Алюминиевая банка, пластиковый стаканчик...

АЛЮМИНИЕВАЯ БАНКА, ПЛАСТИКОВЫЙ СТАКАНЧИК
И ОСКОЛКИ СТЕКЛЯННОЙ БУТЫЛКИ

История из жизни стихий и вещей

- Ох, как я устала! Сил моих больше нет! – горько плакала тихая лесная река, и подводные валуны слушали ее с понимающим вниманием, а маленькие камешки кивали и поддакивали:
- Еще бы! Еще бы! И как тут не устать? Уж мы-то знаем!
В самом деле, кому, как не им, было и знать! Все, о чем пела и плакала бедная река, они прекрасно видели сами. Но надо же ей было выговориться, а для этого нужно же кому-то ее слушать!
- Этот бензин от лодочных моторов! Мои воды больше не пахнут свежестью – они пахнут нефтью и тухлой рыбой! А сколько мальков гибнет от одного только шума моторов! Маленькие рыбки, едва вылупившиеся из икринок, разрываются на части страшной волной нарастающего звука, когда к ним приближается катер или водный мотоцикл. Из колыбели я неуклонно превращаюсь в могилу, воды мои становятся ядовитыми, горькими и темными! А мусор?! Сколько его осело уже у меня на дне – об этом и не расскажешь. Просто никто не поверит! И вот я все больше заболачиваюсь, зарастаю ряской и зловонной тиной. А ведь когда-то мои воды были так чисты, что и зверь, и человек без опаски утоляли ими свою жажду. И, кажется, это было совсем еще недавно!
- Ах, да! Ах, да! И нам тоже кажется – еще так недавно! С тех пор мы так мало истерлись друг об друга, что почти не изменили форму! – снова поддержали ее маленькие разноцветные камешки, а два больших зернистых валуна возле берега лишь тяжело вздохнули.
В это самое время на берег бедной замученной речки из леса вышли двое. Речка и камешки испуганно смолкли. Они всегда цепенели при появлении двуногих, по опыту зная, что ожидать можно всего самого худшего, особенно от молодежи, а эти двое, что появились на берегу, были почти что дети. Правда, если бы речка и камни продолжали разговор в их присутствии, те не только ничего бы не поняли, но даже и не услышали бы: у одного уши были заняты наушниками, другой держал телефонную трубку и сыпал в нее такими словесами, что краснокожие сосны у воды покраснели пуще прежнего, а две трясогузки, что миг назад нежно пересвистывались на сосновых ветках, онемели с открытыми клювами. Даже старая ворона от досадной неожиданности едва не свалилась с еловой макушки. Взмахнув крыльями, она перебралась на соседнее дерево, костеря сопливого грубияна. Да, старая ворона и сама была мастерица браниться и ничуть этого не стеснялась, но ведь всему же есть границы!
Однако ни стыдливые сосны с елкою в придачу, ни наивные влюбленные трясогузки, ни прожженная склочница ворона и подумать не могли, что двуногий площадными словами вовсе не ругается, а просто беседует со своей подружкой, и та в долгу не остается. Может статься, бедные трясогузки так и застыли бы с открытыми клювами до самой смерти, но на свое счастье они не узнали этого парадокса. Беседа иссякла, и бойкий кавалер отнял трубку от уха.
Но и теперь он вовсе не услышал ласкового шелеста ветра в прибрежной траве, и даже не увидел реки, хоть та простиралась прямо перед ним. Он смотрел на воду и валуны скучающими глазами, смотрел и не видел. В отличие от свого счастливого приятеля, он забыл дома наушники, без которых получать от жизни удовольствие ему было трудно. Но в кармане его куртки притаилась бутылка пива. Ловко откупорив ее брелком от ключей, он припал к узкому темному горлышку, словно младенец – к материнской груди. Приятель в наушниках, глядя на него, тоже вспомнил о своем сокровище и извлек на свет алюминиевую банку. И пока оба, развалившись на прибрежной траве, наслаждались пивным хмелем, все вокруг них молчало, охваченное недобрым предчувствием.
Предчувствие не обмануло тихий терпеливый берег. Опорожнив бутылку из темного стекла, юный мастер крепкого слова ощутил досаду и изо всех сил ударил ее о прибрежный валун.
Громко и обиженно закричал от удара древний камень. Не в первый раз он испытывал эту скорбь, но никак не мог к ней привыкнуть.
- Скажите пожалуйста, какие мы нежные! – издевательски захихикали мелкие бутылочные осколки.
- Глупые вы, глупые! – вступилась за валун река, печально покачав волнами у его подножья. – Он старше меня и пришел сюда еще с Великим Ледником, миллионы лет назад. Не о себе скорбит он, когда бьют его по лицу, но о лице Земли, в которое плюют Ее неблагодарные дети.
Меж тем приятель в наушниках допил свою банку, бросил ее и со смаком раздавил ловким ударом ноги. Банка хлопнула и сплющилась в лепешку. Оба приятеля переглянулись и, поднявшись на ноги, с довольным видом зашагали обратно в лес по той самой дорожке, по которой пришли.
- И все же эти двое не так уж и плохи! – облегченно вздохнули две краснокожие сосны. – Они нас не тронули! А ведь у каждого из них в кармане наверняка припрятан перочинный ножик. Такие всегда носят с собой ножики и втыкают их во встречные деревья. Как нам повезло! Если так пойдет и дальше, наши вчерашние раны скоро заживут!
Обе сосны были сильно изранены и истекали смолой.
- Страшно подумать, до каких печальных дней нам довелось дожить! – прожурчала река, целуя валун и ласково перебирая мелкие камешки, привычно отзывчивые к каждому ее движению, словно ручные котята. – Бедняжки сосны уже за счастье почитают одно то, что их в очередной раз не изранили просто так, забавы ради! А ведь, кажется, еще недавно на моих берегах шумели священные рощи, и люди почитали деревья как своих защитников и хранителей. Тогда они и воды мои берегли, как свои собственные глаза: старательно очищали мое дно от топляка, которым я теперь неуклонно зарастаю.
И снова закивали маленькие камешки, и тяжело вздохнул древний валун, похожий на спящего зверя. Но мелкие бутылочные осколки захихикали злобно и презрительно:
- Когда все это было? Ты бы еще охоту на мамонтов вспомнила, старуха! Только и можешь, что ныть по прошлому! Скажи еще, что раньше твоя вода была мокрее!
- Глупая шутка! – вступился за реку валун. – Она не говорит «мокрее», она говорит «чище». И это правда, я свидетель! Пока люди не принялись засорять землю пустыми оболочками вещей…
- Пустыми оболочками? – так и взвилась сплющенная алюминиевая банка из-под пива. – Это ты на нас намекаешь?
- А на кого же еще? – подал голос белый пластиковый стаканчик, притаившийся под корнями одной из сосен после вчерашнего пикника с шашлыками и вином и очень гордый тем, что, в отличие от своих собратьев, других таких же стаканчиков, он не был смят и втоптан в землю. – Вот я лежу, слушаю и прихожу к выводу, что все это нытье по прошлому и клевета на нас с вами, господа – не более чем зависть. Не забывайте, что нас создали не слепые стихии неразумной природы, а сами люди, и мы несем на себе печать торжества человека над силами тления!
- Вы встречали когда-нибудь такое поразительное сочетание высокопарности и глупости? – зашумела стройная краснокожая сосна, та, под чьими корнями спрятался наглый стаканчик. – Это ты мне, дереву, растущему на берегу лесной реки, смеешь нести подобную чушь о «силах тления»? Ты, заводская штамповка, сделанная для того, чтобы праздные гуляки всего однажды осушили из тебя бутылку и обреченная десятки лет бессмысленно болтаться под ногами и корнями, лишенная и формы, и содержания! Ты ничего не весишь и ничего не стоишь; ты подобна бессчетному множеству таких же памятников человеческой лени и презрения к самой Жизни! Все твое достоинство в том и состоит, что, раз использовав, тебя можно выбросить, в отличие от твоих предков из глины, камня и стекла, требовавших от человека внимания и заботы. Взгляни на моих сестер и братьев: даже после смерти они продолжают стоять, сплетя корни, защищая берег от размыва и сохраняя жизни своих товарищей. И даже наших мертвых, но оставшихся на посту прибрежных стражей мы не зовем победителями тления, ибо и они со временем упадут в реку и станут топляками.
- Ну, так стоит ли тогда и напрягаться? – с вызовом крикнул пластиковый стаканчик. – Глупые деревья! Берите от жизни все, что успеете взять, и плевать, что будет потом!
- Да что с ним разговаривать? – печально вздохнул валун. – Он ведь так же слеп, как те, кто его сделал. И ему невдомек, что нефть, из которой гонят его родной пластик, это и есть смерть деревьев в древних реках.
Тут на берег выбежала еще одна пара двуногих. И не успел пластиковый стаканчик что-либо ответить валуну, как шустрая девчонка с рыжими косичками споткнулась об корень, и нога ее соскользнула как раз туда, где стаканчик устроил себе убежище. Подцепив носком ботинка, девчонка пнула его и с удовольствием зашвырнула в воду. Песок, набившийся в стаканчик, помог ему утонуть, но он был еще наплаву, когда девчонка крикнула выходящему за нею из леса бородатому мужчине:
- Папа, давай искупаемся!
- Смотри, как здесь грязно! И дно плохое. Поищем лучше другое место, – успел еще услышать пластиковый стаканчик ответ мужчины, прежде чем погрузился в воду и очутился среди такого же, как он, хлама, уже затянутого тиной. А папа тем временем уводил свою дочку с заваленного мусором берега на поиски другого, более чистого места.
- Скоро на моих берегах и вовсе не останется ни единого местечка, где можно будет спокойно войти в воду! – горько вздохнула река.
- Ты б еще больше стонала – тогда уж точно не останется! – звякнули злобным шепотком бутылочные осколки. – Чем больше стонешь, тем больше над тобой глумятся! Эх, попасть бы только к тебе в воду! Пьяные и здесь купаться полезут, так я не упущу случая! Да и ты, чем вздыхать, хватала бы обидчиков за ноги и тащила к себе на дно! Что, брезгуешь? А мне так сдается, там у тебя уже довольно гнили. Одним трупом больше, одним меньше – велика ли разница?
Река только поморщилась от этих слов.
- Не на то ты ее подбиваешь! – по своему обыкновению вступился валун. – Реки, идущие этим путем, первыми превращаются в болота!
- А чего тянуть, когда исход один? Моя жизнь разбита, ее, – бывшая бутылка вспомнила про пивную банку, – ее – сплющена, ваша – загажена, и этого уже не исправишь. Так отомстим хотя бы напоследок, отведем душу!
- Эх, подруга, вовремя ты о душе вспомнила! – подала голос сплющенная пивная банка, и на этот раз в нем прозвучало пылкое религиозное чувство. – Эти творения неразумных стихий и так называют нас пустыми оболочками и ставят пустоту в укор человеку, нашему творцу. Так ты еще и проповедуешь им ненависть к тому, кто нас создал!
- А по-твоему, я должна сказать спасибо сопляку, что высосал меня до дна и расколотил о камень? – возмутилась бывшая бутылка всеми своими осколками. – Я хоть и заводская штамповка, но при этом посуда вовсе не одноразовая, как и мои глиняные и деревянные предки. Не хочу поддерживать тон этой плаксивой речки, но в еще недавние времена нас, стеклянные бутылки, опорожнив, мыли и сдавали в приемные пункты, а оттуда отправляли на заводы, чтобы снова наполнить благодатными напитками. Наша жизнь имела смысл и цену. А теперь от нее остались одни осколки. И я не оставлю это просто так! Годы наполненного существования, отнятые у меня, требуют возмездия!
- Как ты ошибаешься, подруга, полагая счастье в полноте до краев! – патетически воскликнула сплющенная банка. – Я и сама совсем еще недавно вот точно так же ошибалась! Я была пузата и очень гордилась своей полнотой, словно в ней – моя собственная заслуга. Смешно сказать: стоя на полке магазина среди себе подобных, я даже присваивала себе свое содержимое, пенное хмельное пиво. Его хмель не на шутку вскружил мне голову и я совсем забыла о том, что человек, наш творец, создал и меня, и это пиво для себя самого. Но вот, сегодня свершилось то, ради чего я была сотворена: человек купил меня и выпил. И еще не иссякли во мне последние капли пива, а я уже ощутила всем нутром, какое это блаженство – быть пустой.
- Но, как я погляжу, быть сплющенной ударом ноги своего создателя тебе нравится еще больше! – презрительно усмехнулись осколки пивной бутылки.
- Да будет воля его! – экстатически возвысила голос лепешка, оставшаяся от ее алюминиевой коллеги. – Этим ударом сын человеческий навсегда вернул мне подобающее смирение. Не знаю, как бы я рассуждала, будь я просто пуста, но теперь, когда я еще и сплющена, мне ясно, что все вы одержимы демоном гордыни. От порождений неразумной природы многого и ждать не приходится, но ты, подруга, меня просто поражаешь! Разве тебе не ясно, что люди перестали сдавать бутылки за жалкие гроши просто оттого, что стали жить богаче? А если так, нам остается лишь порадоваться за своих создателей! Ну и что с того, что тебя разбили, а меня сплющили? Разве создатели не имеют права разрушать свои творения? Принимать со смирением любую их волю – вот в чем наше счастье! И плевать нам на эту речку, этих рыб и эти деревья! Все речки, все рыбы и все деревья не стоят одного единственного человека, даже самого последнего из людей. Если всемогущий господь только пожелает, он выпьет до дна всю эту Землю, сплющит ее и зашвырнет куда подальше, или разобьет вдребезги, а потом создаст и наполнит новую, еще и получше этой! На то его власть! Ведь Земля со всеми этими неразумными стихиями и тварями – все равно что банка или бутылка с пивом…
- Ну, довольно, милейшая, довольно! – прервал поток ее красноречия древний валун. – Ваше мировоззрение всем уже понятно.
- Блаженны сплющенные, ибо чем сильнее сплющат их, тем сильнее они блаженствуют! – передразнила проповедницу разбитая бутылка. – Это уже не просто холуйство. Это настоящий религиозный мазохизм!
- Простите, я не понимаю, – тихо прожурчала речка. – Но что это за чудовищное животное, которое смотрит на нашу Землю, как на бутылку с пивом? Я в первый раз про него слышу. Оно и в самом деле способно так сильно всем нам навредить?
- Не стоит слушать глупости, рожденные в сплющенных умах, почтенная матушка Река! – успокоил ее старик валун. И она снова обняла его и поцеловала в ответ на заботу.

Ни река, ни валун, ни сосны больше не слушали речей сплющенной банки и разбитой бутылки, не вступали с ними в споры. Банка все проповедовала бутылочным осколкам раболепство перед человеком и безмозглое смирение, а осколки продолжали твердить о мести. Так, тяжелея от собственной риторики, алюминиевая лепешка, что была когда-то пивной банкой, все глубже уходила в прибрежный песок, пока не исчезла в нем без следа.
А бутылочные осколки дождались своего часа. Теплой темной ночью явились на берег трое веселых купальщиков, и двое из них жестоко поплатились за свое легкомыслие. Первому бутылочные осколки глубоко разрезали обе ступни, у второго повредили сухожилие. Долго хлестала кровь из ран, и унять ее никак не удавалось. Раненые были молоденький парень с девушкой. Оба они смертельно перепугались. Их другу, оставшемуся невредимым, пришлось немало с ними повозиться.
Бутылочные осколки были счастливы своей местью. «Эта кровь – плата за мою разбитую жизнь!» – приговаривали они, злобно усмехаясь.
В августе пошли затяжные дожди. Вода в реке поднялась, и бутылочные осколки оказались на дне. Это была их заветная мечта. Теперь, невидимые в темной торфяной воде, они имели больше шансов для мести. И в самом деле, босые ноги случайных купальщиков наступали на них и на следующее лето, и через два, и через три года. Волны то закапывали их в песок, то вдруг находили снова, и, год за годом, терпеливо и ласково обкатывали, перебирали, смешивали с галькой, до тех пор, пока не превратили стеклышки в такие же круглые и продолговатые камешки.
- Не сердитесь, – уговаривала их река. – Забудьте про месть и разбитую жизнь. Я дам вам другую, новую!
- И мы станем с вами друзьями! – радушно подхватывали мелкие камешки, – станем сестрами и братьями! Притремся друг к другу и будем как родные. Добро пожаловать в новую жизнь!
- Вода точит камень, это верно, – заметил как-то валун. – Даже меня, старика, помнящего Великий Ледник, она порядком уже обточила. Что и говорить о стекле!
- Посуди сам, что еще мне остается делать со всей той злобой и всем горем, которые находят приют в моих водах? – ответила ему река. – Ведь я все еще не превратилась из колыбели в могилу. Вот только если бы ты знал, как я устала!..