Экологические катастрофы рождают гуманитарные

                С Е Р Г Е Й   М О Г И Л Е В Ц Е В



              Э К О Л О Г И Ч Е С К И Е   К А Т А С Т Р О Ф Ы   Н Е И З Б Е Ж Н О

                Р О Ж Д А Ю Т   Г У М А Н И Т А Р Н Ы Е

   Любая экологическая катастрофа неизбежно влечет за собой гуманитарную катастрофу. Очень большая экологическая катастрофа порождает очень большую гуманитарную катастрофу. Великолепный пример, иллюстрирующий это правило, - экологическая катастрофа Южного берега Крыма, когда в результате «бунирования» на рубеже 60-х – 70х годов прошлого века была уничтожена бесценная береговая полоса, причем не только на суше, но и в море. Безумная идея «бунирования», когда через каждые сто метров вдоль всего Южного берега Крыма были построены бетонные буны, явилась порождением чьего-то воспаленного воображения. По своим последствиям она была подобна атомной бомбардировке этих уникальных мест, после которой остались одни лишь уродливые бетонные надолбы, похожие на бетонные бункеры минувшей войны. Потерь от строительства бун было так много, что их всех просто невозможно перечислить. Это и уничтожение пейзажей, которые восстановить уже невозможно, и убитый животный и растительный мир на суше, и точно так же уничтоженные пейзажи подводные вместе с убитой подводной жизнью. Это исчезновение рыбы, которая ушла в сторону Турции. Это убитые пляжи, которые заменили пляжами искусственными, насыпаемыми из добытого в горах щебня. Щебня, который, растворяясь в воде, убивает в ней все живое. Это изуродованные карьерами крымские горы, это перекрытые бунами морские течения, когда вода между ними не перемешивается, и в жаркие летние месяцы превращается в ядовитый коктейль из мочи, людского пота, и всевозможной заразы, в которой вынуждены купаться люди.
   По-существу, забетонировав узкую береговую полосу шириной в сто метров, Советский Союз нарушил экологическое равновесие всех южнобережных равнин на многие километры в сторону гор и на многие километры в сторону моря. В благословенный, необыкновенно хрупкий и уязвимый южнобережный мир пришла беда, которую никто здесь не ожидал, которая по своей злобе, неистовству, злу и беспощадности была сравнима с прямой атомной бомбардировкой. Более того, атомную бомбардировку с течением времени можно все же изжить, как изжили ее жители Хиросимы и Нагасаки, но «бунирование» южнобережных берегов изжить невозможно. Бетонные буны необыкновенно прочны, и могут простоять здесь столетия. Черное море время от времени пытается разрушить их с помощью яростных штормов, но это не океан, здесь нет очень высоких волн, и максимум, что получается у моря, - это сдвинуть в сторону десяток бетонных блоков. А их здесь миллионы, Южный берег Крыма придавлен миллионами бетонных блоков, которых здесь больше, чем аналогичных блоков, перегородивших плотинами все великие северные реки России. Южный берег стонет и плачет под этим непомерным бетонным игом и гнетом, и ничего с ним поделать не может. Эта бетонная тяжесть нарушила здесь все тонкие и хрупкие механизмы природной саморегуляции. Она явилась невиданной по масштабу экологической катастрофой, ничуть не меньшей, чем катастрофа Чернобыльская. И точно так же, как Чернобыльская катастрофа повлекла за собой катастрофу гуманитарную, вызвавшую массовый исход с зараженных территорий людей, такую же реакцию повлекло за собой и бунирование. Оно тоже имело следствием массовый исход отсюда людей, а также массовые смерти, которых было не меньше, чем смертей, вызванных взрывом Чернобыльской АЭС. И точно так же, как Чернобыль аукнулся всему Советскому Союзу, бунирование берегов Крыма затронуло своими последствиями всю территория бывшего СССР. Экологическая катастрофа, разыгравшаяся на маленьком клочке земли вдоль Южного берега Крыма, породила целые волны гуманитарных бедствий, которые непрерывно с тех пор перекатываются по огромным пространствам, и остановить которые не может никто. Так убитая природа и красота мстят за себя спустя даже десятилетия после совершенного преступления, и будут мстить до тех пор, пока не исчезнет сама память о страшных бетонных бунах, вонзившихся в берега Южного Крыма.
   Каковы отличительные черты гуманитарной катастрофы, последовавшей за катастрофой экологической? Прежде всего, это массовый исход людей, проживающих на ЮБК, а также их массовая, на первый взгляд ничем не оправданная, гибель. Во времена Советского Союза никто не вел подобных исследований, да и сама мысль о влиянии бунирования на поведение, жизнь и смерть проживающих здесь людей казалась нелепой и даже кощунственной. Любой, кто хотя бы заикнулся об этом, был бы немедленно объявлен сумасшедшим. По официальной версии «бунирование» сотен километров черноморских берегов было произведено из-за неких мифических оползней, в результате которых в море якобы обрушились жилые дома. Это был расхожий образчик советской пропаганды, когда любой крупный проект, вроде перекрытия северных рек, строительства БАМа, рытья каналов, и прочее, сопровождался идеологической поддержкой. На самом же деле бунирование, как и рытье каналов, строительство БАМа, и другие подобные псевдопроекты были пустой тратой ресурсов и сил народа, а также разрушением природной среды. Они отвлекали население от раздумий о смысле жизни в СССР, мобилизовали его, и по большому счету готовили к большой последней войне. Но если бескрайние просторы России постепенно залечивали раны, нанесенные строительством БАМа и рытьем бесконечных каналов, то в случае с бунированием черноморских берегов все было гораздо страшнее. На небольшом же, необыкновенно уязвимом и заповедном Южном берегу Крыма очередной советский проект, обернувшийся настоящей экологической катастрофой, сразу же породил катастрофу гуманитарную. О масштабах ее во времена СССР судить невозможно, но вот статистика последних двадцати лет. За этот период примерно половина населения всех южнобережных городов или умерла, или в спешке покинула их. Представьте себе любой город, в котором бы за двадцать лет не стало половины его жителей! Это могло бы случиться или в результате войны, или какой-либо эпидемии, чего в Крыму, к счастью, не было. Тогда что же гонит отсюда людей, и что раньше срока отправляет их кладбище? Ответ очень прост – ощущение огромной беды, просто-таки разлитой в воздухе на Южном берегу Крыма. Беды настолько большой, что отсюда надо немедленно спасаться, причем любой ценой, продавая кому угодно свои жилища, забирая своих жен и детей, и перебираясь куда-нибудь подальше от этих благословенных брегов. Те же, кто по разным причинам переселиться не успевает, или раньше срока умирает вроде бы от естественных причин, или сходит с ума, или кончает с собой. Уровень самоубийств в Крыму в десять раз (официальная статистика) выше, чем в целом по Украине. Повальное пьянство, повальная наркомания и повсеместное одичание населения, в основном состоящее из люмпенов, на Южном берегу просто зашкаливает и поражает воображение.
   Внешне убыль населения незаметна, поскольку она компенсируется мигрантами, как крымскими татарами, так и людьми иных национальностей. Здесь необыкновенно распространены массовые фобии, которые совсем не изучаются официальной наукой. Здесь люди очень быстро звереют, утрачивая нормальные человеческие качества, такие, как сострадание, чуткость, доброта, и становятся доносчиками, садистами и убийцами. Здесь правоохранительные органы практикуют массовые психологические пытки, о которых в иных регионах и слыхом не слыхивали, такие, к примеру, как травля людей собаками. Здесь нормальные люди, решившие переехать на ЮБК насовсем, очень быстро понимают, что они попали в большую беду, и что им надо немедленно спасаться. Очень часто времени на это у них уже не остается. Южный берег Крыма давно уже стал некоей Зоной, похожей на Чернобыльскую, или Зоной, описанной фантастами братьями Стругацкими. Это зона неблагополучия, зона смерти, зона непрерывной гуманитарной катастрофы, и она напрямую связана с бетонными бунами, тяжкой страшной удавкой упавшей на здешние благословенные поэтами прошлого берега. Но каким же образом страшные бетонные буны, вызвавшие катастрофу экологическую, породили еще и катастрофу гуманитарную?
   Дело в том, что бетонные буны, покрывшие собой весь Южный берег Крыма – это абсолютно воплощение несвободы. До них здешние берега были абсолютным воплощением свободы, море само регулировало волнами ширину и цвет своих естественных пляжей, само воздвигало каменные хаосы, само создавало причудливый подводный мир вместе с его обитателями, само, если надо, в отдельных местах провоцировало небольшие оползни, которые были необходимы для устойчивости этой сложнейшей экосистемы. И, кстати, море никогда никого специально не убивало, оно всегда шло навстречу разуму, молодости и жизни. Нет ни одного случая, когда даже в самый жестокий шторм в море бы утонул маленький ребенок. Любой внимательный наблюдатель сможет при случае увидеть, как страшные шестиметровые волны обходят стороной идущего вдоль берега моря маленького ребенка. Море, как всякая свободная сущность, несовместима с насилием и смертью Смерть и  насилие изобрели люди, и успешно насаждают их на земле со времен Каина и Авеля. Буны убили свободу, и постепенно подчинили всю жизнь южнобережных городов идее несвободы. Все население местных городов и поселков было вынуждено теперь работать на бетонные буны, как будто они были живыми, и диктовали людям свою тяжелую волю. Неожиданно выяснилось, что буны круглый год надо обслуживать, что их надо ублажать, холить и лелеять, и что в этом процессе обслуживания бун вынуждено теперь участвовать множество местных жителей. Там, где раньше были естественные природные пляжи, появились теперь между бунами пляжи искусственные, насыпные, которые море, мстя за убийство свободы, каждый год упорно смывает. На пляжах появились трактора, регулярно разгребающие привозной щебень, и грузовики, которые этот щебень доставляли из горных карьеров. Стометровые ублюдочные пляжи между бунами были теперь огорожены со всех сторон, очень часто опутаны колючей проволокой, обмазанной в дегте, салидоле и машинном масле. У них появились бдительные сторожа, не пускающие сюда бесплатно никого, в том числе и местных жителей. К пляжам теперь относились, как к картофельным полям где-нибудь в Курской, или Тамбовской областях России. Пляжи, которые непрерывно утюжат гусеницы тракторов – это абсолютный абсурд, которого нет больше нигде в мире! Психика нормальных людей этого не выдерживала, особенно людей творческих, всегда в большом количестве селившихся здесь. Постепенно в местных городах не осталось никого, кто бы в той, или иной степени не обслуживал буны, даже если он работал врачом, или учителем, он все равно обслуживал трактористов, сторожей, или местных чиновников, следящих за состоянием бун. Даже если это были местные люмпены, которых здесь не менее семидесяти процентов от всего населения, они все равно были нужны бунам, как внешний фон их страшного и враждебного присутствия. Все остальные или бежали отсюда, или раньше срока погибли, не в силах выдержать абсурда происходящего. В живых остались только те, кто принял идею абсолютной несвободы, как должное, которые воспринимали идею надругательства над природой, красотой и здравым смыслом, как нормальное человеческое состояние, а все остальные человеческие устремления считал в лучшем случае блажью, а в худшем - преступлением, с которым надо бороться.
   Исход людей из южнобережных равнин был непрерывным с самого начала бунирования, и со временем только увеличивался. Самоубийства, наркомания, алкоголизм, отчаяние и неестественная смертность местных людей только увеличиваются со временем. По-существу, местные города превратились в некие чудовищные воронки, которые постоянно засасывают в себя пришлое население, и постоянно выплевывают тысячи оставшихся нормальными людей, у которых хватило сил отсюда бежать. Оставшиеся  же или превращаются в мутантов, ненавидящих свободу и красоту, или в массовом порядке отправляются на кладбища. Что же касается последних, то они давно уже переполнены, и в некоторых местах превышают размеры самих городов. Путешествующие по трассе Симферополь – Ялта могут непосредственно видеть, как некоторые кладбища просто вываливаются на дорогу, настолько широко они разрослись.
   Южнобережные города превратились в концлагеря, их руководители и правоохранительные органы превратились в администрацию и охрану концлагерей, а население – в его узников.
   Гуманитарная катастрофа, обрушившаяся на Южный берег Крыма, только ширится год от года, и конца ей не видно. Более того, она вовлекает в свой страшный водоворот те миллионы отдыхающих, которые приезжают сюда каждый год, и исподволь заражаются идей несвободы, неся семена ее в другие города и в другие страны. Страшно смотреть, как вечерами миллионные толпы мечутся туда и сюда по узким набережным, а рядом находятся закрытые, зажатые между бунами пляжи, на которые они не имеют право зайти. Вместо нормального общения с природой людям навязывается алкоголь, дешевый продажный секс и дешевые шоу, травмирующие их психику и навечно губящие их здоровье и их бессмертную душу. Отдых на Южном берегу губит людей, сводит их с ума, разносит бациллы цинизма и ненависти к свободе на огромные пространства, и расширяет ареал гуманитарной катастрофы до невозможных пределов. Тяжелые монстры-буны – это одно из самых страшных изобретений человечества, стоящее в одном ряду с такими изобретениями, как фашизм, коммунизм, и атомная бомба. А современные южнобережные города – это самые преступные территории на земле, куда необходимо немедленно вводить войска. Но что это даст? Даже ковровая бомбардировка местных прибрежных городов ничего не изменит, потому что сюда придет новое население, которое будет вынуждено жить рядом с бетонными бунами. И все начнется сначала, и гуманитарная катастрофа продолжится дальше. Единственное, что может положить конец массовым смертям и массовому исходу населения – это попытка взорвать бетонные буны, или бомбардировать их с воздуха. Но кто это будет делать? На это нужна политическая воля, которой в настоящий момент ни у кого нет. Кроме того, для этого нужно особое экологическое сознание, которое у чиновников любого уровня напрочь отсутствует. Летний отдых в Крыму именно в таком виде, в каком он существует сейчас, то есть посреди бун, выгоден очень многим, и его никто не будет менять. Он выгоден руководству Украины, которое имеет здесь свои дачи, и которое финансирует берегоукрепительные работы, в том числе и строительство новых бун, вместо того, чтобы перестать это делать. Он, этот летний  отдых, выгоден множеству руководителей, выгоден местному населению, которое само же от него и страдает, давно уже превратившись в вечных рабов бетонных чудовищ. Более того, однажды испытав особое состояние несвободы и ужаса, миллионы отдыхающих каждый год стремятся сюда снова и снова, и тем самым поднимают планку гуманитарной катастрофы до некоего вселенского масштаба.
   Но есть, как говорил поэт, и высший суд, и долго на этот абсурд, ужас и попрание свободы ни природа, ни высшие силы смотреть не смогут. Грядет расплата, и она будет страшна. Для того, чтобы разрушить бетонные буны, необходимы катаклизмы поистине чудовищные, вроде сверхмощных землетрясений, сверхсильных штормов, или падения огромных метеоритов. Быть может, они уйдут под воду, и навеки скроются с людских глаз в результате резкого поднятия уровня мирового океана, вызванного глобальным потеплением. Быть может, это будет вторжение иностранных армий, которые, взорвав бетонные буны, и наладив жизнь в южнобережных городах, как это делалось в конце минувшей войны на оккупированных территориях, уйдут восвояси. Возможно, в результате гражданской войны в Украине новый батька Махно, родившийся на Южном берегу Крыма, оккупирует его, и отдаст приказ взорвать буны. Возможно, произойдет вспышка экологического самосознания среди местного населения, и оно, став на время экологическими партизанами, будет пускать под откос не фашистские эшелоны, а ненавистные всем буны. Тем более, что разницы между ними нет никакой. Что толку гадать? Как это будет конкретно, сейчас никому неизвестно, но долго стоять на своем месте буны не смогут. Они исчезнут. К сожалению, вместе с местным населением, которое их обслуживает. Сейчас же, в условиях гуманитарной катастрофы, в Крыму невозможно появление нового Айвазовского. Новый Айвазовский здесь просто не выживет. Ему придется покончить с собой, видя вместо прекрасных пейзажей уродливые бетонные надолбы. Да и новый Пушкин, оказавшийся в современном Гурзуфе, уже не сможет ничем вдохновиться, и никогда не станет русской национальной святыней. Местные поэты, кстати, которым не удалось отсюда бежать, в массовом порядке мрут, пьют, и теряют жалкие крохи своего таланта, не в состоянии создать ничего высокого. Бетонная страшная тяжесть не позволяет им это сделать.
   Беда никогда не приходит одна, за экологической катастрофой неизбежно, как тень Командора, как возмездие за совершенное преступление, следует катастрофа гуманитарная. Нынешние ужасы Южного берега Крыма как нельзя лучше подтверждают это.

2012