W Somerset Mougham Three fat women from Antibes пр

 
  Они снова встретились как раз перед обедом.

– Надеюсь с тобой все в порядке, дорогая,– сказала Френк.– Меня мучила совесть, что я оставила тебя одну.

– О, не извиняйся, я хорошенько выспалась, а потом поехала в Жуан  ( на юге Антиба), заказала коктейль и знаешь, что я там обнаружила? Вы будете довольны. Я нашла маленький  магазинчик, где торгуют чаем, и у них есть изумительные свежие сливки. Я сделала заказ, они будут присылать нам пол пинты каждый день. Это будет моя небольшая доля к нашему столу.

Ее глаза сияли. Она явно ожидала, что они будут довольны.

– Как мило с твоей стороны – сказала Френк,  бросив взгляд на двух своих подруг, пытаясь усмирить их негодование, – но мы в такую жару не употребляем сливки. Это вырабатывает лишнюю желчь.

– Ну, тогда мне придется есть их самой – весело ответила Лена.

– А ты никогда не думаешь о своей фигуре?– спросила Эрроу намеренно ледяным тоном.

–-Мне врач сказал, что нужно поправиться.

 – Он что, сказал, что нужно есть хлеб с маслом, картошку и сливки?

– Да, вот что я подумала вы имели в виду, когда сказали, что предпочитаете простую пищу.

– Так тебя разнесет,– сказала Беатрис.

 Лена весело рассмеялась.

– Ну уж нет. Понимаете, никакая еда не заставит меня располнеть. Я всегда ела  что хотела, и это никак не влияло на мою фигуру.

Натянутая тишина последовала за этим заявлением и была прервана появлением дворецкого.

– Обед подан, леди.

Они обсуждали сложившуюся ситуацию поздно вечером в комнате Френк, когда Лнеа ушла спать. На протяжении вечера они изображали веселое настроение, дружески поддразнивая друг друга, что могло ввести в заблуждение самого внимательного наблюдателя. Но сейчас маски были сброшены. Беатрис стала мрачной, Эрроу негодующей, а Френк потеряла свойственную ей бодрость.

– Мне не доставляет удовольствия, сидя рядом, наблюдать, как она ест вещи, которые я особенно люблю,– жалобно произнесла Беатрис.

– Это никому из нас не доставляет удовольствия,– буркнула Френк.

–Тебе не следовало приглашать ее сюда, – сказала Эрроу.

– Откуда же я могла знать?– ответила Френк

– Я не могу не думать, что если бы она действительно переживала из-за смерти своего мужа, то смогла бы столько есть–сказала Бкатрис – Она же его похоронила всего два месяца назад. Я имею в виду, что нужно же иметь уважение к умершим.

– Почему она не может есть то же, что и мы? Она ведь  гостья.

– Ну, ты же слышала, что ей сказал доктор? Ей нужно поправляться.

– Тогда пусть едет в санаторий.

– Это больше, чем может выдержать плоть и кровь,–простонала  Беатрис.

–Если я могу это выдержать, сможете и вы.

– Она же не наша кузина, а твоя,– сказала Эрроу. Я не собираюсь на протяжении 15 дней наблюдать, как объедается эта женщина.

– Это так вульгарно придавать столько значения еде,– сказала  Френк более громоподобным чем обычно голосом.–  В конечном  итоге, главное– это духовный настрой.

– Ты называешь меня вульгарной, Френк?– спросила Эрроу с пылающим взором.

– Нет, конечно же, она не такая– прервала их Беатрис.

– Я бы не удивилась  узнав, что ты спускаешься в кухню, когда мы все спим, и потихоньку хорошенько подкрепляешься.

Френк вскочила.
–Как ты смеешь так говорить, Эрроу! Я бы никогда не попросила никого сделать то, что не готова сделать сама. Разве ты еще не узнала меня за все эти годы, чтобы посчитать  способной на такие вещи?

–Почему же ты тогда не теряешь вес?

Френк ахнула и разразилась слезами.

– Как это жестоко с твоей стороны! Я теряю унцию за унцией (28,349 г).
 Она рыдала, как ребенок. Ее необъятное тело сотрясалось, и крупные слезы текли по огромной груди.

– О, дорогая, я не хотела тебя обидеть,– вскричала Эрроу
.
Она бросилась на колени и обхватила ту часть Френк, которую смогла, своими не менее пышными руками. Она тоже рыдала, и тушь текла по ее щекам.

– Ты хочешь сказать, что я совсем не похудела,– рыдала Френк,– после всех испытаний?

–Конечно, дорогая, конечно, ты похудела, это все заметили.

Беатрис, обычно спокойная, тоже начала всхлипывать. Это было очень трогательно. В самом деле, только очень твердое сердце  не дрогнуло бы при виде рыдающей Френк, этой мужественной женщины. Однако вскоре они осушили слезы и выпили немного разбавленного бренди, которое, как говорил им каждый доктор, меньше всех алкогольных напитков способствовал ожирению, и почувствовали себя лучше. Они пришли к согласию, что Лена может себе заказывать любую питательную пищу, но  они не допустят, чтобы это нарушало спокойствие их духа. Она, безусловно, была первоклассным игроком в бридж, и потом, это ведь всего на две недели. Они, конечно, будут вести себя так, чтобы ей было комфортно. Они тепло расцеловались и разошлись по своим комнатам в приподнятом настроении. Ничто не должно помешать их чудесной дружбе, которая привнесла столько радости в три их жизни.

Но человеческая натура слаба. От нее нельзя требовать многого. Они ели невкусную  тушеную рыбу,  а Лена–макароны с сыром, сбрызнутых маслом. Они ели паровые котлеты и отварной шпинат, а Лена– гусиную печенку с трюфелями;  дважды в неделю они ели сваренные вкрутую яйца с сырыми томатами, а Лена– горошек в сметане с картофелем, разнообразно и вкусно приготовленным. Шеф повар был мастером своего дела и рад предоставленной ему возможности приготовить хотя бы одно блюдо разнообразнее, вкуснее и сочнее, чем другие.

– Бедный Джим,–вздыхала Лена, думая о своем муже,–он любил французскую кухню.

Обнаружилось, что дворецкий умел составлять около полудюжины коктейлей, и Лена сообщила им, что доктор рекомендовал ей пить бургундское за ленчем и шампанское за обедом. Три толстушки это выдержали. Они казались  веселыми, и даже радостными болтушками.  (Таков природный дар женщин, свойственный им при желании произвести ложное впечатление.)  Но Беатрис вскоре стала вялой и унылой, а  нежные  голубые  глаза Эрроу приобрели металлический блеск  Густой громкий голос Френк стал еще более громоподобным. Напряжение особенно проявлялось при игре в бридж. Они всегда любили болтать при игре, но это носило дружеский характер. Сейчас же начало проявляться  злорадство, когда кто-то указывал  партнеру на ошибку, которую можно было простить.  Последующий спор выдвигал аргументы, перерастающие в ссору. Иногда игра заканчивалась злым молчанием. Однажды Френк обвинила Эрроу в умышленной подставе. Пару раз Беатрис, самая мягкосердечная из них, была доведена до слез. В другой раз Эрроу швырнула карты и в сердцах выбежала из комнаты. У них начинали портиться характеры. Лена выступала в роли миротворца.

– Я думаю, глупо ссориться из-за карт, это всего лишь игра.


 (Продолжение следует)