Цветок монарды. Глава 7. Квартира

       В меру загаженный подъезд был тускло освещён запылённой лампочкой Ильича, денно и нощно, по-стахановски отдававшей всю свою горячую электрическую энергию людям, чтобы в итоге жизни, не дотянув до гарантированного срока действия, почернеть и затухнуть, с лопнувшей, болтающейся нитью накаливания и окутанной серой паутиной, как идеологией своих создателей.

       Ника поднялась на пять никогда и никем не мытых цементных ступенек и, подойдя к дверям лифта, осуществила своё законное право в нём прокатиться путём физического нажатия большим пальцем руки нестерильной пластмассовой кнопки.

       И сразу же откуда-то сверху что-то загудело и тяжко заухало: жалобно застонала лебёдка, нервно задребезжали рессоры, залязгали цепи, забрякала об этажные перекрытия раздолбанная кабина. И вот, наконец, перед Никой гостеприимно-автоматически раскрылись дверцы лифтового шкафа-купе с заплёванным полом и давно засохшей корочкой собачьего поноса в углу.

       Николь  стоически выдержала всю эту лязгающую увертюру машинного механизма с лебёдкой, болезненно поморщилась и поднялась на свой, как ей казалось, десятый этаж. Лишь минуту она медлила, прислушиваясь к своей интуиции: в какую б из двух дверей воткнуть подходящий ключ, а свою квартиру она определила почти моментально по не совсем понятным для неё самой признакам.

       Из двух дверей - одной стандартно-металлической, "бронированной" и второй: простой, но добротно-деревянной, крепкой и прочной, покрытой лаком - Ника отдала предпочтение последней. Может стоит сначала позвонить?

       Ника держала ключи наготове. Нет, всё-таки, если есть ключи, разумнее ими воспользоваться, даже если кто-то дома. А кто может её ждать? Муж, родители, дети, кто? Ника задумалась. Мужа Ника не помнила - значит его нет. Не могла же она, в самом деле, начисто забыть любимого и столь близкого человека! Что-то не воспроизводились в памяти его лицо, фигура, внешние черты. Но физическая, тактильная и биохимическая память должна была всё-равно остаться, пусть хоть частично. Хотя... только в том случае, если после романтического периода не предпринимались настойчивые и планомерные усилия от этой памяти побыстрее избавиться.

       Теперь родители. Тут теплее. Что-то всё-же осталось, но это "что-то" было таким далёким, из нижних слоёв детства: кашка, котики, куколки, пластилин, санки. Друзья? Разве что временные приятели, попутчики-однодневки. Почему тогда никто из вышеупомянутых не пришёл к ней в больницу с положенными в таких случаях "передачками"? Может уехали куда-нибудь? Ах да, не знали! Сомнительно, ведь могли же позвонить соседям. Значит, настоящих друзей у неё нет. Что и требовалось доказать. Да у кого они сейчас есть, эти настоящие? Почему у неё? У меня. Ника опять словила себя на том, что думает о себе, как о постороннем лице.

       Значит одна. Но что-то подсказывало ей, что не совсем. Она вставила уже один ключ в замочную скважину - не подошёл, попробовала второй - удачно. Но так и замерла, держась за связку, застрявшую в замке, потому что отчётливо почувствовала, что за дверью кто-то стоит.