Шеф. Гл. 6. Игра воображения

(Начало http://www.proza.ru/2012/11/24/669)


К весне я уже совсем свыклась со своей новой работой, хотя и знала, что когда-нибудь отсюда уеду. Мечталось о Мухинке в Ленинграде. Ну, в крайнем случае, об обычном художественном училище. Славик даже подарил мне на день рождения дефицитные колонковые кисточки.
Такую редкость добыл его друг Володя, работавший на соседней автобазе. Лет пятнадцать назад они учились вместе  в Симферополе. Володя к нам заглянул всего раз, зато Славик иногда посылал меня к нему за какими-нибудь мелочами.

Володя оказался полной противоположностью моему Шефу. Явно непьющий, какой-то весь легкий, добрый и домашний. Если особой работы не было, он не слонялся по автобазе, как Славик, а с удовольствием предавался хобби – мастерил необычные фигурки и игрушки из разного хлама. Очень симпатичные.

Я никак не могла понять, что связывало таких разных людей. И почему Славкин друг не спился, как принято думать про всех художников.

А однажды Владимир неожиданно для меня выдал:

– Ты на Славу не обижайся, если что, – а я и не обижалась. – Он неплохой человек, это жизнь с ним жестко обошлась. А так Славик у нас на курсе был самым талантливым. И самым умным. Иногда даже чересчур, к сожалению, – вот эту фразу я тогда совсем не поняла.

Ну, то, что мой Шеф умный (интеллект имелся, во всяком случае), я и сама знала. А насчет таланта... Не могу судить, пока ничего такого не замечала.

Вспомнились Володины слова, когда однажды в поисках каких-то материалов я уронила с полки старую папку. На пол посыпались рисунки, я бросилась их собирать и замерла. Вот это да! Пейзажи, портреты, наброски к декорациям, батальные сцены. Рисунки завораживали, заставляли смотреть еще и еще раз, рождали какие-то смутные ассоциации. Неужели это Славкины работы?

 – Что ты делаешь?!

Я вздрогнула, будто меня застали за подглядыванием в замочную скважину. Попыталась все сложить, опять рассыпала. Славик, отодвинув меня, стал собирать работы сам. Я топталась рядом, не зная, что сказать.

Славик бережно укладывал каждый лист в папку, что-то поправлял, разравнивал. Я посмотрела на его лицо ... и не узнала. Глаза, обычно усталые и потухшие, ожили, в них светились эмоции, страсти, жизнь. Лицо смягчилось, посветлело. Да он почти красив! Как я раньше не замечала?

Удивленная такими метаморфозами, я тихонько выскользнула из мастерской, боялась своим присутствием спугнуть что-то... Не знаю, что, но он сейчас точно был где-то далеко.

Я села в углу цеховой курилки, видеть никого не хотелось. Что же могло произойти с человеком, что он так изменился? И про какую жестокость жизни говорил Володя?

За окном орали воробьи, трепетали молоденькими листьями деревья, по дорожкам скакали солнечные зайчики. Я вышла во дворик. Какое пронзительное синее небо!

Надо сказать, что в те дни в моей жизни случилось совершенно неожиданное событие – бурно развивался роман с одним ...придурком. То, что он полный придурок, я поняла значительно позже, а в тот момент я ни о чем плохом думать не собиралась и купалась в необычных ощущениях, предчувствиях чего-то неизведанного, волшебного, красивого. И весна только добавляла красок в это новое.

И сейчас, на волне романтических чувств, мое воображение уже рисовало какие-то невероятные истории про роковую любовь Славика и таинственной цыганки – мне про нее проболталась наша токарь Надежда. Тогда я не придала особого значения сплетням – какая еще цыганская любовь в наше советское время?  Но теперь... Я быстренько нафантазировала бог знает что – молодого красавца художника, влюбившегося в дочь цыганского барона. Папаша будущего зятя не признал, послал разобраться с наглецом сыновей. А те подло напали на парня, изрезали ножами. Но художник выжил, хоть и потерял одно легкое, врачам еле руку удалось спасти. Очень трагично. А девушку жестокий отец силой выдал замуж, и теперь она много лет тайно сбегает из табора, чтобы увидеть любимого. А тот с горя пьет, бросил живопись, потому что рисунки напоминают счастливые дни, когда его Кармен была рядом.

В общем, насочиняла я достаточно. А что вы хотите от девчонки, выросшей на приключенческих романах? Да еще весна эта... Скорее всего (и даже наверняка), ничего подобного в жизни Славки не было. И он просто устал от каких-то жизненных ударов и примитивно спивается. Но мне не хотелось так думать.

Много лет спустя я узнала, что ту таинственную женщину звали Людой (а как хотелось, чтобы имя было необычным, Шанита, например, или хотя бы Лола). Никакого табора с папой-бароном не существовало в природе – цыганка была из оседлых. И наверняка намучилась с таким спутником жизни.

И еще мне рассказали, что наш злосчастный парторг все-таки добился своего – Шефа уволили, и он запил теперь уже совсем люто. Мне всегда казалось, что гробит он себя, дурак, вполне осознанно. А почему – для меня так и осталось тайной, своего Шефа я больше никогда не видела.

А потом он умер.


***
Но в тот апрельский день я, конечно, ничего этого не знала. Не знала, что буквально через месяц в моей жизни все резко изменится. Я оборву на полуслове свой странный нехороший роман, уеду в Ленинград. И буду с удивлением смотреть на глупых наивных однокурсников – тех, кто поступил в институт сразу после школы, потому что за этот год я, оказывается, повзрослела.

Не знала, что никогда не стану художницей. Зато встречу мужчину своей жизни. И жизнь нас помотает по стране, подарит и хорошее, и тяжелое. За эту жизнь я буду цепляться и бороться, насколько хватает сил.   

Не знала? Нет, наверное все-таки о чем-то догадывалась. О том, что все будет хорошо. Потому что невозможно весной не мечтать о хорошем.