Христопродавец

Продажная сказка

В тридевятом государстве недалеко от старинного тридевятинского города Малинина, в большой деревне на берегу реки Смородины жил обыкновенный деревенский парень Иван Пилюлин. Был он роста высокого, телосложения богатырского, силы необыкновенной и внешнего вида привлекательного. Таких в тридевятом государстве, обычно, называют красавец-мужчина. Один только был у красавца недостаток, ума он был хилого или, выражаясь по-научному, дебил. Но в деревне этот недостаток был незаметен и потому был Иван первым на деревне парнем.

В это время началось в городе Малинине крупномасштабное жилищное строительство, и деревня, в которой жил Иван, оказалась в городской черте. Для деревенских парней и девушек открылись небывалые возможности, и многие Ивановы сверстники и сверстницы выучились и стали учителями, врачами, инженерами. Ивана же ни в какой институт не принимали по причине катастрофического отсутствия необходимых для поступления знаний и провала всех вступительных экзаменов.

В это же самое время тридевятым государством управляла партия, которая была руководящей и направляющей. Партия же в это же время боролась за полную диктатуру не только в стране, но и в умах всех тридевятинцев. Главным же идеологическим противником партии была церковь. И хотя, в результате борьбы с религиозным мракобесием, были разрушены многие церковные соборы и храмы во всём Тридевятинстве, а также физически истреблены многие священники, церковь оставалась серьёзным конкурентом и была для партии как рыбная кость в горле.
 
Однажды в компании Ивана появился заезжий столичный паренёк, который красотой и силой не отличался, зато был хитёр и остёр на язык.
     - Ну как, поступил? - спросил он Ивана после очередных экзаменов.
     - Не. Не получилось. Там какую-то лабуду спрашивали, а над моими ответами в открытую потешались, - ответил тот. - Наверное я дурак?!
     - А если дурак, то чего тебя в институт-то понесло? Шёл бы работать на завод или на фабрику. Точно, иди на швейную, там столько девчёнок красивых, будешь как в малине.
     - Не. Девчёнки на меня и так вешаются, только после первой встречи и знать не хотят. Тоже говорят, что дурак.
     - Так зачем же ты с умными встречаешься, встречайся с дурами.
     - Не. С дурами не хочу. Работать тоже не хочу. Хочу быть начальником и командовать всеми умными. И, чтобы те умные бабы, которые сейчас мною брезгают, в ногах у меня ползали, в глаза мне заглядывали, всё для меня готовы были сделать.
     - Тогда без хитрой хитрости не обойтись, - серьёзно заявил столичный умник и поинтересовался. - Ты комсомолец?
     - А как же! - утвердительно закивал Иван. И с гордостью добавил. - С седьмого класса, один из первых.

     В этот момент умник посмотрел на Ивана так, что у присутствующих холодок побежал по коже. И заявил:
     - Тогда делай как скажу и будет тебе всё, как ты хочешь. Сначала, сразу же сейчас, немедленно подай заявление в горком комсомола с просьбой об исключении. В заявлении укажи причину, дескать хочешь поступать в Духовную семинарию, а туда комсомольцев не берут. Если спросят, почему именно в Духовную семинарию, то скажешь, что там высококвалифицированные преподаватели преподают все дисциплины на высшем уровне, до которого институтским профессорам никогда не дотянуться.
     - Кто ж меня дурака в такую умную Духовную семинарию примет, если в обычный институт и то не берут? И почему в горком, а не в райком. Ведь в комсомол-то меня принимали в райкоме.
     - Тебе и не надо туда поступать. Ты делай, что тебе сказали, а остальное сделают партийные чиновники. И в институт тебя определят, и начальником поставят. А в горком надо подавать, потому что в райкоме тебя дурака знают и к заявлению твоему серьёзно не отнесутся, опять посмеются над тобой, а то ещё и порвут при тебе. Кстати, - добавил хитрец, - таким образом можно и не только тебе одному, но и всем желающим воспользоваться.
     - И я. И я. - в один голос закричали ещё несколько желающих, и пошли писать и подавать заявления.

     В то время в Бога редко кто верил, хотя к вере других все относились серьёзно и уважительно, поэтому старались не кощунствовать. Одно дело рассказывать похабные анекдоты и петь скаберзные песни, но вера предков почиталась и не обсуждалась. Тогда, время от времени, по всему тридевятому государству, осуществлялась атеистическая пропаганда: антирелигиозные кино, беседы, лекции. Посмотрит народ кино, прослушает лекцию, но беседы на эту тему, в основном, не поддерживает. Так случилось и в этот раз. Многие написали такое заявление, но подал его только один Иван. Одни передумали пока писали, другие когда несли в горком, один даже положил на стол, но вовремя одумался и забрал, ведь такими серьёзными вещами не шутят.

     К слову сказать Бог один раз сослужил Ивану службу, оказал помощь, в надежде, что и тот в своё время послужит Ему. Будучи школьниками Иван с друзьями нашли в лесу неразорвавшийся артиллерийский снаряд и решили выплавить из него тол, чтобы потом этим толом глушить рыбу в реке Смородине. Для этого они положили снаряд в костёр и стали ждать. После взрыва в живых остался только один Иван, да и тот с многочисленными ранениями. До сих пор об этом напоминает изуродованная кисть его правой руки. Но зачем вспоминать о прошлом, когда впереди маячит такое блистательное будущее.

     Первым делом принёс Иван заявление в горком комсомола и отдал первому встречному. Первым встречным оказалась только недавно вышедшая из декретного отпуска дочь какого-то ответственного работника, бывшая учительница, отработавшая в школе после окончания института и перед выходом в декрет всего несколько дней и направленная из школы работать в горком как ненужный баласт. Прочитав заявление она первым делом испугалась, а когда отошла от испуга, то отнесла бумагу своему начальнику отдела. Начальник отдела пугаться не стал, но и ответственность на себя брать тоже не стал, и отнёс заявление для решения первому секретарю горкома. Первым секретарём Малининского горкома комсомола тогда был Антон Владимирович Хомяков, ожидавший повышения в один из горкомов партии, одного из районных городов областного подчинения. Скандал перед переводом ему был не нужен и он стал сначала расспрашивать о причинах такого необычного решения, а потом начал уговаривать Ивана остаться в комсомоле, затем пообещал ходатайствовать о зачислении в самый престижный институт города Малинина. Словом всё шло так, как расписал столичный умник. И здесь Иван оказался молодцом, и слова все выговорил правильно, и аргументы выдвинул убедительно, и повыпендривался в меру, и согласился сделать такое одолжение. На том они и расстались.

     Не откладывая дела в долгий ящик Антон Владимирович, сразу после ухода из кабинета Ивана, позвонил в педагогический институт, председателю приёмной комиссии:
     - Здравствуйте. С Вами говорит Хомяков из горкома комсомола. К Вам подойдёт один наш нужный товарищ, надо его принять в институт , - и назвал фамилию и имя.

     Председатель приёмной комиссии был человек исполнительный, но честный. Он проверил списки поступающих, нашёл там нужную фамилию, переговорил с экзаменаторами и через несколько минут перезвонил в горком комсомола:
     - Извините Антон Владимирович, но Ваш протеже Пилюлин мало того, что малообразован, он к тому же ещё и дебил.
     - Что значит малообразован? Что значит дебил? - Антон Владимирович даже поперхнулся от такой наглости. - Вам же тридевятинским языком сказали, - НАДО.

     Председатель приёмной комиссии педагогического института, кроме исполнительности и честности, был фронтовик и на горло брать себя не позволял. После короткой перепалки он отрезал:
     - Учитель - звучит гордо. Дебилам в учителях не место. Пусть катится в свою семинарию, а ещё лучше в свою деревню, его там вилы заждались.

     После такого разговора у Хомякова пропала охота лично беседовать с председателями приёмных комиссий Малининских институтов и он позвонил в горком партии. Первый секретарь Малининского горкома партии Пётр Германович Курочкин, от непосильной  горкомовской работы, выражавшейся в ежедневном пьянстве, уже начал сходить с ума, пока в тихой форме. Услышав о том, что комсомолец уходит из комсомола, чтобы учиться в Духовной семинарии он разгневался, а узнав, что этого комсомольца ещё и не берут в институт, после звонка из горкома комсомола, то его гнев мгновенно перерос в ярость.
     - Обнаглели. Не понимаете политики партии? Ну я вам всем покажу "кузькину мать", - процитировал он недавно снятого со своего поста бывшего Первого секретаря партии. И от себя добавил, - вы у меня мясом с... будете. Пригласить ко мне Николаева.

     Николай Николаевич Николаев работал инструктором в горкоме партии давно. Работник он был обыкновенный, такой же как и остальные горкомовские, работать не любил, но языком чесал так, что все тридевятинские классики отдыхали, и даже хотели брать с него пример. Недостаток у него был, и тоже один - любил горькую. За это его тормозили с выдвижением во вторые секретари. А недавно и совсем опростоволосился, потерял по пьяному делу свой партийный билет, что означало одновременно и политическую смерть, и полуголодное существование в дальнейшем. Ибо  лучше было совсем не вступать в партию, чем так бесславно закончить партийную карьеру, так как провинившиеся до конца своей жизни не могли устроиться не только на хорошую работу, но и на более-менее сносную.

     - Слушай сюда, - без церемоний сказал Курочкин вошедшему на трясущихся ногах Николаеву. - Устроишь в институт евойного дебила, - и показал пальцем на Хомякова. - Делай, что хочешь, но этот неуч должен в какой-нибудь институт поступить, закончить его и получить руководящую должность. Когда поступит, прощу тебе все грехи и пойдёшь вторым секретарём в тот райком, за которым будет числиться институт, с которым договоришься, чтобы до диплома дурака этого довести. А ты ему поможешь, - кивнул в сторону Хомякова.
     - Да. Да. Непременно. А то дышать нечем от этого религиозного опиума, - поддакнул Хомяков.

     Инструктор Николаев не зря ел свой инструкторский хлеб, у него было много всяких досье с компроматом на разных людей. Среди них был и председатель приёмной комиссии промышленного института, замеченный в вымогательстве взяток с родителей абитуриентов. Которого и вызвал на следующий же день.
     - Слушай сюда, "кузькину мать" увидеть хочешь? - процитировал он сразу обоих. - Значит так, Пилюлин должен быть студентом! Это не обсуждается. В противном случае дам ход твоему делу. Со всеми вытекающими. Понял?
     - Понял, - обрадовался вымогатель такому неожиданному выходу из, казалось бы, безнадёжного тупика. - Как не понять, сделаем. В лучшем виде сделаем.

     Первого сентября студент Иван Пилюлин начал учиться в промышленном институте. Через пять лет успешной учёбы закончил его и получил распределение диспетчером в машино-тракторную станцию, которая образовалась на месте родной деревни. Через год он был уже главным диспетчером, ещё через год главным инженером, а ещё через год начальником. С этой должности с почётом ушёл на заслуженный отдых с персональной пенсией.

     Второй секретарь райкома партии Николаев сначала стал  вторым секретарём Малининского горкома партии, а затем вторым секретарём обкома партии соседней области, где благополучно спился и отправлен на пенсию без почёта.

     Первый секретарь Малининского горкома комсомола Хомяков благополучно был переведён в город Калинин, располагавшийся на живописном берегу реки Смородины у Калинова моста, на том самом месте, где Иван-крестьянский сын победил Чудо-Юдо, первым секретарём Калининского горкома партии. Оттуда вернулся с повышением, первым секретарём Малининского обкома партии, но тут начались перемены, вместо партии руководить стали чиновники и бюрократы. Подался Хомяков было в губернаторы, но его опередил другой пройдоха, тоже бывший до выборов первым секретарём горкома партии, но в городе Рябининске, подкупивший председателя областной избирательной комиссии.

     Вскоре в процессе демократических перемен тридевятое государство перестало бороться с религиозным мракобесием, а стало возвращаться к духовности. Вернулся к духовности и Иван Александрович Пилюлин во всеуслышание сказав:
     - Наконец-то, как давно мы этого ждали.

     А бывший первый секретарь Малининского обкома партии и несостоявшийся губернатор Антон Владимирович Хомяков заявил во всех средствах массовой информации города:
     - Народ всегда ходил в церковь. Народу нужна духовность. Надо вернуть церкви все её соборы и храмы.

     Только Пётр Германович Курочкин ничего вразумительного не сказал, он что-то бормотал невнятное, но санитары сумасшедшего диспансера не обращали на его речь никакого внимания, им было не до него.

     И на всё это молча смотрел с иконы Божий сын Иисус Христос, некогда распятый, а затем воскресший.

22.08.2012