Макрида

                Тем, кого не знаю, но люблю

     Свою бабушку по папе я совсем не знала. Она умерла, когда папе моему было лет тринадцать. Не выдержало её больное сердце всех тех тягот, что свалились на её женские плечи. А страданий и горя выпало ей с лихвой, могло бы хватить этой доли не одному десятку человек.
     Историю свою я начну с того момента когда беременная Евдокия выбралась в окно, когда пришли раскулачивать многочисленную семью её свёкра. Семья была большая, много детей и хозяйство было ладное. Были лошади, кое-какая живность и всякий  житейский скарб.
      Дуня только недавно вышла замуж за Василия и носила под сердцем их первенца, а тут такое горе. Хорошо ещё, что мужа в этот момент не было дома. Он ушел в тот день по делам, а ей  удалось выскользнуть из жестоких лап энкавэдэшников только благодаря счастливой случайности.  Бросилась она искать мужа, чтобы предупредить об опасности. А когда нашла, то решили они в деревню не возвращаться и, в чем были, отправились в Тулу к дальним родственникам.  Но  там оставаться долго не могли – было опасно и голодно. Тогда решили податься на Украину, чтобы попробовать затеряться среди себе подобных. Так судьба занесла их в городок Енакиево Донбасской области.  Там и родился мой отец 5 сентября 1936 года, назвали его Петей. А потом появился в их семье ещё один сынок - Толик.  Старшую сестрёнку  звали Валей.
     Донбасс – это шахтерский край. Почти всё мужское население его  добывает уголёк. Адская, трудная это  работа. Но ещё больше выматывает душу и давит на грудь груз страха за себя, за своих близких, что найдут, арестуют и сошлют в лагерную неизвестность. А за что? И этот страх поселился тогда в генах всех его будущих поколений. Каждый из нас, я уверена в этом, чувствует в глубине своей души, где-то очень глубоко, леденящее чувство страха  из-за того, что в любой момент откроется с грохотом дверь и на пороге встанет чудовищная  фигура палача и без всякой причины бросит тебя в жернова кровавой истории. Вот и пили наши деды и отцы оттого что хоть на время хотели заглушить в себе этот ужас.
     Женщинам же было ещё хуже. В нашей стране только декларировались одинаковые права между полами, а на самом деле всё было с точностью до наоборот. И если над мужчинами стоял царь и бог – государство со всеми Сталинами, Молотовыми, Хрущевыми и прочими царями и тиранами, то над женщинами были ещё и мужчины, которые,  в своём бессилии побороть зло нависшее над ними, могли «отвести душу» над слабыми и зависимыми от них женщинами.  И часто женщина  могла смириться со своим положением ради своих детей, ей просто не оставляли выбора.
Я не знаю, что обо всём этом думала моя бабушка, и как относился к ней дед, но думаю, что не далека я от истины.
     Было их в семье три дочери: Ксения, Евдокия и младшая Галина. Бабушку Галю или тётку Галю, как называл её мой отец, я очень хорошо помню. Она приезжала к нам ни один раз или одна или со своим мужем – Пашей. Жили они недалеко от Золотухино на станции Возы.
     Но в детстве я себе слабо представляла, кто кому кем приходится. И только изредка слышала от родителей о своих деревенских родственниках по отцовской линии.  Они редко приезжали и то только на свадьбы или похороны. Помню только, что увидела кого-то из них, когда умер дед Вася.
      Это было летом, но погода стояла тоскливая.  Накрапывал дождь,  на улице было пасмурно и очень неуютно. Мне было лет 13, наверное. У нас в это время гостила мамина сестра – тётя Женя.
      Мы собирались на похороны, а мне очень хотелось надеть новые туфли. Туфли были  черные, кожаные и очень, как мне тогда казалось, элегантные лодочки. Я давно заприметила их в шкафу бабушки Маши.
      Очень мне нравилось, в её отсутствие, перебирать всякие тряпочки в её узелках и ридикюлях. Вот и нашла я там новые туфельки. Видно бабушка их себе купила, потому что красивые, но так и не носила. Одним словом, всякими хитростями я выманила в тот день у неё туфли, и мы отправились все вместе к дедушкиному дому.
     Народу было много. Приехала тётя Валя – папина сестра из Тульской области с детьми. У неё тогда уже было их четверо. Девочки были старше меня, почти взрослые. Звали их Люба и Надя. Средний сын тёти Вали был чуть меня постарше. Очень он не походил на всю нашу породу. Высокий, смуглый, черноволосый, немножко похож на цыгана. И имя у него было удивительное – Григорий. А младший сын Володька был совсем ещё сопливый пацан. Пришли и дядя Толя с тётей Надей и своими детьми. Правда, их я  не запомнила – маленькие они были. И тогда же приехали папины родственники из деревни по линии матери. Но я  не понимала всех этих родственных хитросплетений.
     К тому времени у деда была другая жена – баба  Дуня, как я её называла, был ещё один сын – Витя. Я знала, что Витя – это младший брат моего отца, но очень долго не догадывалась, что они сводные.  Виктор старше меня был лет на 6, кажется, и я никогда не воспринимала его как дядьку. Он был для меня просто старшим братом. Возился с нами, когда мы с Димкой были маленькими, кормил нас гречневой кашей в отсутствии наших родителей. Мы с ним учились в одной школе, и моя мама была у него классным руководителем. Но только когда я подросла и узнала, что у Виктора и папы разные мамы, то даже как-то не поверила. Ведь всю свою жизнь мой отец относился к своей мачехе как к матери. Это я могу утверждать совершенно точно.
     Когда хоронили дедушку, Виктор учился в старших классах, а я в средних, как тогда называли. Гриша тёти Вали был примерно такого же возраста, как  и Витя, а Люба и Надя были даже старше его. Поэтому он и по сей день для меня совсем не дядя, а старший брат.
     Помню длинную траурную процессию, идущую через весь поселок к кладбищу. Помню глубокую яму, на краю которой поставили гроб с телом деда и как все, проходя мимо него,  целовали холодный лоб. Я тоже была в этой очереди. Шла вместе со всеми и не могла себе представить, как мне сейчас придётся наклониться над покойником и дотронуться до него губами. Я старалась себя подбодрить, но храбрость моя иссякла, когда я ступила на глиняный край кучи и я потихоньку сползла по ней в сторонку. Мне было очень стыдно, но ещё больше мне было страшно. Прости меня, дед за моё малодушие.
     На поминках я и увидела дальних родственников. Они ели кутью, пили самогон и с каждой рюмкой их разговоры становились всё громче. Мне казалось, что все забыли, зачем они тут собрались.
     Так мы похоронили деда. Моего деда по отцу – Василия Егоровича Горяйнова. Единственного оставшегося в живых из большого когда-то семейства Егора Горяйнова, бесследно исчезнувшего на Соловках. Но об этом я узнала значительно позже. В то время, когда я росла, об этом никто  не смел говорить. Это было страшной семейной тайной. Был ещё в людях жив страх перед черными «Воронами», что приезжали по ночам и увозили в безызвестность мужчин и женщин.
     О своей же бабушке я вообще очень мало знаю. Но даже те крохи, что удалось мне собрать об этой женщине, вызывают у меня гордость и уважение к ней.
     Когда девочка родилась, то её назвали простым и очень распространенным в то время именем Евдокия, т.е. Дуня. Но поп за что-то невзлюбил её отца и окрестил ребёнка Макридой. Так и появилось это удивительное имя. Я услышала эту историю от папиной тетки Гали, когда мы хоронили бабушку Машу, и в церковь надо было отвезти поминальные  записочки.
      И ещё значительно позже мне довелось услышать от своей мамы рассказ  о некоторых моментах жизни моей бабушки. Ей в своё время всё это поведал папа, а мне он совсем ничего не рассказывал. Потом я ещё просила тётю Валю вспомнить что-нибудь о её маме и в письме она мне тоже немножко написала. Так потихоньку и стала складываться передо мной мозаика жизни моей бабушки Макриды.
     Началась война. Мужа забрали на фронт. Евдокия осталась одна с тремя маленькими детьми на руках в чужом городе. Что было делать? Все перебивались, кто как только мог. Ходили на базар и выменивали продукты на вещи, вещи на продукты. Одним словом, в ход шло всё, что ещё сохранилось.  И однажды на базаре Дуня встретила свою сестру, а та поведала ей, что собирается перебираться  в Курскую область, что, мол, остались там ещё кое-какие родственники, а вместе ведь  и выжить легче.  И решила женщина отправиться вместе с сестрой  в родные края.  Но когда пришла к назначенному месту, то оказалось, что опоздала, все уже уехали.  И она, посадив детей на тачку, оправилась пешком за сотни верст в деревню Горяйново, что до сих пор стоит в нескольких десятках километров от моего родного Золотухино. Даже невозможно себе это представить, а не то чтобы сделать что-то подобное. Шла она четыре месяца. Шла и толкала перед собой тачку со своим сокровищем – с тремя маленькими детьми . И дошла.
     Вот такая у меня была бабушка – простая русская женщина, совершившая подвиг ради своих детей.
     В школе я много писала сочинений на тему подвига, но никогда не могла себе представить, что  эта тема касается меня самым непосредственным образом. 
     Добравшись, наконец, до деревни они поселились все под одной крышей. Все женщины и дети, двоюродные и троюродные родственники, которых собрала война в одной деревне. Мёрзли и голодали, ели лебеду и дикий лук, и пытались выжить наперекор всем несчастьям и бедам.
     Потом с войны вернулся раненый Василий . И они вдвоём вырыли себе землянку. Так у них появился свой дом. Но недолго они прожили вместе. Не вынесло женское сердце – надорвалось! 
     И было ей в то время сорок с небольшим.