Песочный человек

Из всех человеческих праздников я больше всего не любил Хэллоуин, хотя явных причин этой неприязни обнаружить в себе не мог. Можно было бы со свойственным высшим темным существам снобизмом заявить, что нам не нравится, когда смертные переодеваются в кого-то из нас, но по большому счету это мне не докучало. Гораздо больше мне докучали шумные компании, которым для веселья нужно было только одно: повод. Не нравились они мне по двум причинам: во-первых, потому, что они были шумными, а шума я не переносил, и, во-вторых, потому, что каждый раз меня просили принять участие во всем этом.

Вот и сейчас я целых два часа доказывал Дане, Амиру и Таис, что идти на вечеринку, посвященную Хэллоуину, мне совсем не хочется. Мне объясняли, что вечеринки в Праге в корне отличаются от подобных мероприятий в Штатах или в других концах Европы, и что вечер будет проходить «в узком кругу» (это означало, что на нем соберется целая толпа карателей, а также фей, древних вампиров, эльфов и прочей шумной нечисти). Мне удалось одержать победу в споре, и мои оппоненты, дружно сетуя на мое упрямство, отправились веселиться.

Я же отправился на кухню для того, чтобы приготовить ужин: тихая и спокойная компания Максимилиана и Эмили устраивала меня гораздо больше, чем орава переодетых людей вокруг. В Праге и без того много звуков из темного мира, ночью для меня они были еще отчетливее, а после захода солнца тридцать первого октября начинали напоминать оркестр. Представляете себе какофонию в моей голове в тот момент, когда я оказываюсь в толпе на маскараде – там, где верные глаза обманывают вас, да и уши перестают отличать темных существ от светлых?

В подавляющем большинстве случаев детей нужно было звать к столу несколько раз, но сегодня они мигом оставили компьютерную игру и разместились за столом, едва лишь учуяв запах жареной картошки с мясом.

- Мама говорит, что такая еда вредна, – заявил Максимилиан.

- Вот и нет, сегодня праздник, и можно есть любую еду, – возразила Эмили. – Ты можешь съесть хоть целую сковородку жареной картошки с мясом!

- Целая сковородка – это чересчур, – вмешался я. – Лучше идите и помойте руки. Праздник от этого не освобождает.

По возвращении Максимилиан и Эмили принялись за еду и некоторое время молчали, уплетая картошку с мясом за обе щеки. Мне уже несколько раз предоставлялась возможность понаблюдать за ними со стороны, и каждый раз я удивлялся тому, как сильно они похожи друг на друга – не внешне, а поведением и характерами. Эмили, такая же спокойная, как я, и Максимилиан, тоже всегда спокойный, медлительный и задумчивый, совсем не такой, как суматошная Таис и суетливый Амир. И какими принципами руководствуется Великая Тьма, организуя все это, думал я, глядя на то, как дети делят поровну очередной кусок хлеба и аккуратно убирают с белоснежной скатерти крошки. Мы с Амиром, дети одной смертной женщины, родившиеся с разницей в несколько минут, дети одного создателя, воспитывавшиеся одним и тем же существом и при одних и тех же условиях, выросли разными:  небо и земля. Максимилиана и Эмили, напротив, можно было принять за брата и сестру, хотя они и познакомились совсем недавно.

- Тетя Дана тоже пошла на вечеринку? – нарушил молчание Максимилиан.

- Да, – ответил я. – Тетя Дана решила, что хочет оттянуться.

- Оттянуться? –переспросил мальчик.

Эмили отрезала еще пару ломтей от буханки хлеба и положила их в плетеную корзину.

- Оттянуться – это значит повеселиться как следует, – пояснила она. – А если ты будешь разговаривать с набитым ртом, то придет Незнакомец и утащит тебя в свое логово, а потом съест.

- Незнакомцы мной не питаются, – отрубил Максимилиан. – Им меня не поймать!

- Ну, прекратите уже, – сказал я. – Вы тоже хотите сходить куда-нибудь? Можно пойти в кино, я куплю вам попкорн. Что скажете?

Эмили подняла на меня глаза и задумалась.

- Нет, пап, – заговорила она, наконец. – Там шумно. И много людей. И не только людей. Лучше… расскажи нам страшную сказку.

- Да, дядя Винсент, было бы здорово, – закивал Максимилиан. – Давайте выключим свет, зажжем фонари Святого Джека и устроим вечер страшных историй!

Я отошел к открытому окну и достал портсигар.

- А если я расскажу вам настоящую страшную историю, темнота вас не испугает?

Дети притихли.

- Папа знает много настоящих историй, – сказал Максимилиан. – Но он редко рассказывает их… потому что некоторые на самом деле очень страшные…

- Не знаю, насколько страшной вы сочтете мою историю, но свет мы оставим включенным. На всякий случай.

Максимилиан и Эмили дружно закивали и приготовились слушать.

- Давным-давно, – начал я, поудобнее устраиваясь на подоконнике и прикуривая от захваченных со стола спичек, – в ту пору, когда ни меня, ни Амира не было на свете, в далекой пустыне, там, куда не ступала нога человека, жило бессмертное существо, такое же сильное, как древний каратель, и такое же могущественное. Для того чтобы поддерживать свое существование, ему требовалось очень мало пищи и воды, а обществом людей оно тяготилось, так что жизнь в пустыне ему нравилась. Люди не беспокоили существо, так как боялись его: поговаривали, что там, где оно обитает, не растут даже верблюжьи колючки, что там не дует ветер, горячий воздух обжигает легкие так, будто это воздух Ада, а песок под ногами бессмертного плавится и становится черным.

Мало находилось смельчаков, которые решались по доброй воле навестить существо. Местные жители знали: оно может излечить больного в том случае, когда никакие травы уже не помогают. Существо бросало в огонь своего костра пригоршню песка, а с утра больной просыпался, вставал с постели, приступал к своим обычным делам и после этого проживал счастливую и очень долгую для смертного жизнь. Плату за свои услуги существо брать не хотело, и щедрые дары, оставленные людьми у того места, где они видели костер, каждый раз находили нетронутыми. В какой-то момент все дружно решили, что существо это – либо Бог, либо кто-то, приближенный к Богу, и начали называть его Шаманом.

В тишине и одиночестве Шаману жилось хорошо, но однажды он осознал, что такой образ жизни начинает тяготить его, и решил навестить крошечную деревеньку, располагавшуюся неподалеку. В этой деревеньке он встретил красивую смертную женщину, полюбил ее и увел с собой. Через год она родила ему дочь. Пока женщина была беременна, Шаман молился темным богам и просил их сделать его дочь бессмертной, но боги не услышали его молитв: она оказалась человеком. В чем-то Шаман провинился перед богами, так как его единственному ребенку не было суждено прожить даже несколько десятков лет, отпущенных смертным: почти сразу же после ее рождения стало понятно, что она серьезно больна, и вряд ли справит свой первый день рождения.

Шаман был безутешен. Его магия не помогала. Он потерял счет пригоршням песка, брошенным в костер, но девочка оставалась крошечной, худой и больной и, казалось, слабела на глазах. Он почти физически чувствовал, как из нее по капле уходит жизнь: та самая жизнь, которой он сам полон до краев и будет полон не десятки, а сотни, а, вероятно, и тысячи лет. «Почему вы так несправедливы ко мне?!», раз за разом спрашивал Шаман темных богов. Но они не отвечали ему, и он решил искать более чуткие уши. В ту самую ночь, когда на небе появляется полная луна, он отправился к Темному храму, но не поднялся на гору, а остановился на перекрестке двух дорог – самом страшном месте, которое только было в окрестностях храма – и воззвал к Владыке Тьмы.

- Ой, – вырвалось у Максимилиана. – Он решил продать душу? Как же так, дядя Винсент? Разве бессмертные могут продать душу?

- Почему бы и нет? – пожала плечами Эмили. – У нас ведь тоже есть душа! Только, пап… неужели такое важное дело поручили самому обычному демону?

Я выбросил докуренную сигарету в окно, вернулся за стол и занял один из свободных стульев.

- Дьявол никогда не приходит на землю сам. У него достаточно слуг, и они отлично справляются с такими поручениями. Есть воздушные, лесные, болотные, городские и даже водные демоны. К Шаману пришел Главный Песчаный демон – ведь события происходили в пустыне. Волосы его были цвета белого, сожженного солнцем песка, а глаза напоминали две полных луны.

- И он не моргал? – спросила Эмили.

- Не знаю, моя хорошая, обманывать не буду. Может, и не моргал. Мне редко предоставлялась возможность беседовать с демонами.

- Ну, так что же было дальше, дядя Винсент? – поторопил меня Максимилиан.

- Шаман сказал Главному Песчаному демону, что хочет продать душу взамен на жизнь своей дочери, и готов заплатить какую угодно цену, умереть хоть завтра – лишь бы она выросла здоровой и счастливой. Главный Песчаный демон, у которого был большой опыт подобных сделок, разволновался: никогда еще бессмертное существо не предлагало ему душу за такой – по его демоническим меркам – пустяк. Оборвать вечную жизнь только для того, чтобы смертный, который и так скоро умрет, прожил жалкие несколько лет? В другой ситуации Главный Песчаный демон посмеялся бы, но тут ему было не до шуток. Он попросил у Шамана несколько дней на размышление и отправился в Ад, к своему хозяину, с подробным докладом о случившемся. Сначала, разумеется, Всетемнейший не поверил ему. Но Главный Песчаный демон поклялся на…

- … самой большой и самой раскаленной сковородке в Аду! – подсказала Эмили.

- … самой большой кастрюле с самой горячей водой, в которой сварилось больше всех грешников! – подхватил Максимилиан.

Я пару секунд изучал детей, переводя взгляд с одного на другого, а потом покачал головой.

- Ладно, что бы там ни было, он поклялся, что это правда. Хорошенько отсмеявшись, Владыка Тьмы призадумался. Еще никогда ему не приходилось покупать души бессмертных существ. Может, тут есть какой-то подвох? Всетемнейший созвал всех высокопоставленных демонов, и они принялись размышлять. «Нет тут никакого подвоха», сказал Левиафан, демон зависти. «Просто ему завидно, что все дети здоровы, а его дочь, ребенок бессмертного существа – нет! Положись на меня, Хозяин! Уж я-то знаю, на какие безумства способны люди, когда ими руководит зависть!». «Нет», покачал головой Владыка Тьмы. «Дело тут не в зависти».

«Он так зациклился на своей магии, что ему просто лень искать другие лекарства для своей дочери – легче продать душу», предположил Бельфагор, демон лени. «Не лени дело», в очередной раз покачал головой Всетемнейший. «Да о чем мы тут с вами?!», взорвался, наконец, Сатана, демон гнева. «Он злится на своих темных богов за то, что они якобы не слышат его – вот и обратился к тебе, Хозяин. Уж я-то знаю, на что способны смертные, когда ими овладевает гнев!». «Ну, а, может, у него есть какие-то планы на свою дочурку, но до этого ей нужно немного подрасти?», хитро подмигнул своему хозяину Асмодей, демон похоти. «Нет, нет, нет», совсем расстроился Владыка Ада. «Все не то».

Думали демоны три дня и две ночи. На третью же ночь заговорил Люцифер, демон гордыни, который, как ни странно, был в высшей степени молчалив и высказывался на общих собраниях крайне редко. «Беда этого существа, Хозяин, заключается в том, что он очень гордится собой», сказал он Владыке Тьмы. «Он спас многих людей, люди благодарны ему за это, и, несмотря на то, что он делает вид, что ему все равно, это не так. Смертные грешны, а бессмертных многие грехи обходят стороной. Скупость, Маммон, обходит их, так как они живут слишком долго, и рано или поздно перестают ценить материальное. Обходит их и похоть, Асмодей, так как они учатся управлять своими инстинктами. То же самое, Сатана, происходит и с гневом. Завидовать, Левиафан, они могут исключительно тем, кто равен им – а таких мало. Что до лени, Бельфагор… а кто из нас не без греха?». «А как же любовь к еде?», протянул Вельзевул, демон чревоугодия, самый обидчивый из всех. Но с его мнением считались редко, так как он был самым приземленным из всех.

- Обжора, – категорично заявила Эмили.

- «Так что же ты предлагаешь, Люцифер?», спросил Владыка Ада. «Один-единственный грех не обходит бессмертных, Хозяин. И грех этот – гордыня. Чем старше они становятся, тем больше о себе думают – и, соответственно, тем сильнее гордятся собой. Возьми его душу. Даруй его дочери здоровье и дай ему несколько сотен лет счастливой жизни». «Несколько сотен?», с подозрением спросил Левиафан. Пару секунд Люцифер размышлял, а потом сказал: «Думаю, сделка выходит не очень честная. Даруй его дочери бессмертие, Хозяин». «Бессмертие?!», завопил Сатана. «Это уже чересчур! Что ему еще дать? Может, господство над миром? Или сделать его Богом?!». «Дослушайте до конца», улыбнулся Люцифер. «Дайте мне описать его Ад – и тогда вы со мной согласитесь».

- Ну вот, мне уже страшно, – вздохнул Максимилиан. – Может, на этом и закончим, дядя Винсент?

- Да брось, ничего не страшно! – возразила Эмили и потрепала меня по руке. – Давай, пап, продолжай! Начинается самое интересное!

- Выслушав Люцифера, Всетемнейший пришел в восторг: ему очень понравилась его идея. Так, демон гордыни отправился к Шаману и сказал, что за свою душу тот получит бессмертие дочери и пятьсот лет жизни. «Только смотри, не пытайся нас обмануть», предупредил его Люцифер. «В противном случае дочь твоя снова станет смертной и умрет, прожив лишь несколько лет, а ты в тот же момент отправишься в Ад». О большем Шаман не мог и думать, и они с Люцифером тут же скрепили договор так, как скрепляют его и по сей день: кровью.

Жизнь шла своим чередом. Дочь Шамана выросла и из худой бледной девочки превратилась в красавицу, при взгляде на которую сердце каждого мужчины начинало биться чаще. В один прекрасный день она согласилась стать женой одного из них, но вот беда: у супругов не было детей. И здесь не помогла магия Шамана: а он так надеялся, что увидит внуков.

Годы шли, женщина смотрела на своего мужа и видела, что он из молодого, полного сил мужчины постепенно превращается в старика, тогда как она остается цветущей красавицей. Пришел день его смерти, и безутешная вдова похоронила своего любимого. А годы все продолжали идти, окружающий мир менялся, крохотные деревни превращались в города. Многих мужчин любила дочь Шамана, но ни одному из них не посчастливилось стать отцом ее детей, и они, как и все смертные, в предназначенный им час отправлялись в другой мир.

«Зачем мне бессмертие, отец, если люди, которых я люблю, умирают?», однажды спросила женщина у Шамана. «Неужели смысл вечной жизни заключается в том, чтобы видеть страдания других и страдать самой? Где же они, эти темные боги, которые преподнесли нам с тобой такой драгоценный подарок? Почему они не открыли нам истинной сути вещей? Не лучше ли быть смертным, радоваться каждому дню, осознавая, что с утра ты мог и не проснуться, и стремиться сделать как можно больше, так как тебе отпущено несколько десятков лет?». «Неужели тебе хочется стать смертной?», удивился Шаман. «Да», ответила она. «Это – единственная дорога к счастью. Смертные счастливы потому, что знают: их радость недолговечна. Любовь не бывает вечной. Вечными бывают только боль, горе и страдание».

Непросто Шаману далось это решение, но все же он пошел на тот самый перекресток под горой, на которой был построен Темный храм, и снова воззвал к Владыке Ада. Не хотелось Люциферу отправляться ему навстречу – в конце-то концов, ему не позволял статус – но Всетемнейший напомнил ему, что ответственность лежит именно на нем, и демону гордыни пришлось согласиться. «Ты ведь помнишь, я предупреждал тебя», напомнил Люцифер. «Если мы расторгаем сделку, то дочь твоя становится смертной, а ты отправляешься в Ад». «Это мне и нужно», кивнул Шаман. Люцифер сочувственно поцокал языком и покачал головой. «Подумай хорошо, Шаман», сказал он. «Ты ведь не знаешь, что ожидает тебя в Аду». «Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива», ответил ему Шаман. «Ради этого я готов на все». «На все?», переспросил Люцифер. «Ну ладно. Готово!».

«А как же Ад?», удивился Шаман. В ответ на это Люцифер сделал широкий жест руками. «Вот твой Ад, Шаман. Или твоя гордыня так велика, что мир для тебя маловат?». Шаман не нашел слов для того, чтобы ответить, и демон гордыни продолжил свой монолог. «Ты помогаешь людям. Сначала делал это бескорыстно, да и потом тоже не брал даров: но только гордыня твоя разъедала тебя изнутри. Когда ты понял, что не можешь помочь своей дочери, то продал душу Дьяволу, получил свое, и лучше тебе было бы успокоиться, но твоя гордыня снова взяла верх над тобой. Темные боги отвернулись от твоей семьи, но это не вернуло тебя на истинный путь. Твоя дочь, несмотря на твои усилия, не могла иметь детей, но и это не заставило тебя задуматься о том, что что-то не так. Ты не Бог, Шаман, хотя возомнил себя Богом, и я придумал для тебя особое наказание».

С этими словами Люцифер повторил широкий жест. «Посмотри вокруг. Ты спас тысячи жизней, эти люди завели семьи и родили детей, а их дети подросли и родили им внуков. Миллионы спасенных тобой, Шаман, потомки тех, которых ты когда-то излечил от болезней. Я покажу тебе другую сторону всевластия. Ты будешь жить вечно. Не одну тысячу лет. И умрешь ты только тогда, когда убьешь последнего потомка спасенного тобой смертного. Вот видишь? Мы исполняем свои обещания. И второе тоже исполнено: твоя дочь теперь – обычная смертная. Она станет твоей первой жертвой: твоя охота начнется с нее».

С тех пор Шаман, старец с длинными седыми волосами, усталое лицо которого покрыто сетью глубоких морщин, бродит по миру, не зная покоя. С собой он носит крошечный узелок, наполненный храмовым песком. Встречая кого-либо из потомков спасенных им людей, он бросает в лицо несчастному пригоршню песка – совсем как тогда, давным-давно – но только с противоположной целью: для того, чтобы очередная жертва умерла в страшных мучениях.

- А что случилось с его дочерью? – спросила Эмили.

- Это отдельная история. Погибнув от руки своего отца, она, как и предсказывал Люцифер, попала в Ад. Демон гордыни тут же оказался рядом и рассказал женщине всю историю в мельчайших подробностях. «Он поступал благородно!», возмутилась она. «И это ты называешь гордыней?! Он спасал людей, а ты заставил его их убивать?!». «Ну, ну, не грусти», успокоил ее Люцифер. «Так уж и быть, я сделаю тебе небольшой подарок. Ты получишь возможность спасти часть этих людей. Я верну тебя на землю, у тебя будет вечная жизнь, и жизнь эта будет счастливой. Ты будешь привязана к людям крепко, очень крепко… каждого из  них будешь любить так, как в последний раз…». «А где же вторая часть сделки?», подняла бровь женщина. Люцифер развел руками. «Ты не сможешь жить без людей. Можно сказать, что они будут… твоей едой».

- Дай-ка я угадаю, – сказала Эмили. – Она была первой Незнакомкой?

- Все верно, – подтвердил я. – Правда, прошло много лет, Незнакомцам
предстоял долгий процесс эволюции. Но она была первой.

- Ну все, – подал голос Максимилиан. – Сегодня я сплю с включенным светом!


… Дана, Таис и Амир вернулись под утро: я успел не только закончить работу над картиной, которую откладывал уже пару дней по причине отсутствия времени, но и сварить кофе, так как знал, что его они попросят в первую очередь.

- Зря ты не пошел, Винсент, – сказала мне Дана. – Было весело! – Она подошла ко мне, обняла и поцеловала. – Я победила в конкурсе «Лучший костюм вечеринки»! Но приз отдала тому, кто занял второе место: я видела Изабеллу Кастильскую вживую, так что победа была не совсем честной…

- Я что, на самом деле многое пропустил? – спросил я, целуя ее в ответ. – Судя по всему, вы отлично провели время.

- Шум, гам, не протолкнуться, дышать нечем, – закивал Амир. – Все как ты любишь. Ах да. Целая толпа карателей и куча шумных троллей: они вопили так, что в конце вечеринки хозяева вызвали полицию. Про музыку, орущую на полную катушку, я еще не говорил?

- Очень смешно. Я оценил твой юмор.

Таис заглянула в спальню Максимилиана и Эмили и вернулась к нам.

- С каких это пор дети спят со светом? – недоуменно спросила она. – Максимилиан еще и одеялом укрылся с головой, не припомню за ним такого.

- Они попросили у меня страшную историю, – пояснил я. – На ум пришла легенда о Песочном человеке, вот ее я и рассказал.

- Детки достали дядю Винсента, и он пустил в ход тяжелую артиллерию? – предположила Дана, останавливаясь возле зеркала и доставая из сумочки помаду.

- Дана! – Таис топнула ногой и, повернувшись ко мне, возмущенно добавила: – Винсент! Неужели нет других историй, повеселее? Обрадуй меня и скажи, что ты не сгущал краски.

- Разве что чуть-чуть…