Заметки на полях стран далеких и близких

     Прежде всего, хочется объясниться по поводу заглавия.  И в целом, и поэлементно.
     Заметки. Тут все ясно. Это, пожалуй, лучший формат отражения наблюдений путешественника. Заметки могут быть хронологически последовательными, а могут быть и тематическими, когда все увиденное, услышанное и осмысленное, как файлы, сортируется и разносится по соответствующим папкам и структурируется сообразно выбранной идеи или концепции. Этот, второй подход, как раз и является основным для данного репортажа о зарубежной туристической поездке.
     Заметки на полях, или маргиналии – это не столько хроника и репортерство, сколько авторское отношение к увиденному, пропущенные через ум и сердце рефлексии, личностные сравнительные характеристики, короче все то, что подпадает под определение «размышлизмы».
      Но если после слов «заметки на полях» поставить какое-нибудь обстоятельство места, то это уже может вылиться в каламбур. Так, Татьяна Тихонова в своем литературно-публичистическом творчестве постоянно эксплуатирует общее заглавие «Заметки на полях души». В свое время Никита Богословский под шапкой «Заметки на полях шляпы» публиковал свои юмористические миниатюры. Мне неведомо, знал ли известный композитор, что изначально в этом словосочетании никакой шутовской ломки смысла не было. Фраза в прямом смысле означала то, что  великий японский поэт и путешественник XVII века Мацуо Басё в своих многочисленных странствиях использовал поля своей плетенной шляпы в качестве “жесткого диска” для внезапно возникших мыслей, облечённых в форму хайку или неких путевых заметок.
     Теперь насчет «на полях страны». В советские времена это медийное клише било, пожалуй, все рекорды эксплуатации пошлых журналистских штампов. «Заметки на полях страны» - это уже безусловный каламбур. Этим словосочетанием я, конечно, не подразумеваю, что « в полях за Вислой сонной» я собирался делать главную фокусировку на узко-аграрной сфере, в которой автор, урожденный урбанист, - ни уха ни рыла. Я, конечно, не считаю, что «творог добывают из вареников», но в поле рожь от овса могу и не отличить. Зато я знаю, что такое “Field Studies” (полевые исследования). Это заморское понятие все шире входит в отечественный научный и публицистический оборот. Даже - литературный. Например, у Оксаны Забужко «Полевые исследования украинского секса» - это роман не о любовных утехах в полевых условиях, например, на лугу или в стогу сена, а больше размышления о судьбах украинской литературы, о взаимоотношениях с мужчинами, плотских, правда, в том числе. И в академической, публицистической деятельности «полевой уклон» так же не обязательно означает узкопрофильные исследования исключительно сельскохозяйственных угодий, выращиваемых на них продуктов. «Работать в поле» - это значит выйти за пределы кабинета, лаборатории, студии и изучать явления и факты непосредственно на месте события, взглянуть на них собственными глазами, а то и пощупать все своими руками. Причем, порой буквально, как это мы, украинские туристы, проделывали, например, с рядом экспонатов в Лондонском Тауэре. В этой древней крепости/тюрьме/музее можно подержать в руке аутентичный средневековый меч, ощутить его вес, приподняв на небольшую, ограниченную планкой, высоту. Или натянуть копию старинного лука, отпустить тетиву и с помощью соответствующего современного устройства узнать, насколько далеко «улетела» «выпущенная» тобой стрела. Моя жена, учитель английского языка, рассказывая ученикам массу разнообразных сведений из прошлой и современной жизни Британии, всегда слегка осекалась, натыкаясь на наивные вопросы своих питомцев, типа: «А Вы там были?», «А Вы это видели?». Теперь, после настоящих «полевых исследований» она  будет излагать материал (подкрепляя рассказанное привезенными из Британии копиями документов, например, сработанным под старину тубусом с Великой хартией вольностей) настолько живо и убедительно, что степень доверия, уважения учеников и самоуважения учителя поднимутся на уровень самых взыскательных требований к современному школьному образованию. Такой подход («полевой»), между прочим, широко практикуется в школьном образовании многих развитых стран. Например, в британских музеях и галереях мы видели немало учеников в школьной форме (учебный год в начале июля еще продолжался), которые переходили от экспоната к экспонату с какими-то вопросниками, альбомами и делали многочисленные заметки и зарисовки. Когда мы с интересом за этим наблюдали, получалось, что в такие моменты мы осуществляли полевые исследования тех, кто вышел на «полевые работы». Как говорится в рекламе, «два в одном».
       Вот и вся нехитрая интродукция к дальнейшему изложению. Так что – в дорогу!

«Голубые города»

         «Это о чем?», - спросит молодой читатель, не слыхавший одноименной популярной советской песни. А еще может подумать, что заметка - о сексуально «вольных городах», где люди с нетрадиционной половой ориентацией чувствуют себя, как дома. И в самом деле, уровень терпимости к ненатуралам в продвинутых странах поднялся достаточно высоко. Этот феномен следует рассматривать в рамках общего процесса роста толерантности во всех сферах общественной жизни в большинстве стран мира. Издавна в расчет принималось ( и очень даже расчетливо) деление людей по расовому признаку – на белых, черных и желтых. После революции 1917 года жителей советской России начали делить на красных и белых, но уже по социально-идеологическим признакам. Потребовалось немало лет, страданий и жертв, чтобы люди поняли, что «цветной» вариант политики «разделяй и властвуй» контрпродуктивен, что древнекитайский принцип «пусть расцветают все цветы» («эпоха воюющих царств», 475 – 221 гг. до н. э.) больше соответствует духу новейших времен.    Почувствовавшие это и вышедшие из подполья «сексуал-меньшевики» довольно быстро раскрепостились: где-то гей-парады проводят, где-то гей-рестораны и прочие рекреационные заведения открывают. Да еще всех об этом оповещают – через вывешенные флаги-радуги. Гид предупредила нас об этом, указывая на такой стяг всех цветов радуги, закрепленный над входом в  один из баров в центре Брюсселя, чтобы кто-то по неведению не зашел туда и не почувствовал бы себя белой (неголубой) вороной.   Так что если бы я собрался сделать акцент на  этом аспекте жизни западноевропейских стран, то скорее назвал бы эту заметку «Радужные города».
     Но я изначально закладывал несколько иной смысл в заглавие этого раздела. Помните, у Остапа Бендера была голубая мечта. И снова кто-то мог ошибочно предположить, что речь идет о деньгах, которые подпольный миллионер Корейко должен был крупной суммой принести ему на блюдечке с голубой каемкой. Уточняю: деньги должны были стать лишь средством для достижения голубой мечты Остапа Ибрагимовича – переезда в белоштанный город Рио-де-Жанейро. В пору моей юности и молодости этот бразильский мегаполис утратил прежнюю привлекательность. Поэтому среди моих голубых «мечт» были другие «забугорные» города, отодвинувшие Рио-де-Жанейро далеко вниз в рейтинге  привлекательности.  Можно даже сказать – вожделенности, потому что съездить в Париж, Рим, Лондон, Нью-Йорк и многие другие города «загнивающего Запада» в условиях опущенного Железного занавеса для рядового советского гражданина было крайне проблематично. Очень популярным был такой анекдот:
- Я снова хочу в Париж!
- Ты что, уже там бывал?!
- Нет, просто я уже раз хотел…
      Песня «Голубые города» начинается строкой: “Города, где я бывал, по которым тосковал». Я же больше тосковал по тем городам, в которых, как мне тогда казалось, не побываю никогда. И, прежде всего, я, студент факультета английского языка, тосковал и безнадежно мечтал попасть в Лондон или Нью-Йорк. Накануне выпуска для церемонии последнего звонка я написал иронический текст, который с товарищами-однокурсниками спел на мотив популярной тогда песни «Случайная встреча». В моей версии, в частности, были такие строки: «Надоело заниматься – хватит, баста!/К черту всякие Per aspera ad astra! (лат. Через тернии к звездам)/Направлений нет ни в Англию, ни в Штаты,/И лучшее – в село Камишевате./Заманили – обдурили,/Не видать нам Пикадилли,/Контрастов Лондона разящих…/Оставь надежду всяк сюда входящий!»
       На дворе был 1970-й год. Оттепель давно закончилась, Но, на удивление, этот идеологический стеб, сошедший с наших уст, сошел нам с рук. В 1997 году, когда я впервые попал в Нью-Йорк, то, выйдя на самый шумный участок знаменитой Таймс-сквер, я, не боясь быть услышанным, заорал во всю глотку: «Сбылась мечта идиота!!!». Не вру – чтоб я сдох!
      В предолимпийский Лондон я уже въезжал человеком, который «скромнее стал в желаньях». В эмоциях – тоже. Тем не менее, Лондон, в целом, оправдал те ожидания, которые копились у нас с женой с институтской скамьи, когда мы теоретически знали о нем «все» (хотя полевые исследования показали, что это далеко не так). Некогда недоступный, а, главное, запрещенный плод оказался не только съедобным, но, местами, еще и деликатесно вкусным. Многие его архитектурные достопримечательности и музейные экспозиции поражают и древностью, и масштабностью, и изяществом, и богатством, и изобилием. И в большой мере – все это создано в доимпериалистическую, доколонизаторскую эпоху, волей, умом и руками потомков кельтов, бриттов, англов, саксов, ютов, скоттов, викингов, норманов, представителей других племен и народностей. Эта гремучая этническая смесь дала миру народ, заслуживающий сегодня уважения. И посещения. Лондон, например, уже много лет кряду держится в топ-пятерке рейтинга (на данный момент он ее возглавляет)  самых посещаемых городов мира (в среднем 15 млн. туристов каждый год). Конечно, этой чести он удостаивается, прежде всего, благодаря старым добрым достопримечательностям, таким как Тауер (и одноименный мост через Темзу), "Биг Бен", Вестминстерское аббатство, собор Св. Павла, Букингемский дворец, Трафальгарская площадь и т.п. Но многих в британскую столицу притягивают и новоделы, например,  гигантское колесо обозрения  "Глаз Лондона". Кого-то может привлечь введенный в эксплуатацию 5 июля 2012 года, в день нашего отъезда из Лондона на континент,  «Осколок» (Shard) - самый высокий в Европе (309.6 метров) небоскреб, имеющий вид узкого, заостренного вверх осколка стекла неправильной пирамидальной формы. В этом многофункциональном здании, принадлежащем преимущественно (на 80%) катарским инвесторам,  стеклянные не только стены, но и полы, благодаря чему оно насквозь просматривается сверху вниз и наоборот.
         Теперь еще об одном «голубом городе». На мои отрочество, юность и молодость свалился такой культурный феномен мирового масштаба, как битломания. Нам, конечно, все советские средства массовой информации (в большей степени – дезинформации) втюхивали, что ор, какофония и гримасы волосатых лабухов из пещеры (ливерпульский клуб, в котором играли битлы, называется«Cavern», т.е.пещера) не имеют к истинной культуре ровно никакого отношения. Но мы не обращали на эту пропагандистскую лабуду никакого внимания и упорно продолжали записывать-переписывать на магнитофоны и «кости» (рентгеновскую пленку, из которой делались самопальные пластинки) любимых рок-идолов. Я, признаться, и сегодня млею от мелодичных композиций и исполнительского мастерства ливерпульской четверки. Вполне объяснимым, поэтому, было то, что в ряду моих «голубых городов» Ливерпуль занимал одно из самых почетных мест. Благодаря битлам, этот город, особенно места, связанные с жизнью, творческой и исполнительской деятельностью ансамбля “The Beatles”, приобрел для меня оттенок какой-то сакральности. Да что там для меня – для сотен миллионов фанатов во всем мире. Не использовать это для собственной выгоды – было бы непозволительной глупостью, в чем ливерпульцев трудно заподозрить. Поэтому звездных земляков они сделали главной культурной достопримечательностью города, золотой фишкой для завлечения к себе максимально возможного количества туристов. И мы в ходе «полевых работ» убедились, что урожайность этой культуры по-прежнему очень высока  Не знаю, сколько это еще продлится, но «уборочные работы» на теперь уже легендарной Мэтью-стрит все еще в полном разгаре. Мы тоже, естественно, поучаствовали в «жнивах». Как то: сфотографировались, для начала, рядышком с реально забронзовевшим Ленноном (раньше мы больше позировали на фоне монументов Ленину). Памятник был установлен в 1997 году и представляет собой «слепок» с обложки альбома Джона Леннона ‘Rock'n' Roll’ (1975). Однако дотошные битломаны утверждают, что на более ранних фотографиях голова изваяния несколько отличается от нынешней. Достоверно неизвестно, как это произошло. Существует легенда, согласно которой, то ли злоумышленники, то ли слишком пылкие (точнее – пилкие) фанаты "отпилили", как когда-то у андерсеновской Русалочки в Копенгагене, голову у статуи. Вот и пришлось создавать новую... Так это, или нет – разбираться нам было недосуг. Как говориться, за неимением гербовой пишут на простой бумаге. Вот мы и сфотографировались с тем памятником, который был в наличии, тем более что в кадр попадала стена с кирпичиками, на которых выбиты имена артистов и названия групп (их уже 1801), которые в разные годы выступали в “Cavern club”. Потом мы в этот подвальный клуб спустились, и в толчее, гаме туристов и громе музыки какой-то рок-группы а-ля “The Beatles” ощутили атмосферу начала 1960-х, когда тут на контракте в 1961-63 годах выступали битлы. Чтобы как-то разгрузить место  работы легендарных музыкантов, напротив «пещерного клуба» создали Cavern Pub. Но мы туда не пошли - не клюнули на этот «фейк», так как гид нам своевременно пояснила, что «картонная дурилка» никакой особой исторической ценности не имеет. А вот известное изваяние "Четыре парня, которые потрясли мир" на Мэтью Стрит нас впечатлило, за что мы его и запечатлели  на фото- и видеокамеры. Вообще-то, на битлов ливерпульцы должны молиться, потому что не кто иной, как они обеспечили массовый наплыв туристов и тем  самым практически вытянули город из затяжной депрессии, в которой весь мерсисайдский регион (т.е. Ливерпуль с многочисленными пригородами) пребывал еще с 1930-х годов. Да, в городе есть  комплекс административных зданий Ливерпульского порта, который ЮНЕСКО признаёт памятником Всемирного наследия. Есть еще ряд грандиозных старинных, неоготических и модернистских строений, достойных внимания туристов. Многим нравится Суперламбанана — памятник «бананоягнёнку»… Но обо всех этих достопримечательностях бОльшая часть туристов узнаЕт уже приехав на родину битлов. Википедия, например, утверждает следующее: «Сегодня здание Роял Ливер-билдинг является одним из самых узнаваемых достопримечательностей в городе Ливерпуль и является домом для двух легендарных птиц Ливер, которые смотрят - одна на город, другая – на море. Легенда гласит, что как только эти птицы улетят, город перестанет существовать». Между прочим, в городе «живут» еще две такие птицы: одна, металлическая, венчает здание Мерсисайдских палат, другая, каменная, стояла поверх здания рынка Св. Джона, но после его сноса в 1964 году «перелетела» в Мерсисайдский морской музей. В связи с этим выскажу, может быть кощунственную для ливерпульцев, мысль в духе ленинских «Заметок постороннего». Реальная битловская четверка сделала для родного города уже столько, что их изваяния могли бы по праву заменить четверку мифических птиц-ливеров, которые бы и в музее успешно выполняли свою охранительную миссию. Тогда, подобно тому, как Большой театр узнают по квадриге (четверке лошадей) Аполлона на его козырьке, Ливерпуль  стали бы узнавать по скульптурам четверки всемирно известных музыкантов. Впрочем, на Мэтью-стрит, их изваяния уже есть. К тому же, я, как вы поняли, прикалываюсь – ради красного словца.         
         Эдинбург стал моим “голубым городом» несколько позже, когда я начал осваивать вторую специальность - экономиста. Как многие, наверно, догадались, этот город стал мне очень интересным благодаря Адаму Смиту. Британский премьер Маргарет Тэтчер, по утверждениям многих приближенных к «железной леди» людей, постоянно носила в своей сумочке книгу «Богатство народов», magnum opus великого экономиста. Уверен, она его даже читала, как и литературный герой Евгений Онегин в одноименном романе  Александра Пушкина.  Адам Смит, без преувеличения, сделал решающий вклад не только в создание классической политической экономии, но  и в значительной мере поспособствовал формированию концептуальных основ современной Западной цивилизации. В столице своей любимой Шотландии он продолжительное время жил, работал (таможенным чиновником) и, конечно же, писал свои бессмертные экономические и философские труды. Здесь он умер и похоронен. Впрочем, о Смите я еще кое-что расскажу. Но чуть попозже. Сначала – о самом городе.
     Эдинбург ежегодно привлекает около 13 млн. туристов. Он является второй по популярности (после Лондона) туристической меккой Великобритании. Если вы, по аналогии с Ливерпулем, подумали что главным магнитом для приезжих является какой-то выдающийся человек, или целая плеяда именитых людей, то вы ошибетесь. Нет, есть, конечно, люди, которые совершают паломничество в этот город исключительно потому, что здесь родился, жил и творил  такой сонм выдающихся людей, который Ливерпулю с его битлами и не снился. Кроме Адама Смита среди знаменитых жителей шотландской столицы - Александер Белл , Тони Блэр ,  Артур Конан Дойль , Джеймс Клерк Максвелл, Джоан Роулинг, Вальтер Скотт, Роберт Льюис Стивенсон ,Мария I Стюарт, Дэвид Юм и многие другие выдающиеся люди. В нашей группе большинство составляли киевляне, и я могу даже предположить, что они целенаправленно ехали в Эдинбург для того, чтобы посмотреть город-побратим Киева (с 1989 года). Есть определенный контингент людей, которые в августе специально приезжают в шотландскую столицу на крупнейший в мире фестиваль искусств, когда население города увеличивается вдвое (в этом году он проходит с 9 августа по 2 сентября).  Однако, для подавляющего числа приезжих Эдинбург привлекателен не оперной музыкой, звучащей в рамках фестиваля, а, прежде всего,  своей «музыкой, застывшей в камне», причем - на фоне живописнейшего пейзажа. Благодаря своей архитектурной и исторической особенности не какие-то отдельные здания или комплексы строений, а вся центральная часть (!) Эдинбурга была в 1995 году внесена в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Тут на одной только миле, названной Королевской (Royal Mile), достопримечательностей больше, чем билбордов Королевской на тысячах миль всех автодорог Украины.
       Вероятно, красоты города, но, скорее - его благоприятный для инвестиций предпринимательский климат, самый высокий по стране уровень занятости обусловливают постоянный рост населения, причем не столько за счет британцев, сколько за счет иностранцев. Может, на них списать определенную дремучесть некоторых эдинбуржцев, выявленную мной  в ходе «полевых работ»? Вот вам конкретный случай, о котором, кстати, я обещал рассказать.
     В Эдинбурге мне, естественно, захотелось побывать на могиле Адама Смита. Каково же было мое удивление, когда почти все (кроме одного служителя Национальная галереи Шотландии), кого я просил подсказать дорогу к захоронению такой выдающейся личности, не могли этого сделать по причине того, что они… слыхом не слыхивали, кто такой Адам Смит! Даже после моих объяснений, что это, мол, великий шотландский экономист и философ, эдинбуржцы разных возрастов лишь пожимали плечами и извинялись за то, что не могут помочь иностранцу. И это при том, что в 2009 году Смит попал в список «Самые выдающиеся шотландцы всех времен» в результате голосования, проведенного шотландским телеканалом  STV. И неужели никто из них ни разу не обратил внимания на солидный (правда, не такой грандиозный, как Вальтеру Скотту) памятник Смиту, стоящий в самом центре Эдинбурга? Эх, мне бы в те моменты вспомнить да продемонстрировать невеждам  портрет Адама Смита, изображенный на купюре в 20 фунтов. Но я не додумался тогда прибегнуть к такой тяжелой артиллерии. А, может, и она бы не «выстрелила», потому что опрошенные мной шотландцы могли (например, из принципа) не пользоваться банкнотами Английского банка (центрального банка Соединенного королевства). При въезде в Шотландию нас предупредили, чтобы мы старались расплачиваться без большой сдачи, потому что можно нарваться на купюры шотландского банка, на которые, если не потратить их на территории Шотландии, будут косо смотреть (а то и вовсе откажутся принимать) в других частях Великобритании, не говоря уже про другие страны. Хотя, на одну из шотландских купюр вполне мог попасть портрет Адама Смита. Не знаю - соответствующие полевых исследований шотландских купюр не проводили: они могли обойтись нам в копеечку. Кстати, своих «копеечек», т.е. центов, шотландцы чеканить не додумались. А по поводу неведения многих рядовых шотландцев относительно личности Адама Смита я особо не расстраивался. Мои-то студенты почти все после изучения курсов «Экономикс» и «История экономики и экономической мысли» не только знают, кто такой Адам Смит, но могут даже рассказать о принципах его экономической теории. Правда, почти никто из них не знает, кто такой Ленин, к какой социальной системе относился СССР (расшифровать аббревиатуру практически никто не может; США – могут все), из каких республик (а ныне – независимых государств) Советский Союз состоял… Например, во время нынешней весенней сессии я этот последний вопрос, как дополнительный, задавал практически каждому студенту целого потока, потому что страшное подозрение закралось при ответе уже первого студента. Из ответов второкурсников я узнал (процентный подсчет – приблизительный), что в Советский Союз входила Польша (в 100% ответов), Украина, Россия (процентов 90), Беларусь (60%), Чехия, Словакия, Румыния (30%) Азейбарджан (10%) Иран, Ирак (5%), Германия, Италия, Франция (2%), Австро-Венгрия (1%)… Кстати, студентка, которая назвала Австро-Венгрию, заявила также, что столицей СССР был Сталинград, который позже переименовали в Калининград… Ну вот, доболтался, проговорился, что мне теперь будет за такие откровения от начальства, хоть это явно огрехи не высшей, а средней школы?
        Глазго. Этот город с детства у меня ассоциировался только с футбольными клубами шотландской премьер-лиги - Селтик и Глазго Рейнджерс. Здесь, кстати, базируются еще два профессиональных футбольных клуба. Для полумиллионного города это много. Может, поэтому здесь есть Шотландский музей футбола? Но не футболом единым, конечно,  известен этот третий по численности населения (второй - Бирмингем) город Соединенного королевства. Глазго по населению всего вдвое больше Кировограда, но культурная жизнь здесь во много раз насыщеннее. Судите сами: по количеству студентов — 168 тысяч человек — Глазго занимает первое место в Шотландии и второе в Великобритании (после Лондона); в нестоличном городе работают  Шотландская опера, Шотландский балет, Национальный театр Шотландии, Королевский шотландский национальный оркестр, Шотландский симфонический оркестр Би-би-си, Национальный молодёжный театр Шотландии. В галерее Келвингроув среди экспонатов  оригиналы полотен  Рембрандта, Рубенса, Тициана, Ван Гога, Моне, Пикассо, Дали, Дега,  Сезанна. Галерея современного искусства (GoMA) - вторая по посещаемости за пределами Лондона. Среди ее экспонатов — работы Уорхола и Хокни. Грандиозные здания обеих галерей сами по себе – произведения высокого архитектурного искусства. Художественная галерея Хантера и Галереи Маклеллана  тоже не обделены ценными экспонатами. В городе 4 музея, 37 публичных библиотек, 10 кинотеатров, в том числе открывшийся в 2001 году 18-зальный Cineworld, который занесён в книгу рекордов Гиннесса как самый высокий кинотеатр в мире.  И фестивалят (в прямом смысле слова) в Глазго неслабо, причем, на протяжении всего года. Наиболее значительным является традиционный (с 1996 года) фестиваль West End, который проводится в июне. Это самое крупное фестивальное событие года, включающее в себя выступления уличных театров, музыкальные и танцевальные мероприятия, карнавальные шествия, парады и т.п. Не приходится поэтому удивляться тому, что Глазго был провозглашён Культурной столицей Европы 1990 года. До Украины, согласно системе ротации, очередь дойдет только в 2024 году (какой наш  город получит этот статус – пока неизвестно). В мечтах таким городом видится Кировоград, потому что избрание того или иного города центром культурной жизни континента делается не только с целью привлечения внимания к его культурному наследию и развитию, но и, как правило, означает дополнительное финансирование из фондов ЕС для дальнейшего наращивания культурного потенциала и исполнения городом функций Культурной столицы Европы.
         Для верующих в Глазго есть 26 культовых сооружений различной конфессиональной принадлежности. Из всех их, безусловно, выделяется кафедральный Собор Святого Мунго. И не только потому, что это сооружение древнее (построено в период между XIII и XV столетиями), представляющее собой замечательный памятник шотландской готической архитектуры. Его необычность (по крайней мере, для нас) заключается в следующем: несмотря на то, что собор принадлежит пресвитерианской Церкви Шотландии, в нем по очереди проводятся службы для верующих разных конфессий – протестантов, католиков и иудеев. Мне запомнилось, как этот факт стал предметом обсуждения в автобусе. Сидевшие сзади нас две дамы солидного возраста в этой связи вспоминали, как в Киеве их не пускали в храм в затемненных очках, и как они, пикируясь с служительницей церкви, ехидно вопрошали: «А зубные протезы снимать не надо?». Тут же попутно они вспомнили про малопонятную службу на архаичном церковнословянском языке, сделав при  этом вывод, что не зря, видать, на греческом, английском и целом ряде других языков православная церковь называется ортодоксальной, что пора, мол, ее как-то модернизировать. Я потом вспоминал этот диалог при посещении католического храма в немецком Ахене, когда ко мне подошел какой-то служитель церкви и потребовал снять кепку. В  англиканских и прочих протестантских храмах никого бейсболка на моей голове не интересовала. Но терпимость к наличию или отсутствию (у женщин) головных уборов – это мелочи, по сравнению с уровнем межконфессиальной толерантности в соборе Св.Мунго. Вот бы и нам в Украине побольше такого взаимопонимания между разными церквами!
        Конечно, главным блюдом нашего туристического меню была Великобритания. Не зря же наш тур назывался «По ту сторону Ла-Манша». Но и по эту, континентальную, сторону пролива нас ждало много открытий, приготовленных для нас организаторами тура. Из «голубых», а, скорее, «бледно-голубых» городов в маршруте тура для нас были, пожалуй, Бремен и Брюссель. Первый, возможно, был бы и совсем «никаким» если бы он не был ослепительно ярким для нашей дочки, которая пластинку с «Бременскими музыкантами», поставленную по знаменитому одноименному мультику, заслушала до дыр. Второй, Брюссель, в молодости ассоциировался у нас преимущественно с писающим мальчиком, но этого было недостаточно, чтобы мы «писали кипятком» от желания его проведать. От Любека и Ахена мы вообще не ахали от восторга при упоминании этих малоизвестных нам городов. В восточном Берлине я провел одну неделю в далеком 1978 году. 34 года назад он меня не потряс, но в эту поездку я надеялся открыть для себя Западный Берлин, спрятанный тогда за Берлинской стеной.
       Вот с такими настроениями мы в самом начале нашего пути въехали в Любек. И все-таки ахнули – от этой резной, расписной «шкатулки с горстью драгоценностей». Историкам, по сохранившимся записям Вяземского, известен то ли анекдот, то ли быль: однажды А. С. Пушкин, ни разу не бывавший за границей, принялся хулить Европу, на что его друг А. И. Тургенев возразил: «Да съезди, голубчик, хоть в Любек». Возможно, Пушкин и бывал в Любеке, только русском. Гид нам сообщила, что первоначальным названием города было Любичи, т.к. основан и заселен он был славянами. А в Московской области есть село Любичи… А вдруг поэт там бывал, например, проездом? Ау, историки, можно покопаться. Но без особых копаний, любой профессиональный историк знает, что Любек был крупнейшим центром Ганзейского союза – торгово-политического объединения городов и гильдий Северной Европы XIII - XVII веков. Многие строения, имевшие отношение к этому альянсу, - среди основных достопримечательностей города, включеных в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО в Германии. Все такое красивое, вычурное, не знаешь что и выделить, то ли  Голштинские ворота, то ли Ратушу... Нет, все-таки, больше всего мне запомнилось то место на центральной площади, где привязывали недобросовестных торговцев, пойманных на обвешивании, обмеривании и прочих больших и малых грехах коммерсантов. Все проходившие мимо горожане плевали на мошенников, что со временем поспособствовало искоренению этого зла. Эх, установить бы какой-нибудь подобный столб позора, для начала возле Верховной Рады, других властных институций и контор – глядишь, и у нас бы дело пошло на лад. Тоже, ведь, славяне, как ни как. Да и организовать такое – раз плюнуть…
       Если Любек нам показался шкатулкой, то другой ганзейский город, Бремен, - уже целым сундучком, с еще более богатым содержимым. Одна только  Рыночная площадь с ратушей чего стоят! Одна из красивейших в Европе. Позже, на обратном пути,  мы сравнивали ее с центральной Брюссельской площадью. Это конгениально! – как сказал бы Остап Бендер. Там же, на периферии площади, стоит скульптура знаменитых «Бременских музыкантов». Я бы даже сказал – «Брендовых музыкантов». Но... Я хотел было сначала закавычить слово «знаменитых», потому что они, как сказали бы в Одессе, таки да знамениты. И не только для одесситов, но и для жителей всех остальных городов и весей бывшего Советского Союза, особенно для рижан, жителей Красноярска, Сочи, где в разных композиционных решениях и формах тоже установлены скульптуры бродячих музыкантов (в Риге – ближе всего к оригинальному памятнику). И это не удивительно, потому что чудесный советский мультфильм (1969) и его популярнейшая пластиночная аудиоверсия (1973) сделали у нас из персонажей сказки братьев Гримм настоящих культовых героев. Именно поэтому наши туристы, попав в Бремен, прежде всего озабочены тем, как бы побыстрее отыскать эту хитовую скульптурную композицию и непременно сфотографироваться с легендарной четверкой (опять четверка…). Зная об этом, гиды по дороге к монументу готовят жаждущих запечатлеть себя у памятника, объясняя, что стоящего в основании пирамиды осла обязательно надо взять обеими руками за две передние лапы одновременно. Мол, лишь тогда «будет вам счастье» и исполнение задуманных желаний. А если вы ухватитесь только за одну переднюю конечность, то это будет означать, что «один осел пожал лапу другому ослу». В русскоязычной версии Википедии есть заявление о том, что «Перед ратушей установлена скульптура знаменитых «Бременских музыкантов», а в линке сказано еще смелее (наглее?) - «Памятник бременским музыкантам, созданный скульптором Герхардом Марксом и установленный в 1951 году, стоит в центре города Бремена и является символом города». Ну и, само собой, в статье есть также фотография памятника. А вот в англоязычной Википедии на сайте «Бремен» о «знаменитом памятнике» - ни гу-гу. И только в разделе «Разное» сообщено, что «Бремен связывают со сказкой «Бременские музыканты» братьев Гримм, хотя они (музыканты – авт.) в сказке никогда так и не достигли Бремена». И в самом деле,  разве можно как-то сравнивать грандиозные средневековые архитектурные композиции, объявленные ЮНЕСКО памятниками мирового культурного наследия (как, например, Городская ратуша и Бременский Роланд на Рыночной площади Бремена) с небольшой, почти китчевой скульптурой бродячих музыкантов, сделанной на потребу бродячей туристической братии? Тут, пожалуй, можно было бы провести одну параллель. У брюссельского писающего мальчика размер совсем маленький (61 см., но это я о памятнике в целом), однако его изначальное изваяние было сооружено в 1388 (!) году. Правда, потом бронзовую фигурку несколько раз крали-восстанавливали (последний раз в 1960-х годах), и ее ныне стоящая версия – всего лишь копия. Но у памятника громадный детективно-исторический бэкграунд! Скульптура с давних пор обросла массой традиций, например, в праздничные дни - заменять струю воды вином или пивом, наряжать пацана в разнообразные подаренные костюмы. Так, В 2007 году на День независимости Украины Manneken-Pis был облачен в украинский национальный казацкий костюм. А вот уже недавно установленные памятники «Писающая девочка» (нидерл. Jeanneke Pis) и «Писающая дворняга» (нидерл. Zinneke Pis) - это как раз из разряда «Бременских музыкантов» - архитектурные новоделы, задуманные для привлечения туристов и не имеющие никакой исторической ценности. К «Писающей девочке» нас тоже сводили. Откровенный китч, и отношение к нему - соответствующее. Соразмерная мальчику девочка присела в самом тупике бокового переулочка, кишащего пивными забегаловками, да еще отгороженная железной решеткой с навесным замком, так как некоторые нализавшиеся мужики, со слов гида, частенько норовили потрогать девочку за исток фонтанчика. В общем, городские чиновники хотели как лучше (для туристов), а вышло натуральное (где-то даже – натуралистическое) непотребство. А вот писающую собаку смешанной породы, говорят (памятник увидеть нам не довелось), скульптор задумал как символ объединения разных культур в Брюсселе. Впрочем, об этом (или почти об этом) я уже в начале данной заметки писал.  Ну вот, начал о Бремене, а закончил Брюсселем. Как спел бы Утесов, "Он шел на Одессу, а вышел к Херсону..."            
        Хотя к следующему городу, Ахену, органичней было бы перейти не от Брюсселя, а именно от Бремена, который в 787 году был основан франкским королем Карлом Великим. Ахен же  в 807 стал столицей Франкского государства. Когда этот «император Европы» умер в 814 г., его захоронили в Ахенском соборе. Так нам сказали. И показали раку с его останками, а мы, как положено, сфотографировались. Однако, в ходе написания этого текста я наткнулся на статью, в которой утверждается, что после двух вскрытий вмонтированного в стену склепа кости Карла Великого переложили в саркофаг из золота и серебра и по приказу Фридриха II, императора Священной Римской империи, захоронили. Позднее археологи саркофаг нашли, но без тела. Согласно пергаментному свитку, который обнаружили вместе с саркофагом, останки Карла вновь перезахоронили. Но куда их поместили - неизвестно. Такая вот детективная история. Ох, дурят нашего брата-туриста! Главное, однако, не в аутентичности захоронения Карла Великого, а в тех архитектурных шедеврах, которые по его воле были сооружены в Ахене. Смею предположить, что наши соотечественники, которые до сих пор не имели возможность побывать в городе, для которого Карл Великий является  святым покровителем, не подозревают (как, например, мы до поездки), что Ахен – это одна из крупных жемчужин туристической сокровищницы Германии.
           Между Брюсселем и Ахеном у нас был голландский Маастрихт. Там и смотреть-то, по большому счету, нечего. Поэтому мы его видели только из окна автобуса. Зато у этого городка с населением в 121 тысячу жителей есть свой козырь. И немалый. Правда, он не туристический, а общественно-политический. Маленький городок положил начало большому делу – искоренению провинциальности,  местечковости, обособленности и закрытости для граждан теперь уже 27 стран нашего континента. Именно в Маастрихте в 1992 году был подписан Договор о создании Европейского Союза – гораздо более всеохватывающего  (по сравнению с предшествовавшими ему Общим рынком и Европейским сообществом) объединения, где и стран-участниц стало намного больше, и, главное, сфер взаимодействия и интеграции между ними. Процесс этот непростой, противоречивый. Порой искрит, особенно в кризисные времена. Но ничего лучшего пока не придумано. Даже в Украине, которая в своей Конституции определила именно европейский вектор развития. Но украинцы не были бы украинцами, если б с детской простодушностью теленка не пытались «сосать двух маток». Да, это ж какую надо иметь голову, чтобы сидеть сразу на двух стульях, причем разных по высоте!  Но ни о чем таком заумном мы в Маастрихте не задумывались, потому что все были поглощены обсуждением невиданным ранее гостиничным сервисом. В придачу к роскошным номерам, четырехзвездная гостиница предоставляет своим постояльцам такой «буфет», который у нас обычно называют «шведским столом», что с завтрака мы не выходили, а почти выползали от переедания. Такого обилия и многообразия всевозможных закусок и напитков, по признанию всех членов нашей искушенной многими зарубежными поездками группы, никто нигде не встречал. Этот входивший в стоимость тура маастрихтский «завтрак туриста» низвел содержимое наших одноименных консервов до уровня канализации, причем, чуть ли не в прямом смысле слова. Когда меня спрашивают о моих впечатлениях о поездке, в голове, как в компьютере непрошенная реклама, вначале всплывают воспоминания о маастрихтской обжираловке, и только потом активируется горний ангельский полет мысли над уникальными архитектурными памятниками и живописными пейзажами по обе стороны Ла-Манша. Слаб, грешен, каюсь – исправлюсь.
         Наконец-то я добрался до конечного пункта нашего туристического меню. На закуску у нас был Берлин. Но десерт оказался не таким уж вкусным, как предполагалось. Может, мы переели (в данном случае – фигурально), посмотрев за три недели столько достопримечательностей, которые в справочно-энциклопедической литературе иначе как с определениями «самый большой/высокий/древний…», «один из самых красивых/уникальных/редких…» практически не употребляются. В немецкой же столице, как известно, после массированных бомбардировок второй мировой мало что осталось от того предвоенного Берлина, который в XIX веке называли «Афины на Шпрее» . Ну, разве что отдельные элементы старой застройки - Церковь святой Марии, Берлинский собор, Оперный театр, Бранденбургские ворота, Красная ратуша, перестроенный в 1999 году Рейхстаг, Дворец Бельвю. Но почти все из них я видел еще в ГДРовском Берлине. Поэтому, как ни странно, мне на этот раз больше запомнилась новая по хай-тековски застроенная  Потсдамская площадь. Ну и, конечно, остатки Берлинской стены. Почти за два с половиной года до ее падения ( в ночь с 9 на 10 ноября 1989) Президент США Рональд Рейган, произнося речь у Бранденбургских ворот в честь 750-летия Берлина, увещевал  Михаила Горбачёва снести Стену. Подобно Катону Старшему, твердившему, что «Карфаген должен быть разрушен”,  Рейган, как «великий каменяр» Иван Франко, призывал: «Лупайте сю скалу!». Горбачев внял месседжу Рейгана - и вскоре от бетонного ограждения общей протяжённостью 155 км, в том числе в черте Берлина 43,1 км., и высотой в среднем 3,6 метра остался небольшой мемориальный отрезок, украшенный многочисленными, порой достаточно высокохудожественными, граффити. Несомненным хитом среди них является картина страстного, взасос, поцелуя руководителей СССР и ГДР Брежнева и Хонеккера. Хотя более показательным для данного сооружения я считаю граффити, на котором символ ГДР «Трабант» пробивает Берлинскую стену. У Александра Солженицына есть произведение под названием «Бодался теленок с дубом». Русская поговорка, вынесенная в заглавие, означает бессмысленность, бесперспективность затеи. Если б я переводил ее для западного читателя или слушателя, то перевел бы примерно так: «Воевал Дон-Кихот с ветряками». Но для знакомых с этим граффити, я бы несомненно перевел: «Бодался Трабант с Берлинской стеной». В реальной действительности были случаи тарана пунктов пропуска в Стене тяжелыми грузовиками. Естественно, со стороны Восточного Берлина. Но чтобы на подобное кто-то отважился на пластмассовой микролитражке с мотоциклетным двигателем! Дон-Кихот, если разобраться, личность неадекватная, социально опасная, от которой может пострадать не только отдельный Санчо Панса, а, при наделении такого одержимого большой властью,  великое множество маленьких испанцев, немцев, итальянцев, японцев (далее – везде). Но, как ни парадоксально, без донкихотства, человечество может потерять веру в возможность справедливости, перемен к лучшему. Конечно, многочисленные беглецы, пытавшиеся нелегально преодолеть Стену, думали, прежде всего, о своем более свободном и сытом будущем на Западе. Но сколько диссидентов, наоборот, жертвовали уже имевшимся у них  комфортом ради блага тысяч и миллионов смирившихся и убоявшихся. Не зря, поэтому, на стене присутствует портрет академика Андрея Сахарова. Он, конечно, Берлинскую стену не штурмовал, не пытался через нее катапультироваться или вырыть под ней тщательно маскируемый туннель, как это делали сотни отчаявшихся или авантюрно настроенных гэдээровцев (по разным подсчетам от 125 до 1245 из них поплатились за это своими жизнями). Но Сахаров, бодаясь с коммунистической системой, несомненно сделал громадный вклад в разрушение не только данной Стены, но и Железного занавеса в целом. Облик другого «бодливого теленка», Солженицына, я, к сожалению, среди персонажей Стены не обнаружил. Зато мы обнаружили заметную ностальгию части осси (восточных немцев) по своему гэдээровскому прошлому. На берегу одного из каналов в центре Берлина работает Музей ГДР. Несколько лет назад в Праге мы обратили внимание на афиши, зазывавшие посетить аналогичный музей коммунистического прошлого Чехословакии. В глаза бросились агрессивно-карикатурные картинки, «украшавшие» эти вывески: на одной - нагло ухмыляющийся олимпийский мишка, держащий в лапах на животе автомат Калашникова, на другой – матрешка с широким звериным оскалом треугольных акульих зубов. Понятно, события 1968 года наложили свой отпечаток на умонастроения чехов (да и словаков), но сегодняшний общий дискурс общественного мнения подавляющего большинства чехов относительно бывшего коммунистического прошлого можно уложить в одну ключевую фразу «Спасибо, больше не надо!». У определенной же части жителей бывшей Восточной Германии такого однозначного и решительного отрицания нет. Политики, социологи, экономисты находят этому массу объяснений, воспроизводить которые в путевых заметках вряд ли целесообразно. Но даже при нашем туристическо-поверхностном взгляде на обе части ныне объединенной Германии явно заметно, что на ее восточных территориях «и трубы пониже, и дым пожиже». Меньше чистоты, ухоженности, приветливости. Это, конечно, далеко не совок, но, как сказал бы Пушкин: «Что-то чудится родное…»   В предыдущий раз в гэдээровском Берлине я был в ноябре. На солнечные дни нам тогда не повезло, да если б они и случились, то никто бы сам (не говоря уже о подсказке экскурсовода) не обратил бы внимание на характерный, в форме креста, солнечный отблеск на стеклянной луковице столичной телебашни. В июле этого года солнце несколько раз побаловало нас своим вниманием, и гид не преминула сразу же указать нам на сияющий крест и рассказать о том, сколько треволнений было в ГДР по этому поводу со стороны руководства страны воинствующего атеизма. Главного архитектора (а, может, главного инженера – не запомнил) чуть со света не сжили, подозревая в злонамеренном умысле. Всерьез обсуждались даже проекты перестройки смотровой башни телевышки…  Мне подумалось: этот крест Берлин и прочие восточные земли еще долго (пока будет стоять построенная при немецком совке телебашня) будут нести, мучаясь от фантомных болей ампутированного коммунистического мировосприятия.
      Что еще бросилось в глаза, точнее – в уши, так это русская речь в Берлине. Наверно, во Львове или Ивано-Франковске сегодня ее меньше, чем в немецкой столице. Не удивительно, бывшие наши плотно заселились в Шарлоттенбурге, Вильмерсдорфе (районах старого Западного Берлина), вокруг главной улицы Курфюрстендамм. Может, и им пора уже поднимать вопрос о русском как о втором государственном языке ФРГ, тем более, что многие немцы из бывшей ГДР его тоже учили, некоторые и сегодня его еще прилично помнят. Дарю эту идею тамошним политтехнологам для очередных немецких выборов.  Впрочем, о языках мы поговорим в другой заметке.

Ноев паром

          В Великобританию с континента можно попасть самолетом, поездом (скоростным экспрессом «Eurostar», ”пролетающим” под Ла-Маншем за считанные минуты), автомобильным туннелем и морем. Паромная переправа через пролив (имеющий разные названия – Ла-Манш, сужающийся на востоке и переходящий в  Па-де-Кале, и Английский канал, в зависимости от того, кто о нем говорит, француз или британец) – очень оживленная трасса, по которой в обоих направлениях с небольшим временным лагом снуют транспортные и пассажирско-транспортные суда разных компаний и водоизмещений. Большим британским паромом наша группа, например, плыла (sorry, шла) на остров (еще раз pardon – за фамильярно-уменьшительное название территории, вмещающей целых три, пусть не совсем суверенных, страны со своими парламентами, языками, отдельными футбольными чемпионатами etc.). А возвращались на континент еще более крупным судном с говорящим названием – «Дух Франции». Это один из двух самых новых и крупных паромов на линии, отвечающий последним, высочайшим требованиям в плане экономии топлива, «экологической дружелюбности» и безопасности пассажиров. Второй паром этой серии – «Дух Британии».  Впрочем, такие претенциозные названия скорее вводят в заблуждение, чем передают подлинную атмосферу, царящую на подобных плавсредствах. Ну, во-первых, о каком истинно французском духе можно говорить, если заявка о его присутствии на пароме сделана с помощью чужого языка, а язык, как известно, для национального духа – дело не последнее. Правда, здесь можно сделать скидку на то, что оба «Духа» принадлежат дуврской компании «P&O Ferries», и вряд ли гордые британцы хотели  как-то уесть потомков гордых галлов, уже много лет отчаянно борющихся с нашествием в родную страну английского языка, который, якобы, и подтачивает истинный французский дух. Во-вторых, если бы кто-то захотел провести полевые исследования духа, царящего на этом или ином подобном ему пароме, то в одном уголке судна он правомерно мог бы сказать: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет», в других – из пушкинской строки можно было бы сделать массу парафразов, в зависимости от услышанных языков и увиденных этно-рассовых типажей и купажей. Хотя в нынешнем глобализованном мультикультурном мире специфику «духа» определить порой практически невозможно. Мы с женой, например, исследуя верхние пассажирские палубы, некоторое время посидели среди группы тинэйджеров, общавшихся между собой на своем родном немецком языке, хотя у доброй половины из них цвет кожи, разрез глаз и прочие внешние признаки были существенно отличными от арийских. Конечно, характер и менталитет представителей различных наций (политических, а не этнических) определенным образом разнятся, и в этом мы не раз убеждались, наблюдая, например, за жителями Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии.  У.Черчилль, похоже, небезосновательно однажды изрек: «Английский канал – это не только водный путь, это граница нашего британского мирровозрения». Да и языки, при всем «девятом вале», даже инвазийном цунами английского, сохраняют и, уверен, сохранят свою самобытность, потому что многотысячные чужестранные лексические заимствования не взламывают становой хребет языка-реципиента – его грамматику. Да, мы в шутку можем сказать «Это не есть хорошо», но дальше ернических приколов дело, по-видимому, не пойдет.
     Ну, если я уж сбился на лингвистику, то закончить эту маленькую главку мне захотелось двустишьем, родившимся у меня при первом, еще отдаленном, взгляде на меловые скалы приближающегося английского побережья:
«Даже к белым скалам Дувра –
Чуть в рифму, но без каламбура».
   На эту жалкую подражательскую потугу меня подтолкнула классическая строфа из Дмитрия Минаева:
«Даже к финским скалам бурым
Я обращаюсь с каламбуром…»
   P.S. На обратном пути из английского Дувра во французский Кале нам захотелось запечатлеть себя на фоне оскалившихся скал (даже не знаю, тавтология это или пошлый каламбур) северного побережья пролива, белый цвет которых дал известное всему миру метонимическое название Британии – Туманный Альбион. Увы, несмотря на безоблачное солнечное небо, на английское побережье Ла-Манша неожиданно быстро упал такой густой туман, что фотосессию пришлось отменить. Так что Альбион (от слова «белый») и впрямь оказался туманным. Без метафор и гипербол. И без фотоснимков.   
    
Язык мой – друг мой

   Врагом он тоже бывает, но для тех, кто не может удержать язык за зубами, или вовремя засунуть его себе туда, где зубов не бывает. За границей, понятно, резко возрастает дружелюбность языка, естественно,  иностранного, особенно английского. В тех странах, которые мы посетили помимо Великобритании, в глаза бросалось обилие вывесок, растяжек, рекламных постеров и прочих носителей англоязычной информации. Соединенное королевство в этом отношении взаимностью не отвечало. Конкуренцию английскому в этом государстве составляли только валлийский и шотландский языки. Эти два последних, конечно, на континенте мало кто знает, но на великом и могучем (в данном случае, английском языке)  и голландцы, и немцы, и бельгийцы, и «разные прочие шведы», встречавшиеся на нашем пути, говорили охотно и свободно, особенно молодежь. Профессионально интересуясь этим вопросом, хочу отметить определенную положительную тенденцию в освоении иностранных языков и среди украинцев. Намного большая, по сравнению с советскими временами, открытость нашей страны пуще всяких увещеваний и оценок в аттестатах и дипломах подталкивает соотечественников ко все более массовому и результативному изучению чужеземных языков. Как выяснилось, в нашем разновозрастном коллективе оказалась группа товарищей, «с вполне приличным английским». Кавычки в данном случае означают цитату из телефонного разговора нашего гида Тани с ее английским гражданским мужем. Фил присоединился к нам в первый же день британской части нашего тура. Он оказался приятным, отзывчивым джентльменом, обеспечивающим еще более качественное информационное сопровождение наших экскурсионных поездок. Фил сошел с дистанции незадолго перед нашей высадкой в Нормандии (французском Кале), но продолжал названивать удаляющейся от него супруге. Упомянутое комплиментарное умозаключение англичанин сделал после довольно длительного общения с любопытными украинцами, а Таня, гид, не без удовольствия (прежде всего, нашего), огласила вывод мужа через автобусный микрофон. Но с Филом, конечно общались далеко не все наши путешественники, и о неоправданно широком обобщении британца свидетельствовали некоторые комичные ситуации, в которые попадали «наши люди». Были среди нас и «нулевые англичане», и те, чьи познания умещались в одну фразу «London is the capital of Great Britain», но речь в данном случае о тех, кто слегка «вязал лыко». В их арсенале был целый «джентельменский наборчик» слов и выражений. Самой ходовой «домашней заготовкой» для Лондона у них стал вопрос: «Скажите, пожалуйста, как пройти к Британскому музею?». И дело совсем не в том, что в Великобританию они ехали с главной целью своей жизни (или, по крайней мере, данного тура) – ознакомиться с экспонатами одного из лучших музеев мира. Однако, все было намного прозаичней и прагматичней: возле этого музея была наша гостиница Royal National. Можно сказать, центровая. Не в переносном смысле (всего-то три звезды), а прямом, потому что находится в центре столицы. В свободное от групповых экскурсий время мы отправлялись в свободное плавание, радиус которого во временном измерении достигал 40-50 минут неспешной ходьбы. На метро, конечно, быстрее (если ехать больше одной, порой даже двух остановок), но дорого. Правда, лондонский метрополитен, несмотря на то, что он старейший в мире (первая ветка вступила в эксплуатацию в 1863 году), очень уютен. В вагонах мягкие диваны, места на них, в большинстве случаев, отделены подлокотниками. Но прогулка поверху предоставляет лучшие возможности для ознакомления с одним из самых посещаемых в мире городов. Поэтому не только «в город», но и «домой», т.е. в гостиницу, большинство наших туристов добирались пешком. Но лондонские улицы и проспекты не такие прямолинейные, как, например, нью-йоркские, поэтому заплутать в их лабиринтах для новичков – обычное дело. Так вот, загулявшие допоздна наши «слабоговорящие» при возврате «на базу» задавали прохожим один и тот же вопрос: «Скажите, пожалуйста, как пройти в Британский музей?». Гостеприимно настроенные к иностранцам лондонцы сначала теряли дар речи от такого «естественного вопроса» и всяких предположений и глупых подозрений, типа: «никак, хотят грабануть сокровищницу мирового культурного наследия»), а потом, придя в себя, восклицали: «Что вы! Британский музей давно закрыт!». Самое интересное, что подобные диалоги состоялись не у одного, а у многих (!) наших товарищей. Об этом мы узнали уже в автобусе при выезде из Лондона. Когда один наш незадачливый турист признался, что с ним приключилась такая история, то сразу несколько спровоцированных на подобную откровенность соотечественников чуть ли не одновременно воскликнули: «И у меня/нас так было!». И тут же, не сговариваясь, почти хором, другие закричали: «Как пройти в библиотеку?». А кто-то завершил эту знаменитую цитату из фильма «Операция «Ы» - «В три часа ночи?! Идиот!».
     Если уж мы завели разговор о языке, то нельзя не вспомнить о наших наблюдениях и впечатлениях, связанных с языковой ситуацией в Уэльсе и Шотландии.  В Бельгии, особенно в Брюсселе, языковой вопрос – это вообще такой  Гордиев узел местной политической жизни, что непонятно, кто и когда его безболезненно разрубит. Тут без пары литров знаменитого бельгийского пива не разобраться. Мы же, по причине его дороговизны, ограничились двумя дегустационными бутылочками (0.33 л.) хмельного напитка по 4.40 евро каждая, что оказалось недостаточным для выработки собственного трезвого суждения. Пусть нидерландоговорящие фламандцы и франкоговорящие валлоны разбираются сами, нам бы со своими политико-языковыми проблемами разобраться. Что же касается валлийского языка, то наши полевые исследования показали его полномасштабное и широкоформатное функционирование во всех сферах общественной жизни. Однажды во франкоязычном канадском Квебеке наш экскурсовод Жан на вопрос о взаимоотношених и судьбах английского и французского языков ответил следующей афористичной фразой: «Побеждает  тот язык, на котором говорят на кухнях». В Уэльсе, как оказалось, на валлийском языке очень многие не только ведут кухонные беседы, но и обучают на нем детей в местных школах, особенно на северо-западе. Все дорожные знаки на двух языках: без английского в Великобритании далеко не уедешь.  По статистике валлийским языком владеют  20,5 % населения Уэльса. Многолетний тренд свидетельствует, что эта доля в структуре населения постоянно растет. На северо-востоке, где были мы, валлийский язык тоже отвоевывает свои позиции. Английским, естественно, владеют почти все. Как – это другой вопрос. Даже в магазинах, где коммерческий интерес заставит выучить даже украинский язык со всеми его диалектами и наречиями, на английском говорят так, что неместным, особенно иностранцам, понять продавцов сложновато. Помнится в Лланголлене нам с женой пришлось немного, но с существенным напрягом, поработать переводчиками в магазине сувениров. На подъезде к этому живописнейшему  городку на севере Уэльса гид поведала о чудодейственных резных ложках местного производства, которые помогают выйти замуж «залежавшимся на полке» (так, в дословном переводе, аборигены называют засидевшихся в девках). Поэтому, как только открылись автобусные двери, многие побежали в магазины, чтобы побыстрее купить (кто для себя, кто для родственников и друзей) эту кухонно-сувенирную продукцию. А с коммуникацией в сувенирных лавках стали возникать определенные языковые проблемы, по уже упомянутой причине. Но все благополучно утряслось и вскоре мы покидали Лланголлен с таким набором разновеликих, но однопрофильных столовых приборов, что их хватило бы или на целый армейский батальон (когда я служил, вилок-ножей солдатам не давали, сейчас – не знаю), или на большой ансамбль ложкарей.
     Впрочем, я отвлекся – прошу прощения. После Уэльса у нас была Шотландия. Первое, что бросилось в глаза: дорожные знаки с дубляжом на шотландском языке – большая редкость. Но, по утверждениям гида, раньше и этого не было. Дальнейшие полевые исследования показали, что шотландцы, по сравнению с валлийцами, как нам показалось, не так решительно и ретиво отстаивают и развивают собственный язык (точнее – языки, потому что их два: шотландский гэльский и англо-шотландский (скотс, на котором писал  Роберт Бёрнс и на котором сегодня говорят в равнинной Шотландии.). Ни один из этих языков до сих пор не включен в программу школьного образования, хотя варианты такого включения разрабатывались. Зато в Глазго есть русскоязычная школа, работающая как подразделение Русского центра в Шотландии “Haven”. Преподавание для детей базируется на методиках изучения русского языка как родного и как иностранного, в зависимости от начального уровня ребенка.  В процессе преподавания используются приемы быстрого запоминания. Русский язык для взрослых реализуется в форме долгосрочных программ изучения и краткосрочных языковых курсов языковой  подготовки к специальным поездкам. Изучение русского языка проводится в форме групповых занятий, рассчитанных на длительное обучение;  персональных консультаций; классов улучшения навыков письма.
        Политико-лингвистические реалии Бельгии, Уэльса, Шотландии (ряда других, не входивших в тур стран) свидетельствуют о сложном взаимодействии разных языковых образований и разных языковых политик. Если пытаться прямолинейно экстраполировать их на Украину, то толку, на мой взгляд, будет мало. Уж очень разный исторический путь мы прошли, очень разный у нас был и остается социально-экономический, политический и общецивилизационный контекст. «Навчатися чужому» – святое дело. Но мы обречены искать свой собственный путь. Он может привести к миру и согласию, если мы, помимо разработки и имплементации комплекса специальных мер, будем стараться не только в своем языке, но и в чужом видеть не врага, а друга. Например, выученный чужой язык непременно переходит в разряд «своих», становится верным другом. Так что для нынешнего все более интегрированного мира, в придачу к максиме, вынесенной в заголовок, можно предложить еще один, семантически новый афоризм - «Чужой язык – друг мой». Нам сегодня просто не остается ничего другого, как дружить, и не только семьями, регионами, странами, но и языками.

Strangers in the Night

Это песня! Но это - не о песне. Ну, той, которую душевно исполнял Фрэнк Синатра и которую в русском переводе мы знаем как «Путники в ночи» или «Странники в ночи». Но в данном случае ни один из этих переводов не подойдет. Сомневаюсь, что по этому заглавию кто-нибудь хотя бы приблизительно догадается, о чем я собираюсь написать в этом очерке. Когда-то в институте меня учили, что английские заглавия лучше переводить в последнюю очередь, после полного ознакомления с содержанием всего текста. Поэтому ввожу читателя в контекст событий, в результате которых мы с женой и стали этими самыми strangers in the night. Тогда о верном переводе они догадаются сами.
     По подсказке нашего всезнающего гида, мы дерзнули поприсутствовать на заседании... (выдерживаю МХАТовскую паузу) Британского парламента! Первая реакция: «Как, неужели это возможно?!» Ответ: «No problem”. Вот она – хваленная британская демократия. Без закавыченного эпитета. В одном постперестроечном научном исследовании я прочел, что из всех знаков и фигур речи в русском советском новоязе кавычки по частоте употребления держали бесспорное первое место. В условиях жесткого  противостояния двух противоположных социально-экономических систем кавычки несли дополнительную нагрузку - выполняли очень важную идеологическую функцию.
     Впрочем, не будем отвлекаться. Итак, подходим мы к начальному  пункту пропуска гостей в главный законодательный орган Соединенного королевства со стороны зеленой лужайки с памятником Кромвелю и наигранно будничным тоном заявляем полисвуменше (извините за такой базарный жаргонизм): «Мы хотим посетить заседание парламента». В нашем КРЭПе мы бы конечно выбрали другой, извинительно-просительный тон, а то и согнулись бы в легком полупоклоне. Но здесь, подобно профессору Плейшнеру, расслабились и даже где-то обнаглели – нам, дескать, надо в парламент, и точка! А улыбчивая правоохранительница нам в ответ: «Да, конечно, но…» Ох уж эти «но»! Надежды маленький оркестрик в наших душах враз стихает, мы скисаем и превращаемся в совков, стоящих в конце огромной очереди за колбасой и прослышавших от сгрудившихся впереди, что на всех не хватит. Ну, конечно, сейчас нас отошьют (по-английски, вежливо). Например, придерутся к нашему непарламентскому дресс-коду, да и время позднее – не зря же очереди никакой нет. Или скажут, что мест свободных уже нет.  «…Видите ли, - продолжает полисвумен – вы попадете только на дебаты…». Вроде мы рассчитывали попасть на тот единственный в году визит в Парламент королевы или на выступление премьер-министра на Question Time, когда его безжалостно мочалит оппозиция. «Дебаты так дебаты» - скрывая радость, соглашаемся мы. Она опять заикается о том, что до конца сегодняшнего дня будут только дебаты...
     В памяти подсознательно всплывает старый советский анекдот. Привезенный из райкома партии новый, типа избранный, председатель колхоза после доклада объявляет: «А зараз будуть дебати!». Зал стихает от неслыханного ранее слова. И вдруг робкая реплика: «Ну що ж, дебати так дебати, тільки нас, доярок, у першу чергу, бо дуже рано вставати завтра на роботу…».
     Может, офицер засомневалась в адекватном восприятии иностранцами слова «дебаты», но мы своей непреклонностью вынуждаем пропустить нас на эти загадочные дебаты. Правда, пропустила она нас всего лишь до следующего (еще не последнего) кордона, где нас сфотографировали, повесили на нашейных шнурках какие-то бейджики, провели через рамку металлоискателя, просветили сумки и куртки – и пропустили под своды Вестминстерского Холла. Оглядываемся. Что по вертикали, что по горизонтали – простор и сдержанное величие. По объему – Дворец спорта, по архитектуре – царский дворец, с уникальным кружевом резных потолочных балок и громадным мозаичным витражом. Из бесплатной брошюрки-путеводителя узнаем, что сооружать этот холл начал Уильям Руфус, сын Уильяма Завоевателя, в 1097 году. Грандиозное сооружение было «сдано в эксплуатацию» через два года. Только оно да Башня Сокровищ не пострадали в пожаре 1834-го года. Вестминстерский Холл был свидетелем разнообразных мероприятий и событий. С 1189-го по 1821-й здесь проходили коронационные банкеты. Позже в этом холле проходили суды, казни (в частности, над Гаем Фоксом и королем Чарльзом І),  здесь прощаются с усопшими монархами (иногда такой чести удостаиваются некоторые премьер-министры Великобритании, как в случае с Уинстоном Черчиллем). В этом году в Вестминстерском Холле прошли торжества, связанные с бриллиантовым юбилеем правления Елизаветы II.  Впрочем, мы задержались на начальном этапе нашего пути к главной цели нашего визита.
     Из Вестминстерского Холла переходим в Холл Св.Стефана (St Stephen's Hall), где, как оказалось, очередь все же есть. Еще одна офицер с переговорным устройством усаживает нас на крайний от Центрального Лобби диванчик. Ждем-с. Вместе с семейством из Москвы. Не скучно, от общих разговоров о наших туристических маршрутах осторожно переходим к политическим темам. Попутно переходим с диванчика на диванчик – поближе к Центральному Лобби, где находится развилка к Палате общин (налево) и Палате лордов (направо) , а также к залам заседаний парламентских комитетов (прямо). Очередь продвигается довольно живо. Но стоило нашей семерке пересесть на ближайший к лобби диванчик, как в холле прозвенел звонок. Не сговариваясь, смотрим на часы. Девятый час вечера. И них это время уже подпадает под название «night». Понятие растяжимое. Словари трактуют его как «время от наступления темноты до рассвета» или «от 6 часов вечера до 6 часов утра», но чаще это слово переводится как «ночь». Это и будет первой подсказкой к правильному переводу заглавия этой заметки. Однако, вернемся к событиям того дня, т.е. ночи, в зале ожидания парламента (да простят меня, неблагодарного, британцы за низведения до такого затрапезного названия величественного Холла Св.Стефана, где до середины 16-го века  монархи и члены их семей отправляли религиозные обряды, а с 1550 года члены Палаты общин  проводили свои дебаты).
        Звонок поверг нас в нечто большее, чем английский сплин, мы сжались в ожидании объявления: «Миссия невозможна». Сейчас вот огорошат: «Время, мол, позднее, караул устал и т.п.».  Но распорядитель нашей очереди сразу же нас успокоила – сказала, что обе палаты работают до 22.30, а звонок означает всего лишь сигнал приостановки доступа посторонних на гостевую галерею Палаты общин, так как депутаты приступили к процедуре голосования. Проголосуют – потом потокооборот зевак «на балкон – с балкона» возобновится. По умолчанию подразумевалось, что процедура голосования – святое ответственное дело – надо, мол, создать для депутатов режим наибольшего благоприятствования, а не скрыть от посторонних шалости «пианистов-многостаночников», тем более, что британские депутаты на кнопки (в т.ч. чужие) не давят, а голосуют поднятием руки.
      Офицер сразу же предложила альтернативу: кто не желает подождать 15-20 минут, может нанести визит лордам, тем более, что в их Палате, как она заверила, гораздо более красивое помещение, очереди нет. Э, нет! В Палату лордов даже Елизавета ІІ-я может попасть. Мы же хотим туда, куда британских монархов уже давно (с 1642 года!) не пускают. Ну, разве что королева тишком-нишком проберется на гостевую галерку, авось не заметят (ведь, согласно давнему правилу, депутатам Палаты общин, нельзя отвлекаться и смотреть вверх - в сторону балкона) и не закричат…(что именно – пока не сообщу,  сохраню-ка я пока интригу). Короче, британским монархам доступ в Палату общин заказан и они поэтому, ежегодно открывая работу парламента,  вынуждены приглашать на совместное заседание депутатов Палаты общин в Палату лордов. Правда, по форме это выглядит не как просьба, а как королевский приказ явиться в Палату лордов, причем немедленно! При объявления этого королевским посланником, депутаты Палаты общин могут отпустить пару ехидных реплик, «возмутиться», но потом, во главе с Премьер-министром все же отправляются в Палату лордов. Там уже восседает британский монарх и лорды, принарядившиеся соответственно торжественному случаю в мантии и парики. Свободных мест для приглашенных депутатов и членов правительства нет, и они смиренной толпой выстраиваются за спинами лордов и выслушивают ежегодную парламентскую речь номинального главы государства. Выглядит все это как игра в месть со стороны комплексующего монарха за его недопуск в Палату общин.  Раньше эта ежегодная церемония происходила всегда в ноябре или декабре, но с 2012 года государственное открытие работы парламента решено проводить в мае. По возвращении домой посмотрели в YouTube, как это выглядело в нынешнем  году. С одной стороны, торжественно и помпезно, с другой – несколько комично. Как минимум, улыбку вызывает то, что главные вершители судеб британцев – Палата общин и правительство – вызываются «на ковер» и смиренно стоят (хорошо хоть не на коленях в углу) и слушают фразы типа «мои лорды», «мое правительство»… Снова невинная политическая игра, дань традиции. Хотя, как я отметил несколькими предложениями ранее, традиции по разным причинам меняются. Вот и в юбилейной, «бриллиантовой» речи Елизавета ІІ поставила задачу реформировать Палату лордов. Эту архаичную законодательную структуру, разросшуюся до 825 пэров, большинство из которых получили пожизненную власть по наследству за заслуги перед обществом или благодаря связям в правящих кругах, многие британцы пренебрежительно называют «домом престарелых», которому не место в современном демократическом обществе. Согласно плану реформы Палаты лордов, предложенной либерал-демократами и одобренной ранее 460 депутатами нижней палаты против 124 голосов, общее число лордов должно быть уменьшено до 450 человек. При этом 80% мест в верхней палате предполагается сделать выборными. Интересно, и после этого «инициатор» реформы будет говорить о них «мои лорды»? А – «мое правительство», после того, как 6 августа с.г. консерваторы, побив горшки с партнерами по коалиции (либерал-демократами), заявили, что до 2015 года никакой реформы Палаты лордов они осуществить не позволят? Почти 700 лет не реформировалась – и голода не было. Королева предполагает, а «ее» правительство располагает (Господи, прости меня грешного за богохульный парафраз!». Кстати, любопытные могут посмотреть церемонию открытия  Королевой работы парламента в 2012-13 годах (http://www.youtube.com/watch?v=5ITa5TDb7zM) и сделать свои выводы.
      Интересно, посмотрел бы я сам этот видеосюжет, если б за месяц до этого не побывал в британском парламенте? Вряд ли. В этой связи хочется отметить благотворное обратное влияние полевых исследований на дальнейшую библиотечно-кабинетную работу. Однако, я несколько отклонился от главной линии повествования. Мысленно возвращаюсь на ближайший к Центральному Лобби диванчик, где мы и трое попутчиков-москвичей отклоняем сладкие посулы насчет незамедлительного посещения «красивейшей Палаты лордов» и делаем нелегкий выбор: будем ждать - вдруг голосование затянется и времени на посещение обеих палат не хватит, так уж лучше понаблюдать за работой нижней, главной палаты – общин. Двое с нашего диванчика покупаются на предложение офицера, которая эскортирует торопыг к коридору-проходу в Палату лордов, а мы остаемся непоколебимыми в нашем первоначальном решении.  И вот нашу великолепную пятерку, наконец-то впускают в Лобби – сердце британской демократии. Почему, вдруг, – сердце? В нашем отечественном лексиконе слова «лоббировать», «лоббисты», этимология которых кроется как раз в названии этого холла-развилки Британского парламента, имеют преимущественно негативный оттенок. В британском, особенно парламентском контексте, это слово означает квинтэссенцию такого феномена, как демократия. Дело в том, что любой британец может заявиться сюда (лучше, заблаговременно заказав соответствующий бесплатный квиток) и попросить о встрече с депутатом от своего избирательного округа. И клерки, дежурящие в этом красивейшем по архитектуре и убранству Холле, должны пойти в палату и пригласить (по существующим здесь правилам и традициям – практически обеспечить «привод») затребованного политика. А в случае отсутствия оного – привести любого другого члена британского парламента, а тот обязан поднять проблемный вопрос на заседании своей палаты. Есть, правда, и другие формы лоббирования (письма, брифинги, презентации со стороны различных организаций). В общем, не надо, как у нас под Верховной Радой, устраивать «штурм Зимнего», пилить болгаркой невесть откуда взявшийся «бесхозный» забор и вместе с ошалевшей коровой добиваться аудиенции у народных избранников. Ну а реакция на подобное «лоббирование» наших ВРУнов всегда такова, что наш законодательный орган можно было бы назвать если не британским, то уж точно валлийским, в смысле: «Вали отсюда!»
      Впрочем, я опять отвлекся. После заполнения в Лобби коротенькой анкеты из двух пунктов – имя и адрес – нас направляют вверх по лестнице, ведущей к Палате общин. И тут мы обращаем внимание на прикрепленную к лестничной стене табличку-указатель – «Strangers' Gallery». Прижилось, однако, это древнее название публичной галерки для тех, кто не является ни членом парламента, ни обслуживающим его персоналом. История, связанная с частым эмоциональным употреблением слова «strangers»  со специфическим его значением, - хорошая подсказка к правильному переводу заглавия данной заметки. Издавна на восклицание любого члена парламента «I spy strangers!» (В зале чужаки/шпионы!) спикер обязан был моментально прекратить заседание парламента и сурово потребовать посторонних удалиться  ("Strangers do now withdraw!"). В 1880 году таким макаром ирландский депутат-националист Биггар вынудил покинуть заседание тогдашнего принца Уэльского, ставшего в последствие  королем Эдуардом VII. В 2004 году слово «чужак» сочли политически некорректным и заменили его на «представителя общественности» (member of the public). Но сама уловка, направленная на удаление посторонних (включая журналистов из ложи прессы), сохранилась. Правда, прибегают к ней крайне редко. Последний раз парламентарии применили ее 4-го декабря 2001, когда дебаты шли по проекту закона о национальной безопасности, в частности по борьбе с терроризмом и преступностью в свете известных терактов в США.
       Перед самым входом на галерею, сдаем в камеру хранения сумки, мобильные телефоны и заходим на балкон.  Зрителей немного, как и дебатирующих внизу депутатов. Между первыми и вторыми - стеклянная перегородка. Это относительно недавнее нововведение после инцидента времен второй иракской войны. Когда поиски оружия массового уничтожения в Ираке не дали ожидаемых результатов, один из гостей галерки запустил в тогдашнего премьер-министра Тони Блэра презерватив с мукой. Попал. Депутаты остались преимущественно в темном, премьер – весь в белом (как в анекдоте, только наоборот). Тогда, после долгих дискуссий по поводу инцидента, пришли к паллиативному решению: доступ на гостиную галерею сохранить, но отгородить парламентариев от хулиганских выходок прозрачной стеной. Акустические свойства галерки не пострадали – все, о чем говорят внизу, прекрасно слышно на балконе. Правда, потом был еще один курьезный случай. Один из шотландцев злоупотребил гостеприимством депутатов: задрал свою юбку и показал им все, что под ней скрывалось (исподнего под килтом шотландцы, говорят, не носят). «Дикий народ! Дети гор», как  отзывались в «Двенадцати стульях» о местных жителях туристы, путешествующие по Кавказу. Дежуривший по галерке парламентский бобби, конечно же, до таких обобщений насчет своих соотечественников-шотландцев подниматься не стал, но за хулиганом в юбке побежал (интересно, как бы в Шотландии перевели фразеологизм «бегать за каждой юбкой»?), поймал и с балкона спустил. Увидел ли кто-либо эту выходку, кроме гостей галерки, судить не берусь (повторюсь: депутатам смотреть вверх запрещено), но пищу для гидов и экскурсоводов этот эпатажный житель горного края дал немалую, причем, скоромную.
        Итак, заходим на гостевую галерею. Присаживаемся, пытаемся разобраться в диспозиции депутатов, спикера, обслуживающих клерков, и главное – что обсуждается и каков формат дебатов. Вполне прогнозируемо (для демократической страны), речь на этом заседании шла о свежем скандале, связанном с жульничеcким манипулированием Лондонской межбанковской ставкой предложения (англ. London Interbank Offered Rate, LIBOR)  со стороны руководства крупнейшего британского банка «Barclays”. Это был третий день непрестанной шумихи всех средств массовой информации вокруг подробностей аферы (мы в гостинице вдоволь насмотрелись-наслушались этого по Би-би-си). Двое топ-менеджеров «Barclays” подали в отставку, хотя, судя по комментариям многих банкиров, выгоды они лично для себя не замышляли и не получили. Просто «недобдели» в плане контроля за своими ушлыми подчиненными. Случись у нас подобное, большинство каналов сказали бы о таком походя, в конце новостных выпусков, забыв про дальнейший мониторинг прецедента на следующий же день. В британском же парламенте данный скандал не только набирал обороты, но послужил своеобразной ракетой-носителем для выхода на более высокую орбиту обобщений и решений касательно банковской системы Соединенного королевства в целом – и центрального Британского банка, и регулируемых им коммерческих банков, и казначейства страны. В ходе дебатов банковские дела увязывались с другими макроэкономическими проблемами – занятостью/безработицей. Выступавшая в качестве главного докладчика от оппозиции, естественно, старалась извлечь максимум возможного для обличения правящей коалиции. Депутаты от правящих партий и какой-то министерский чиновник огрызалась (если этим словом, конечно, можно назвать интеллигентную пикировку со стороны консерваторов и либерал-демократов), приводили контраргументы, доказывая, что предложения оппозиции, безусловно, благие, но близорукие, чреватые многими неожиданными и нежелательными последствиями. Проштрафившихся банкиров не выгораживали, предлагали оппозиционерам взвешенно подойти к поиску эффективных решений – и относительно конкретного проштрафившегося банка, и касательно финансовой системы страны в целом. Тон дискуссий сдержанный, без испанской или итальянской пассионарности. Дебатирующие по очереди просят у спикера право на выступление. Кстати, для получения слова депутат должен встать, «поймать взгляд спикера палаты» ( to catch the Speaker's eye), а тот, заметив поднявшегося, позволяет «толкать речь». Звук  улавливается и усиливается равномерно рассредоточенными по залу свисающими микрофонами.
     Можно было бы досмотреть/дослушать эти дебаты до конца, но мы хотели успеть получить представление и о Палате лордов. Очереди на ее Strangers’ Gallery по-прежнему не было. Служащая не соврала: лорды заседают в условиях настоящего архитектурного великолепия. Хоть в этом отношении они утерли нос Палате общин с ее аскетичностью и непритязательной функциональностью. Заседавших лордов оказалось столь же мало, как и депутатов Палаты общин. Так же партикулярно одеты, так же женщина в роли спикера (правда, титул у нее попритязательней – Лорд-спикер). Обсуждаемый вопрос – «Доступ к воде на палестинских территориях в районе западного берега». Формат обсуждения – «бу-бу-бу», т.е. никаких страстей и сшибок. И никаких стеклянных перегородок. Плюй, бросай с балкона все, что угодно. Шутка. Мне этих лордов даже как-то жалко стало: никому они не нужны. Как в том анекдоте про неуловимого Джо (неуловимый, потому что никто его не ловит). Мы немного послушали, раззевались и уже собрались уходить, как вдруг Лорд-спикер огласила небольшой технический перерыв на 20 минут, что тут же было письменно продублировано на настенном электронном табло: «House adjourned during pleasure until 21:30” Формулировка показалась нам двусмысленной и потому забавной. Кроме как «усмотрение» и «соизволение» слово «pleasure» имеет еще одно значение – «удовольствие». И неопытный толмач, не зная контекста, мог бы сплеча перевести и так: «Заседание палаты откладывается на время получения удовольствия до 21:30»). Лордов не заподозришь в недостаточном знании английского языка.  Об этом подумалось, когда после оглашения перерыва мы на нижних пролетах узкой лестницы смешались с «неуловимыми» (мы сразу безошибочно узнали их).  Некоторые из них, как и мы, направлялись в сторону парламентских туалетов. Каждый – за получением своего удовольствия…
        Не преувеличу, если скажу, что в ту ночь мы получили большое удовольствие. Не спешите домысливать – ничего личного, интимного. Имеется в виду «чувство глубокого удовлетворения» от посещения Вестминстерского дворца и полевых исследований работающего в нем британского парламента. Мы были довольны тем, что в далекой, чужой стране никто не объявил нас чужаками и не «выгнал на холод «шпионов», затесавшихся в компанию настоящих британских VIP. А еще подумалось: хорошо бы, если б от воротившихся в  родную страну «ночных путников» поменьше воротили нос в больших кабинетах и маленьких конторах, чтобы при столкновении с равнодушием и хамством соотечественников мы не почувствовали себя чужими.    

Где учились Клинтон и Тимошенко?

         С Клинтоном, президентом США, все ясно. Загляните, например, в Википедию – и узнаете про все «его университеты». За спиной - три вуза. Вторая (по очередности) альма-матер, вскормившая любвеобильного политика, – древний (1249)  колледж под названием «Университетский» (University college), один из 38-ми колледжей, ныне составляющих Оксфордский университет. Наш маршрут пролегал через два самых именитых университетских города Великобритании – Оксфорд и Кембридж. Оба города изобилуют дивными памятниками архитектуры, но внешнему миру они, прежде всего, известны как одни из самых древних цитаделей просвещения, которым удается держать свою высочайшую марку по сегодняшний день. В топ-десятке лучших университетов мира (согласно рейтингу за 2011-2012 учебный год) Оксфордский университет - на четвертом месте, а Кембриджский – на шестом. Так вот, в ходе экскурсии по Оксфорду, когда мы осматривали именно Университетский колледж, гид сообщила нам, что в нем, естественно, в разные годы, учились Билл Клинтон и Евгения Тимошенко. Сразу заработала фото- и видеотехника: всем захотелось запечатлеть себя на фоне старинных строений, прославленных учебой в них дочери опального украинского экс-премьера. Думаю, если бы гид сообщила нам только о том, что выпускниками этого колледжа были князь Феликс Юсупов, небезуспешно покушавшийся на Распутина, сексуально покушавшийся (тоже вроде, результативно)  на невинную стажерку Монику Левински 42-й американский президент и нескандальный, а потому малоизвестный у нас 23-й Премьер-министр Австралии Боб Хоук, то затяжной фотосессии, может и не последовало бы. Выдержав техническую паузу, гид закончила пассаж еще более интригующей фразой: «Однако, Билл Клинтон этот колледж окончил, а Евгению Тимошенко из него отчислили и она не успела проучиться в нем и полгода…». Мы заинтригованы. Неужто бунтарские гены мамы подтолкнули Женю на какую-то эпатажную или мятежную выходку? Ведь выгнали же из колледжа поэта Перси Биши Шелли за трактат «Необходимость атеизма». Об этом в Университетском колледже есть даже солидный скульптурный мемориал. На вопрос: «Почему ушла из Оксфордского университета Евгения Тимошенко?» гид недвусмысленно ответила: «Не всегда и не все решают деньги…».  По возвращении домой я начал наводить справки об образовании Евгении Тимошенко. Довольно большой массив подключенных интернетовских ресурсов оказался бессильным для подтверждения какой-либо связи между Евгенией Тимошенко и Оксфордским университетом. В Университетском колледже в ходе полевых исследований я не обнаружил каких-либо следов ее там присутствия, ну хотя бы надписи «Здесь была Жужа», а вот на всех прочесанных мной сайтах обнаружил, что Евгения Тимошенко училась в Великобритании с 1994 года и окончила Лондонскую школу экономики и политических наук (специальность — политология и философия, тема диплома — приватизация украинской энергетики), а на одной веб-странице после указания этого вуза, через запятую, добавлен еще и Лондонский университет (2004). Что ж, читатель волен думать что угодно, я же привык опираться на документально подтвержденные факты. Кстати, о фактах. Лондонская школа экономики – не только престижное, но и одно из наиболее дорогих для зарубежных студентов высшее учебное заведение Великобритании (19–26 тыс. евро в год). Здесь учились старший сын нардепа от БЮТ Богдана Губского Владимир, дочь Виктора Пинчука Мария, сыновья Андрея Клюева, Петра Порошенко и Александра Роднянского. То, что учились, а не «типа учились», «договаривались», как, увы, нередко бывает у нас, - это факт. Не знаю, все ли они были отличниками и хорошистами. Но мой многолетний опыт работы с учениками и студентами наших школ и вузов дает мне основания утверждать, что во многих классах и академических группах есть такие умнички,   которые в оксфордах-кембриджах несомненно были бы в верхних рядах рейтингов успеваемости. Но денег у них, порой, нет и на учебу в каком-нибудь Жабокряковском национальном университете.  Будь наша держава более социально справедливой и дальновидной, то сколько «быстрых разумом невтонов» можно было бы отобрать и направить на учебу на основе государственных грантов и продуманных юридических условий возвращения и закрепления выпускников лучших вузов мира в ключевых сферах и секторах жизни украинского общества! «Мечты, мечты, где ваша сладость?».
         В Кембридж я въезжал с особым интересом. Дело в том, что 15 лет назад я в  Кембридже уже был. В другом, но столь же, а, может, и более знаменитом по части последних достижений в области науки и образования. Американский студенческий город Кембридж, отделенный от Бостона рекой Чарльз-ривер ( Charles River) может похвастаться и Гарвардским университетом (второе место в мировом рейтинге,) , и Массачусетским технологическим институтом (седьмое место в мировом рейтинге), и рядом других вузов, не попадающих в топовую сотню лучших в мире, но считающихся достаточно престижными в США. Среди выпускников, преподавателей и сотрудников  Кембриджского университета (Великобритания) 87 Нобелевских лауреатов, а Гарвардский университет и Массачусетский технологический институт дали миру соответственно 75 и 77 лауреатов этой премии. Правда, закладывали основы элитного образования в Штатах, прежде всего, те же британцы, как, например, англичанин Джон Гарвард. Его часто называют основателем  Гарвардского университета, хотя он всего лишь главный спонсор этого проекта: пожертвовал для него деньги и большую собственную библиотеку. Кстати, Джон Гарвард - выпускник Кембриджского университета (Emmanuel College). Это и стало причиной переименования американского городка Ньютаун (Newtowne) в Кембридж. За 5 дней до приезда в Кембридж, в шекспировском Стратфорде-на-Эйвоне мы фотографировались у дома, где родилась мать Джона Гарварда, имевшая по линии отца родство с великим драматургом (как говорят англичане, “It's a small world, т.е. мир тесен). Не знаю, как насчет современной науки и образования, но в плане историко-архитектурных достоинств и традиций просвещения английский Кембридж одним мизинцем положит на лопатки своего жалкого американского тезку. И местные студенты это знают, подрабатывая катанием туристов на больших, управляемых шестами лодках по реке Кэм, с которой город предстает во всей своей древней красе.
      Стоящий на Темзе Оксфорд («бычий брод») по древности и красе не уступает Кембриджу. Его университет возник первым в Британии ( 1117).  От него же бунтарски отпочковался Кембриджский университет (1231), который стал больше специализироваться на точных, прикладных науках, в то время как изначально гуманитарный Оксфордский – остался, в основном, верен своим вековым традициям.      Но самое главное в этих традициях – не то, какие – гуманитарные или технические – науки преподаются-изучаются в этих двух университетах, а как. Это заслуживает отдельного рассказа. Строго говоря, в этих английских вузах ничего нового не придумано – просто реанимирована древнегреческая система обучения, когда книг не было, а знания изустно и персонально передавались от Учителя к ученику. И сегодняшние выпускники бакалавриата, магистратуры или докторантуры Оксфордского и Кембриджского университетов – это, без преувеличения, штучный товар. Часто профессор берет себе одного, иногда двух первокурсников и ведет их до самого выпуска. Они называют это Supervision/Tutorial System, т.е. системой прикрепления к консультантам-репетиторам. Профессор на весь период учебы своего подшефного становится для него заботливым опекуном. Даже, лучше сказать, воспитателем, потому что помимо знаний он, прежде всего, выковывает бойца для успешной жизненной борьбы, дает ему орудия для добывания и применения полученных знаний для достижения насущных и будущих целей. Раз в неделю в лаборатории или, что нередко, у себя дома профессор встречается со своим подопечным для обсуждения ранее заданного урока. Студент рассказывает, что и как он понял. Профессор старается добиться от студента/докторанта не воспроизведения сути прочитанного, а личного суждения по поводу усвоенного учебного материала, спровоцировать на спор, пикировку. Получается что-то вроде игры в теннис, бокс, фехтование. Поначалу это, конечно, игра в одни ворота. Но с каждой последующей встречей подмастерье избавляется от робости, переходит в контратаки, норовя нанести удары разящей силы, а то и повергнуть Мастера в отчаянной схватке за идеалы Истины. Такая метода подготовки специалистов дорогого стоит. И не только в переносном, но и в прямом смысле слова. Но золотые (снова – в обоих смыслах слова) выпускники этих вузов создают и поддерживают славу Оксфордского и Кембриджского университетов много столетий подряд. Другие, новые университеты (причем, не только в Великобритании) не могут себе позволить такой дорогой ручной работы. Разве что Гарвардский университет, хотя американцы в этом деле стали отчасти халтурить: профессорское время очень дорого, много его уходит на написание монографий, учебников, проведение различных исследований, поэтому к Supervision/Tutorial System подключают старшекурсников и докторантов, что приводит к определенной девальвации и даже профанации данной системы обучения.
      Наша, украинская система образования в плане профанации запросто заткнет за пояс любую заморскую или Болонскую. Наша бедность, конечно, не порок. Порочно то, что при нашей бедности у нас еще и порочная приоритетность в бюджетном финансировании сфер и отраслей нашего беспокойного хозяйства. Может, это оттого, что наша элита (даже не знаю, закавычивать ли это слово) отдает приоритет иностранным вузам. Похоже, все дети наших «бугров» скоро укатят на учебу «за бугор», потому что наши институты и факультеты международных (междугородных?) отношений и экономик уже «не катят». Какую-нибудь Феофанию они для себя устроить еще могут (хотя, лечиться и рожать уже тоже предпочитают в лучших зарубежных клиниках), а вот какой-нибудь образовательный междусобойчик для мажоров – вряд ли. На диплом такого учебного заведения за границей будут смотреть «как в афишу коза». А ведь уютные гнездышка для сановных сыновей и дочек полным ходом вьются как раз там, где признаются и ценятся дипломы чужих вузов (не иначе как мстят нам за то, что в Украине без тягомотной нострификации не признаются дипломы Гарварда, Оксфорда, Кембриджа и прочих высших учебных заведений зарубежья). Невооруженным глазом всем нам видать, что наши верховные поводыри не очень-то верят в будущее собственной страны. Это не может не деморализовать всех ведомых ими (камо грядеши?!), многие из которых начинают паковать свой нехитрый скарб, чтобы тоже вовремя сбежать с корабля (на бал, но, увы, чужой).
      В последнее время у нас все чаще ведутся дискуссии о том, что пора уже четко сформулировать «Украинскую идею». В свете вышеизложенного, мне кажется что такой идеей, по крайней мере в ближайшей перспективе, должна стать выработка во всех слоях общества веры в собственную страну, в ее уверенное суверенное будущее и достойное место в сообществе всех прочих мировых держав.


Человек человеку - кто?

    У нас (в СССР и других близких ему по духу странах) – друг. У них, буржуев, - волк. Так нас тогда учили. И небезуспешно. Про англичан, например, нам вещали, что они снобы с фантомной психологией изгнанных отовсюду жестоких колонизаторов и непрошеных миссионеров. Конечно, позже мы поняли, что во многом «все это было давно и неправда». Но, признаться, все же ожидали увидеть в Британии людей довольно закрытых, холодных, где-то даже надменных и чопорных, по крайней мере, по отношению к чужестранцам. Для крушения этого мифа нам всем хватило тех 10-ти дней, которые потрясли мир наших заблуждений и предубеждений. Все (без единого исключения!) британцы, с которыми нам довелось столкнуться (нет, глагол какой-то конфронтационный), лучше сказать – пообщаться, оказались настоящими душками: улыбчивыми, приветливыми, отзывчивыми, готовыми помочь, порой явно в ущерб своим планам и личному времени. Идущий навстречу джентльмен в «прикиде», как минимум, члена правительства не только охотно ответит, как добраться до интересующего вас туристического объекта, но и с решительной готовностью кардинально изменит свой маршрут, чтобы, порой, целый квартал эскортировать заблудшую овечку до нужного поворота/перекрестка с последующими подробными директивами, куда и где повернуть, на что ориентироваться по пути следования, где спуститься в метро, на какой сесть автобус, на какой остановке выйти… Попутно он может поинтересоваться, откуда вы приехали,  пожелать на прощание хорошего дня, незабываемых впечатлений и счастливой дороги на родину. Это не абстрактный собирательный образ, а конкретный пример, подобных которому (в разных вариациях) было множество. И не только у меня с женой, но, практически у всех членов нашей туристической делегации. О радушии и дружелюбии  островитян было много эмоциональных рассказов, когда мы делились впечатлениями и в поездках по Британии, и после, по дороге  домой, до самого Киева.
     Перед десантированием на скалистый Дуврский берег, Таня (гид), готовя нас к встрече со среднестатистическим британцем, заметила в очень лапидарной, афористичной форме: “Вы наступите ему на ногу, а он перед вами извинится…». Так оно и было. Мы потом часто размышляли об этом…уже на «рідних теренах» в формате «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Там, «за бугром» эта формула, как правило, срабатывает, а у нас, мягко говоря, не очень.
          Мне могут возразить: «А что ты скажешь, например, про не такие уж давние английские (французские и прочие) бесчинства хулиганствующей молодежи?». Куда девались «цирлих-манирлих», когда мародеры крушили магазинные витрины, грабили прохожих и поджигали движимое и недвижимое имущество невинных людей? Да, подгнило что-то в датском, английском и прочих королевствах и республиках. Разборы полетов (налетов) показали, что бузили (и, боюсь, еще будут бузить), в основном, те, которые, как говорили когда-то в Москве и подбирающимся к ней по инфраструктуре и снабжению Ленинграде, Киеве, Минске - «понаехали». Ничего личного: в 1980-х я и мои домочадцы тоже были в числе «понаехавших» в украинскую столицу. Я вовсе не против естественных для всего мира миграционных процессов. В сегодняшнем мире интеграции и глобализации они несут с собой много положительных моментов, в том числе для жителей стран, куда больше наезжают, чем выезжают. Но, увы, заторов в данном процессе при этом возникает столько, что если их взаимовыгодно для аборигенов и «понаехавших» не разрулить, то мультикультурность выльется в такую мультипроблемность, что мало не покажется ни «своим», ни «чужим». Американская модель «плавильного котла», пока что, срабатывает чуточку эффективней. По крайней мере, положительная динамика последних десятилетий дает основания для некоторого оптимизма. А вот у европейцев, на мой взгляд, дела в этой тонкой гуманитарной сфере пока обстоят, как говорил Остап Бендер, «гораздо хуже». Он, правда, сравнивал не с США, а с Бразилией, точнее – с Рио-де-Жанейро. А вот сегодняшний Лондон в определенном смысле можно было бы сравнить с булгаковской Москвой. По наблюдению Михаила Афанасьевича, «москвичей испортил квартирный вопрос». В британской столице (как и в некоторых других городах Соединенного королевства) в общественном сознании тоже завелась порча: не утихают споры по поводу так называемых «council flats», т.е. мунициальных квартир, которые в первоочередном порядке выделяются некоторым категориям сирых и убогих, например, - малолетним матерям. А это почти поголовно девочки из семей «понаехавших» (преимущественно из ранее порабощенных Британией стран, которым искупающие вину колонизаторы предоставили массу иммиграционных преференций). Забеременеть до совершеннолетия – отнюдь не новейший тренд и мечта этого контингента британской молодежи. Их мамы, в свое время, пошли этим же путем, торя своим примером аналогичную жизненную стезю для дочек. Сыновья в подобных семьях тоже зачастую особо не заморачиваются насчет амбиционных планов на будущее. В среде таких иммигрантов уже в нескольких поколениях давно «просекли» немудреную жизненную философию социального иждивенчества. Она заключается в следующем: не напрягаться (читай – не учиться) в школе, не спешить с началом трудовой жизни. Гораздо легче и спокойней обвинять работодателей (в дискриминации, сегрегации), а не себя, безответственного неконкурентоспособного неука. Короче, формируется стереотипная жизненная установка: жить-поживать да добро проживать (не свое, а вкалывающих налогоплательщиков). Дочь моего одноклассника, работающая завучем в лондонской школе (тоже «понаехавшая»), этим летом с горечью рассказывала нам об «учебе» деток из таких семей, о невозможности серьезного, результативного воздействия на них и их родителей, живущих не намного хуже нее, тяжко пашущей и платящей высокие налоги. Но «жаба» порой начинает давить и неамбициозных, однажды махнувших на себя рукой. И тогда они, практически дети, дают волю своим рукам и ногам, короче, бузят, порой, не по-детски. Получается почти замкнутый (точнее, порочный) круг. А задумка-то была благая. Одно название чего стоит - “Welfare State” (государство всеобщего благоденствия)! Это, конечно, не коммунизм, но на социализм тянет вполне. Правда, не в марксистском, а в западноевропейском значении этого понятия. По Марксу, водораздел проходит по такому критерию, как форма собственности на средства производства. Поэтому у него социализм инкорпорирован в коммунизм как первая стадия, где собственность та же - общественная/государственная. Западные же обществоведы наш СССР (и его сателлитов) называли странами коммунистическими (и сегодня к ним относят КНДР и Кубу), где почти все обобществлено и национализировано. А социалистическими они считали, и сегодня продолжают считать большинство развитых стран с превалирующей частной собственностью на средства производства, но с существенным перераспределением (через госбюджет) доходов (проще – с высокими налогами) для финансирования многочисленных социальных программ. Там, где налоги низки, а общественные фонды малы, где не государство, а сами получатели доходов решают, на что тратить заработанные денежки – это капитализм. Правда, назвать сегодня какую-то страну капиталистической будет большой натяжкой, ну разве что - Сингапур или Гонконг (до объединения с КНР). США (до «нового курса Рузвельта) тоже можно было величать страной капиталистической. Но сегодня она смело может претендовать на звание страны социалистической в силу наличия разных форм социального страхования, вспомоществования, продовольственных талонов и субсидий для бедных, гарантированных минимальных ставок почасовой заработной платы и т.д. и т.п. Они, Штаты, никогда, правда, не покушались на такой статус. Напротив, когда демократ Барак Обама начал свои социальные реформы, многие возопили: «Не надо нам европейского социализма!». Европейцы были и остаются меньшими индивидуалистами. Раньше других (еще в 1932 году) и круче в сторону социализма повернули шведы. Поэтому в нашем сознании укоренилось понятие «шведский социализм» (аналогично уже упомянутому клише «шведский стол»). В 1991 году, устав от «скрытой экспроприации», при которой те, кто побогаче должны платить за бедных, от «удушения экономики посредством конфискационного налогообложения», шведы в своем большинстве проголосовали за блок буржуазных партий, приведших к власти Карла Бильдта, решив таким образом от социализма отказаться, но к 1994 году поостыли, одумались – и Карлссон вернулся...Нет, не на крышу, а в премьерское кресло. Имеется в виду Ингвар Карлссон, глава победившей на очередных выборах социал-демократической партии, вернувшей Швецию в лоно прежнего социализма. Кстати, сегодня по совокупности социально-экономических показателей самой социалистической страной в Европе считается монархическая Дания. Но и Великобритания в этом отношении задних не пасет, хотя у кормила власти лейбористов (в переводе на русский – трудовиков)  сменила правая коалиция консерваторов и либерал-демократов.
       Социалистические идеи на Британских островах имеют давние, глубокие корни. Особенно популярными они стали сразу после Второй мировой войны. В 1945году Черчилля на посту Премьера сменил лейборист Клемент Эттли.  Под его руководством был проведён ряд социальных реформ, создан Национальный фонд здравоохранения, национализированы многие частные компании. Писатель Джордж Оруэлл (настоящая фамилия – Блэр…) тоже голосовал за трудовиков, но когда он заметил, что Эттли заложил слишком крутой вираж в сторону социализма марксистского толка, сразу же резко и саркастично отреагировал. В повести-притче «Скотный двор» (1945) и в романе-антиутопии «1984», вышедшем 4 года спустя и ставшим идейным продолжением «Скотного двора», писатель, ссылаясь на реалии советского социализма, предостерег жителей Британии об этом. Он в метафорично-сатирической форме предупреждал, что благие намерения могут привести к тоталитарно-иерархическому строю, основанному на изощрённом физическом и духовном порабощении, пронизанному всеобщим страхом и ненавистью, доносительством, с постоянными дефицитами потребительских благ, их низким качеством. Кстати, в этих всемирно известных, разобранных на цитаты произведениях в качестве главных, а также упоминаемых персонажей фигурирует сладкая парочка с Кировоградщины – Лев Троцкий и Григорий Зиновьев. Вместо этих известных советских псевдонимов наших земляков писатель предложил свои, имеющие большее сходство с настоящими фамилиями (особенно в «1984»). Конечно, к условному времени «Ч» - 1984-му году – Великобритания не пришла к марксистскому социализму. Многовековые традиции демократии и здравый смысл возобладали. Хотя до 1979 года, т.е. до прихода к власти Маргарет Тэтчер, эту страну в западной научной литературе (в т.ч. британской) называли чаще социалистической (сам читал в библиотечных спецхранах, когда работал над диссертацией), чем капиталистической. И только после праворадикальных реформ «железной леди» (массовой реприватизации ранее национализированных компаний и отраслей, ограничений широчайших прав профсоюзов и т.д.) понятия «социализм» и «Великобритания» прекращают сочетать, даже при последующем тринадцатилетнем правлении лейбористов (1997  - 2010). Просто ни Тони Блэр, ни сменивший его на Даунинг стрит, 10 однопартиец Гордон Браун не могли уже позволить себе более-менее ощутимого социалистического реверса после общепризнанного во всем мире прорыва Великобритании на базе экономической политики тэтчеризма. В мае нынешнего года пошел третий год новейшего прихода во власть консерваторов (на этот раз в коалиции с еще одной правой партией – либерал демократической). В их предвыборных программах содержались мантры о том, что чрезмерная социализация создает систему, способствующую «скрытой экспроприации», при которой имущие вынуждены платить за неимущих, и является тупиковой. Говорилось и о том, что «конфискационное налогообложение» душит экономику и уже привело к прекращению экономического роста, а «государство всеобщего благоденствия» приводит лишь к массовому иждивенчеству и апатии населения, большая часть которого живёт преимущественно на государственные дотации и не имеет никакого стимула к деятельности. Конечно, обещания надо выполнять, если рассчитываешь «сыграть вдлинную». Но не принимать в расчет «подсевшего на социальную иглу» электората правые тоже не могут себе позволить. Вот и приходится лавировать, играть на поле левых, искать приемлемые компромиссы. В демократических странах политики, особенно перед выборами, просто обречены быть «великими комбинаторами», стоящими перед постоянным выбором. Ну как тут не вспомнить гоголевскую Агафью Тихоновну из «Женитьбы»: «Право, такое затруднение – выбор!... Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича…».
     Увы, ни в делах матримониальных, ни в политических подобное конструирование кого-то или чего-то идеального - невозможно. В Любеке мы все фотографировались у старинного здания клуба гильдии моряков – уж очень понравился нам его девиз: «Всем не угодишь».  Однако, политики, все-таки, должны пытаться угождать! Кому? Большинству. А меньшинство вынуждено подчиниться. Увы, большинство не всегда бывает правым, и история богата такими прецедентами. Но, в целом, большинство, все-таки, торит верный, прогрессивный цивилизационный путь. Ну как, например, отказаться от социального страхования? Ведь здоровяк, трудоголик, умница, короче, тот, кто с сошкой (а не только с ложкой) может вдруг попасть в очень сложное, порой безвыходное, положение (стать инвалидом, жертвой природного катаклизма и т.п.). Так что ж ему – погибать, как птичке, сломавшей крыло и подхваченной пробегающим хищником? А что делать состарившейся немощной женщине? Садиться в короб за спину старшему сыну, который отнесет мать на вершину горы умирать от голода и жажды (читатели постарше наверняка видели фильм «Легенда о Нараяме») ?  Легенда о Нараяме не имеет никакого отношения к японской истории. Она существует вне обычных времени и пространства, она живёт только в измерении духовных ценностей людей. Да, во все исторические эпохи человеческая мораль была залогом выживания, а порой и весьма сносного существования сирых, убогих, стариков. В Любеке, например, нам показали Больницу Святого Духа (нем. Heiligen-Geist-Hospital). Она была построена в 1280 году на пожертвования любекских купцов и рассчитана на размещение 170 пожилых и бедных людей. Любек был первым туристическим объектом нашего маршрута. Практически во всех последующих городах и странах нам показывали аналогичные заведения – плоды гуманности и благотворительности в средние и более близкие к нам века. Человеческая духовность не давала превратить человеческое общество в джунгли, где сильнейшие пожирают слабых, или, что не намного лучше, оставляют их на произвол судьбы.
      Но, с другой стороны, если в человеческом обществе возобладает психология иждивенчества и поиска путей «въезда в рай на чужом горбу», то оно непременно скатится назад, к пещерам, к скотскому состоянию. Очень скоро в таком обществе исчезнут не только богатые (они же – преимущественно доноры всей благотворительной деятельности), но и трудолюбивые, ответственные и, главное, духовные люди! Механизм такого возврата описан в многочисленных научных работах и литературных произведениях. Чистый капитализм (при предположении о его возможности в натуре) – это социальный дарвинизм, в недрах которого обязательно будут вызревать и прорываться, наружу авторитаризм, диктатура, острые социальные конфликты, вплоть до гражданских войн. Надо искать золотую середину. Условно – между капитализмом и социализмом.  Это не должна быть медиана. В разных странах с разной историей, традициями, разной степенью развития гражданского общества эта линия не может быть прямой биссектрисой. Она всегда будет извилистой, иногда даже зигзагообразной, как в вышеприведенном примером со Швецией. В современном обществоведении такая межсистемная социальная конструкция называется смешанным обществом с преимущественно рыночной экономикой. После столь обильного (но, увы, не изобильного) и регионально репрезентативного опыта социального экспериментирования на живых людях продолжать  мечтать об идеальном обществе не только безответственно, глупо, но и преступно. «Утопия», «Город Солнца», «Капитал»… Сколько рек крови вытекло из этих и подобных им литературных и теоретических источников! И речь не столько о такой общественно-экономической формации, как коммунизм. Бог с ним (по Марксу – не с ним), тем более, что многие его симпатики существенно протрезвели и охладели, за исключением определенного ядерного (где-то даже - термоядерного) электората. Сегодня гораздо актуальнее не скатиться к социальной маниловщине в духе Агафьи Тихоновны: «Если бы среднемесячную швейцарскую зарплату в 6407 долларов да приставить к мексиканским налогам (согласно последним данным ОЭСР, Мексика - страна с самым низким налогообложением в 21.1% ) да взять нидерландскую пенсию ($ 2700), прибавить к этому еще датскую или шведскую систему предоставления различных общественных благ (бесплатное медицинское обслуживание, образование и т.п.), плюс ежегодный немецкий 35-дневный отпуск, ну и для полного счастья -  все наши праздничные дни, работу спустя рукава, расслабуху и безответственность на работе и в быту…». Мало-мальски разумный человек поймет, что такой джентльменский наборчик – не что иное как оксюморон, по-простому – жареный лед. И те политики, которые его (лед) впаривают, - откровенные циники и подлецы. В демократических странах такие в политикуме не выживают. Но это не значит, что оставшиеся честные политики во всем разобрались и «окончательно решили вопрос» оптимального социально-экономического устройства в своих продвинутых державах. Во-первых, потому, что на путях поисков перспективных и жизнестойких компромиссов между капитализмом и социализмом столько скользких подводных камней, ловушек и неожиданных подвохов, что незастрахованный черт ногу сломит. Сделай, например, большие дотации на хлеб – и народ начнет кормить булками свиней и прочую скотину (многие помнят этот абсурд, длившийся в СССР десятилетиями). Или: недостаточно профессионально подготовь программу крупных прогрессивных выплат за рождение и усыновление детей – и некоторые асоциальные и безответственные родители сразу же сделают на этом бизнес, «разводя» детей как поросят и относясь к своему потомству соответственно - по-скотски (хотя материнский инстинкт многих животных можно было бы поставить таким детопроиводителям в пример).  Во-вторых, степень честности и компетентности западных политиков мне неизвестна. Зато я точно знаю, что выстроенная и поддерживаемая там в рабочем состоянии система разделения властей, сдержек и противовесов является гарантией поиска оптимальных путей разрешения этого сложнейшего вопроса в режиме нон-стоп. Какие у меня основания для такого вывода? Кроме прочитанной литературы, те же самые полевые исследования, о которых я уже упоминал. Так, кроме парламентских дебатов, мы с женой решили поприсутствовать на заседаниях Верховного Суда Соединенного королевства! Если это каждому позволено, то почему бы мне, доценту кафедры экономической теории и права, не воспользоваться такой возможностью, хоть я и не правовик. После аналогичной с доступом в парламент процедуры проверки содержимого наших сумок и карманов, мы  были пропущены в святая святых британского правосудия, где рассматриваются дела высшей государственной или конституционной важности, влияющих на все население. На первом этаже мы прочли, какие дела  слушаются в этот день в каждой из его палат. Мы направились в ту, где шло слушание дела по иску какого-то пенсионера, работавшего на неполную ставку (part-timer), которому, согласно его аппеляции, неправильно определили размер пенсии. Никакой тебе не «чернобылец», не «афганец», не представитель иной большой и влиятельной лоббистской группы, а какой-то заурядный почасовик. Но Верховный Суд счел это дело (case) общественно значимым. Обеспечил доступность, прозрачность и прочие процессуальные условия для объективности вынесенного вердикта. Мы могли ошибаться в таком предположении, но атмосфера, царившая в суде, навевала надежду на поиск соломонова решения вопроса. Когда мы подошли к дверям комнаты заседаний, то дежуривший там клерк извиняющимся голосом сообщил нам, что все места в зале заняты. Мы, еще более извиняющимся голосом, попросили его впустить нас на минутку, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть, что и как там происходит. И он смилостивился. Мы вошли и стали за спинами сидящих (как те несчастные депутаты нижней палаты парламента во главе с премьер-министром – за спинами сидящих лордов). Дежурный сказал правду – ни одного свободного места в зале не было. Мы осмотрелись, чуточку послушали какого-то выступающего джентльмена и вышли. Конечно, за этот коротенький срок мы не «врубились» в существо рассматриваемой апелляции. Не думаю, что мы, не будучи специалистами, разобрались бы в сути дела и квалифицировано оценили достоинства и недостатки процесса, если бы даже прослушали его от начала до конца. Но, повторяю, аура этого старинного помпезного здания и работающей в нем высочайшей судебной институции подсказывала, что скорее Темза и Гольфстрим потекут вспять, чем здесь может состояться не суд, а судилище.
     Впрочем, вовсе не обязательно посещать главные учреждения страны, репрезентирующие законодательную и судебную ветви власти (в резиденцию главы исполнительной власти Великобритании не пускают), чтобы понять, хороша или плоха ее социально-экономическая система. Более-менее верные умозаключения об этом можно сделать по множеству самых разнообразных наблюдений, общений, ощущений, «прямых и косвенных улик». Когда 28-го июня наш туроператор устроил нам за счет фирмы пикник на берегу наибольшего по площади шотландского озера Лох-Ломонд, все тосты за украинскую Конституцию отдавали не только запахом двух лучших сортов местного виски, но и горечью нелестных для рідної неньки сравнений с этой далекой страной, в которой формально и конституции-то собственной нет. «Откуда у хлопца британская грусть?», сказал бы Михаил Светлов. Ну почему наши «подорожні»  после двух-трех рюмочек и нескольких дней очень поверхностного ознакомления с чужой страной так сразу зауважали ее, провозглашая тосты  в духе одесского пожелания «Шоб я так жил!»? Думаю, причина этого кроется не только в том, что шотландский виски чуть покрепче нашей казенки. Наш самогон, пахнущий примерно так же, как самый богемный нынче заморский алкогольный напиток, бывает и покрепче, но он, почему-то, не провоцирует наших сограждан пить за чужие «Дарданеллы». Вряд ли нас так потрясла архитектура старинных величественных крепостей, замков и дворцов, богатство хранящихся в них драгоценностей, так заворожила магия английской, валлийской и шотландской природы, что мы предательски стали завидовать британцам и желать себе их участи. Ну просто какая-то малопонятная ментальная химия, которую в точных и  исчерпывающих терминах трудно сформулировать. Хотя, все уже давно сформулировано, и называется это определенной системой общественных отношений. Кстати, чаще всего это бородатое словосочетание встречается в трудах бородатого Маркса, большинство из которых написано в библиотеке Британского музея  (поэтому заданный ночью вопрос «Как пройти к Британскому музею?»  мало чем отличается от  вопроса «Как пройти в библиотеку?»: такой себе идиотизм в разумных пределах). Нам показалось, что у британцев пока лучше, чем у нас, получается сделать главным содержанием этих отношений нехитрую, пусть и тавтологическую, формулу «Человек человеку – человек».


Ты помнишь, Тойота, дороги Смоленщины
      
       Прошу прощения  у серьезных читателей за мой стебный парафраз известной стихотворной строки Константина Симонова о российских дорогах 1941 года. Не знаю, по каким дорогам ездят нынешние смоленские Алеши, но те, по которым мы проехали на автобусе 4800 километров от польского Жепина до шотландского Эдинбурга и обратно, могут вполне сподвигнуть на хвалебную оду.
     В начале пути гид обратила наше внимание на то, что немецкие автобаны считаются одними из лучших (то ли в Европе, то ли мире – прослушал). Нам было сказано, что немцы кладут 7 слоев различного покрытия, что и обеспечивает высочайшее качество автомагистралей. И в некоторых местах, где дорогу расширяли, мы могли видеть ее в разрезе. Действительно, толстый слоенный пирог дорожного полотна, казалось, выдержит если не атомную, то обычную бомбардировку точно, причем, без последующего ямочного ремонта (интересно, у них такой есть?). Но, честно признаться, и польские, и бельгийские, и французские, и британские дороги нам показались такими же чудесными, как и германские. Особенно поразила способность этих дорог избавляться от избыточной воды во время обильных дождей. И выдержанный по технологии в меру выпуклый профиль полотна, и мощные дренажные системы по обочинам обеспечивали стабильное скоростное движение во время мощных, практически тропических ливней. Может, потому и лезли в голову постоянным рефреном эти знаменитые симоновские строки, написанные в самом начале войны:
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди...
     Да, на дожди нам «повезло» особенно. В первых числах июля по Би-би-си и по всем прочим теле- и радиоканалам сообщалось, что истекший июнь в Великобритании – самый дождливый с 1910 года. А в начале третьей декады июля британские метеорологи поспешили заявить, что уже все лето 2012 года, похоже, будет самым дождливым за последние 150 лет. Но это метеорологическое излишество, если верить соответствующим историческим хроникам, вряд ли сравнится с ужасным 1348 годом, когда вместе с «черной смертью» (чумой) в Британию пришли дожди, которые, практически без перерывов, лили с июня по декабрь. Мы же, привыкшие к сухому климату степняки, очумели и от нынешних  частых дождей. Они нам тоже казались злыми. А на привычный английский “drizzle” (аналог украинской мигички/мжички) мы открытием зонтов уже и не реагировали. Брали пример с британцев. Они нам вообще показались очень закаленными. На улице всего лишь каких-то плюс 18-20, моросит, а многие взрослые и дети – в одних шортах и рубашках, зачастую - на велосипедах.
      Кстати, от велосипедов можно плавно возвратиться к дорогам. Нет, сначала - только к дорожкам. Во всех посещенных странах, особенно в Германии и Великобритании, для велосипедистов настоящее раздолье: вдоль городских тротуаров и в парках проложена разветвленная сеть велосипедных дорожек. Нам было непривычно не заходить на законную территорию двухколесных, даже если в данный момент велосипедистов и близко не было на горизонте. Но местные пешеходы, по нашим наблюдениям, свято чтут их права. Потому что часто это права и их самих. На велосипедах у них периодически все от мала до велика. У кого нет собственного двухколесного друга (прежде всего, у иногородних и туристов), берут велосипеды напрокат. Пунктов проката велосипедов мы видели достаточно много.
       Теперь от велосипедных дорожек уже совсем легко «переехать» к дорогам. Например, британским. На что, прежде всего, обращает внимание наш турист? Правильно – на левостороннее движение. Нам показалось, привыкнуть к этому феномену невозможно. Предупредительные британцы учли этот психологический стереотип правосторонних иноземцев: чуть ли не на каждом переходе они сделали на асфальте надписи (в зависимости от того, какую половину дороги вы переходите) - сначала: «Посмотри направо», потом: «Посмотри налево», а для «тормозов» еще и соответствующие стрелочки нарисовали – куда смотреть. Мы, признАемся, «тормозили» каждый раз, когда переходили британские дороги. Вот наши польские водители на шведском «Вольво» с левым рулем гоняли по этим дорогам, как по родным (жаль, не поинтересовался, как они их переходили). Нет, ну это прямо какая-то шизофрения. В метро на эскалаторах и в подземных переходах призывают держаться правой стороны, а по дорогам (и велосипедным дорожкам) ездят по левой. Пробудь мы там подольше, то, может, и привыкли бы. «Ко всему привыкает человек, так и Герасим привык к городской жизни». Эту цитату из Ильфа и Петрова я часто вспоминал на перекрестках. Самоирония помогала только в восстановлении настроения, но не в безопасном пересечении городских улиц.  Кстати, «кликнул» на помощь Википедию – и удивился. Оказывается, на данный момент по левой стороне ездят 34% населения Земли. «Однако!», как сказал бы удаленный от каких-либо дорог чукча. Мы же, украинские пенсионеры, успокаивали себя мудрой английской поговоркой: «To teach old dog new tricks» (Учить старую собаку новым трюкам)…Да и зачем переучиваться – совсем скоро возвратимся на континент. Но однажды, в горах Шотландии, мы подумали: «Не возвратимся!», по крайней мере, живыми. Получилось так, что во время полевых исследований «края лохов» («лох» по шотландски – озеро) хлынул затяжной ливень. Сначала нам было интересно наблюдать и фотографировать из окна автобуса внезапно появившиеся многочисленные водопады, низвергающиеся с живописных гор национального парка. Гид сказала, что за все время ее многочисленных поездок она видит такое впервые, что нам, дескать, повезло быть очевидцами такого редкого природного явления. Потом эти бурные потоки начали переливаться через нашу дорогу, затопив нижележащую территорию до состояния приличного наводнения. Вдруг наше продвижение по горной дороге резко застопорилось. Вскоре прекратилось и встречное движение. Через некоторое время оно возобновилось, но это, как выяснилось, были легковушки и прочий малогабаритный транспорт, которому удалось развернуться на узком серпантине двухполосной горной дороги с двухсторонним движением. От этих «возвращенцев» мы узнали, что один из наиболее бурных водопадов вынес на мост валуны, которые основательно перегородили дорогу. Наш 46-тиместный «Вольво» тоже попробовал развернуться для длительного объездного маневра, да куда там! Настоящая ловушка. Мы порядком приуныли в этой патовой ситуации. Правда, дождь вскоре приутих – и мысли о том, что нас может достать наводнение, начали уходить вместе с водой. Немного угнетала неопределенность: наш туристический график рушился и, главное,  дело шло к вечеру, перспективы, в т.ч. погодные, были непредсказуемыми. Но не прошло и часа, как к месту затора примчалась спецтехника то ли дорожной службы, то ли аналога нашего МЧС (нам не доложили – кто) и оперативно расчистила завал.
       Ну вот, повествуя о заморских дорогах, попутно рассказал и о поддержании их в рабочем состоянии при возникновении  форс-мажорных обстоятельств. Виноват, даю поправку: не «форс-мажорных обстоятельств», а «экстремальных ситуаций». Не знаю, как у них, но у нас, где надо и не надо, в различные договора и прочие юридические документы фирмачи «забивают» этот магический пункт, чтобы, вдруг что, не было претензий со стороны клиентов. Ведь в переводе с французского, форс-мажор – это «непреодолимая сила». А в описанном случае сила природной стихии была преодолена. Причем, очень быстро. Еще раз большое спасибо вам, скоты! Спокойно: ударение на первом слоге, ведь в английском произношении «скот» (scot) означает шотландец.   Так и подмывает (после воспоминаний о наводнении) процитировать великого шотландца Роберта Бернса:
My heart’s in the Highlands, my heart is not here...
(В Шотландии сердце, со мной его нет…)
 
      Ну, это, конечно, всего лишь гипербола. Вообще-то, наши сердца были в Украине. В этом мы все еще раз убедились, когда на обратном пути, где-то в районе Дортмунда, наш автобус догнал две фуры, на задниках которых была надпись «Калуш». Украинские флажки на ветровых стеклах не оставляли никаких сомнений, что по смежной полосе в дорожной пробке вместе с нами дергаются, то опережая нас, то отставая, наши земляки. В автобусе случился массовый приступ патриотизма: все кричали и махали руками, отыскивали, что бы такое продемонстрировать дальнобойщикам из окон автобуса в качестве доказательств нашего украинского гражданства, ведь номера на автобусе были польские. Из сумок, захваченных в салон, были извлечены два дождевика синего и желтого цветов. Из них составили национальный флаг и принялись экспансивно сигналить им через окна автобуса. Нам хватило всего полмесяца странствий по заграницам, чтобы мы превратились в квасных ура-патриотов. Водилы, однако, и ухом не вели, хотя было очевидно, что боковым зрением они всю автобусную кутерьму видели. Но это нас не смущало, мы продолжали выражать свои эмоции, так как, конечно же, делали это больше для себя, чем для других. Я подметил, что чем дальше человек удаляется от родных мест, тем масштабнее его патриотизм. В нашей группе, если я не ошибаюсь, не было туристов из Калуша или других населенных пунктов Ивано-франковской области, но было много представителей Киева, Харькова, Донецка и прочих регионов Украины. Заграница нас делает не куликами, хвалящими свое местечковое болото, а патриотами всей страны, включая родную теплую болотную трясину. Когда человечество освоит какую-то далекую планету, переселенцы в первом поколении, уверен, будут оставаться патриотами всей Земли в целом, а не своих стран, не говоря уже о городах и весях. Когда-то в молодости я написал дилетантское (по технике исполнения, но не по сути) стихотворение под названием «Неземная любовь». Оно содержало аналогичные мысли и заканчивалось такими двумя четверостишьями: «Полечу чрез года/На планеты другие/Испытаю тогда/По Земле ностальгию/Не рожденной в золе/И не купленной кровью/Воспылаю к Земле/Неземною любовью. Совсем другое дело, когда мы находимся внутри своей страны. Тогда патриотизм приобретает больше местечковую окраску. Помню, когда после переезда в Киев мы периодически наведывали оставшихся на малой родине  родителей, то по мере приближения города детства и появления на дороге всего лишь машин с кировоградскими номерами,  мое сердце начинало биться учащенно. Это я к тому, что призывать меня быть патриотом Кировоградщины  – дело пустое, особенно если это делают приехавшие с других малых родин. Я давно, с потрохами, патриот Кировоградщины. Так что, товарищи руководители, «тщательнее надо креативничать, тщательнее».   
      Конечно, проезжая дорогами той Европы, которая пока не решается пускать крупнейшую по площади страну континента в объединенную Европу (т.е. ЕС), мы, естественно, смотрели не столько на дорожное полотно, сколько по сторонам. Переехав из Польши в Германию, мы сразу заметили такую особенность ландшафта, как обилие ветрогенераторов. «А вдоль дороги – мачты с пропеллерами стоят. И тишина…». Ветряков местами столько, что душевно неуравновешенный славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский окончательно бы спятил от множественности опций. Его постигла другая участь: он вместе со своим верным оруженосцем Санчо Пансой симпатичной скульптурной композицией окаменел в Брюсселе - центре объединенной Европы, помешавшейся на ветряках и других альтернативных продуцентах зеленой энергетики. А в Германии у безумного, но отважного рыцаря печального образа ныне появился мощный конкурент – правительство ФРГ – такой себе Дон-Кихот наоборот, который борется не против, а за ветряки. Хотя, против – тоже.  Главными сегодняшними  злодеями и великанами объявлены немецкие атомные электростанции, извести которые в Германии планируется к 2020-му году. Дефицит электроэнергии, вместе с ветрогенераторами должны восполнить (и уже приступили к выполнению этого задания) биогазовые установки и солнечные батареи. Последних в Западной Европе мы тоже видели великое множество. Они устанавливаются не только вдоль дорог, но и в городах. В центре Лондона, например, сейчас реконструируется Викторианский железнодорожный мост через Темзу. Он будет иметь сплошную «обшивку» из солнечных батарей.   На станции Блэкфрайерз, находящейся в начале моста уже установлено  4 400 таких генераторов, а весь мост по окончании реконструкции в 2012 году вместит 6000 кв.метров фотовольтажных (PV) панелей, которые ежегодно будут вырабатывать 900 000 киловатт-часов электроэнергии и обеспечивать ж/д станцию половиной необходимой ей энергии, сокращая ежегодные выбросы  CO2 на 511 тонн. В других странах Западной Европы тоже озаботились «озеленением» своей электроэнергетики, но, извините за каламбур, не так энергично, как немцы. Консервативные британцы, например, не хотят портить свои зеленые (уже без кавычек) ландшафты, вынося большую часть своих промышленных ветрогенераторов в морские прибрежные воды. А ландшафты, особенно горные, в Британии потрясающие. В конце предыдущего абзаца я процитировал только первую строку стихотворения «Мое сердце в горах», а уже во второй - Бернс поясняет, что его сердце скачет оленю вослед, равно как и горному козлу. Этих представителей островной фауны мы, честно признаться, видели маловато, зато овец – столько, что постоянно в голову лезли слова из гуцульской народной песни: «Вівці мої, вівці, Вівці та й отари…». Вспоминая о таком явлении в истории Британии, как огораживание, я раньше думал, что овец на шерсть в этой стране в большом количестве выращивали когда-то давно, при Тюдорах XV—XVI веков, что в эпоху, когда «космические корабли бороздят просторы Большого театра» овцеводство является относительно малоприметным феноменом национальной экономики. Ан, нет! Наши полевые исследования, проведенные через автобусные стекла, показали: коров и коз выпасается тоже немало, но овец!.. Не удивительно, что витрины британских магазинов изобилуют красивыми и качественными твидовыми изделиями. Немало чудесных вещей и из кашемира. А молоко в магазинах – как домашнее. Вкуснейшее, трех сортов жирности. Еще бы, выпасаться на таких живописных, как на пасторальных картинах,  пастбищах.
     Наш тур начинался и завершался в Киеве. Туда и обратно, в Кировоград, мы самостоятельно добирались на нашем автобусе по нашим дорогам. После совершенного заграничного тура глаза по-новому воспринимали многие ранее малоприметные детали нашей действительности. Например, нескончаемые мусорные свалки, бродячие собаки и кошки (ни одной такой мы там не видели), пасущиеся вдоль запыленных, загаженных вредными выхлопами обочин дорог коровы, на которых с опаской поглядывают водители. А обилие вдоль автотрасс рекламных билбордов,  с их-то площадью и парусностью! Почему бы не заменить их на ветрогенераторы? Ну что пользы от рекламы партии «Удар», если в автобусе без кондиционера в 35-градусную жару можно скорее стать членом партии «Тепловой удар», а вне автобуса – «Солнечный удар». А сколько солнечных батарей можно было бы установить на холмах, пригорках, да и на… (сейчас меня порвут - и  специалисты, и патриоты) полях, где сверх потребностей внутреннего спроса и агротехнического здравомыслия годами, без смены культур  выращивают истощающий почву подсолнечник! В Германии, например, мы видели целые «плантации»  фотоэлектрических преобразователей. Может солнечные цветы (подсолнухи) порой выгоднее заменить на так же поворачивающиеся к небесному светилу панели солнечных батарей? Не берусь утверждать, что вопросы риторические. Повторю: я в этом вопросе не специалист. Слышал-читал, что в Украине уже немало делается в области ветровой, солнечной и прочей зеленой энергетики. Но, подозреваю, меньше, чем в западноевропейских странах. Надо догонять. Дорогу в новый, менее опасный, но более комфортный мир осилит уже не идущий, а бегущий от глобального потепления. «Коварные мысли мелькают дорогой»,  как поется в знаменитой «Попутной песне» М.Глинки. Но следующая строка у Н.Кукольника, автора положенных на музыку стихов - «И шепчешь невольно: "О Боже, как долго!". Но сегодня, в контексте затронутых проблем впору заголосить: "О Боже, как быстро!".
       Да, о чем только не передумаешь в дороге…

Август 2012 г.