Интрига

Дорога до автобусной остановки показалась Александру Иванычу вдвое длинней сегодня. По крайней мере, времени на эту привычную дорогу он затратил явно вдвое больше обычного, поскольку идти, слегка прикрывая правую сторону лица рукой было менее удобно, к тому же, и Александр Иваныч постоянно ловил себя на том, что пытается поглядеть на свое отражение во всех встречающихся на пути витринах, окнах автомобилей и во всех лужицах. В лужицах разглядывать свое отражение особенно неудобно — приходилось садиться на корточки и держать на вытянутой и отведенной в сторону руке довольно увесистую сумку, дабы не ставить ее на грязный тротуар. Александр Иваныч попытался представить себе, как выглядит со стороны, глазами прохожих взглянуть на себя, так сказать. Получалась довольно-таки глупая, нелепая картина:    сидит взрослый мужик на корточках возле лужи, раскинув руки в стороны, — чисто цапля на взлете, а прохожие вынуждены обходить и его, и лужу, — и явно без особой при этом к нему симпатии, а проезжающие мимо машины так и норовят обрызгать, так и норовят… Да не тут-то было: Александр Иваныч все-таки с тренировки возвращается, а не с дружеской вам попойки — чего-чего, а реакции, чтоб вовремя отпрыгнуть и уберечься от холодного душа, слава Богу, хватает.
«Лучше б Вам реакции там, в спортзале, хватило», — в третьем лице почему-то о себе подумал Александр Иваныч.
А назавтра состоялось заседание литературного клуба, в котором Александр Иваныч всегда принимал деятельное участие. Еще на подходе к Дому писателей Александр Иваныч попытался представить себе, как будет встречен коллегами, людьми в подавляющем большинстве интеллигентными, очень деликатными. «Ведь не спросят напрямую, что со мной произошло, — деликатность им, видите ли, не позволит. Самому наперед начать объясняться — тоже неудобно как-то… Создавать впечатление, что ношусь с этим новым приобретением на лице, как с писаной торбой… И вообще, как вести себя — непонятно, гордиться-то вроде бы нечем, да и хвастать как-то неприлично, все-таки в интеллигентном обществе нахожусь…» Так и не решив по дороге, как вести себя в обществе, Александр Иваныч пустил дело на самотек, — война, дескать, план покажет.
Но войны никакой не случилось — коллеги делали вид, что не видят на лице Александра Иваныча никаких новообразований, старательно отводили глаза, чтобы не встречаться взглядом. В зале заседаний — длинный широкий стол, за которым поместились почти все члены клуба, некоторые вольготно расселись на стоящем поодаль диване. Когда народу бывало особенно много, можно было расположиться и на стульях за фикусом, и за вешалкой.   На стенах зала заседаний развешаны картины художников — членов клуба. Уютная творческая атмосфера. Александр Иваныч, заняв место за столом, в самом его торце, рассматривал с интересом коллег-писателей, ожидая своей очереди декламировать стихи, пытаясь представить себе их версии  предыстории приобретения на своем лице.
Вот Семён Михайлович, например: самый, пожалуй, уважаемый и активный член клуба, заместитель руководителя. Здороваясь, глянул внимательно, с профессиональным прищуром, ничего, однако, не спросил, — сам, конечно, все понял для себя: ну, разумеется, жена у бедолаги весьма строгая, воспитывала, видимо, супруга скалкой за несанкционированное потребление популярных (непопулярных) напитков. Диагноз на лице, способы лечения — традиционная бадяга; хотел было уже посоветовать и примочки, да вовремя раздумал, — деликатность врожденная не позволила.
А Алексей Юрьевич? Он, конечно, миндальничать не стал бы при встрече, он человек прямой и спросил бы напрямую, да вот беда — опоздал немножко. Сейчас сидит, конечно, усмехается себе в усы, — решил, что это я по улицам Копейска ночью возвращался, с тайного свидания, разумеется, — оттого и усмехается весьма неодобрительно. Вот если бы я с тайного собрания членов партии противников Чубайса возвращался — тогда другое дело…
Валентина Петровна — неподражаемый писатель, автор целой галереи образов наших современников. Валентина Петровна, разумеется, поместила меня в ситуацию невыносимой свинцовой тяжести быта бывшего советского человека, вынужденного жить в коммунальной квартире по соседству с малоинтеллигентными, но много пьющими людьми, вступать на кухне в безобразные сражения по очень незначительным поводам в то время, как вся страна под мудрым руководством «Единой России»…
Что там делала вся страна под мудрым руководством «Единой России», Александр Иваныч домыслить не успел, поскольку перехватил жгуче заинтересованный взгляд поэтессы Леночки, восторженно хлопающей длинными ресницами в направлении Александра Иваныча. Ну, все ясно, — решила, что я вчера, защищая даму, один сражался против пятерых хулиганов, всех победил, конечно, ни дать ни взять — герой сериала, всех раскидал, — восстановил, в общем, слегка подмоченную репутацию мужского сословия. Черт, как же внимательно-то рассматривает мое новообразование… А интересно, какого оно цвета сейчас? Вчера было довольно-таки неромантично-багровым… А сегодня? Радуга,должно быть. Говорят же знающие люди, что должен он всеми цветами радуги процвесть, прежде чем сойдёт на нет. «Будь же то вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть…» М-да… Напридумывают теперь себе версий различных, одна другой неправдоподобней, — писатели все же, фантазия-то развита неимоверно. А нет того, чтоб спросить прямо — прямо бы и объяснил, не-ет, ни в коем случае, нам прямое объяснение не нужно, мы сами с усами, сами все домыслим, разведем, понимаете ли, турусы на колесах… Черт, и сел-то я сегодня, как назло, на самом видном месте, — разглядывай мое приобретение все, кому не лень, фантазируй… Нет, чтобы сесть себе скромненько за фикусом, где никому меня не разглядеть…
И не выдержал все-таки Александр Иваныч, вскочил, не дождавшись своей очереди выступать со стихами, едва очередной докладчик замешкался, собирая свои бумаги и мысли:
— Нет, товарищи, я так больше не могу! Позвольте же объясниться, что это такое, в самом деле!
— Вот Вы, Семён Михайлович! Вы же интеллигентнейший человек, — и как Вы могли предположить такое: чтоб моя жена и меня же   — скалкой!? Да она и слова грубого не скажет! И напитков популярных я не пью, к Вашему сведению. К тому же вы врач, хирург высокой квалификации, — да разве последствия от применения скалки могут быть похожи на такое?!   И вообще, бадяга, примочки там — это все малоэффективно, пора уже и нано-технологии применять в подобных случаях, господа эскулапы. А от скалки и след должен быть такой же продолговатый. И не спорьте, мне ли не зна… Ну, не важно.
Зал заседаний слегка опешил, но слушали все не перебивая.
— А Вы, Алексей Юрьевич? Вам ли, пролетарскому писателю, не знать, что на рабочих окраинах Копейска в темное время суток Ван Дамм  с Джеки Чаном не рискнут показаться без Арнольда Шварценеггера и пары полицейских машин! А Вы меня туда безжалостно забросили, — это как, гуманно, по-вашему, хотя я и не член партии «Единая Россия»?
Валентина Петровна… Вам ли, как бывшему высокопоставленному чиновнику городской администрации, не знать, что в коммунальной квартире выжить мог только о-очень приспособленный и привычный человек, что кухонные баталии там не заканчивались столь незначительными повреждениями, — с последствиями этих баталий едва справлялись травмопункты и больницы скорой помощи. И вот Вы меня, тихого и скромного человека, деревенского наивного жителя, Вы меня в коммуналку!? Как хотите, Валентина Петровна, но     от Вас я этого не ожидал.
О Леночке хотелось бы сказать особо. Понятно, конечно, Вы — восторженная поэтическая натура, Вам романтику подавай. Не скрою, хотелось бы оказаться окруженным столь романтическим ореолом, да. Но подобное... Нет, отчего же, я еще мог бы от парочки худосочных пэтэушников… убежать, но Вы же против меня целых пятерых хулиганов выставили, пять братков с золотыми цепями на бычьих шеях!.. И где бы это я, интересно, складывал их неподъемные накачанные протеином туши!?
Так вот, товарищи, заявляю со всей ответственностью: украшающий мое лицо под правым глазом синяк (он же бланш, он же фофан, он же фонарь, он же фингал), хотя на самом деле — всего лишь гематома, так вот, вышеупомянутый бланш получен не в результате контакта со скалкой в руках жены, как утверждает Семён Михалыч, и фонарь этот жизнерадостный приобретен по сходной цене не в темных подворотнях Копейска, — алаверды Вам, Алексей Юрьевич; я вам больше скажу — фофан этот неинтеллигентный не на коммунальной кухне был припечатан, Валентина Петровна, снимаю шляпу перед Вашей фантазией; и даже, к великому моему и  надеюсь, Вашему, Леночка, огорчению — гематома сия вовсе не награда за романтический мужской поступок, — отнюдь. А все вышеперечисленные новообразования в одном лице, вернее, на моем лице, — появилось, кратко говоря, данное украшение в результате ненадлежащего использования во вчерашнем тренировочном спарринге, а должен вам сообщить, что мы с товарищем решили принять участие в боксерском турнире, так вот, ненадлежащего, повторюсь, использования защитных средств и приемов, как-то: нырок, уклон и блок. Говоря простым языком, в глаз мне засветил на тренировке мой же хороший товарищ. И впредь я просил бы никаких фантастических версий на эту тему не выдвигать!..
Слегка утомленный, Александр Иваныч нарочито-вызывающе оглядел присутствующих практически одним глазом, хотел было что-то добавить, но не нашелся и сел на место.
Напряженная тишина через минуту разрядилась облегченным вздохом, в котором явственно послышалось также и разочарование немалое. Оно и понятно — исчезла коллизия, интрига пропала.   Обидно.