Хранитель. Глава первая

                Глава первая.

Кавказ. Сколько крови и слез стоило его освоение. Казаки и Адыги. Им надо было, как-то учиться жить вместе. Империя пришла, и уходить она не собирается. С этим надо было или смириться или уйти. Благо, есть такое место, куда можно уйти. Здесь дана версия таинственного исчезновения целого народа. Версия фантастическая, но тоже имеющая право на существование. В общем – война и любовь, детектив и фантастика – здесь есть всего понемногу.  Приглашаю путешествовать вместе.
                ***
                Из донесения  генерала Даховского министру по иностранным делам Его Светлости графу Горчакову.
 
Довожу до сведения Вашей Светлости, что мною, согласно Вашего соизволения, были собраны сведения, касающиеся положения дел относительно уменьшения численности населения бывшего аула Пситэ (ныне Вельяминовского форта) и его ближних и дальних окрестностей. Согласно последней переписи численность их составляет 1780 человек обоего пола, включая детей.

Во время последней операции по окончательному искоренению бунтовщиков мною были заняты Гойтхские перевалы. Массы черкесов были оттеснены к побережью. Через аул Пситэ (ныне Вельяминовский форт) Началось их переселение в сопредельные мусульманские страны, где были приготовлены специальные лагеря по их размещению. По приблизительным данным в Пситэ (ныне Вельяминовский форт) скопилось около полумиллиона беженцев. Однако к месту назначения прибыли едва половина.

 Мною были предприняты попытки выяснить, куда делись остальные беженцы, как через греческих и армянских купцов, так и через верных мне людей в этих мусульманских странах. Ходили слухи об утоплении беженцев самими перевозчиками вместе с кораблями. Однако при ближайшем расследовании это оказался просто досужий вымысел. Так как затопление стольких кораблей экономически очень не выгодно. Да и какой владелец судна добровольно согласится оное затопить. Физическое же убиение стольких людей на суше невозможно было бы скрыть. Слухи о таком злодеянии неизбежно просочились бы. А посему вопрос об исчезновении беженцев считаю до селе открытым и приложу все усилия для его прояснения.
 
Засим остаюсь верным Вашей Светлости, командующий западным корпусом на Кавказе генерал Даховский.

                ***


       Я должен был его встретить. Встретить при любых обстоятельствах. Я никак не мог пройти мимо него. Как пройдешь мимо Хранителя? Осознание этого пришло потом, уже  после нашей с ним встречи.  Я тогда открыл новый мир. Разумеется, этот мир был всегда. Он был рядом. Его только надо было суметь увидеть. Я его увидел и стал богаче на целый мир.

       Мой отец брал меня в лес с раннего детства, лет с четырех. Он сажал меня на плечи и тащил в гору на себе. Далеко мы забрести не могли – куда можно путешествовать с малышом на плечах – максимум на километр. Но у нас были горы, а с горы, пройдя километр, можно было увидеть весь город, и море и другие горы, уходящие вдаль, словно спины больших спящих
животных, готовых в любой момент проснуться. Через сорок лет память  нисколько не потеряла четкости, и те детские впечатления с прежней яркостью стоят перед глазами. Мы с ним часто ходили в горы. Сначала вдвоем, потом, когда подросла сестра, брали и ее. Но эти воспоминания, как-то стерлись и потеряли четкость, стали обыденностью. Не замутилось лишь то, самое первое.
 
Потом мы росли, становились подростками, юношами и у нас появлялись другие интересы. Врывались в жизнь новые идеалы. Все было ярким красочным, шумным. Хотелось всего попробовать, до всего дотянуться. И мы пробовали и дотягивались, росли, менялись, взрослели, мужали, заводили семьи и разводились, и погружались с головой в рутину повседневной жизни. Мы, конечно, продолжали ходить, иногда, в горы, но это было частью повседневности. Были походы с семьей за грибами, выезды на пикники, но все это мы делали, соблюдая некий ритуал. Все ходили, и мы ходили тоже. Это было, как бы, продолжением все той же повседневной рутины. Было немного свежее, чуть-чуть праздничнее, капельку веселее, но домашние заботы мы и туда брали с собой. И все разговоры неизбежно сползали на быт. Быт незаметно засасывал и порабощал, пока однажды не захотелось куда-нибудь сбежать.

У нас везде доминируют горы. Они нависают над городом,  смотрятся в море, как в зеркало, охраняют от сильных ветров. Горы присутствуют везде. К ним привыкли и уже не обращают на них внимания, но от этого они не перестают быть. Стоит сделать несколько шагов, и попадаешь в горы.  Вот так, сделав всего несколько шагов, я и открыл новый мир. Получилось достаточно просто. Сначала я открыл свою калитку, перешел трассу, поднялся чуть больше ста метров по тихой, незаметной улочке. Улочка вскоре закончилась. Началась лесная тропинка. Это уже было оно – начало другого мира, но мне понадобилось подняться еще метров на сто, что бы это  ощутить. Звуки города постепенно потускнели, хотя и не исчезли совсем. Ноги несли сами, а я вертел головой в разные стороны от неожиданности. В голове был хрустальный звон, только обрывки мыслей хаотично толкали друг друга, лихорадочно пытаясь сложиться в какие-то слова. Сложиться в слова не удалось. Это место было не для слов. Здесь царила середина осени, царили проплывающие по небу облака, пение птиц. Здесь ветер тихо шуршал в кронах деревьев, общаясь с ними на языке образов, а деревья, молча, кивали в ответ своими разноцветными ветвями. Полет птицы или движение облаков по небу, кружение опавшего с дерева листа или быстрый прочерк суетливо проносящейся мимо запоздалой пчелы;  любое движение здесь приобретало сакральный смысл. Тропинка вела все выше, огибая овраги и промоины, забегала на бугры и спускалась в маленькие лощинки, пока не распахнулась внезапно захватывающей панорамой всего города, и моря, и гор, лежащих внизу, как на огромной ладони. Она приглашала остановиться, передохнуть и удивиться таким необычным видом, и радостно помолчать, и отдохнув, идти вместе с ней дальше. Тропка взбиралась выше, чуть наискосок и ныряла в небольшой овражек, а тот плавно сходил дальше  на нет и заканчивался уже настоящим торжественным лесом. Но и здесь тропа не стала задерживаться, а побежала дальше и выше, кое-где ныряя под упавшие деревья, а где-то огибая ямы и промоины, потом круто забрала вверх и скалистыми ступенями стала взбираться мимо могучих дубов, зарослей ажины, и колючего кустарника. Наконец, устав карабкаться на кручу, свернула под прямым углом влево и дальше неспешно покатилась, виляя из стороны в сторону и лишь слегка поднимаясь в гору. Еще немного повиляв, давая подготовиться к предстоящему событию, она вдруг торжественно вошла на огромную, заросшую тут и там  дубами и грабами в два обхвата, с какой-то нереально зеленой и сочной травой, горную поляну. Тропа, не давая времени опомниться, бежала дальше, однако ноги больше не могли сделать ни шага. Величие и торжественность этого храма природы заставляла замереть с открытым ртом. Здесь можно было провести пол жизни, любуясь этим великолепием. Можно было просто ходить или прилечь на сочную и такую ароматную траву и лежать, и слушать тишину, и считать проплывающие над тобой облака. Дальше в тот раз я идти не решился. Боялся испортить волшебство этого места. Наивный. Такое волшебство невозможно испортить.

  В этой жизни мы перестали принадлежать себе. Сначала мы принадлежим родителям, потом , женившись мы принадлежим нашим женам – принадлежность к родителям при этом никуда не девается. Дальше появляются дети, и мы начинаем принадлежать и им тоже. Ми принадлежим стране, религии, партии, школе, работе, расе… Хватит ли времени, что бы описать все эти принадлежности. Словом мы принадлежим кому и чему угодно, только не себе. Возникает ощущение, что ты большой чемодан, набитый всяким добром, которое принадлежит разным людям и организациям. Всю жизнь нас куда-то несет, кто-то в нас копается, что-то из нас извлекают, а что-то другое кладут взамен, а потом, в конце жизни весь этот хлам благополучно попадает на свалку. Мы уже не нужны. Наше содержимое никому не интересно. Это содержимое устарело, и нас вежливо просят перестать тыкать этим содержимым в лицо нового поколения  таких же, как и мы чемоданов. Возникает чувство тупика, и каждый подсознательно ищет из него выход. Мне повезло. Я этот выход нашел. Теперь у меня есть свой мир. Мир, в котором я принадлежу только себе. Я говорю: « У меня есть мир» , но этот мир не принадлежит мне. Он свободен так же, как и я. Мы с ним сосуществуем, как бы в симбиозе. Я нашел в нем выход из тупика, а он во мне то, что вдохнуло в него жизнь. Ему было сложнее. От правильности его выбора зависела его дальнейшая судьба, тогда, как я мог найти себе и другой мир. Поэтому он и присматривался ко мне так долго, так постепенно впускал меня в себя.
 
  Еще раз прийти туда я смог только через неделю. На следующие выходные. Я, как в прошлый раз, открыл свою калитку, перешел трассу, поднялся метров сто по тихой и незаметной улочке. Тропинка встретила меня уже как старого знакомого. Мы, молча, поздоровались, и она снова повела меня в гору, то петляя, то убегая немного вперед. Она показала мне уже немного больше, чем в прошлый раз. Это были новые виды на город, от которых захватывало дух, были крохотные полянки с голубыми осенними цветами, кусты со спелыми ягодами боярышника и ажины, и даже немного белых грибов, которые, впрочем, я не стал собирать. Так, незаметно общаясь, мы и добрались до той волшебной поляны. Теперь в мыслях были не одни только образы. Уже начали появляться слова.
 
- Радуйся,- сказал я поляне-

- Хайре,- ответила она мне на греческий или индийский лад.

Как красиво это звучало: «Хайре, поляна Храм, радуйся. Давай радоваться вместе» Это было наше первое слово. Теперь я мог давать название всему, что увижу. Я дал название поляне, деревьям, траве и цветам, облакам в небе, птицам на деревьях, желтым осенним листьям. Постепенно все в моем мире получило свое название. Мой мир оживал, становился объемным, разрастался и взрослел, и я рос и взрослел вместе с ним. А в третий раз я встретил ЕГО. Хранителя.

  Я открыл свою калитку и стал переходить трассу. Он неспешно трусил по другой стороне мне наперерез, и, казалось, не обращал на меня никакого внимания. Это был средних размеров пес коричневого цвета с небольшими черными пятнышками по всему телу, как у далматинца. Дворняга, как дворняга ничем не примечательный, если бы не его глаза. Не бывает у собак таких умных глаз. Таких глаз не бывает и у людей. Они притягивали, заставляли остановиться, посмотреть в них. Казалось, они видели все твои мысли и желания. Мы постояли друг против друга некоторое время. Пес явно меня изучал. Затем, видимо что-то решив, он повернулся и потрусил по улочке впереди меня, как будто сопровождая. Тропка встретила нас и, немного робея, повела в гору. Прошли мы недалеко, всего около пятидесяти метров. Пес, вдруг, остановился поперек тропы, и я понял, что меня дальше не пустят, что надо подождать. Я тоже остановился, сел на бугорок спиной к моему странному провожатому и покорно стал ждать. Каким-то внутренним чутьем я понял, что сделать надо было именно это. Боковым зрением я видел, как пес уселся чуть выше меня по склону и стал смотреть мне в спину.

          Взгляд был неприятным. От него хотелось куда-нибудь скрыться. Он словно протыкал насквозь. Я даже поежился, но продолжал сидеть и ждать, чем все кончится. Наконец пес, неспеша, подошел ко мне сзади. Я не поворачивался. Тогда он ткнулся носом мне в спину. Меня будто пронзило током, но я понял, что это знак одобрения, и что теперь я свободно смогу ходить здесь, когда и куда захочу. Он признал меня. Это был хранитель моего нового мира. Это был теперь и мой хранитель. Сердце мое громко билось толи от страха, толи от возбуждения, а на душе было чувство покоя и защищенности. Я перестал бояться. У меня было сокровенное место, где я смог бы укрыться, практически, от любых жизненных невзгод. Это место нуждалось во мне точно так же, как и я нуждался в нем. Теперь мы могли вместе расти развиваться, меняться по своему усмотрению и желанию. Мы были частью большого мира, и, в то же время, между большим миром и миром моим существовала незримая грань, преграда, которую никто не смог бы преодолеть без моего желания. Вернее – без желания моего и желания самого этого мира. Гарантией этого и был, встреченный мною Хранитель.

Я медленно пришел в себя. Тропинка повела меня дальше, радостно петляя из стороны в сторону, обходя овраги и взгорки. Она опять показала мне красивый вид на город, провела более легким путем мимо маленьких цветочных полянок, похвастала кустами ажины и кизила. Угостила боярышником, и так же незаметно довела до поляны-Храма.
- Хайре, поляна Храм, радуйся, - сказал я ей.

- Хайре, - ответила она, и пригласила идти дальше.

Дальше тропка повела меня поперек склона, чуть заметно поднимаясь. Идти было легко, дышалось полной грудью. Весь лес приветствовал меня веселым пением птиц и шепотом ветра в кронах деревьев. Осень раскрасила мир яркими красками и наполнила чистым звенящим воздухом. Постелила под ноги ковер из опавших листьев. Я был дома. Теперь в моем доме было бессчетное количество комнат, комнаток, кабинетов, залов. Даже храмов здесь было много. Тропинка, между тем, взобралась на хребет горы и здесь разделилась, предоставив мне самому выбирать путь. Одна ее часть побежала поперек горы дальше, другая же, свернув вправо, стала подниматься прямо по хребту к вершине горы. Мне тоже захотелось к вершине, и я свернул вправо. Хребет делался все шире, а подъем переходил в почти пологий участок. Появилась высокая трава, а деревья расступились и сделались огромными, доходившими в ширину до трех обхватов. Место было похоже на поляну-Храм. Такие же деревья такая же зеленая, сочная трава, но здесь можно было не думать о великом, а просто посидеть, привалившись спиной к шершавой коре дерева. Здесь было уютно. Такой уют бывает в детстве, когда точно знаешь, что дома ты защищен от всего плохого, приходящего извне. Будь то непогода, соседские мальчишки, или страшный соседский петух, не дающий тебе прохода. Забежал в дом, захлопнул дверь, и ты в полной безопасности. С этой поляной хотелось слиться, стать её частью. Зачарованный, я медленно шел через нее, а в конце меня ждал еще один сюрприз. На самом верху я нашел маленький чистенький родничок. Вода выбивалась из небольшого скального уступа, образующего небольшую чашу так, что, присев на корточки, можно было без труда напиться из этой природной посудины. Здесь же она и впитывалась в другую расщелину. Это место я назвал Поляной, а родничок – Чашей. Поляну нужно было обживать, и дальше я не пошел. Она была большая – сто на двести метров по моим примерным прикидкам. Точные сухие цифры здесь были неуместны. Меня это радовало. Я мог сказать, что поляна размером с половину земли. Кто здесь смог бы со мной поспорить?

 В самом центре  из земли торчал огромный камень, похожий на стол. Пройдя вокруг него, я обнаружил четыре камня поменьше, вроде стульев. Это стало Cтоловой, а немного ниже лежало упавшее дерево. У дерева был ствол из двух почти сросшихся веток. На нем было так удобно лежать. Толстый слой мха служил мягкой подстилкой, а в изголовье можно было подложить свернутую куртку. Это была Спальня. Дом был готов. При желании можно было намечтать себе еще комнат. Пока же в этом совсем не было надобности. Я напился воды из Чаши, посидел за Столом на всех Стульях по очереди, потом пошел и улегся на мою Кровать, сделав из куртки подушку. По небу плыли прозрачные облака, ветер шептал мне интересные истории, но мои мысли соскользнули на домашние дела. Сделать бы так, что бы они пошли, как-нибудь, полегче. И я стал представлять себе, как приду домой, а там меня уже ждет хороший заказ, как я начинаю придумывать форму этого будущего изделия, как с любовью начинаю размечать и разделывать доски, кроить, собирать, и вот заказ уже готов. Я даже представил, что это будет резной столик на одной ножке, с расписной столешницей. Ножку я выточу из бука, а столешницу из каштана. Столик стоял перед глазами, как будто наяву. Мысленно я даже мог его поворачивать в разные стороны, настолько он был реален. День, однако, повернул на закат, и мне было пора. Пора в большой мир к моим делам и заботам. Тропинка быстро довела меня до тихой улочки, и через пять минут я уже открывал свою калитку.

  Я ничуть не удивился, когда оказалось, что дома меня ждет заказчик.
Ему был нужен небольшой круглый столик под бра рядом с кроватью. Я быстро нарисовал форму, и заломил хорошую цену. Заказчик не стал спорить. Так я понял, что могу влиять на события этого мира. А, когда я ворочался в своей постели, тщетно пытаясь заснуть, перед моими глазами, вдруг предстала Поляна. Видение было настолько ярким, что, казалось, протяни руку и коснешься ветки, травы, или камня. Тогда я понял – что бы чего-то намечтать, как я намечтал сегодня себе такой выгодный заказ, совсем необязательно идти на Поляну. Достаточно просто представить себя сидящим там за Столом, или лежащим на дереве – Кровати, а то и просто стоящим в любом ее месте.

Когда я представлял себе свою Поляну, все жизненные невзгоды куда-то исчезали, на душе светлело, и я готов был перевернуть горы. Конечно же не в прямом смысле.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/02/02/862