?
КАТАРИНА:
Я это блюдо просто обожаю.
ГРУМИО:
Душа разгорячится от горчицы.
КАТАРИНА:
Оставь горчицу и говядину неси.
ГРУМИО:
Говядине, сеньора, без горчицы – не годиться.
КАТАРИНА:
Неси одно, другое или вместе, но не торчи на месте.
ГРУМИО:
Тогда я без говядины горчицу принесу.
КАТАРИНА:
Сгинь с глаз моих, презренный раб!
(Бьёт его)
Ты накормил меня названиями блюд.
Пусть на главу твою падёт позор,
Как и на головы сообщников твоих.
Немедленно уйди!
(Входят Петручио и Гортензио с аппетитно приготовленным мясом.)
ПЕТРУЧИО:
Как поживаешь, Кейт? Ты отчего печальна?
ГОРТЕНЗИО:
Ну, как дела?
КАТАРИНА:
Да хуже не бывает.
ПЕТРУЧИО:
Ты соберись-ка с духом, мужу улыбнись.
Смотри, как я стараюсь для тебя:
И приготовил и принёс покушать .
Уверен, Кейт, я заслужил награды.
А ты – ни слова. Дар мой – не по вкусу,
И все мои старания – впустую.
Возьмите блюдо прочь!
КАТАРИНА:
Прошу не убирать.
ПЕТРУЧИО:
Добро любое требует похвал.
Не тронь, пока «спасибо» не услышу !
КАТАРИНА:
Благодарю, сеньор.
ГОРТЕНЗИО:
Сеньор Петручио, стыдитесь.
Что ж рядом с Кейт вы не садитесь?
Придётся мне компанию составить.
ПЕТРУЧИО (в сторону Гортензио):
Гортензио, дай волю аппетиту.
Так кушай, душенька, коль ты проголодалась!
Но только времени на это не осталось:
Сегодня к батюшке с тобою возвратимся,
Вот там пображничаем мы, повеселимся.
В шелка убравшись, нарядившись в шляпки,
В меха укутавшись и в дорогие тряпки,
Осыпав золотом и жемчугом фигуру,
Продемонстрируем богатство и натуру.
А коль сыта, то ждёт уже портной
Покрыть тебя парчою дорогой.
(Входит портной.)
Ну, что ж, портной, выкладывай наряд.
(Входит галантерейщик.)
Чем удивите вы?
ГАЛАНТЕРЕЙЩИК:
Вот головной убор, который заказали.
ПЕТРУЧИО:
Похоже, мерку сняли вы с бадьи.
Не шляпа это – бархатное блюдо.
Предмет орех напоминает грецкий,
А больше – чепчик малыша грудного.
Идите прочь и сделайте солидней.
КАТАРИНА:
Солидней не хочу. Такие – нынче в моде.
Все дамы щеголяют только в этих.
ПЕТРУЧИО:
Коль будешь кроткой, то заслужишь.
ГОРТЕНЗИО (в сторону):
Устанешь ждать, милашка.
КАТАРИНА:
Мне право говорить оставлено, надеюсь.
Я – не дитя и выслушать придётся.
Не ровня вам – моим словам внимали,
А коли слог не люб – заткните уши.
Вся боль из сердца просится на волю,
Пока язык не вырвали скажу,
Ни на какой запрет не погляжу.
ПЕТРУЧИО:
Ты правду говоришь – шапчонка эта дрянь:
То ль горбик кремовый, то ль шёлковый пирог.
Я рад, что и тебя в том убедить я смог.
КАТАРИНА:
Мне шляпа нравится, не важен ваш совет.
И это – окончательный ответ.
(Галантерейщик уходит.)
ПЕТРУЧИО:
Теперь, портной, показывайте платье.
Вы нам костюм для маскарада сшили?
Что это?
Рукава?
Да это – пушечные дула.
А снизу доверху – в цветочках, словно, торт.
Всё в завитушках, складочках, в узорах,
Как будто их цирюльник завивал.
Что, дьявольский портняжка, ты наделал?
ГОРТЕНЗИО (в сторону):
Ни платья ей, ни шляпки не видать.
ПОТРТНОЙ:
Указ-то выполнил я, вроде:
Всё современно и по моде.
ПЕТРУЧИО:
Чёрт подери! Устал я говорить:
По моде – делать, по душе – кроить!
Пошёл-ка вон ты с моего двора,
С такой работой гнать тебя пора.
КАТАРИНА:
Я платья лучшего не знала,
И о таком всю жизнь мечтала.
А вы хотите, чтоб была я куклой.
ПЕТРУЧИО:
По правде говоря, тебя подать он хочет куклой.
ПОРТНОЙ:
Она сказала, что вы видите в ней куклу.
ПЕТРУЧИО:
Презренный монстр! Ты нитью лжи пронизываешь всё.
Ты гнида, ты блоха, ты клоп, сморчок несчастный.
Клубок поганых мыслей размотал по дому, всех опутав.
Ты, тряпка, с тряпками своими убирайся,
Иначе я твоим аршином так тебя измерю,
Что залатать тебя уже никто не сможет.
Я утверждаю: платье ты испортил.
ПОРТНОЙ:
Вы обманулись, ваша честь.
Ведь платье сшито точно по заказу.
Заказ же был нам Грумио вручён.
ГРУМИО:
Материю вручил я, не заказ.
ПОРТНОЙ:
Не вы ли нам сказали, как нам шить?
ГРУМИО:
Иголкою и ниткою, конечно.
ПОРТНОЙ:
Не вы ли нам сказали, как кроить?
ГРУМИО:
А разве надо вам об этом говорить?
ПОРТНОЙ:
Не надо.
ГРУМИО:
Ты многих нарядил людей. Меня же – наряжать не надо, тем более – по-своему кроить.
Велел я в платье сделать вырез, а не кромсать на мелкие кусочки. Так что не завирайся здесь.
ПОРТНОЙ:
Вот и записка, где фасон был обозначен.
ПРЕТРУЧИО:
Читай.
ГРУМИО:
Записка врёт, я говорил другое.
ПОРТНОЙ (читает):
«Широкого покроя платье»…
ГРУМИО:
Я слов, сеньор, таких не знаю. Хоть в юбки замотайте и дубасьте до потери сил, я так не говорил. Сказал я просто: платье.
ПЕТРУЧИО:
Что далее в записке?
ПОРТНОЙ (читает):
«И с небольшою круглой пелериной»…
ГРУМИО:
О пелерине я действительно сказал.
ПОРТНОЙ (читает):
«С коротким рукавом»…
ГРУМИО:
Не с рукавом, а с рукавами.
ПОРТНОЙ (читает):
«И вырезать их следует изящно»…
ПЕТРУЧИО:
А это не годится никуда.
ГРУМИО:
В записке – явная описка, мой сеньор. Просил я вырезать сначала рукава и не забыть потом те рукава пришить. Портной опомнится едва, я это докажу, как дважды два.
ПОРТНОЙ:
Я правду рассказал. И будь я не на этом месте, я б кулаком на лбу твоём печать своей поставил чести.
ГРУМИО:
А я на этом месте и сейчас готов сразиться. Терзать меня запиской будешь, я тебя – аршином. Вперёд же, доблестный мужчина!
ГОРТЕНЗИО:
Вам лучше, Грумио, с портняжкой не общаться. Тогда и разногласия решатся.
ПЕТРУЧИО:
Короче – платье не подходит.
ГРУМИО:
Для вас – никак! Оно же – для сеньоры, вроде.
ПЕТРУЧИО:
Ты поднимай его престиж перед хозяином своим.
ГРУМИО:
Ты платье госпожи моей, негодник, поднимать не смей.
ПЕТРУЧИО:
Что ты такое говоришь, любезный?
ГРУМИО:
Гораздо глубже всё, сеньор, чем вы предполагали. Как можно платье нашей госпожи перед другим хозяином поднять? Да это просто срам!
ПЕТРУЧИО (в сторону):
Шепни, Гортензио, портному, что ему заплатят.
Бери добро и уходи. Нет надобности больше говорить.
ГОРТЕНЗИО:
Портной, получишь за работу завтра.
Прощай! Внимания на резкие слова не обращай.
Хозяину поклон мой вверьте.
(Портной уходит.)
ПЕТРУЧИО:
Ну, что же, Кейт, пора нам отправляться,
Придётся в платье простеньком остаться.
Отец – мошне, не платью удивится,
Умом – не телом, следует гордиться.
Как солнца луч находит в тучке брешь,
Так честь сияет сквозь любое платье.
Не принимаем же мы птиц по оперенью, –
Их ценим исключительно по пенью.
Хоть шкура у змеи угря опрятней,
Но угорь нам полезней и приятней.
Любое платье, Кейт, тебе к лицу
Худого не найти такому образцу.
Всегда была отменного ты вида,
На голову мою свали свои обиды.
На радость поменяй свою печаль,
Мы едем к батюшке на пир, а не на чай.
Зови же слуг, нам уезжать пора,
Уж рвутся лошади в дорогу со двора.
Коль без задержки выехать сумеем,
К обеду к дому батюшки поспеем.
КАТАРИНА:
Супруг мой, поздно вас сегодня осенило.
Вы слышали? – уж два пробило.
Мы к ужину и то едва поспеем.
ПЕТРУЧИО:
Тебе я говорю и всем: «Поедем только в семь»!
Что ни скажи,
Не сделай,
Не реши, –
Она наперекор всегда спешит.
Оставьте нас одних!
Не едем. Марш домой!
Я буду ждать, пока светило час не обозначит мой.
ГОРТЕНЗИО (в сторону)
Всё это очень мило.
Сей грозный муж уже горазд приказывать светилу.
(Уходит.)
Свидетельство о публикации №212112900911