Птица с меланитовыми глазами. Сон последний

Пролог: http://www.proza.ru/2015/06/27/1301
Сон первый: http://www.proza.ru/2012/11/26/147
Сон второй: http://www.proza.ru/2015/06/27/1313
Сон третий: http://www.proza.ru/2012/12/01/1759


Вот уже три захода солнца я спала без образов, будто под покрывалом кромешной пустоты: ни ночного дежавю, когда от ночи к ночи повторялся старый сон, ни его продолжения.

Внезапная сновидческая слепота вполне могла оказаться злой шуткой подсознания. Мне следовало бы опасаться, когда сны-предвестники, до этого шагавшие впереди событий, оборвались и неожиданно исчезли. Но я не испугалась. Наоборот, решила, что это первое знамение о завершении бесконечного путешествия в стенах загадочного Лабиринта. Еще парочка поворотов и на пути возникнет выход на свободу. Только вот за каждым следующим поворотом шел очередной коридорный перекресток. Число оставленных позади комнат лишь росло, а я с волнением заглядывала за угол и встречала надоевшие интерьеры, от одного вида которых моя надежда постепенно меркла.

За несколько коротких дней я стала заложницей губительной хвори. Легкая простуда разрослась в тяжелую болезнь, требующую внимания врачей. Сама я не могла себе помочь. Сильный кашель терзал грудь подобно раскаленным добела ржавым иглам. Одежда на мне промокла насквозь от испарины, выступившей на измученном лихорадкой теле. Я едва передвигала ноги, и мне казалось, будто топчусь на одном месте.

Небо над Лабиринтом, как и ускорившее шаг время, стало безжалостно ко мне: затянувшись свинцовыми тучами, оно не радовало лазурной бесконечностью и золотистыми нитями солнечного сияния. За серыми стенами должно быть наступила осень. Иногда мне казалось, что слышу шуршание янтарных листьев на кронах вековых деревьев. Это приводило меня к духовному бессилию. Единственным способом спастись от неминуемого упадка оказалось признание воспринимаемых чувств галлюцинациями. Только так я могла двигаться дальше.

Однажды, когда Лабиринт накрыло ливневыми облаками, я пережидала дождь в какой-то темнице. В ней тусклым одиноким огоньком горел ночник возле скрипучей софы, на которой я и расположилась, от озноба укутавшись в меховую накидку с проплешинами от моли. Несмотря на сильный жар и усталость, меня мучила бессонница, и чтобы хоть как-то занять себя, я подолгу вглядывалась в помятую фотографию мужчины, украденную мной из чужого дневника.

Мне нравилось смотреть на него, будто он настоящий, живой, стоит передо мной, в пух и прах развеивая гнетущее чувство одиночества. Рядом со мной находился мужчина без имени. Пускай только на снимке. Главное, что у него кроме меня тоже никого не было.

Мы разговаривали. Я делилась с ним историями, придуманными на ходу, а он тепло улыбался. Когда наступала его очередь говорить – он улыбался виновато, боясь признаться, что не помнит прошлого. Я не настаивала на ответе, а потом даже призналась, что тоже ничего не знаю о себе. Спрашивая его о наивных вещах, я чувствовала себя маленькой глупой девочкой, но он никогда не осуждал, всегда реагировал спокойно. Потому, осмелев, я вдруг поинтересовалась, не знает ли он, где выход из Лабиринта. Мужчина добродушно улыбнулся и покачал головой:

- Все это время я лишь следовал за тобой.

Колючее пламя стыда прожгло кожу изнутри. Слепо потакая эгоизму, я совсем упустила из виду, что мужчина с фотографии оказался таким же затворником треклятого Лабиринта, как я, и только благодаря мне, смог сбежать со страницы дневника, запертого в чердачной комнате. Извинившись перед ним, я вжалась в спинку кресла и попыталась отдохнуть, не терзая себя вечным повторением глупого вопроса. Зачем я вообще его задала?

Под монотонный шёпот дождя мне удалось задремать, но раскатистый гром от мерцающей молнии, рассекшей графитовое небо, мгновенно пробудил меня. Я подскочила на месте, как ужаленная, и вскрикнула от испуга, отзвенев в стенах темницы неприятным гулом.

В минутной дреме я выпустила из рук заветную фотографию. Она валялась под ногами снимком вниз, притягивая к себе половую пыль и мой заинтересованный взгляд:
«конец близок», - гласила надпись на обороте, куда я никогда прежде не обращала внимания.

Гулкий звон ударил по ушам, когда от волнения кровь хлынула к голове. Я на мгновение оказалась будто в вакууме, слыша только, как бьется пульс в висках и как кружатся в серпантине два загадочных слова.

"Конец близок". Почему именно эти слова?

Перечитывая надпись снова и снова, я старалась понять ее смысл. Почему она оказалась на обороте фотографии? Она была здесь всегда или, может, кто-то оставил это послание, пока я дремала? Ответов не было. Каждое новое предположение о ее природе казалось бредовее предыдущего, но я продолжала перебирать любые варианты.

"Конец". Означает ли он смерть? А может это выход? Выход из треклятого Лабиринта!

"Близок". Меня уже не пугала скоропостижная кончина. Я давно приготовилась к ней. А если выход? Если это выход из Лабиринта, то он уже близко! Но в какой момент я была к нему ближе всего? В последней комнате, когда нашла фотографию или же сейчас?

Вопросов становилось все больше, а моего терпения - меньше. Мне нужно было узнать смысл двух слов прямо сейчас, и я просто пошла вперед. Прочь из темницы, под занавес дождя.

Шла я долго, или так воспринималось в бреду. Коридор расплывался перед глазами, как если бы ливень слизывал непросохшую краску с холста импрессиониста. На пути теперь попадались залы и темницы без сквозного выхода, что диковинно для Лабиринта, а вскоре стены вовсе вытянулись в узкий тоннель без дверей, закончившийся тупиком.

Я оказалась в просторной кухне, покинуть которую можно было, только если повернуть назад. Вот он конец... Наступивший неожиданно, как и предсказывала надпись на обороте фотографии. Здесь, среди покрытых паутиной кастрюль и разбитой посуды с плесенью завершится мой путь. Я окунусь в призрачный мир за изумрудной полосой, и, обратившись фантомом, буду вечностью оплакивать несбывшуюся мечту.

Дождь кончился, и посреди иссякших туч над Лабиринтом распустился огненный цветок со жгучими иглами. Солнечные лучи пронзили пространство кухни, пропахшей гнилью недоеденной и забытой пищи. Тягучий смрад давно расползся за пределы зала, а в эпицентре - душил до слез. Мне следовало бы прикрыть нос и рот ладонью или вовсе пойти прочь, но я была очарована игрой света: кухня переливалась бликами, словно море в ясную погоду.

Я, как маленький ребенок, любовалась солнечными зайчиками на стенах, кружась на одном месте, и даже не заметила, что в комнате оказался кто-то еще. Пожилая женщина. Заметив ее, я вздрогнула от неожиданности: она не походила на тех призрачных людей из детской и, казалось, состояла из плоти и крови. Она тоже вздрогнула, видимо, как и я, не ожидая увидеть перед собой живого человека.

- Давно Вы здесь? - спросила я.
- А Вы? - переспросила незнакомка.
- Я была уверена, что одна в Лабиринте!
- И я, что одна, - вторила в ответ женщина.
- Кажется, мы в тупике, - я обреченно ухмыльнулась.
- В тупике, - как бы соглашаясь со мной, она тоже улыбнулась.

Беседа складывалась неумело. За все время одинокого скитания я совершенно разучилась общаться с людьми. По всей видимости, незнакомка испытывала схожие чувства. Она, как и я, была смущена нелепостью сказанных фраз и вместе со мной, растягивая паузу молчания, искала в себе решимость для нового вопроса.

Все же это был разговор. Разговор двух одиночеств, встретившихся в стенах бесконечного Лабиринта. Как же долго я мечтала об этом.

Из-за горячих слез лихорадки, обволакивающих глаза, мне не удавалось хорошо рассмотреть женщину и как следует познакомиться с ней. Я осмелилась сделать шаг навстречу, и она поступила точно так же. Мы думаем с ней об одном! Какое чудесное единство мыслей!

Я вгляделась в черты ее лица, и каково было мое удивление, когда узнала в незнакомке хозяйку дневника: это было не сложно, так как множество морщин и седые волосы не сильно изменили ее к старости. Я посмеялась поразительному совпадению:

- Так это о Вашей жизни я читала в дневнике?
- О Вашей.
- Я Вас не понимаю, - ее ответ застал меня врасплох.
- А я Вас, - молвила она.

- В комнатах Лабиринта я нашла ваш дневник, смотрела фильм снятый о Вас, была в вашей детской! - рассердившись, я сделала очередной шаг навстречу, словно сопротивлялась дразнящим ответам незнакомки.
- Ваш дневник, фильм о Вас, ваша детская, - попугайничала женщина, приблизившись ко мне на шаг.

Меня охватила злость: я подлетела к ней, чтобы одернуть за руку, но наткнулась на гладкую, холодную поверхность. Скрежет собственных ногтей о стекло быстро привел меня в чувства.

Я разговаривала с собственным отражением в огромном зеркале. Первое зеркало за все путешествие по Лабиринту! Я страстно желала вспомнить свою внешность, но когда нашла утерянное воспоминание, оно не принесло мне радости. Вместе с ним я наконец прозрела: обрела знание о прошлом, которое следовало за мной по пятам.

Маленькая девочка с лентой в волосах, потерявшая мать при трагической случайности, нелюдимый подросток, жалкая и эгоистичная женщина - их истории на самом деле принадлежат мне. А из зеркала на меня смотрело отражение моего настоящего: измученная глупыми страхами старуха, забредшая в Лабиринт по собственному желанию.

Я разозлилась и с яростью ударила по зеркалу голым кулаком. Со звоном оно разбилось на мелкие осколки, открывая скрытый проход. Меня обдало порывистым ветром, словно ждавшего этого момента уже давно. Сжимая в руке фотографию мужчины, имя которого навсегда вычеркнуто из сердца, я прошла вперед по битому стеклу. Внезапный кашель отдавался эхом от стен тайного коридора. У меня больше не оставалось сил: болезнь властвовала надо мной, с жадностью отбирая минуты жизни.

За первым же поворотом - проблеск света. В конце коридора я видела лазурное небо и различала далекий горизонт. Странный стон вырвался из груди, и я, как могла, торопилась. Выход... впереди выход, и его границы расширялись с каждым шагом. В конце концов, я побежала, заплетаясь в собственных ногах.

Я оказалась по другую сторону стен. В этот раз по-настоящему. Остановившись на границе между каменной кладкой коридора и свободой, я поняла, почему другие люди не пытались добраться до таинственной постройки. Мой Лабиринт находился на отвесной скале, окруженный бушующим всепожирающим океаном. Дым от костра был плодом разыгравшейся фантазии, как и пряный аромат древесной коры и хвои.

Я была свободна, но было уже слишком поздно. Мне не спуститься по отвесной скале, не преодолеть разгневанные волны, плюющие пеной. Я слишком стара, чтобы продолжить борьбу и изменить свою жизнь. Уже слишком поздно.

Опустившись на каменную кладку и любуясь сиянием Большого Светила на лазурном небосводе под рев океана, очень скоро я погрузилась в легкую дрему, чтобы увидеть последнее сновидение...

…Меланитовые глаза всматривались в смутную даль, где маячила белым флагом эфемерная свобода. Птица сидела неподвижно, слушая, как гомонливо кружили над головой злостные шептуны, пока капля за каплей стекала кровь с перьев, что обтягивали ее измученное тело бархатом траурного платья. Она не жила… Она существовала и была узником мраморной клетки.

Холодный камень окружал птицу со всех сторон: белоснежный купол был увенчан золотыми пиками, а прутья, словно хрустальная роза, - усыпаны невидимыми шипами. Дно темницы сверкало бриллиантовыми зернами, из питейника сочилось вино, но птица не замечала эти богатства под когтистыми лапами. Ей хотелось оказаться в садах, цветущих пушистыми цветами позабытой свободы. Своим острым клювом она пыталась расколоть мраморные прутья клетки, что была открыта

Пернатая узница мраморной клетки пребывала в поисках ответов на жестокий океан вопросов. Птица хотела знать, в силах ли она выбраться из плена: хрупкое тело изнывало от боли, на растрепанных крыльях из ран продолжала сочиться густая кровь. Она хотела знать, встретит ли за сдерживающими прутьями то, о чем страстно желает?

Когда Птица сделала неверный шаг, приведший ее к свободному заточению? Когда ее еще крепкие, здоровые крылья совершили лишний взмах по направлению к нестерпимым мукам? Был ли это осознанный выбор?

Чвакающие личинки безответных вопросов объедали Птицу изнутри. Она металась по клетке, разливая ароматное вино, подсоленное слезами из меланитовых глаз, и когтистые лапы скользили на мраморе в пьянящем напитке. Птица хлестала каменные прутья растрепанными крыльями, сметая со дна клетки бриллиантовые зерна. Она безжалостно рвала на себе перья и заживо склевывала измученное тело.

Продолжая отчаянно биться за потерянную свободу, Птица разрушила мраморную клетку, что выстроила в собственной напуганной душе, но утратила способность летать. Она не могла отправиться в вдогонку за мечтой, чтобы встретить волнительный рассвет иной эпохи. Посреди руин рукотворной темницы Птица ожидала конца своего существования…